Когда князь владимир крестил русь: Крещение Руси (X век) | Читать статьи по истории РФ для школьников и студентов

Как Владимир крестил Русь

В августе 988 года глашатаи князя Владимира Святославича прошествовали по улицам и площадям стольного Киева, крича так, чтобы слышали все – от мала до велика: «Если не придет кто завтра на реку – богатый ли, убогий ли, нищий ли, холоп ли, – будет мне врагом!» А поскольку никому не хотелось обретать недруга в лице многовластного и шумно известного суверена, утром следующего дня аристократия, народ и рабы стали стекаться к живописному берегу Днепра…

КУДА КНЯЗЬ С НАРЯДОМ, ТУДА И МЫ С ОТРЯДОМ

Твердая монаршая воля творила настоящие чудеса. Когда Владимир, окруженный боярами, дружинниками и греческими священниками, приблизился к речным приплесам, он узрел бессчетное число горожан – тех, кто пришел познать истину. Они уже стояли в воде: одни – до шеи, другие – по грудь, иные – по пояс, некоторые держали на руках младенцев, а взрослые (степенные!) люди, как водится, неспешно бродили по мелководью или береговой кромке, ожидая главного действа.

Попы, словно ничего не видя и не слыша, читали молитвы. День оказался солнечным, приветливым, теплым, «и бяше се видети, – сообщала «Повесть временных лет», – радость на небеси и на земли, толико душ спасаемых (и была видна радость на небе и земле, ибо столько душ находили спасение)».

Впрочем, летопись указывает и на то, что не все испытывали счастливые чувства. «Диавол», например, стенал, жалуясь на судьбу: «Увы мне! Прогоняют меня отсюда! Здесь думал я обрести жилище, ибо не звучало тут учение апостольское и не знали Бога, и умилялся я служению тех, кто служил мне. И вот побежден я невеждой (то есть толпами простолюдинов, пожелавших или согласившихся принять крещение – Я.Е.), а не апостолами и не мучениками за веру. Не буду уже более царствовать в краях сих!» И с этими словами бедняга удалился восвояси…

Легенда гласит: византийские священники, сознавая, что крестить бесчисленные народные массы в индивидуальном порядке невозможно и немыслимо, решили проводить погружение в воду крупными группами.

Крестили сотнями, давая каждой общее имя, причем чаще всего нарекали Иванами и Петрами. Из реки выходили тысячи новообращенных Петров (по-гречески «камень») и Иванов, или Иоаннов (по-древнееврейски «благодать Божия»). Женщин предпочитали «ласкать» именем Мария (по-древнееврейски «госпожа»). Отсюда в русском национальном фольклоре сложилась стойкая семейная формула «Иван да Марья» (перешедшая позднее даже в ботанику, на некоторые растения). Разумеется, попы применяли и другие имена, но таковые использовались (во всяком случае, поначалу) гораздо реже…

Славный акт христианского крещения, занявший, по всей вероятности, пару-тройку дней, заканчивался. Законопослушный народ расходился по домам. Князь Владимир, чрезвычайно довольный удачным завершением важнейшего и ответственейшего мероприятия, посмотрел на небеса и, по свидетельству летописца, произнес незабываемую историческую фразу: «Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей своих и дай им, Господи, познать тебя, Бога Истинного, как познали христианские страны.

Утверди в них веру правильную и неуклонную и помоги мне, Господи, против диавола – да одолею козни его, надеясь на Тебя и силу Твою…»

Вслед за Крещением в столице, да и по всей Руси развернулось оживленное церковное созидание. В стране были учреждены три, подчиненные митрополиту, епископии – Киевская, Новгородская и Белгородская. Плотники исправно «рубили» изящные храмы, а опытные каменщики, в свой черед, ставили прекрасные фундаментальные соборы. На холме, где совсем недавно красовалось капище златоусого Перуна и прочих языческих идолов, была возведена церковь Святого Василия Великого (архиепископа Кесарийского, жившего и проповедовавшего в IV веке на просторах всего античного мира). Владимир Святославич ценил знаменитого богослова еще и потому, что при крещении в Херсонесе был назван в его честь сим громким христианским именем.

Следующим творением стал прославленный каменный храм Успения Святой Богородицы, заложенный на том месте, где в 983 году язычники убили по кровавому жребию двух христиан-варягов – сына, Иоанна, и отца, Феодора. Этому Дому Божию предназначалась эксклюзивная духовно-пропагандистская роль: князь повелел выделить на его содержание солидные доходы – «от именья своего и от град (городов – Я.Е.) своих десятую часть». Оттого чудесная церковь, простоявшая около четверти тысячелетия, до самого Батыева нашествия в 1240 году, вошла в историю русского православия под названием Десятинной. Недаром ее проектировали и расписывали лучшие мастера из Константинополя. Вскоре выросли новые соборы: киевский – Святого Михаила Архангела (кому был соименен первый русский митрополит Михаил) и васильевский (недалеко от столицы) – Спаса Преображения.

Много было сделано для устройства и укрепления молодой церковной организации. Киевским городским епископом стал корсунец Анастас (тот самый человек, что в разгар летних боевых схваток послал в русский стан записку, открывшую тайну водоснабжения всего Херсонеса, что помогло Владимиру взять фортецию на щит). А духовно, как выражается клир, окормлять новгородцев направили тоже крымского выходца – Иоакима Корсунянина. Церковь получила свой особый устав, а гражданско-уголовные дела двух специфических разрядов (по преступлениям против «святости» и семейным спорам) перешли из компетенции светского (княжеского) суда в ведение клерикального начальства. Та же мера коснулась и «церковных людей» (духовенства, служек и медиков) – их поведение могли разбирать только судьи в рясах.

НАД ВОЛХОВОМ, СИНЕЮЩИМ СВЕТЛО…

Киевский этап Крещения прошел сравнительно легко и спокойно. Куда сложнее обстояло на севере, где народ не обладал южной широтой взглядов и обеими руками держался за дедовское многобожие. По некоторым данным, сам митрополит Михаил, а с ним епископы (в сопровождении храброго Добрыни – дяди, по материнской линии, князя Владимира Святославича) ходили по северному маршруту, крестя обывателей и закладывая христианские церкви вместо языческих капищ.

Как полагает видный историк Сергей Соловьев, вся экспедиция двигалась по традиционному водному пути «из варяг в греки» – только на сей раз в обратную сторону (как бы «из греков в варяги»). Сперва плыли вверх по Днепру, потом волоком – на протяжении 30 километров – тащили лодки и суда посуху к реке Ловати, а затем – через озеро Ильмень – поднимались по Волхову к Господину Великому Новгороду. Оттуда (наверное, и по сухопутью, и водой, по Шексне) добирались до восточных районов, до старинного Ростова.

Население сих полуденных краев было настроено, в отличие от благодушных киевлян, весьма боевито. Когда новгородцы, по словам Иоакимовой летописи, узнали, что приближается дружина под командованием Добрыни, они оперативно созвали народное вече и поклялись, как один человек, неприятеля в город не пускать и идолов на ниспровержение не давать. Язычники разметали широкий, удобный для прохода мост и выстроились на берегу с оружием и двумя мощными камнестрельными машинами (пороками). Добрыня, как и положено истому христианину, попытался склонить их к правде «ласковыми речами». Проповедь, однако, не имела успеха. Повстанцев усердно подбивал к неповиновению некий языческий жрец (волхв) Богомил, прозванный за редкий ораторский дар Соловьем.


Княжеская рать понимала, что нужны смелые и решительные шаги. Окруженный священниками епископ Иоаким молча взирал на грустный раздор с Торговой стороны. Духовные лица ходили по рынкам и площадям, рассказывая встречным о сути нового вероучения. За два дня удалось окрестить несколько сот человек, но это, естественно, была капля в море. А на противоположной, Софийской, стороне творилось нечто невообразимое. Тамошний тысяцкий с колоритным именем Угоняй, разъезжая по улицам на добром коне, кричал во все горло: «Лучше помереть нам до последнего, нежели дать богов наших на поругание!»

Слушая горячие призывы, чернь рассвирепела и устремилась к богатому терему Добрыни, поставленному здесь с той давней поры, когда князь Святослав-Барс, отбывая из Киева в Дунайскую Болгарию, внял мольбам новгородских посланников и отрядил править волховскими привольями своего младшего, внебрачного сына Владимира, который воссел на местном «столе» под опекой заботливого дяди.

Имущество бесстрашного воеводы растащили до нитки, убили (или избили) его жену, а также кого-то из родственников. Теперь медлить было нельзя.

Киевский тысяцкий Путята, по договоренности с Добрыней, тайно оснастил лодки и, посадив туда полтысячи бойцов-ростовцев, верных князю Владимиру, перебрался ночью на Софийский берег («выше крепости») и беспрепятственно прошел вдоль и поперек, ибо горожане наивно думали, что реку переплывает подкрепление – свои же, языческие воины. Путята быстро овладел двором мятежного Угоняя и, пленив его вкупе с «лучшими людьми», отослал на судах к Добрыне, на Торговую сторону. Впрочем, окончательное торжество было еще не близко.

Когда весть об успехе нападавших разнеслась по Новгороду, бунтовщики ощутили прилив дикой ярости. Гневная – в пять тысяч человек – толпа обступила лагерь «десантников» и обрушила на него жестокие, безжалостные удары. Смутьяны бросились и на Неревский конец, к старинному храму Преображения, разметав церковь по бревнышку.

Вспыхнули грабежи в христианских домах. Княжеских дружинников опять выручила искусная маскировка: на рассвете подоспели хорошо вооруженные Добрынины молодцы. Полководец приказал, кроме того, запалить пару-тройку прибрежных жилищ. Ветер переносил искры на соседние крыши, стены, амбары, палисадники…

Многие повстанцы в ужасе кинулись тушить пожар и спасать хозяйство. Началась общая паника. Оборона дрогнула, и знатнейшие новгородские вожди «притекли» в ставку к Добрыне, униженно прося мира. Победители тотчас прервали уличные сечи и категорически запретили какие-либо разбои. Зато велели немедленно уничтожать знамя мятежа – языческих идолов: деревянных жечь, а каменных ломать и сбрасывать в Волхов. Народ, видя крах прежней веры, стонал и рыдал: мужчины и женщины со слезами и криками, словно дети, умоляли пощадить своих привычных богов. Но Добрыня был несгибаем.

С насмешкой процедил он сквозь зубы: «Нечего вам жалеть о тех, кто сам себя защищать не в силах. Какой пользы от них чаете?» Далее события разворачивались по киевскому сценарию: везде засновали глашатаи, звавшие обывателей креститься в реке. Местный посадник, Воробей сын Стоянов (чиновник, давно знакомый с князем Владимиром), самолично отправился на городской торг и, употребив свое недюжинное красноречие, не уступавшее дарованиям языческого волхва Богомила-Соловья, склонил к компромиссу значительную часть народа. Густая цепь добровольно двинулась к воде, а тех, кто противился, дружинники вели под копьем и палицей…

Сама процедура прошла с соблюдением всех нравственных норм: священники «окунали» мужчин выше моста, а слабый пол – ниже, по течению. Не обошлось, впрочем, без языческих уловок: иные многобожники, уклоняясь от христианского таинства, клялись отцом и матерью, что они-де уже приобщены к новому Закону и в повторной инициации не нуждаются. Хитрость не удалась: епископ Иоаким потребовал, чтобы христиане надели на шею кресты, а уверений тех, у кого таковых не было («дома забыл!»), распорядился не воспринимать, отсылая обманщиков к реке, под присмотр бдительных попов. Но новгородцы, смирившись наружно, не смирились душой: и годы спустя, садясь в лодку или на баржу, они – после надлежащих христианских молитв – опускали в волховские волны монету, дабы умилостивить обиженного Перуна и избежать дорожных неприятностей.

Разметанную церковь Преображения восстановили и расписали краше прежнего. Наведя на севере должный порядок, триумфаторы возвратились на Днепр. А вслед им тянулась обидная для новгородцев пословица: «Путята крестил мечом, а Добрыня – огнем». Действительно, атмосферы благостного народного праздника, которая царила в Киеве, на берегах Волхова не чувствовалось. Вся акция напоминала чем-то калейдоскоп событий, пронесшихся в России через девять с лишним столетий. Октябрьский государственный переворот, каковой коммунисты учинили в Петрограде с легкостью необыкновенной, внезапно забуксовал в старой столице – Первопрестольной Москве, где кровопролитные бои между юнкерами и красногвардейцами грохотали более недели, вплоть до ноября. Тем не менее, в обоих случаях (и в конце X, и в начале XX века) социальные силы, за которыми в тот момент стояла жесткая историческая необходимость, оказались наверху – безусловными хозяевами положения.

ПРЕБУДЬ ЖЕ С ГОСПОДОМ ВСЕГДА…

Князю Владимиру Святославичу удалось, используя два стержневых политико-воспитательных орудия – кнут и пряник, – решить судьбоносную идеологическую задачу, спрямлявшую и упрощавшую дальнейшее государственное строительство. Конечно, говорить о прочном водворении веры Христовой на бескрайних русских просторах было еще рано. Дореволюционные специалисты указывают, что христианство распространилось преимущественно по узкой полосе вдоль великого водного пути «из варяг в греки» (между Новгородом и Киевом). К востоку же от Днепра – по Оке и Верхней Волге (в том числе и в относительно значимом центре Ростове, что расположен сейчас в Ярославской области) – эта религия еще не укоренилась в полной мере.

Например, иноки Киево-Печерского монастыря будут впоследствии нести христианство в земли вятичей и веси, и многих чернецов, увы, убьют местные язычники, а Церковь причислит их к лику мучеников. Да что рассуждать, если сам преподобный Иларион, бывший митрополитом Русским при Ярославе Мудром (сыне князя Владимира от гордой Рогнеды), называл отечественных верующих малым стадом Христовым («не взгнушайся, аще и мало стадо»).

Не грех воздать честь энергии и доблести Владимира Святославича, кто в трудный переходный период от многобожия к единобожию усердно сеял христианские ценности к западу от Днепра – в областях, лежавших рядом с польскими рубежами. Где-то в 992 году, взяв с собой епископов, монарх крестил население Червенской земли, отошедшей под русское подданство. Здесь был основан город Владимир и «срублена» деревянная церковь Святой Богородицы. Живший в XVIII столетии пионер русской историографии Василий Татищев иронизировал, что град Владимир Волынский зачастую путают с Владимиром-на-Клязьме, заложенном при правнуке Равноапостольного князя – Владимире II Мономахе.

Но в форпосте на Волыни сразу же появилась самостоятельная, подвластная киевскому митрополиту, епископия, тогда как «на Клязьме до Георгия (Мономахова сына, Юрия Долгорукого – Я. Е.) нигде не упоминается…». Да и сам город Владимир Клязьменский, ставший в конце XII века, лет за семьдесят до монгольского вторжения, общерусской столицей, начал расцветать только при отпрысках Юрия Долгорукого (от разных матерей, половчанки и гречанки) – Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо…

Христианизация Руси имела громадное положительное (или, как выражаются левые теоретики, прогрессивное) значение. Единобожная, монотеистическая вера резко осовременила, модернизировала Червонную державу, отчеканила определенные грани феодализированного уклада, сблизила страну с западными государствами и протянула мост к пышной византийской и европейской культуре. У нас стремительно упрочивалась церковная иерархия, возникшая уже после крещения киевских горожан.

Повелевал клиром митрополит, назначаемый, как правило, из Константинопольской патриархии (сначала – Михаил, а по смерти его в 992 году, горько оплаканной народом, – Леон, или Леонтий). Перед высоким иерархом склонялись епископы, число которых постепенно умножилось до пятнадцати. Раннее духовное начальство происходило, как замечает профессор Владимир Мавродин, из белого, а не черного духовенства, то есть из церквей, а не скитов и обителей. Монашеское служение и сами монастыри появляются лишь в XI веке, при Ярославе Владимировиче Мудром. Но, невзирая ни на какие тонкости, полномочия митрополита, пишет учитель детей последнего русского самодержца Сергей Платонов (умерший в январе 1933-го в самарской ссылке), простиралась на всю тогдашнюю Русь и объединяла клир всех регионов и уровней.

С христианством пришли письменность и книжная ученость. Богослужебные и богословские (священные) сочинения были принесены к нам на доступном аристократической верхушке славянском языке, на который эти труды переложили еще в IX веке греко-славянские просветители братья Кирилл и Мефодий и их болгарские последователи. Зарождается правильное образование юных возрастов. Власти учреждают школы, где преподают священники: в окружении Владимира хотели, чтобы штат церковнослужителей формировался не только за счет греков и болгар, но, прежде всего, из коренных русских. Кстати, семьсот лет спустя Петр I тоже требовал, чтобы иноземные мастера и академики готовили себе достойную русскую смену…

Князь предписал учитывать детей в семьях «лучших граждан» и отдавать их в книжное учение. Тогдашняя невежественная знать встретила сей указ в штыки: матери, говорит Сергей Соловьев, провожая сыновей в школу, «плакали по них, как по мертвых… потому что еще не утвердились верою». Мальчишек развели по церквам к священникам, диаконам и служителям (причту). Параллельно «набивали руку» так называемые книжники – любители просвещения, собиравшие и переписывавшие переводную литературу. Лет через пятьдесят-шестьдесят такие квалифицированные «ремесленники» сосредоточились в монастырских кельях.

ВНЕМЛЕТ НИЩЕГО МОЛИТВЕ, ВЫСШИЙ ПРОМЫСЕЛ ТВОРЯ…

Заведенный по великому Крещению церковный суд мало-помалу вставал на юридический фундамент. Связанных с клиром лиц судили (да и управляли ими в будничной жизни) по традициям старшей, Греческой, церкви и в соответствии со статьями отдельного сборника законов – Номоканона. На Руси сей кодекс называли (с подачи болгарских переводчиков, «толмачей») Кормчей книгой. В этом своде содержались обширные духовные правила, данные от христианских апостолов и Вселенских соборов, а равно гражданские параграфы, принятые при различных православных византийских кесарях.

Для Церкви, помимо того, были нарезаны внушительные земельные угодья, где пахали и косили холопы и зависимые крестьяне. Белое духовенство, а в позднейшие времена и монашеская братия вели там энергичную хозяйственную деятельность, опираясь на византийские обычаи, нормы, законы и устанавливая такие практико-юридические отношения с земледельцами-тружениками, какие бытовали в средневековой, императорской Греции. Справедливости ради добавим, что клир боролся с очевидными издержками рабства: осуждал продажу бесправных невольников в «поганыя» (чужеземным язычникам вроде печенегов и половцев), спекуляцию холопами и дурное обращение с ними и их домочадцами. Строжайше запрещались столь любимые кровожадными многобожниками человеческие жертвоприношения: святые отцы («честные отче») грозили злодеям вечными муками в аду.

В какой-то степени воспроизводилась социально-психологическая «матрица» закатных веков античного мира. Христианская Церковь, пробившаяся наверх в IV столетии, при римских императорах Константине и Феодосии, тоже прекратила чудовищные гладиаторские ристалища, когда праздная, сибаритствующая публика, вольготно раскинувшись в цирковых ложах, решала голосованием, сохранить или не сохранить «живот» поверженному на арене герою. Именно из этих отмененных потешных сражений и выросли такие феодальные забавы, как рыцарские турниры, корриды с быками, петушиные и собачьи бои, да и тараканьи бега. Римско-христианские иерархи воспретили бессудные расправы хозяев-латифундистов с рабами, требуя, чтобы и на этих несчастных смотрели не как на «говорящее орудие», а как на чад Божиих. Русская Церковь, проводя с X века ту же гуманитарную линию, показала себя надежной преемницей и продолжательницей классических христианских заветов.

Преображались и семейно-брачные устои. Клир провозглашал преимущества индивидуальной (моногамной) семьи, которая складывалась из мужа, жены и их поросли. Осуждался патриархальный брак, собиравший под общей крышей в доме старого отца – деда! – семьи его повзрослевших сыновей. Далеко ли тут до греха? Любопытно, что той же критической логикой вдохновлялся в начале прошлого века премьер Петр Столыпин, чьи частнособственнические реформы объективно разваливали патриархальную и артельную (так сказать, договорную) семьи, сохранявшиеся в русской деревне еще и сто лет назад, в цивилизованную эпоху.

Церковь без колебаний отвергла присущее язычеству многоженство, возмущаясь, что иные «без стыда и без страху две жены имеют». Гневаясь, что некоторые обладают наряду с законной, «водимой» супругой сторонними наложницами («аще две жены кто водит»). Порицая насильственное умыкание прекрасных сильфид («аще кто умчит девку»). Вытаптывая архаичную кровную месть. Сам князь Владимир, пользовавшийся (как некогда царь Соломон) услугами пяти венчанных половин и 800 наложниц в Вышгороде, Белгороде и селе Берестове, оставил себе только принцессу Анну, а похотливых красавиц распустил по домам.

Избалованные любушки, привыкшие к сытным даровым хлебам, отказывались покидать родимые очаги, и дружинникам, не преуспевшим в морально-этическом воздействии, пришлось применить к нежным чаровницам меры принудительного характера. Бабий бунт был подавлен. Многие вышли потом замуж за воинов, а то и за бояр. Княгине Рогнеде – самой строптивой из всех монарших жен-метресс – тоже предложили на выбор брак с каким-нибудь аристократом. Но самолюбивая и неукротимая амазонка презрела соблазны мира сего, предпочтя «уневеститься Христу» и принять постриг под именем инокини Анастасии. Думается, у себя в вотчине, поскольку отлаженных монастырских обителей на Руси еще не было…

Греческое православие, шествуя по славянским пределам, стремительно русифицировалось. Оно, вопреки расчетам константинопольских кесарей, не стало рычагом подчинения Киевского государства византийским геополитическим интересам. Наоборот, христианская вера способствовала укреплению и возвеличению Червонной Руси, могучему «разлету» ее державных границ и плодотворному отпору степным кочевникам. Плюсы состояли и в том, что южное православие терпимее, чем западноевропейское католичество, реагировало на родовые особенности юного христианизируемого общества.

Русь – без вариантов! – выиграла в культурном плане, ибо языком церковных богослужений и религиозных книг, влиявших на сознание элиты и народа, осталась древнеславянская речь, на которой люди изъяснялись в своей повседневной жизни. А певучее греческое слово превратилось в образовательное подспорье наших духовных, клерикальных кругов. На Руси не знали столь прискорбного разрыва между языком Церкви и языком масс, как на Западе, где торжественные латинские молитвы были чужды и непонятны миллионам простых, неграмотных англичан, французов, немцев, испанцев, чехов, поляков, скандинавов, прибалтов. Сей вредный перекос европейцы начали исправлять лишь на этапе бурной Реформации, с XVI века, тогда как Русь не ведала этих обременительных забот.


Каким был князь Владимир до крещения Руси

В историю князь Владимир вошёл как креститель Руси. После смерти он был признан святым равноапостольным. Но мало кто знает, что до принятия христианства Владимир вёл себя далеко не как святой. Каким же Владимир был до крещения? И откуда взялась легенда, что он чуть не ослеп?

Наталья Ожогина

Legion-Media

Князь Владимир до крещения Руси был очень неоднозначной фигурой. Почему его называли «великим распутником»? Правда ли то, что он практически ослеп перед крещением?

Содержание статьи

Внебрачный сын

Князь Владимир — внебрачный сын князя Святослава и внук княгини Ольги. Его мать, дочь древлянского князя Мала Любечанина — Малуша Малковна. После восстания древлян и казни Мала, Малушу забрала княгиня Ольга и сделала её своей ключницей. Вот там её и приглядел Святослав. Ольга, узнав о связи сына с рабыней, сослала Малушу в отдалённое селение, где и родился Владимир. Позже княгиня Ольга забрала мальчика, он воспитывался при её дворе.

Жёны и наложницы

Свою первую жену Рогнеду Владимир взял силой. Когда он просил руки дочери князя Полоцка Рогвольда, Рогнеда отказала ему, сославшись на происхождение соискателя и его рабыню-мать и заявив, что выйдет замуж только за «чистокровного» брата князя Ярополка. Таких оскорблений Владимир не прощал. Он занимает штурмом Полоцк, насилует Рогнеду на глазах у её братьев и отца, а потом убивает всю родню девушки и силой берет её в жёны…

Историки отмечают, что в ранние годы правления Владимир был жестоким и злопамятным. А о количестве его женщин ходили легенды: пять жён, сотни наложниц… Многие сотни, судя по летописи Нестора… За свою жизнь Владимир стал отцом 13 сыновей и 10 дочек. Посмотрите на канале Это интересно, как женились раньше на Руси.

youtube

Нажми и смотри

Чуть не ослеп… Или нет?

Хронист Титмар Мерзебаргский называл князя Владимира «великим распутником». Есть легенда, что перед крещением Владимир ослеп, а после этого события зрение к нему вернулось. Однако не все учёные поддерживают эту точку зрения. Вот что рассказал «Ленте.ру» религиовед и историк, публичный лектор Константин Михайлов: «Что касается распутства князя Владимира, наверное, можно принять ту точку зрения, что по крайней мере в языческий период жизни этот правитель мало ограничивал себя в сексуальных связях. У него было мало причин это делать: он князь, чрезвычайно богатый человек, влиятельный мужчина. Он, безусловно, мог позволить себе большое количество наложниц и, скорее всего, действительно их имел. Но те гипертрофированные цифры, которые возникают в «Повести временных лет», у современных исследователей вызывают вопросы. Есть мнение, что житийные авторы «Повести» могли проводить параллели между князем Владимиром и библейским царем Соломоном».

По словам Константина Михайлова, легенда, связанная со слепотой и обретением зрения, приводится в «Повести временных лет». Но историк не исключает, что это был миф, созданный летописцами для того, чтобы подчеркнуть чудодейственную силу крещения. Так как подобное событие можно отнести к разряду чудес, оно вызывает сомнения у экспертов.

Царевна Анна и крещение Руси

Перед крещением Руси произошло одно событие. Владимир пошёл в военный поход на Византийскую империю и, также, буквально при помощи демонстрации силы, добился того, чтобы ему отдали в жёны сестру императора — принцессу Анну. Собственно этот брак и поспособствовал в принятии Владимиром решения о крещении Руси.

Датой крещения Руси называют 28 июля 988 года, когда князь Владимир крестился сам, а позже приехавшее византийское духовенство провело массовый обряд в водах Днепра. Но на самом деле процесс крещения Руси растянулся на долгие годы. По мнению историков, процесс христианизации Руси в некоторых регионах продолжался до 12 века, а закончился лишь где-то между 13 и 14 веками.

А вас удивила история князя Владимира?

Джексон, Нью-Джерси: Ежегодные празднования Дня св. Владимира проходят в Свято-Владимирском храме-памятнике

31 июля, в Неделю 7-ю по Пятидесятнице, Неделю Святых Отцов Первых Шести Вселенских Соборов, в Свято-Владимирском храме-памятнике гор. Джексона состоялись ежегодные Владимирские торжества, посвященные Крещению Руси. Нью-Джерси. Архиепископ Монреальский и Канадский Гавриил совершил Божественную литургию в сослужении архиепископа Чикагского и Средне-Американского Петра и епископа Манхэттенского Николая.

Архиереям сослужили: протоиереи Василий Андреюк (клирик Св. Александро-Невского собора в г. Ховелл, шт. Нью-Джерси), Сергий Лукьянов (благочинный в г. Нью-Джерси), Любо Милошевич (настоятель Св. Троицкого храма в г. Вайнленд, шт. Нью-Джерси), Сергий Ледковский (заместитель настоятеля храма-памятника), иеромонах Феодор (Стэнвей; клирик Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле, шт. Н.Й.), протодиакон Павел Дроздовский и диакон Александр Сарандинаки (клирики Св. , Николаевский Патриарший собор в Нью-Йорке) и иеродиакон Пантелеимон (Жигалин; епархиальный клирик).

Красиво пел за богослужением сводный хор приходских певчих и членов Архиерейского хора Синодального собора г. Нью-Йорка под управлением дирижера Вадима Сергеевича Гана.

Торжества прошли под покровительством заслуженного списка чудотворной Почаевской иконы Божией Матери, привезенного из Свято-Троицкого монастыря. Храм был заполнен молящимися – прихожанами и гостями, приехавшими помолиться из соседних приходов и близлежащих штатов. Практически все причащались Святых Христовых Таин.

Архиепископ Гавриил поздравил всех с праздником покровителя храма – святого великого князя Владимира, память которого традиционно поминается здесь в последнее воскресенье июля, а также в день его памяти. Он напомнил им, как святой избрал православную веру, познакомившись с христианством через свою бабку, великую княгиню Ольгу. После того, как его посетили эмиссары из Константинополя, он в конце концов принял решение креститься самому и крестить русский народ.

Святитель сравнил князя Владимира с апостолом Павлом, который был гонителем христиан, услышавших голос Божий, принявших христианство и прозревших. Так и святой князь, будучи язычником, по выходе из святой купели прозрел не только телесно, но и духовно, и понял силу Божию, силу христианства.

Его Высокопреосвященство призвал верующих молиться святому Владимиру, чтобы он помог и нам познать Веру и предотвратить пролитие крови.

Затем духовенство и верующие прошли крестным ходом вокруг храма-памятника и совершили традиционный молебен и освящение воды.

Участников торжеств угостили праздничной трапезой в церковном зале и на открытом воздухе. Вместо обычной июльской жары стояла прекрасная погода. Мясо жарили на гриле и продавали вместе с домашней выпечкой и десертами. Люди общались и делились воспоминаниями о праздновании дня Святого Владимира прошлых лет.

Владимир Великий (958-1015) — Средневековые истории

Владимира Великого помнят как отца-основателя Киевской Руси. Происходивший из викингов, он обратился в христианство в 987 г. н.э. и утратил свою варварскую ауру в более поздних хрониках

Теперь я продолжу свою критику и осуждение злодеяний царя русских Владимира. Он получил жену по имени Елена [Анна] от греков. Раньше она была обручена с Оттоном III, но затем ему было отказано, хотя и обманом и хитростью. По ее наущению Владимир принял святую христианскую веру, которую, однако, не украсил праведными делами. Он был безудержным блудником и безжалостно нападал на беспомощных греков актами насилия. Он женил одного из трех своих сыновей на дочери князя Болеслава, нашего гонителя… Между тем царь Владимир узнал, что его сын тайно отвернулся от него по настоянию князя Болеслава. Затем он схватил не только своего сына и жену, но и Рейнберна [священнослужителя], поместив каждого из них в одиночную камеру.

Имя царя Владимира ошибочно истолковано как означающее «Сила мира». Действительно, то, что нечестивцы держат между собой или чем обладают обитатели этого мира, не является истинным миром, потому что он постоянно меняется. Истинный покой достигается лишь тем, кто отлагает всякую страсть души и ищет Царствия Божия с помощью терпения, преодолевающего всякое препятствие…

Впоследствии царь Владимир умер в полноте своих дней и оставил все свое наследство двум своим сыновьям. Третий сын остался в тюрьме, но позже сбежал и сбежал к тестю, оставив свою жену.

Царь Владимир носил ткань вокруг чресл в качестве афродизиака, тем самым увеличивая свою врожденную склонность к греху. Когда Кристи, хозяин нашего спасения, приказал нам перевязать чресла наши, переполненные опасными желаниями, он требовал большего воздержания, а не дальнейших провокаций. Поскольку король услышал от своих проповедников о горящем свете, он попытался смыть пятно своих грехов, постоянно раздавая милостыню…

Владимир умер, когда уже ослабел от старости и долго владел своим царством. Похоронен рядом с женой в великом граде Киеве, в храме священномученика папы Климента. Их саркофаги выставлены открыто посреди церкви. Власть короля была разделена между его сыновьями…

От: Титмар Мерзебургский: Хроника, Том VII, 72-74. Цитата: Оттонская Германия. Хроника Титмара Мерзебургского. трсл. и изд. Дэвид А. Уорнер. Издательство Манчестерского университета, 2001, стр. 358-59.

Владимир был одним из трех сыновей нормандско-русского царя Киевской Руси Святослава. Его дедом был Олег, сын Игоря, сына Рёрика, основателя ранней русской династии Рюриковичей или Рюриковичей.

Святослав первым из новгородских и киевских правителей получил «славянское» имя. В то время как его имя может быть «переведено» обратно на «скандинавское (Свейнельд), этого нельзя сказать о Владимире, которое является отчетливо славянским именем (возможно, производным от славянских владь vladĭ «править» и *mēri «великий»). В юности Владимира отправили управлять Новгородом под опеку брата матери Добрыни. К сожалению, его отец умер во время пребывания там, и братья Владимира заставили его бежать в Скандинавию. Там ему удалось воспользоваться помощью дяди. С войском варяжских воинов он вернулся в Киевскую Русь и сумел победить своего оставшегося брата Ярополка. К 9 г. н.э.80 г. он полностью контролировал единое огромное государство, простиравшееся от Черного моря до Финского залива, Киевскую Русь. Царь Владимир также укрепил свои границы от болгарских и восточных кочевников, укрепив таким образом свое огромное царство.

В то же время Владимир начал чеканить монеты, на учете которых было около 340 серебряных и 11 золотых монет. Надписи на золотых монетах гласили: «Владимир на троне», или «Владимир и золото». Вероятно, эти монеты использовались в качестве знаков или подарков дружбы. Важным стилистическим элементом на этих монетах был сокол (трезубец), который обычно изображался летящим справа от Владимира. Этот сокол или трезубец был предложен в качестве отличительного стилистического элемента иконографии викингов. Сегодня сокол является национальным символом Украины.

Обращение в христианство
Крещение Владимира. Виктор Михайловит Васнецов. Википедия (общественное достояние)

В рамках усилий Владимира по консолидации своей «империи» он обратился в христианство в 987 году нашей эры. До этого Владимир энергично работал над поддержанием языческих институтов своего отца. Однако в конце 80-х годов византийский император был обеспокоен восстаниями и войнами и нуждался в наборе наемников в свою армию. Владимир предоставил свою помощь при условии, что он сможет заполучить высший символ статуса, настоящую порфирогенную принцессу.

Ранее обрученная с императором Священной Римской империи Оттоном III, сестра императора Василия II (976–1025) вскоре была обещана Владимиру. Помимо армии варяжских наемников, платой за это стало обращение Владимира в христианство. Наконец, в 987 году Владимир крестился со своей дружиной и «народом». Новое христианское богослужение было основано на византийских обрядах и литургиях и на старославянском языке. Благодаря этому маневру новая церковь была в некоторой степени отделена от немецкого вмешательства и любого влияния немецкой церкви и епископов. Отсюда явно уничижительные сочинения Титмара Мерзебургского, процитированные выше.

Одной из первых церквей, построенных в Киеве после преобразования, была Десятинная церковь в Киеве. Спроектированный византийскими архитекторами и посвященный примерно 996 году нашей эры, он был первым пантеоном киевских правителей. Позже он был заменен как пантеон династии Рюриковичей Святой Софией (также построенной во время правления Владимира). Разрушенный во время монгольского нашествия, Десятин теперь лежит в виде руин в центре Киева.

Память о Владимире хранили бесчисленные народные баллады и легенды. В недавней статье Кристиан Раффенспергер утверждал, что то, что мы считаем «знанием» о Владимире, возможно, в большей степени является отражением культурных схем скандинавских скальдийских поэм, которые процветали в 10 веке.

В последующие годы Путин перестроил миф о том, что Владимир утверждает его как отца-основателя Великой России, состоящей из Собственно России, Украины и Белоруссии.

Как выглядел Владимир?

Чтобы прочувствовать его личность, начнем с восхитительного описания своего отца, которое оставил нам Лев Диакон. По Льву:

«Святослав прибыл плыть по реке в скифской легкой ладье, взявшись за весло и гребя со своими спутниками, как будто он был одним из них. Внешний вид его был таков: он был среднего роста, не выше среднего и не особенно низок; его брови были густыми; у него были серые глаза и курносый нос; борода его была чисто выбрита, но он пустил обильно расти волосы на верхней губе, где она была густой и длинной; и он полностью обрил голову, за исключением пряди волос, свисавшей с одной стороны, как знак знатности его предков; у него была крепкая шея, широкая грудная клетка и очень хорошо сочлененные остальные части тела; у него был довольно сердитый и дикий вид; на одном ухе была застегнута золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами и красным камнем между ними; его одежда была белой и ничем не отличалась от одежды его товарищей, кроме чистоты (глава IX:11)

Из: История Льва Диакона. Византийская военная экспансия в десятом веке.
Введение, перевод и аннотации Элис-Мэри Талбот и Дениса Ф. Салливана.
Думбартон-Оукс Исследования XLI. Вашингтон 2005

Монета Владимира Великого. Источник: Heritage Auction/ha.com

Увы, подробного описания внешности Владимира у нас нет. Однако у нас есть несколько монет, которые вместе с портретом, цитируемым выше немецким летописцем Титмаром Мерзебургским, содержат несколько интересных деталей.

Согласно Титмару, он носил набедренную повязку, а не — как мы можем предположить — длинную мантию, которая была стандартной и благоразумной одеждой членов королевской семьи и священнослужителей на рубеже 10-го века. Действительно, на некоторых владимирских монетах король выглядит так, как будто на нем килт. По крайней мере, он изображен с обнаженными ногами в сапогах на высоких каблуках. Дизайн этих монет значительно отличается от золотых имперских монет, которые, как часто утверждается, служили моделями. Напротив, на монетах Василия II его портрет обрезан посередине и анфас. Подводя итог, можно сказать, что дизайн монет Василия и Владимира не похож друг на друга.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *