Абхазские негры современность: что о них известно — Кириллица — энциклопедия русской жизни

что о них известно — Кириллица — энциклопедия русской жизни

2019-09-06 09:30:30

Ашхен Аванесова

В селении Адзюбжа и его окрестностях, примостившихся в живописном Кодорском ущелье Абхазии, проживает крошечная по численности негроидная расовая общность абхазов.

Версии происхождения

Ученые до сих пор не сошлись во мнении, когда и как в Абхазии, далекой от пролегания традиционных путей мировой работорговли, появились негры, которые, полностью ассимилировавшись на новом месте обитания, идентифицируют себя абхазами. Одна из версий гласит, что чернокожие жители на этот черноморский берег были завезены в XVII веке князьями Шеваршидзе, желавшими занять их работами на цитрусовых плантациях. Этот опыт, судя по всему, оказался неудачным, а попавшей на новое место горстке африканцев ничего не оставалось, как принять устои аборигенов и постепенно слиться с ними в один этнос.

Согласно другим интерпретациям, абхазские негры являются прямыми потомками то ли античных колхов, населявших древнюю страну Колхиду, то ли коптов из Египта или иудеев из Эфиопии. Последнее предположение активно поддерживал литератор Максим Горький, а историк Дмитрий Гулиа в качестве доказательства представлял очевидное сходство в некоторых топонимических названиях Абхазии и Абиссинии: Табакур — Дабакур, Гумма — Гумма, Багада — Багада. Иные этнографы предпочитают считать, что африканцы оказались на абхазском берегу из-за крушения судна, перевозившего рабов на один из многочисленных невольнических рынков Османской Турции.

Альтернативная версия гласит, что их появлению способствовал большой любитель экзотики император Петр Великий, который заказал для своего двора несколько десятков арапов, но когда выяснилось, что они с большим трудом проходят акклиматизацию в суровом климате Петербурга, правитель распорядился подарить их князьям из абхазской земли.

Негры на службе

Потомки причерноморских негров были заняты не только в сфере земледелия и садоводства, но проявляли себя еще и на боевом поприще. На фотографиях начала ХХ века запечатлены негры, служившие в Абхазской сотне Черкесского полка Туземной (Дикой) дивизии. Кроме того, задокументирован факт, что в личном конвое Иллариона Воронцова-Дашкова, в 1905—1916 годах занимавшего пост наместника на Кавказе, присутствовало несколько африканцев из Адзюбжи, одетых в традиционную черкеску.

А основавший великосветский рекреационный центр Гагры принц Александр Ольденбургский содержал небольшую группу абхазов-негров при своем дворе, в котором, помимо них, присутствовало по несколько представителей от каждого этноса, населявшего причерноморскую территорию Кавказа.

Полная ассимиляция

Приблизительно к середине XIX века произошла полная культурная ассимиляция негров Абхазии, которые из-за своей малочисленности просто не смогли бы противостоять влиянию доминирующего народа. Переняв религию, язык, обычаи, манеру поведения и образ жизни абхазов, негры охотно заключали браки с местным населением, в результате чего на свет появлялись дети мулаты, в потомстве которых нет-нет да проскакивали характерные для негроидной расы черты внешности. Когда в 1926 году СССР провел первую перепись населения, все чернокожие жители Абхазии по национальному признаку были записаны как абхазы.

Только один год

В книге «Только один год», вышедшей в 1969 году из-под пера Светланы Аллилуевой, описана несколько иная картина быта абхазских негров. Дочь Иосифа Сталина поведала, что осевшие на черноморском побережье негры вынуждены были вести обособленный образ жизни, поскольку абхазы избегали с ними всяческих контактов. Оттесненные аборигенами в неплодородную гористую местность африканцы, существовавшие практически в тех же условиях, что их сородичи в Африке, были лишены возможности обучаться грамоте и получать профессии. Констатируя, что никто из местных жителей не горел желанием общаться и тем более связывать себя узами брака с загнанными в природное гетто неграми, Аллилуева предрекала этой «расе» вымирание.

Советская пропаганда

Аналитики интернет-портала «Грузия онлайн» в статье «Абхазские «негры» — народ, которого нет или еще один миф сепаратистов» заявляют, что на территории страны Апсны африканцы никогда не жили. По их мнению, эта выдумка была сотворена советскими пропагандистами, желавшими показать многонациональность нового социалистического государства. Кроме того, они утверждают, что русские по ошибке принимали за негров смуглых подданных Османской империи, частью которой некогда была и территория Абхазии.

Читайте наши статьи на Дзен

История появления и современность абхазских негров

Многих людей интересует их история появления кавказских или абхазских негров и современность. Эта удивительная группа, говорящая по-абхазски и считающая себя абхазами, живет в поселении Адзюбжа и некоторых ближайших селах. Эксперты не смогли прийти к единому мнению относительно их заселения в Абхазии.

Несколько версий о происхождении кавказских негров

Историки считают, что это случилось в XVII столетии, когда данная территория входила в состав Османской империи. Согласно одной из гипотез, князья Шервашидзе закупили и привезли не одну сотню чернокожих рабов, чтобы они работали на плантациях, где выращивали цитрусы.

Скорее всего, данный случай массовой закупки и импорта чернокожих рабов, который произошел на Черноморском побережье Кавказа, оказался единственным и не очень успешным.

Исходя из другой гипотезы, абхазские негры являются потомками колхов. Но эта преемственность к античным колхам также носит вероятный характер, поскольку отсутствуют достоверные источники о проживании негров-абхазов в исторической Колхиде. Кроме этого, они могли произойти от коптов из Египта или эфиопских евреев.

Данной ситуацией заинтересовался Максим Горький. В 1927 году он совместно с писателями из Абхазии и председателем ЦИК СССР Самсоном Чанба отправились в поселение Адзюбжа, в котором общались со старожилами. В результате своей поездки, они сравнили полученные данные с опубликованной в тот момент литературой, и посчитали эфиопскую гипотезу более достоверной.

Факты из истории и современная жизнь кавказских негров

Как сообщает издание comandir.com, в переводе с грузинского, абхазских негров называли шави каци – «черным человеком». Также как и у Петра Великого, у кавказского наместника Иллариона Воронцова-Дашкова в составе личного конвоя были негры-абхазцы в черкесках для собственного сопровождения из поселения Адзюбжи. Об этом известно из записки Исакова Хрущеву. У основателя Гагр принца Александра Ольденбургского также при дворе пребывали несколько представителей от каждого из кавказских народов Черноморского побережья, включая негров-абхазцев.

Начиная с XIX столетия местные негры разговаривали по-абхазски и считали себя абхазами. Другие же представители абхазского народа восприняли это как должное.

Согласно различным оценкам наблюдателей, их общая численность составляет от нескольких семейств до нескольких поселений. Исходя из этих же источников, у кавказских негров нет единого вероисповедания, поскольку в Абхазии проживали не только негры-христиане, но и мусульмане, а также иудеи.

В современной жизни они выращивают цитрусовые фрукты, виноград, кукурузу, а также работают не только в различных организациях в Сухуми, включая трикотажную фабрику, порт и тд, но и на угольной шахте в Ткуарчале. Также как и большинство абхазцев, они разговаривают по-русски. Многие абхазские негры ассимилированы, а большинство из них имеют смешанную родословную, поскольку они выехали из Кодора и проживают теперь в другой части Абхазии или соседней Грузии, РФ, а также за границей.

Афроабхазы

Коренные абхазы и афроабхазская семья. Фото: The Baltimore Sun. 10 февраля 1935 г.

Афроабхазы или абхазы африканского происхождения представляли собой небольшую группу людей в Абхазии. Этническое происхождение афро-абхазского происхождения и то, как африканцы попали в Абхазию, до сих пор являются предметом споров среди экспертов.

По словам Сергея Арутюнова, заведующего отделом народов Кавказа Института этнологии и антропологии РАН, профессора МГУ, в конце XVIII – начале XIX в.у берегов Абхазии потерпел крушение османский корабль с рабами, вероятно, из Судана или Сомали, которых привозили на продажу.

Абхазия еще не была русским владением, но русские солдаты из какой-то крепости на берегу, похоже, спасли пострадавших. Их освободили из рабства и поселили среди абхазов. Позднее эти люди влились в местную общину, женились на абхазских девушках и приобрели абхазские имена и фамилии. См.: Ученые объясняют историю «афроабхаза» 19 векафото

По другой версии, африканцев завез в Абхазию в XVII веке местный князь Шервашидзе (Чачба по-абхазски), который купил их на невольничьем рынке в Стамбуле для работы на цитрусовых плантациях. Этот случай был уникальным и, видимо, не совсем удачным случаем массового завоза африканцев на побережье Черного моря. См.: Повесть об афроабхазах

В третьей легенде появление афроабхазов связано с Петром Великим: он завез в Россию много чернокожих африканцев, и говорится, что те, кто не смог акклиматизироваться в столица России Санкт-Петербург были отданы абхазским князьям.

Однако не все сообщения об африканском присутствии на Кавказе связывают его с работорговлей. По словам Патрика Инглиша (1956), африканские общины в Абхазии охватывают период, начинающийся до V века до нашей эры. Он цитирует Геродота, который писал о жителях Колхиды в 450 г. до н.э.:

[Это], несомненно, факт, что колхи имеют египетское происхождение. Я заметил это сам, прежде чем услышал, как кто-то еще упомянул об этом … Мое собственное представление об этом предмете основывалось, во-первых, на том факте, что у них черная кожа и пушистые волосы … а во-вторых, и в особенности, на том факте, что колхи египтяне и эфиопы — единственные народы, которые с древних времен практиковали обрезание.

 (Herodotus Bk II/104; см. также Du Bois 1970, стр. 31).

См.: «Африканское присутствие на бывших советских территориях», авторы Кеша Файкес и Алайна Лемон. (Ежегодный обзор антропологии, том 31: 497-524, октябрь 2002 г.)

К XIX веку афроабхазы говорили только на абхазском языке и отождествляли себя с абхазами. Их общее количество оценивается разными наблюдателями в диапазоне от «несколько семей» до «несколько деревень».

Село Адзюжба, Абхазия 191(?)

По словам Джона Коларуссо, три села Адзюжба, Киндыг и Тамш, в которых проживало единственное на территории всего бывшего СССР население африканского происхождения, были разрушены грузинскими войсками в ходе операции по осаде Ткварчела во время Грузино-абхазская война 1992-1993 гг.

По одному причудливому повороту трагедии три села Адзюжба, Киндыг (груз. Киндги) и Тамш (груз. Тамиш), в которых проживало единственное население африканского происхождения на территории всего бывшего СССР, были разрушены грузинскими войсками в рамках операция по осаде Ткварчеля. Судьба этих уникальных афроабхазов еще предстоит определить, хотя по крайней мере один выживший был замечен. См.: Абхазия Джона Коларуссо (Central Asian Survey (1995), 14(1), 75-96)

Шаабан Абаш, член семьи Абаш из Абхазии

 + Россия и негры: черные в русской истории и мысли, Эллисон Блейкли 

+ Африканское присутствие на постсоветском пространстве, Кеша Файкес и Алайна Лемон

The Pittsburgh Courier (Пенсильвания) 2 января 1937 года.

Нуца Абаш родилась 18 мая 1927 года. Нуца стала очень известна во всем Советском Союзе. Чернокожий житель Абхазии в то время воспринимался как феномен.

 См.:  
+ Когда африканцы попали в Советский Союз? (Часть - 1)
+ Многие африканцы приехали в Советский Союз во время турецкого правления (Афроамериканцы 1973, - Часть 2)
+ Цвет кожи не создает барьера для африканцев в Советском Союзе - (Афроамериканцы 1973, - Часть 3 )

 

Нуца, ее муж Семен с (двоими) детьми и (пятью) внуками.

 

Все представители рода Абаш считали себя абхазами, говорили и даже думали по-абхазски.

 

Нуца Абаш с дочерью Наирой Бобылевой (справа).

Наира окончила медицинский факультет и сейчас возглавляет Управление социальной защиты населения Сухума.

Ширин Абаш, дедушка Нуцы, был одним из основателей колхоза. На этом фото ему вручают сертификат за работу.

Ширин Абаш вышла замуж за абхазца Лию Кацию (в центре), которая затем по неизвестным причинам оставила своих детей и свой дом. За несколько лет до смерти она вернулась.


На протяжении всей жизни Нутсы журналисты приходили послушать ее историю.

Одна современность потеряна, другая недосягаема — Оспариваемые постсоветские инфраструктуры

Маршрутка на улицах Сухуми, Абхазия, 2015
Фото: Генрик Альф серия текстов BLACK BOX EAST от Berliner Gazette; его немецкий перевод доступен здесь, в Berliner Gazette. Вы можете найти больше текстов, работ и информации о конференции на англоязычном веб-сайте BLACK BOX EAST.

Инфраструктуры служат основой для дискуссий о развитии, предопределяют наши идеи и буквально строят будущее из-за их продолжительности жизни в десятилетия. Дебаты об инфраструктуре, безусловно, касаются материальных вещей — рельсов, бетона и проводов. Однако важно отметить, что не менее важное значение имеют культуры, политические режимы и рынки, а также (неравные) географии производства знаний. Действительно, представления о современности советской эпохи не слишком отличались от своих капиталистических аналогов своими девелоперскими амбициями и гигантскими масштабами.

Они разделяют твердую волю овладеть и подчинить себе пространство, время и природу, чтобы посредством инфраструктур создать Человека — будь то советский рабочий или капиталистический потребитель. Знаменитое изречение Ленина о том, что «коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны»[1], означало, что после Октябрьской революции инвестиции в инфраструктуру выросли в соответствии с общегосударственной программой индустриализации.

Электростанции, автомобильные и железные дороги в Советском Союзе обслуживали промышленные нужды; городские транспортные сети связывали жилые массивы рабочих с шахтами и фабриками. Однако бытовые удобства часто предоставлялись в последнюю очередь, а сельские районы во многих аспектах оставались недостаточно обслуживаемыми. Тем не менее, в сочетании с массовым жилищным строительством, усилиями по ликвидации неграмотности и обеспечением медицинской помощью, основные слои населения выиграли от застройки советских времен. После распада Советского Союза резкое сокращение финансирования, плохо организованная приватизация, неадекватное техническое обслуживание и повсеместная депопуляция привели к серьезным сбоям в транспорте, водоснабжении, отоплении, электричестве или медицинском обслуживании.

Распад Советского Союза ознаменовал разрушение инфраструктур, построенных на предположении о политическом и, следовательно, технологическом единстве. Особенно пострадали раздираемые конфликтами периферии, сельские и деиндустриальные районы Центральной Азии или Южного Кавказа. Инфраструктура пришла в упадок не только из-за экономического спада, но и из-за оттока специалистов. Региональные конфликты привели к тому, что границы прорезались сложными железными дорогами, трубопроводами или электрическими сетями. И все же, возможно, наиболее важным было то, что переход от централизованного инфраструктурного режима к индивидуализированным, фрагментированным и несовершенным системам повлиял на отношения между гражданами и государством. Нестабильное обеспечение сопровождалось неуклонно растущими затратами, что во многих случаях было единственной и наиболее важной причиной господствовавшей среди населения ностальгии по Советскому Союзу как государству-попечителю.

Пока страны три десятилетия жили за счет остатков советских инвестиционных программ, возникли новые глобализирующиеся инфраструктурные парадигмы.

В частности, после финансового кризиса 2008 года ранее непространственные формы неолиберализма вытесняются возникающими режимами развития, основанного на инфраструктуре, «конечная цель которых состоит в создании функциональных транснациональных территорий, которые можно «подключить» к глобальным сетям производства и торговли. .”[2] И все же будущее инфраструктуры привязано к определенному прошлому и к интерпретациям этого прошлого акторами. Мы утверждаем, что в постсоветском контексте два мощных и взаимодополняющих дискурса доминируют в продвижении и оспаривании крупномасштабных инфраструктурных проектов: с одной стороны, упадок советской эпохи и ностальгия по модернизации через инфраструктуру; с другой — чувство неполноценности по отношению к Западу и догоняющая логика развития. Ниже мы проиллюстрируем это на примерах споров вокруг обеспечения городского общественного транспорта и гидроэлектростанций, особенно на бывших окраинах Советского Союза.

Конечная станция маршрутки в Бишкеке, Кыргызстан, 2016 г.
Фото: Лела Рехвиашвили

Трудности 1990-х годов отразились на сокращении инвестиций в общественный транспорт. Административная ответственность была передана от центральных министерств муниципалитетам без какого-либо соответствующего финансирования. Не было средств ни на покупку подвижного состава, ни на содержание ВЛ. Муниципалитеты пытались приватизировать автобусные парки и создали законодательную базу для проведения маршрутных торгов в течение 19 века.90-х годов, но фактическим результатом стала замена общественных трамвайных или автобусных маршрутов «большого объема» преимущественно частными микроавтобусами, известными как маршрутки . В то же время промышленные предприятия закрылись, и тысячи людей остались без работы. Многие были поглощены частным сектором маршруток с его низкими барьерами для входа.

Помимо обеспечения возможностей мобильности и средств к существованию для миллионов людей, маршрутный бизнес неразрывно связан с местными и региональными администрациями, политиками и предпринимателями. Границы между развитием сектора, лоббированием и рэкетом в этом случае очень размыты. В сочетании с массовой автомобилизацией, политической задержкой и отсутствием финансирования реформы сектора мобильности идут медленно и в основном ограничиваются столичными городами. Три тенденции доказывают напряженность между парадигмами мобильности советской эпохи и их недавними капиталистическими аналогами. Во-первых, государственные и муниципальные власти прочно усвоили господствовавшее в советский период мнение о том, что метрополитен глубокого заложения с высокорельсовым транспортом является единственным видом транспорта, достойным мегаполиса. Обещание построить «настоящее» метро в ближайшие десятилетия использовалось как оправдание для сноса трамвайных и троллейбусных систем от Омска через Уфу до Баку и Ашхабада. В то же время отправка пассажиров в метро оказалась совместимой с тем, чтобы оставить поверхность городов для автомобилей. Сокращения и приравнивание маршруток к «диким 1990-е» помешали дискуссиям о том, как местный советский и постсоветский опыт может способствовать срочному переходу к мобильности.

Во-вторых, вместо того, чтобы преследовать цель обеспечения всеобщей мобильности, общественный транспорт по-прежнему считается социальным пособием советской эпохи. Таким образом, этот подход хорошо вписывается в неолиберальную программу «адресной помощи». Пожилым людям и инвалидам предлагается бесплатный проезд, но государственные власти относятся к общественному транспорту так, как будто это вариант только для тех, у кого нет другого выбора. Следовательно, его можно урезать и пренебречь по объему и качеству. Постоянно растущая группа молодых активистов-«урбанистов», борющихся за пешеходные и удобные для транспорта города, в значительной степени становится жертвой блестящей привлекательности низкопольных трамваев, некритически принимая западные программы устойчивого развития, в то время как уязвимые группы остаются позади. Это, в-третьих, перекликается с захватом дискурсов устойчивого развития (столичными) муниципальными властями от Москвы до Ташкента. Их переосмысление зеленого и умного городского развития рифмуется с лишением собственности и авторитарным правлением и получило название «хипстерский сталинизм». [3]

Протест против ГЭС «Намахвани» в Кутаиси, Грузия, 2021 г.
Фото: Дато Симония

В равной степени продолжающиеся протесты против грузинской ГЭС Намахвани иллюстрируют конфликты и противоречия, связанные с мобилизацией социалистического прошлого, капиталистического настоящего и неопределенное будущее при обсуждении инфраструктурных проектов. Продвигающие проект — правительство Грузии, турецкие и норвежские компании, послы, крупные СМИ и лоббисты гидроэнергетики — демонизируют протестующих, обвиняя их в бессознательности, отсталости и препятствовании энергетической независимости страны. Это навешивание ярлыков далеко не ново, особенно в периферийных капиталистических обществах.[4] Сторонники Намахвани ссылаются на широко распространенную эксплуатацию гидроресурсов в основных экономиках Западной Европы, особенно в Швейцарии, Норвегии или Австрии. Они утверждают, что, поскольку Грузия отстает в развитии, ей следует реализовывать крупные инфраструктурные проекты, чтобы догнать основные экономики. Только после этого можно серьезно принимать во внимание экологические и социальные издержки. Во-вторых, они утверждают, что Грузия и подобные небольшие периферийные страны должны предлагать особенно выгодные условия прямым иностранным инвесторам, чтобы превратить сегодняшние неравноправные контракты в перспективы роста завтра.

Дальнейшая сложность заключается в избирательной и противоречивой ссылке на проект социалистической модерности. Сторонники гидроэнергетики утверждают, что протестующие служат интересам России и добиваются возвращения Грузии в состав Советского Союза. Ясно, что возвращаться в Советский Союз некуда. Однако парадокс заключается в другом: те же самые группы подчеркивают важность построенных в советское время крупных гидроэлектростанций для энергосистемы Грузии, местных генерирующих мощностей и доступности. Премьер-министр Грузии даже упомянул советскую историю проекта, утверждая, что лучшие грузинские исследователи внесли неоценимый вклад в проект в XIX веке. 80-е годы. Таким образом, государство пытается использовать ностальгию по советскому проекту модерна, обещания общественных, социальных благ и энергетической независимости, с одной стороны, и стремление к капиталистической современности, с другой, чтобы оправдать компромиссы, на которые оно идет в отношение к крупным инфраструктурным проектам.

В свою очередь противники проекта тоже претендуют на социалистическое прошлое. Они утверждают, что проект Намахвани был отвергнут в советское время на основании исследований, которые выявили высокий сейсмический риск и другие связанные с ним экологические опасности. Кроме того, в них описываются спорные внешние эффекты гидроэнергетики, роль ЕБРР и других банков развития в «зеленом отмывании» своих портфелей за счет средств к существованию и окружающей среды, особенно на Кавказе и Балканах. Они также выдвигают планы Европы и США по сносу плотин и освобождению рек. Они осуждают кабальные отношения с иностранными инвесторами: Грузия бесплатно откажется от доступа к земельным и водным ресурсам, снимет налоговое бремя и снизит риски инвесторов, связанные со строительством и распределением, за счет государственного бюджета. Что наиболее важно, протестующие защищают ценность общедоступных природных ресурсов и альтернативных форм жизни и существования, особенно местной экономики и общества, основанных на сельском хозяйстве. Еще неизвестно, насколько успешным будет протест, но, настаивая на демократическом участии и подотчетности, он уже бросает вызов деполитизации инфраструктуры и развития во имя утраченной и еще не достигнутой современности.

И системы мобильности, и гидроэлектростанции активизируют прошлое и будущее, чтобы защитить скомпрометированное настоящее. Чтобы понять такие противоречивые нарративы, мы должны учитывать социалистическое прошлое и утрату советской современности, а также логику глобального капиталистического порядка и создаваемых им иерархий. Представление об инфраструктуре как о политической по сути своей показывает, что крупномасштабные инвестиции осуществляются без демократической подотчетности, с большими социальными и экологическими издержками, а иногда даже без явных экономических выгод. В более фундаментальном плане это позволяет поставить под вопрос главенствующую роль инфраструктурного развития для будущего региона.

Владимир Сгибнев  — старший научный сотрудник Института региональной географии им. Лейбница (IfL), где он координирует исследовательскую группу по мобильности и миграции и возглавляет младшую исследовательскую группу Лейбница «Спорные мобильности через призму деколониализма». Недавние исследовательские проекты были посвящены стратегиям выживания в периферийных шахтерских городах, неформальной мобильности и переосмыслению общественного транспорта как общественного пространства, а также изучению влияния пандемии на использование общественного транспорта и атмосферу.

Лела Рехвиашвили — постдокторант Института региональной географии им. Лейбница, Лейпциг. Ее исследовательские интересы включают политическую экономию переходного периода, неформальные экономические практики, социальные движения, повседневное сопротивление и городскую мобильность.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *