Мы с супругой поехали в Париж. Больше такой ошибки мы уже никогда не совершим!
Мартин Когоут (Martin Kohout)
Недавно мы с супругой поехали на выходные в Париж. Мы не были там больше десяти 10 лет. Еще одной причиной были необычайно низкая стоимость билетов Air France. Обратный билет на одного человека обошелся всего в 2500 крон, включая сборы, и это должно было насторожить нас, но, к сожалению, мы ничего не заподозрили.
Полет в Париж прошел нормально, и в аэропорту мы сели в поезд в направлении центра. После приезда на Северный вокзал мы испытали первый шок. Везде беспорядок, хаос, но, главное — ни одного белого француза. То же самое было вблизи базилики Сакре-Кер, где мы явно необдуманно поселились… Мы сели на метро и отправились к основным достопримечательностям.
Во время поездки на метро с Grand Etoile к Лувру мы вдруг осознали, что во всем вагоне мы — единственные белые. Это было в пятницу в 14.00. У входа в музей Лувра — ни души, зато везде патрули до зубов вооруженных солдат с пальцами на курках. Вскоре мы узнали от друзей, что вот уже почти год в Париже чрезвычайное положение…
Мы пообедали с друзьями недалеко от Больших бульваров: на улице — преимущественно мигранты. Кстати, и большинство магазинов в окрестностях иммигрантские. К вечеру мы отправились к Эйфелевой башне, и снова ни одного туриста. Только мер безопасности больше. Проверяют всех туристов за исключением мусульманских закрытых с ног до головы женщин — наверное, это такое равенство по-французски.
Зато окрестности и прилегающая Трокаредо — это просто ад: полно странных африканских продавцов «сувениров», арабских наперсточников, нищих из Африки и Румынии и карманников. Полиция уже совершенно явно закрывает глаза на мелкие уличные преступления.
И такая картина рядом со всем известными достопримечательностями. Зато вечером вблизи от Эйфелевой башни иммигранты изнасиловали какую-то молодую француженку. Естественно в новостях об этом упомянули лишь вскользь. Наверное, это нормальное происшествие в рамках культурного обогащения…
На следующий день утром мы позвонили друзьям и предложили пикник в центре, как раньше в студенческие времена. Но они ответили, что, мол, лучше встретиться в ресторане, потому что пикник может быть очень опасен. Мы не поняли, но согласились и отправились к Бастилии. И снова увидели кругом бардак, грязь и, главное, одних мигрантов.
Апогеем вечера стал визит в небольшое бистро недалеко от нашего отеля, где мы хотели выпить по бокалу вина. Но хмурый бородатый «француз» откуда-то из Алжира злобно сказал нам, что он в своей стране не будет продавать алкоголь, да еще и выругался в адрес проклятых «христиан». Поэтому мы предпочли уйти в отель. Была только суббота, а мы уже буквально ждали воскресенья и отъезда домой. Все это не Франция, а мусульманская Африка, а туда на выходные ехать мы точно не хотели…
Сегодня выходные в Париже — это по-настоящему ужасный опыт, и я теряюсь в догадках, что же происходит в Кале или в Марселе, где иммигранты де-факто уже захватили города и контролируют их. Францию ожидает либо диктатура, либо гражданская война, а какая это была приятная страна.
Поэтому я рекомендую отказаться от визита в Париж. Прощай, сладкая Франция! Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы в Чехии такого не было!
ss69100.livejournal.com
Треть населения Франции — мигранты и их потомки
Пару лет назад я студенткой отправилась на учебу в Париж. Но никогда бы не подумала, какими словами встретят меня жители самой романтичной столицы мира.
— Вы к нам впервые? Ох, мадемуазель, осторожнее! У нас развелось очень много этнических преступников! — предостерег меня разговорчивый сосед в самолете.
«Да ладно, что это он? — подумала я. — Ведь не к каким-нибудь моджахедам еду!»
Но по прилете другой дружелюбный француз лишь усилил мое удивление.
— Аккуратнее в поезде! Держитесь подальше от тех, кто не европейской внешности. Могут обчистить! — шепнул кассир, продавая билетик от аэропорта до города.
Не надо долго жить в Париже, чтобы понять, откуда у коренных французов такая реакция. Сами парижане прекрасно знают, куда белым лучше не соваться. «О 18-м округе даже не думайте: квартал африканцев и наркодилеров. У метро «Барбес» сплошные нелегальные торгаши сигаретами, иностранные проститутки и всякие голодранцы. Мусульмане молятся прямо посреди улицы, хотя это строго запрещено!» — читаем сообщение на форуме для ищущих жилье.
Во Франции сейчас зарегистрировано около 12 миллионов мигрантов (кстати, в России примерно 15 миллионов) — в основном негров и арабов из бывших французских колоний. Но в целом уже одна треть(!) нынешних граждан страны родились за рубежом или имеют родителей-иммигрантов.
Приезжие здесь живут кланами, не спеша ассимилироваться и изучать язык. При этом государство тратит на программы интеграции несметные суммы: на образование, профподготовку, жилье, здравоохранение и обеспечение безопасности в среде мигрантов выделяется 36 миллиардов евро в год. Ну и что же в итоге?
А вот что. Летом там начался уникальный судебный процесс — о расизме в отношении белых. В центре Парижа три арабских парня избили бутылками парижанина, обзывая его «вонючим французом» и «грязным белым», за то, что тот якобы не дал им сигарет. Выражение «антибелый расизм» прочно вошло в лексикон французов.
КТО КОМУ ПОЛЕЗЕН
Власти вовсю убеждают сограждан: мол, если бы не дешевый труд мигрантов, то цены на местные товары взлетели бы до небес. И еще гаст-
арбайтеры якобы делают за французов грязную работу: например, 90% новых автодорог во Франции построены силами иностранцев.
Но на деле оказывается, что большая часть мигрантов как раз не работает. Они въезжают либо как беженцы, либо как члены семей (в миграционном законодательстве есть удобная лазейка — закон о воссоединении семьи). В итоге страну заполонили люди без квалификации и даже без образования.
Но безработица не заставляет их возвращаться домой. Те мигранты, у которых все документы правильно оформлены, получают пособие. На него им живется всяко лучше, чем на родине. Сейчас оно составляет 281 евро в месяц на взрослого и 184 евро — на ребенка. Да еще и медстраховку получают льготную. А захочется прибавления в семействе — пожалуйста: мигранткам при рождении ребенка выплачивается такая же субсидия, как любой француженке. Получается, приезжай хоть со всем гаремом, детьми и родственниками. А местные налогоплательщики обеспечат пребывание всей этой оравы на своей земле. В общем, Франция сама сделала себя землей обетованной для мигрантов.
«В МАРСЕЛЕ «КАЛАШЕЙ» БОЛЬШЕ, ЧЕМ В КАБУЛЕ»
Только те платят за заботу неблагодарностью. Социологи из Национального центра научных исследований подсчитали, что дети африканского происхождения уходят в преступность в 3 — 4 раза чаще, чем французские. В парижской агломерации треть подсудимых — мигранты. Среди них на первом месте цыгане, следующими идут выходцы из Африки, причем большая часть преступлений совершается мусульманами из стран Магриба (Марокко, Алжир, Тунис).
Но криминальной столицей мигрантов стал портовый Марсель — перевалочный пункт на их пути в Европу, и здесь осел весь сброд, который не имеет средств отправиться вглубь Франции. «В Марселе «калашей» больше, чем в Кабуле», — говорят о ситуации в городе полицейские. Заглядывая на сайт новостей любой марсельской газеты, точно знаешь, что увидишь. Что ни день — очередное убийство на почве мафиозных разборок.
Город превратился в гигантское гнездо наркодилеров. Через него в Старый Свет попадает каннабис, который выращивают в Марокко и Алжире. Сюда же втекает поток наркотиков из Колумбии, который также проходит через Магриб, где его контролируют экстремистские группировки типа АКИМ («Аль-Каида исламского Магриба»).
ТАБОРЫ НА СЕНЕ
В августе французская пресса взахлеб обсуждала заявление мэра города Шоле (на западе страны) Жиля Бурдулекса. Приехав в лагерь цыган, которые отказывались разбивать табор в положенном месте, политик выдал: «Что ж, кажется, Гитлер истребил их недостаточно…»
Мэр, конечно, загнул, но его реакция очень показательна: недовольство цыганами во Франции близко к критической точке. В том же Шоле на 450 подсудимых-иностранцев приходится 231 румынский цыган. «По всей Франции рассеяны их таборы со всеми сопутствующими неприятностями: воровством, проституцией и болезнями, распространяющимися из-за антисанитарии», — пишет журналистка Кристин Алямашер.
Самое опасное в цыганских переселенцах — то, что они тянутся с Балкан целыми таборами, читай — устоявшимися мафиозными кланами. Пока дети занимаются мелким воровством, взрослые срезают кабели из цветных металлов на железных дорогах и торгуют крадеными автомобилями. Выдворить цыган оказывается не так просто. На деньги, которые власти выдают на добровольную репатриацию, бродяги благополучно делают круг по Европе и возвращаются обратно.
Впрочем, в этом вопросе у французов, похоже, правая рука не знает, что делает левая. Например, только что премьер-министр Франции социалист Жан-Марк Эро неожиданно поддержал идею парижских коммунистов компактно расселить цыган-мигрантов в зажиточном 16-м округе столицы. Мол, там они будут чувствовать себя комфортно. Жители округа уже в панике.
Или вот другой, совсем свежий казус. Пока большинство граждан поддерживают депортацию нелегальных гостей с Балкан, несколько тысяч парижских школьников вышли на массовые демонстрации и даже готовы объявить голодовку, протестуя против выдворения в Косово 15-летней цыганской девушки Леонарды Дибрани. Они требуют от правительства вернуть Дибрани, «потому что она такая же, как мы». Сама девушка угрожает вскрыть себе вены, так как, по ее словам, ей страшно находиться в Косово, где они живут под мостом и не имеют никаких перспектив.
Понятно, что во Франции эти перспективы куда радужнее, где многие из соплеменников Дибрани предпочитают плевать на законы и жить припеваючи…
МНЕНИЯ ЭКСПЕРТОВ
Катрин ВИТОЛЬ ДЕ ВАНДАН, политолог, консультант Совета Европы, внешний эксперт Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев:
Альтернативы гастарбайтерам нет
— Во Францию ежегодно въезжают около 150 тысяч легальных иммигрантов. Власти пускают только квалифицированных специалистов, студентов, членов семей, беженцев, а также рабочих в те секторы экономики, где не хватает рук. Прочие въезжают нелегально и из-за этого оказываются неустроенными. Увы, но в условиях, когда французы не хотят устраиваться на некоторые должности, выполнять плохо оплачиваемую или связанную с повышенными рисками работу, особых альтернатив тому, чтобы и дальше допускать иммиграцию, нет.
Алексей МУХИН, директор Центра политической информации:
Нужен баланс интересов
— Толерантность и терпимость сыграли с Европой злую шутку. Эти шаблоны вынудили Францию действовать в отношении мигрантов в очень узком коридоре. Там они чувствуют себя в привилегированном положении, французам их трогать нельзя.
Россия отнюдь не идет по пути Европы. У нас больше места для маневров, мы можем открыто дискутировать, не обращая внимания на стереотипы. В России мигранты ощущают себя, наоборот, некомфортно. Задача властей — сделать так, чтобы им здесь выгоднее было бы регистрироваться по всем правилам. Но и чтобы при этом граждане России не чувствовали себя притесненными. Нужно выйти на баланс интересов и поддерживать его.
www.kp.ru
| 2. Минимальная зп установлена на уровне около 1000е. Есть конечно зп и меньше, но это скорее за подработку (официанты, дворники и т. д.). Большинство профессий имеют эту минимальную оплату, и ее получают около 80% населения. По большей части это конечно же молодежь и иммигранты. 3. В стране практически нет коррупции. Дать взятку менту (я хотел попробывать)) или какому-нибудь ведомству категорически не рекомендуется. Не возьмет да еще и тебя сдаст. 4. Лягушек во франции Вам подадут только в редких изысканных ресторанах. 5. Кафешек там тьма тьмущая. Чаще всего владельцы этих кафешек являются барменами и лишь на вечер берут себе в помощники официантов. Вечером с 6 до 11 часов занять место в кафешке почти невозможно. В обед тоже сложно, но все же немного полегче. 6. В кафешках курят, такое ощущение, все. Красивое кафе в центре города испортило мне свидание ввиду того что девушку было плохо видно от дыма. Вентиляцией там мало кто заморачивается. 7. Курят там очень много, особенно молодежь. Что странно если учесть что пачка самых дешевых сигарет там стоит около 220р в пересчете на деревянные. 8. Арабов много. ОЧЕНЬ много. Особенно молодежи. Их, как мне показалось, больше чем французов. А ведь это даже не Марсель. 9. Арабы, по большей части молодые, ведут себя там довольно агрессивно. Они очень напоминают Кавказцев в Москве, только рожи немного другие. Точно так же могут наехать под вечер, очень падкие на красивых девушек. Но почему то не страшные. Может это во мне смелая русская кровь так бурлила, но мне вечером ходить мимо компании пьяных молодых арабов, будящих весь район было совсем не страшно). 10. Стиль французов для нашего взгляда тяжОл. 99% молодежи там носят часы и цепи (чем больше тем лучше) поверх всей одежды, даже если это пуховик. Одеваться в разного цвета ботинки, носки, делать совсем фриковые прически — это норма и никто этому не удивляется. Прическу, а ля «короткий горшок», больше на шапочку еврейскую смахивающую, носят 99% молодых арабов. Европейцы больше похожи на людей. 11. Девушки во Франции ОЧЕНЬ не красивые. Маленькие, толстые, на лицо страшные. ВСЕ (!!!) красивые девушки, что попались мне на глаза, оказались иммигрантками. Ну кроме одной — дама была сногсшибательна (и что она делала в таком костюме в метро?), но узнать ее национальность я не рискнул. 12. Дети во Франции тоже страшные, особенно девочки. Потом они вырастают в страшных француженок. 13. Общественный транспорт клевый. Трамваи похожи на луноходы, автобусы чисты и комфортны, метро тихо и удобно (там колеса с покрышками), но едет значительно медленнее московского. Но. Метро там ходит раз в 10–15 минут, и по некоторым веткам ходят автоматические поезда без машиниста. Состоят из 2–3 вагонов (некоторые из 5–6), и довольно здорово сесть в самый перед и почувствовать себя машинистом)). Билеты на все виды общ. транспорта одинаковы, т е купив 1 билет за 1,5е (щас может быть дороже), который действует 1 час, вы можете пройти через сколько угодно турникетов на разных видах транспорта. Очень удобно при недальней поездке. 14. Контролеры на транспорте бывают время от времени. Ходят смотрят билеты и считывают — пробил ли ты карточку на халявную поездку, если таковая есть (у студентов например и школьников есть). Хз зачем, но пробивать надо даже такие вот карты. 15. Штрафы за безбилетный проезд нереальны. За красивый пируэт через турникет в метро (кстати там тоже много прыгают, в основном арабы) мне выписали штраф на 200е)) А с учетом того что загранку я с собой не таскал то еще и вызвали полицию и долго ждали пока она приедит. 16. Полиция приехала минут через 10–15. Что странно, если учесть что они ехали на машине, а участок оказался в 1 км от станции. Менты оказались вежливыми, франзузами, и ни разу не брутальными. Мозги парить долго не стали, уточнили мое ФИО (на слух кстати записать они его не в состоянии)), и отпустили восвояси. 17. На туристах зарабатывать там принято. Цены на сувениры — огромны. Как наверное и везде. 18. Дома и квартиры невысоки и шикарны. В центре обычно застройки из 5–6 этажных домов. Реже 7. Во всем городе насчитал только несколько домов выше 10 этажей. Подъезды во всех без исключения домах кристально чисты, ухоженны, в общем рай. Квартиры большие. 3–4 комнаты везде. Часто — с элементами декора. Жить там — одно удовольствие. Хотя встречаются и варианты подешевле и похуже, в основном на отшибах и других городах. В Сент-Этьене я побывал на хате одного Литовца, которая находилась в каких-то гаражах. Попасть туда можно было только по хитрому маршруту, все стены изрисованы, хата маленькая и неудобная, в стиле студии. 19. В очень многих домах на окнах снаружи имеются хитрые металлические жалюзи, по сути просто металлические створки, которые можно закрывать. Делать с ними ничего нельзя, ни красить ни снимать НИЧЕГО. Даже если они тебе очень мешают. Оторвешь? Штрафанут. 20. Штрафы во Франции вообще огромны за все и на все. Особенно ПДД. 21. Набережные очень похожи на московские. 22. Женщин за рулем очень много. Но водят они как и все женщины — не очень. 23. Во Франции очень неравнодушны к огню. Если у нас ты на эмоциях хочешь навредить соседу, то подложишь ему кучу, нагадишь на коврик и т. д., то там тебе сожгут коврик, машину, ящик почтовый, что угодно. Все страхуют свои машины от поджогов. Так например бывший муж матери моей подруги из ревности сжег их машину, пятно наверное до сих пор не отмыли на стоянке) Но в итоге это оказалось выгодно ибо страховка выплатила больше, чем реально стоило это авто. 24. Французы очень любят свой автопром. Я лично наблюдал превосходство в количестве ситроенов над рено и пежо, но и их много. По сути даже при наличии денег француз скорее всего возьмет ситроен, а не мерседес или японку. 25. Французы очень вежливы. При мелких дтп (та же самая мама подруги при парковке ловко поцеловала джип) вообще не напрягаются и расходятся. 26. Французы ОЧЕНЬ вежливы. Опишу случай, ввергший меня в культурный шок. Я ехал на автобусе, за рулем сидела женщина (их примерно половина там), перед ней пробежал явно на все плевавший мужик, повлекший резкое торможение, все чуть не попадали. Я ожидал щас матной тирады, но вместо этого мужик даме помахал, а та улыбнулась и помахала ему в ответку и поехала дальше. 27. Во Франции очень дешевое вино. Перед отъездом я на 2е купил 3 бутылки, и по качеству оно было получше многих наших. 28. Во Франции плохое бутылочное пиво. Стоит оно примерно на треть дороже нашего (как и все продукты), но вкус их средненького пива находится на уровне Жигулевского. Я привез им на пробу бутылки Бочкарева и Сибирской короны, и сам сравнил для разнообразия. Наше намного лучше. Из нашего пива в их магазинах можно найти только Балтику. 29. С русскими магазинами там беда, они есть, но мало. И цены в них огого. Тогда (3 года назад) Очаковская сиська там стоила раза в 3–4 дороже, чем я пил за пару дней до этого в Москве)). Там же закупаются продуктами владельцы русских ресторанов. 30. Французы очень общительны. Так и норовят к тебе присесть и пообщаться. Даже если ты с девушкой. Даже если ты говоришь, что не понимаешь по французски. Иногда это очень бесит, хочется взять и у*бать. 31. Французы — задохлики. Больших парней с бицухой там парочка на весь город. А тренажерные залы больше похожи на макаронный цех. Но со спортом полный порядок. Самые популярные игры — футбол, баскетбол и регби. Если ты регбист — ты повышаешься в их глазах на 100500 пунктов, ибо ты скорее всего здоровый дядька и уникален. В футбол там играют все. В баскетбол тоже, но меньше. 32. Негров во франции не так уж и много, как может показаться по игре их сборной по футболу. Примерно 15% от общего количества. И они довольно нормальные ребята, вежливые, общительные, не агрессивные. 33. В их языке нет мата. Есть только слово Mierde которое можно перевести как черт, а можно и как гамно. В зависимости от оборота. Так же нет звука Х, мне сказали что они даже выговорить его не могут, но я не верю. 34. Соцпомощь «малоимущим» там находится на таком уровне, что у нас средний класс должен себя чувствовать уязвленным. Помощь идет преждпе всего продуктами. По талонам раз в 2–4 недели все «малоимущие» района (в основном иммигранты) собираются на раздачу. Раздают там все — сыр (с плесенью, у нас такого нет), шоколадки (очень вкусные), йогурты, хлеб, овощи, молоко, хлопья, ну кароче все. Качество продуктов такое же как в магазине и товары не подвальные, а брендовые. 35. Уровень жизни там крайне высок. Я пожил одно время в семье таких вот «малоимущих». У них 3-х комнатная квартира в 5 этажке с кристально чистыми светлыми желтыми подъездами и стеклянными дверями. Отличный ремонт, плазма на полстены, аудиосистема, комп с инетом, полный холодильник…. в общем в России я живу намного хуже. Инет, кстати, там харош в любой точке страны, и без глюков. 36. Образование там на очень высоком уровне. В школе к 10–11 классу они проходят программу, равную 2 курсу нашего ВУЗа. Проверял. Относятся к нему очень серьезно — халявить не получится, программа очень сложная, учиться надо от и до. Но если ты получил диплом — считай жизнь удалась и хорошая работа ждет тебя. Но есть возможность и бросить школу, так делают многие иммигранты и идут потом в строители и автомеханики. 37. Если бы там была температура -20 хотя бы на пару дней, Франция бы погибла. Там и в +10 холодно, особенно к котеджах… 38. Во франции очень много старых домов. В Лионе есть целый квартал, состоящий из домов, которым 300–400 лет. С виду выглядят неплохо, как советские дома 60–70 годов… 39. Французы помешаны на скидках, как наверное и все европейцы. Они ходят примеряют шмотки 2–3 месяца, а потом в сезон скидок (если не ошибаюсь их 2 — зимний и летний) штурмуют магазины всей страной. Это сложно обьяснить научно). 40. Рынки есть, но в спрятанных местах города, чтобы не было видно. Там продают всякие плохие шмотки, офощи-фрукты и некоторую мебель и растения. Продавцы — арабы. Качество плохое, цены ниже чем в магазине. 41. После 9 не работает ни один магазин, даже аптеки. Исключение составляют только арабские магазинчики и всякие кебаб-хаусы. Круглосуточных магазинов нет. 42. Кебаб — очень распространенная еда, особенно среди молодежи. Ей богу как у нас шаурма. Готовят ее исключительно арабы. Все ингридиенты — как в шаурме, только режутся немного по другому и вместо лаваша — кусок питы. Есть удобней все-таки шаурму) Стоит она 3–4 евро. 43. Готовят французы так себе. Даже в кафешках и ресторанах. А кофе их — такое ощущение что с окурками. Но стоит все это дело немало. За 2 лазаньи и 2 чашечки кофе в центре будьте готовы отдать 30–35 евро. 44. Русских не очень любят, но и не презирают. 45. Во Франции очень много украинских проституток. Почти все) Мне рассказали парни)) Сам не проверял. Но кажется они пользуются спросом, если учесть что фр. девушки — страшные вообще все. |
fishki.net
Мой разноцветный Париж / Travel.Ru / Страны и регионы
Жизнь любой европейской страны сегодня немыслима без пришельцев из других, экзотических точек планеты. Даже зрелище какого-нибудь двухголового, зеленого или прозрачного пришельца, прогуливающегося по улицам Нью-Йорка, Лондона или Парижа, уже не стало бы неимоверной сенсацией. Но пока приходится удовлетворяться африканцами, кхмерами, эфиопами или андскими индейцами…
К неевропейцам в Европе уже в большей или меньшей степени привыкли. Люди, способные к широкому взгляду на действительность, понимают, что без смешения и взаимообогащения культур Европа обречена на закоснение и склероз. Всем ясно, что присутствие экзотических эмигрантов необходимо по экономическим причинам. Но если даже сами европейцы, объединенные многовековой общей культурой, не всегда способны удержаться от взаимных инвектив, то что говорить об их отношении к чужакам…
Один из самых разноцветных и разноязычных на планете городов — Париж, столица Франции, страны, искони объединенной множественными связями со всем миром, но и давшей рождение слову «шовинизм».
Представители «FN», «Национального Фронта», руководимого приятелем Вольфовича, Ле Пеном, любят писать на стенах аршинными буквами: «La France aux Francais!» («Франция для французов!»). Борцы с национализмом снизу подписывают: «Bourgogne aux Escargots!» («Бургундия для улиток!»). Будем надеяться, что ирония спасет мир.
Самое большое «нацменьшинство» Франции (после португальцев) — арабы, в основном из Магриба (Туниса, Алжира, Марокко), стран, на протяжении долгого времени находившихся под властью французов. По вполне понятным экономическим причинам издавна, и особенно после приобретения их странами независимости, арабы массами стремились в «метрополию».
В расхожем популярном сознании араб — это, прежде всего, лавочник из магазинчика на углу, торгующий после закрытия обычных магазинов, по ценам, естественно, более высоким, и норовящий, кроме того, обмануть вас на франк-другой. Или человек, торгующий в забегаловке «кус-кусом», жареными цыплятами, колбасками «мергез» и картошкой «фри». А также мелкий жулик, торговец наркотиками и сутенер. Презрительное название — «sale arabe», «грязное арабье», или «basane» (нечто вроде нашего «чернож…й»). Сами арабы, особенно молодежь, называют себя «beure» (в женском роде «beurette»). Это французский молодежный жаргон — «verlan», в котором слова произносятся наоборот, да еще и изменяется гласная.
Арабских лавчонок, на самом деле, множество. Торгуют они и вполне обычной французской снедью, и произведениями Магриба, и всякими мелочами типа «все за десять франков!», и кожаными изделиями, часто сомнительными, вроде фальшивого «Louis Vitton», и разнообразной ювелиркой низкого качества. А также — арабские мясницкие, где мясо приготавливается по исламским правилам. Сейчас, из-за контроля над этими лавками разных мусульманских организаций и попросту мафии, идет настоящая война. Почти каждый десятый житель страны — араб. Часть арабов придерживается предписаний Ислама.
Соответственно, оборот арабской мясной торговли колоссален. В Париже огромное количество арабских рестораций, от грязных забегаловок до роскошных, сплошь в позолоте и зеркалах, в духе «Тысячи и одной ночи» заведений, и для французов магрибская еда давно уже стала своей.
Кроме того, арабской специальностью является содержание авторемонтных мастерских и маленьких гаражей. И, разумеется, из арабской среды рекрутируются рабочие заводов. Без них «Ситроен» или «Рено» давно бы уже остановили свои конвейеры.
Почти все арабы, въезжавшие на протяжении десятилетий на землю «Шестиугольника», не имели профессиональной квалификации, корней, знакомств. А французское общество с трудом впускает в себя пришельцев. В результате, счастливчикам удавалось открыть свое дело, другие же становились чернорабочими или вставали к конвейеру. Селились либо в самых бедных, гнилых районах городов, либо в рабочих предместьях. В Париже это север города — Барбес, рядом с Монмартром, квартал Восточного Вокзала, Бельвилль, еще с начала ХIХ века известные как рассадники воровства и бандитизма. Сейчас эти районы стремительно перестраиваются, но еще остаются мрачноватые и весьма колоритные задворки вроде «Folies-Merricour», «rue de la Goutte dХOr» (улица Золотой Капли, где еще несколько лет назад трудновато было купить бутылку вина, зато с гашишем и героином, а также исламскими изданиями фундаменталистского толка было замечательно), конец рю де ля Рокетт. Это — царство лавчонок, темных сомнительных кафе с проститутками, белья, свисающего из окон, бань-хаммамов, мечетей и медресе, ютящихся в бывших мебельных мастерских, магазинчиков, набитых всевозможными изданиями Корана либо, наоборот, видео- и аудиокассетами, запретными для истинного мусульманина. Если попасть сюда в Байрам или в день конца Рамадана, то можно усомниться — находишься ли ты в получасе ходьбы от Больших бульваров?
Если эти кварталы старого Парижа (как и прилегающие к ним исторические предместья вроде Клиши, Обервилье, Баньоле или Монтрей) имеют свое очарование, то новые «города-спутники», такие, как Плэн-Сэн-Дени, Мезонс-Альфор или Аркей, его лишены напрочь. С незначительными национальными и экономическими различиями, они вполне схожи с нашими Люберцами или Мытищами. Кроме «гипермаркетов», нескольких кафе, «культурного центра», кино и множества автомастерских там, кроме блоков «экономического жилья» (HLM), в общем-то, нет ничего.
Дома — тоска. Папаня либо горбатит на фабрике, либо таскается по бюро социальной помощи, продлевая пособие по безработице и выбивая новые «allocations familiales» — «выплаты на семью». Старший брат занят тем же самым, либо сел в тюрьму, либо близок к этому. Или уже стал «каидом», то есть «паханом». Если не знать, что лица такого свойства не являются измышлением авторов французских комедий из жизни полицейских, то поверить в их реальность не легче, чем признать действительным существование московского «нового русского» с пальцами железным веером.
Алексей Хвостенко, известный поэт и певец, долго живший на Гутт дХОр, клялся, что собственными глазами видел, как местный «каид» подъехал инспектировать улицу: сперва из темно-серого «Ягуара» с золочеными ручками выскочил черный дог с золотыми зубами; за ним на свет Божий выполз хозяин в костюме от «Кетон», сказал почтительно склонившейся пастве: «Inchallah!» — и пошел договариваться о чем-то в затхлое кафе на углу.
Для мусульманина «Иншаллах», то есть «если Бог даст», является ключевым словом. Для рациональных и прагматичных французов такой фатализм невыносим. «Sale arabe» оказывается для него паразитом, обреченным, в лучшем случае, быть регулярно битым коррумпированным полицейским. По-уличному «мент» — «флик», на «верлане» получается «кеф», а «продажный», «pourri» — «ripoux». А в безжалостной действительности не проходит года, чтобы такой вот «кеф рипу» не пристрелил черного подростка, который не вовремя куда-то побежал.
Дальше — ни к чему не ведущие разбирательства в прессе и Национальном Собрании, демонстрации «SOS Rasisme» и еще большее количество граффити по поводу «Франции для французов».
Замкнутый круг. И наш «люберецкий вариант» по сравнению с этим еще достаточно мягок.
Великое исламское выражение «Иншаллах» для арабов во Франции оборачивается почему-то жизнью на обочине. Так живет почти каждый десятый — а количество врачей, адвокатов, политиков, литераторов, философов этой пропорции не соответствует. Каждый десятый — а арабские подростки в самом лучшем случае умеют кое-как говорить на уличном арабском «языке касбы» и подражают лос-анджелесским рэперам, для чего штудируют толковый словарь французского языка «Le Robert»: «там много слов». Впору вспомнить Камю.
Добавить еще стоит, что смуглая курчавая масса совсем неоднородна между собой. Есть мягкие, ласковые и довольные жизнью туниссцы: еще бы, Тунис — единственная спокойная и вполне демократическая страна Магриба. Есть мрачноватые алжирцы: еще бы, эта страна, самая европеизированная в регионе, все глубже вползает в фанатическую религиозно-политическую разборку. Есть марокканцы, чтящие короля и с презрением поглядывающие на разболтанных соседей. Кроме того, имеются «харки», арабы, воевавшие в Алжире на стороне французов, ненавидимые соотечественниками и до сих пор необлагодетельствованные французским гражданством. Наконец, есть выходцы из Ливана, сторонящиеся магрибцев. В основном, это члены хороших и обеспеченных семей из благодатной долины Бекаа, бросившие свои виллы, оливковые рощи и виноградники. Для этих утонченных кардиологов и сотрудников больших агентств «Public Relations», придерживающихся, к тому же, в основном, несторианского христианства или католичества, несовершеннолетние хулиганы из Обервилье и лавочники из Барбеса соотечественниками не являются.
Есть еще упертые имамы и неграмотные «хаджи» в бурнусах и белых шапочках-«шешах», убеждающие родственников, что женщины должны закрывать лицо, а мужчины избегать общения с «неверными». Есть рыжеволосые и голубоглазые берберы,котрорых арабский мир за отдельную нацию не признает. Есть молодые раздолбаи, со своим арабским колоритом культивирующие есенинскую «чернуху»: вопреки запретам пьющие алкоголь, уважающие (по-своему) женский пол и сочиняющие полублатные, полу-рок-н-ролльные песни в стиле «rai», нечто вроде смеси музыки группы «Дюна» и честного чикагского блюза, замешанной на ориентальных страданиях.
Уже десять лет назад Жак Нувель, моднейший и знаменитейший архитектор Франции, построил исполинское здание «Института Арабского мира», спонсируемого всеми нефте-эмирами. Чем занимается это заведение, сказать трудно. Заявленное в программе «стремление к интеграции разных культур», кроме устройства помпезных выставок и велеречивых конференций, никак не проявляется. А Ив Лакост, очень известный политолог, с основанием заявил: «Будущее французского общества зависит от того, за кого выйдут замуж «beurettes». Если за французов — есть шанс интеграции арабов. Если за своих же соплеменников — страна обречена на жизнь с агрессивным и замкнутым организмом внутри себя».
Не имея определенного опыта, не всегда легко отличить от араба магрибского еврея. Когда-то в Тунисе, Марокко, Алжире были огромные общины местных евреев-сефардов. Жили они бок о бок с арабами и французами-«колонами», говорили по-арабски и по-французски, чуть-чуть на иврите. В 50 — 60-е годы почти все они уехали — кто в Израиль, кто в «метрополию». К моменту их появления европейские евреи-ашкенази в подавляющем большинстве уже совершенно офранцузились — за исключением небольшой и замкнутой группы хасидов-любавичей, занятых торговлей ювелирными изделиями. Магрибские сефарды заместили собой вакантную группу в мелком портновском и кожевенном бизнесе, где раньше трудились евреи из Восточной Европы. Квартал «SentiПr» — сердце одежной индустрии Франции, место, где иногда за год делались фантастические карьеры, где в подпольных мастерских трудятся иммигранты-нелегалы и где текстиль нередко служит только прикрытием для торговли наркотиками, проституции и игорного бизнеса, стал их царством. Магрибский «joupin» (бранное наименование еврея), сумевший быстро нажить состояние, — персонаж весьма красочный. Он обожает показать, что достиг успеха, что он — «quelqХun». Здесь он вполне даст фору нашим кавказцам. Благодаря этому, он — любимый герой таких анекдотов: «Симон спрашивает жену: «Ты видела новый «Порше» Натана?» — «Да, наш, по-моему, лучше». Через год он говорит:»Ты видела новый дом Натана в Нейи?» — «Да, милый, наш новый дом лучше». Через полгода он говорит: «Ты видела новую любовницу Натана?» — «Да, Симон, но наша явно лучше».
Разумеется, не всем магрибским евреям удается процвести. Многие продолжают работать на заводах или в строительной промышленности. Они очень семейственны, поддерживают родственные связи и любят селиться вместе. Один из таких островков — городишко Сарсель, недалеко от Парижа. Построен он был в 70-е годы и внешне очень смахивает на наши новостройки, только почище и поухоженнее. Почему-то половиной его населения оказались выходцы из Туниса. Из окон здесь пахнет восточными пряностями, на балконах проветриваются ковры, в кафе играет экзотическая музыка. При этом его трудно назвать гетто, в его воздухе не чувствуется тоски и обреченности арабских поселков.
Антисемитизм во Франции не очень агрессивен. Но услышать обычное «у них все схвачено…» можно довольно часто. И вправду — община магрибских евреев дает примеры сплоченности и стремительных карьер. Такие знаменитые текстильные империи, как «Naf-Naf», «Chevignon», «Bensimon», были созданы за пару лет мальчишками, начинавшими с мелкооптовой торговли кожаными куртками и свитерами на «блошином рынке». Пресловутая «The French connection», одна из самых мощных наркомафий мира, в большой степени контролировалась магрибцами. Но эта община дает пример и стремительной интеграции: не порывая с традициями, родители стремятся дать детям превосходное образование, проложить им путь в жизни. Дети мелких торговцев и портных становятся известными адвокатами, врачами, журналистами, музыкантами.
У нас бытует поговорка «не бывает еврея-дворника». Французы говорят «не бывает армянина-консьержа». Армян в Париже меньше, чем в Лос-Анджелесе и Ереване. Но не заметить их невозможно. Армянские лавочки с пряным суджуком, бастурмой и листьями для долмы. Армянские антикварные магазины. Армяне писатели и музыканты — Артюр Адамов, Анри Труайя, Анри Верней, Шарль Азнавур… Большинство французских армян — выходцы из Турции и бежали во Францию после армянских погромов. Пришлось им сперва очень несладко. Если русские эмигранты были известны как таксисты, то армяне прославились как строительные рабочие — они ведь исстари были знамениты в этом деле. Ну а потом уже у всех жизнь складывалась по-разному. Обычно внук армянского беженца уже не говорит на языке, но сохраняет принадлежность к армяно-григорианской церкви (даже если он неверующий), мечтает съездить посмотреть на Арарат и обожает перечислять знаменитых армян Франции. От него вы узнаете, что писатель Эдмон Ростан был внуком наполеоновского «мамлюка» Рустама, вовсе не турка, а армянина, а Мюрат, маршал Франции и король Неаполитанский, и сам был карабахским армянином.
Часто можно услышать: «Париж совсем почернел». Что же, правда, лет 50 назад, наверно, африканцы здесь еще были редкостью и либо служили в зуавских полках, либо танцевали в мюзик-холлах. Теперь они — везде. В Париже есть улицы — опять же, недалеко от Барбеса — где в овощных лавках торгуют совершенно неведомыми плодами, в одежных магазинах — ярчайшими платьями и «бубу», а в парикмахерских занимаются тем, что выпрямляют закрученные мелкой спиралью волосы или наоборот, свивают их в сотни замысловатых косичек. Люди здесь говорят с певучим грудным произношением, едят свою особенную пищу и придерживаются обычаев и культов, зачастую совершенно непонятных для европейца.
Африканцы отличаются от французов куда больше, чем арабы. И привлекают к себе еще большее внимание ксенофобов. С арабом еще понятно: жулик, бездельник. А африканец — вообще неясно, что у него в голове. Он и по-французски-то говорит еле-еле. Одно слово — «tronc» — «чурка».
Но «африканцев вообще» не бывает. Это — выходцы из разных стран, принадлежащие к разным народностям и племенам, говорящие на сотне языков, исповедающие ислам, христианство в разных видах, язычники. Это и люди, превосходно образованные, и те, кто не может написать свое имя. Однажды я видел на почте, как пожилой африканец, одетый в рабочий комбинезон, отправлял денежный перевод на родину — в графе для подписи он долго и старательно выводил какой-то замысловатый геральдический знак. Самое замечательное, что почтовый служащий преспокойно принял этот документ. В другой раз я видел в метро человека, только что, видимо, прибывшего в Париж: в руке у него был фибровый чемодан с железными уголками, облачен он был в кримпленовый костюм с широчайшими лацканами и клешеными брюками, на плечи же была наброшена роскошная леопардовая шкура. Это явно был какой-то важный африканский жрец или царек — только персоны такого значения имеют право носить шкуру леопарда.
Для французских властей африканцы часто становятся источником трудноразрешимых проблем. Как разобраться в степенях родства у людей, для которых все члены клана — родственники, и, соответственно, претендуют на право въезда во Францию «для воссоединения семьи»? Что делать, если для африканцев, принадлежащих к определенному племени, высочайшим авторитетом является вовсе не государственный чиновник или полицейский, а старейшина, вождь, который при этом может быть мусорщиком? Что делать с полигамией? Как, наконец, относиться к бытующему у некоторых народностей обычаю эксцизии (вырезанию клитора у девушек)? Почему они не могут этого делать, если арабам и евреям совершать обрезание разрешается?
В отличие от американских черных, французские африканцы — особенно в первом поколении — чувствуют себя приезжими. Черный расизм почти не существует. Но не рекомендуется называть африканца «nПgre» — это слово бранное. И молодой человек, родившийся на земле Франции и проживший здесь большую часть своей жизни, вполне может вам за это попортить физиономию. Гворить следует «noir», «черный». Молодежь же предпочитает называть себя «блэк» — или, на «верлане», «кеби».
Несмотря на пресловутый рационализм, французы очень склонны к всевозможному колдовству и суевериям. «Черные» с успехом удовлетворяют их запросы. Для многих из них традиционные обряды и верования священны. Но за деньги они с удовольствием морочат головы коренным французам. В Париже обитают тысячи африканских колдунов и прорицателей, в газетах, в рубриках объявлений рекламы «gri-gri» состязаются по обилию с рекламой более материальных и обычных услуг. «Марабуты», афро-мусульманские чародеи, советуют, на какую лошадь поставить в тотализаторе, привораживают неверных супругов, лечат от СПИДа. Колдуны из тропической Африки тычут гвозди в ритуальных куколок и химичат со снадобьями, в которые входят сушеные жабы и волосы самоубийцы.
Как бы ни шипели французские националисты на «чурок», страна уж никак не обойдется без мусорщиков, строительных рабочих и шоферов с Черного Континента. Как и без африканцев, занятых в области моды, шоу-бизнеса и музыки. Куда бы она делась без черных красоток, рекламирующих шедевры haute couture? Разве удалось бы продавать миллионы пластинок без музыкантов вроде Юсуфа Ндуру или Секу Туре (этот великолепный певец является, к тому же, настоящим «гриотом», то есть жрецом-сказителем, почитаемым своими компатриотами из Мали как высший авторитет и мудрец)?
Отдельная категория — черные с Антильских островов, Гваделупы и Мартиники. Их, в сущности, и нельзя отнести к не-французам; более того, себя они зачастую чувствуют большими французами, чем жители Парижа в пятом поколении. Острова пользуются статусом «заморских департаментов», то есть перелететь Атлантику в официальном смысле то же самое, что пересечь «Периферийный бульвар» (парижскую МКАД) и очутиться, к примеру, в департаменте «Сена — Сен-Дени». На выборах антильцы довольно часто голосуют за правых политиков. Именно среди них иногда встречается «черный расизм»: бывает, что антильскую девушку родственники осуждают за то, что она встречается с белым парнем. Относительно африканских черных антильцы, случается, говорят: «Они же дикари, им никогда не стать настоящими французами». При этом между собой они общаются на креольском языке, почти непонятном для французов. У них своя, очень специфическая (и вкусная) кухня и своя музыка, «зук».
А теперь обратимся к выходцам с Дальнего Востока, самым экзотическим и загадочным «нацменам» Франции. Два парижских «чайна-тауна», конечно, по размеру нельзя сравнить с нью-йоркскими «китай-городами». Тем не менее, это совершенно особый мир.
Один осколок «Поднебесной» находится в районе Place dХItalie и, не зная об этом, его легко можно не заметить. Он скрыт в задних дворах и огромных подземных пространствах квартала, застроенного многоэтажками в конце 70-х — начале 80-х годов. Это сотни лавок, супермаркетов, ресторанов, магазинчиков, конфуцианских и буддийских молелен. Второй, меньший по объему, но более заметный, приютился на склонах Бютт де Шомон, в районе Бельвилль, где Дальний Восток сосуществует с Магрибом. Кроме них, в пригороде Парижа Марн-ля-Валле имеется огромный торгово-общественный центр «Chinagora», а в самом центре, недалеко от Бобура, в узеньких улочках Марэ (Болота), которые были раньше заселены парижской шпаной (именно здесь находится печально знаменитая «улица Добродетелей»), потом мелкими арабскими и еврейскими торговцами, спрятался микроскопический чайна-таун, заселенный представителями южнокитайской национальности «вэй». Они по каким-то причинам держатся очень замкнуто и с другими китайцами не общаются. Китайские рестораны и магазины рассеяны по всему Парижу.
Известно, что для китайцев все «длинноносые» европейцы на одно лицо. Французу же трудно отличить одного китайца от другого. И от вьетнамца, корейца, лаосца, кхмера. Никто во Франции не может точно сказать, сколько китайцев в действительности живет в стране. Сегодня в полицию стараются рекрутировать французов азиатского происхождения — им все-таки легче разобраться, является ли мьсе Лао тем, за кого себя выдает.
Несколько лет назад по Парижу пополз чудовищный слух: нельзя ходить в китайские рестораны, там могут накормить «чоп сюэй» из человеческого мяса. Слух этот распустил один ушлый журналист, высказав следующее предположение. Акты гражданского состояния показывают, что у китайцев, проживающих во Франции, практически нет смертности. У всех других народов — есть, а китайцы живут вечно. Всем было, естественно, понятно, что умирают китайцы, как и все прочие, просто на документы «выбывшего» в лучший мир китайца приезжает очередной нелегальный иммигрант. Вопрос: куда деваются трупы? Журналист предложил простой ответ.
Вообще все, что связано с китайцами и другими азиатами, покрыто тайной и наслоением нелепых слухов. Ходят рассказы о подвигах «триад», о подпольных игорных домах с миллиоными ставками, о фантастических суммах, циркулирующих в теневой экономике, контролируемой китайцами. Известны «короли» китайской мафии, но никаких улик против них не имеется. Китайцы на вопросы журналистов о мафии лучезарно улыбаются: «Мы же не итальянцы!»
Китайцам присущ почти религиозный культ успеха и богатства. Их трудоспособность вошла в поговорку. Текстильно-одежная промышленность — одна из основ французской экономики. И она потихоньку переходит в руки китайцев. Уже упомянутый «Сантье» перестает быть вотчиной евреев, которые сложили оружие перед «муравьями». На легальных, полулегальных и просто подпольных швейных фабриках китайские рабочие трудятся по 12 — 14 часов в день. Они стараются пить как можно меньше воды, чтобы реже отрываться от машины. Они ограничивают себя во всем, лишь бы скопить капитал. Но уж если они устраивают праздник — небеса ходят ходуном. Однажды мне повезло: я наблюдал китайскую свадьбу в знаменитом бельвилльском ресторане «Нюнювиль». Гости плясали на столах, пели, кидали пачки денег на поднос новобрачных, дрались и мирились.
К азиатам французы относятся с опаской. До сих пор сказывается недолеченный «индокитайский синдром». Но с восхищением наблюдают, как быстро азиаты, решившие выйти из тени, интегрируются во французское общество. Как, не теряя корней, приобретают качества, любезные галльскому сердцу — стиль, умение жить, тонкость обращения. Последняя жена последнего французского национального героя Сержа Гинзбурга, Бамбу, полу-вьетнамка, полу-немка (с обеих сторон голубых кровей) по популярности среди читателей бульварных газет не уступает Стефании Монакской и Катрин Денев.
И без китайской кухни француз больше обойтись не может. Несмотря на опасность съесть китайского дедушку. Большинство французов уже научилось обращаться с палочками, а многие понимают разницу между кухней Кантона, «мандаринской», пекинской кухней и кулинарными традициями Индокитая.
В Париже имеется небольшая, но заметная японская община, состоящая в основном из банковских служащих и работников страховых компаний, занятая скупкой всего французского добра, какое удается скупить. А также небольшое количество студентов и художественной богемы. И такие культовые фигуры французской цивилизации, как Кэнзо, Иссе Мияке и основатели фирмы «Comme les garsons».
К японцам французы питают почти суеверный ужас: они боятся, что «жапы» скупят весь Париж, а что будут с ним делать — неизвестно. Но радуются, когда эти «странные насекомые», как выразилась премьер-министр Франции Эдит Крессон, бодро тратят свои немеренные йены на произведения французского гения, вроде платков «Эрмес».
Сами японцы, кроме офранцузившихся постоянных жителей страны, обычно неважно изъясняются по-французски, продукты покупают в немногочисленных дорогих японских магазинах, обедают в дорогих японских ресторанах на улице Сент-Анн, вблизи Оперы, там, где находится большинство офисов японских компаний.
30.04.1996
Источник: iностранец
guide.travel.ru
Франция на коленях. Пригороды Парижа превратились в Арабские Эмираты | В мире | Политика
Число иммигрантов в отдельных районах Парижа составляет 50% (!) от всего населения, а пригороды французской столицы превратились в Арабские Эмираты со своими законами. И это хороший урок для российских властей.
Ахмед сегодня слегка под мухой. Да, имам его мечети в Страсбурге запрещает пить, да и родители тоже, но он любит принять на грудь. Именно поэтому Ахмед украл в магазине одну бутылку вина и две шампанского, виртуозно засунув их в штаны. Этот молодой алжирец уже отсидел 7 месяцев в тюрьме за духи, похищенные в торговом центре, — говорит, «девушку хотел осчастливить». Он идёт по улице тяжело, как слон, — опасается, что выпадут бутылки. «Полицейские у нас твари, — жалуется Ахмед. — Увидят араба с покупками — требуют показать кассовый чек. Иначе арестуют — уже не верят, что наши что-то за свои деньги покупают».
Постоянной работы у алжирца нет, и воровство он считает нормальным делом. «Это вообще не преступление — французы богатые, — говорит он. — А их солдаты в Алжире миллион человек убили. Сволочи, да они нас обязаны до конца жизни кормить!» 20 лет назад родители Ахмеда приехали на работу во Францию: отец устроился дворником, мать торговала на базарчике фруктами. Он никогда не видел Алжира — родился в Страсбурге, но французом себя не считает. Это и есть основная проблема 7 миллионов переселенцев из арабских стран: они живут здесь по своим правилам…
«Вали отсюда, пока цел!»
Сейчас во Франции число иммигрантов называют угрожающим — они официально составляют 20% от всего населения. Неофициально — в два раза больше. Парижский район Гут д’Ор называют «маленькой Африкой»: каждый второй (!) житель приехал сюда из Алжира, Сенегала или Конго. По вечерам на улицах этого квартала раскидываются стихийные рынки — продают краденые вещи или играют в напёрстки, обманывая туристов. В Фонтен-о-Руа и Ля Шапель треть иммигрантов, а в пяти других районах переселенцы составляют четверть от числа парижан. В XIII округе живут китайцы, у Восточного вокзала — пакистанцы, турки и выходцы из Бангладеш. Есть особые кварталы, где поселились вьетнамцы и ливанцы. Это ещё хорошо: например, в Марселе примерно половина (!) из 800 000 жителей города — уроженцы Северной Африки.
Источник фото: globallookpress.com
— Россия совершает классическую ошибку Франции, — уверен политолог Роже Гольдберг. — Во время экономического бума 70-х годов мы тоже стали привлекать мигрантов — нам нужен был копеечный труд. Опираясь на закон « О воссоединении семей», они перевезли сюда жён и детей. До 1993 года, если ребёнок родителей-иностранцев появлялся на свет во Франции, он получал гражданство. Вы знаете, к чему это привело? Беременные арабские и африканские женщины нелегально плыли к нам на лодках и сразу шли «сдаваться» в больницы. Их дети обретали французский паспорт, а затем приезжала вся семья. Пособие мигрантам сейчас составляет 281 евро в месяц на человека и ещё 184 евро на каждого ребёнка! Это миф, что нелегалы дёшевы, — на деле они отнимают вашу зарплату. Ведь удивительно: граждане тех стран, что долгие годы воевали с Францией за свою независимость, — Алжира и Вьетнама — рвутся обратно к «оккупантам», так же как и советские республики вышли из СССР, а после миллионы узбеков, таджиков и киргизов целыми деревнями уезжали нелегально работать в Россию.
Парижский пригород, гетто иммигрантов Клиши-су-Буа (40 минут езды на автомобиле от центра столицы) похож на отдельную страну. По улицам идут люди в национальных одеждах — арабские куфии, гвинейские бубу, индийские сари. Каждая вторая женщина (чаще всего африканка) либо беременна, либо с детьми. Звучит заводная арабская музыка. Всюду лежат груды гниющего мусора — обитатели социального жилья (на скорую руку слепленных пятиэтажек), не утруждаясь, выбрасывают отходы из окон. 8 лет назад я был тут — во время погромов и поджогов машин. Стало лучше? Ничуть. Пробую сфотографировать мечеть, и ситуация 2005 года повторяется — меня окружает с десяток угрюмых арабских подростков, у некоторых в руках кастеты. «Эмир» группы, обритый наголо парень лет семнадцати, кричит: «Тебе чего надо, белый? Давай, вали из нашего района, пока цел!»
«Избивают за свинину»
— Гостя так встречать не принято, — отвечаю я по-арабски. — Разве этому учит Коран?
Фраза смягчает ситуацию. Бритый представляется Самиром, его семья приехала из Мавритании: «Отец в Париже пахал сутками, умер от инфаркта. Знаешь, я его путь повторять не хочу!» Работать никто из подростков не собирается, все пробавляются воровством из магазинов, а также карманными кражами. По закону, если подростку нет 16 лет, он не несёт никакой ответственности — полиция бессильна. «Ночью полиция в Клиши-су-Буа не приезжает — боятся! — хвастается Самир. — Мы так тряхнули Францию, что им мало не показалось». Хотя все подростки родились во Франции, они не считают родиной страну, давшую их родителям убежище: о французах презрительно говорят «эти галлы». «Скоро вся Европа будет наша, — распирает от гордости Самира. — Ты слышал, какое самое популярное имя у младенцев в соседней Бельгии? Мухаммед!»
— Радужные надежды французов, что иммигранты ассимилируются, рассыпались в прах, — вздыхает независимый журналист Робер Белью. — Какой был скандал, когда запретили носить паранджу! Митинги, драки с полицией, родители забрали многих девочек из школ и обучают дома. По подсчётам, к 2030 году во Франции будет 25% только мусульман, в общей сложности 40% иностранцев: рождаемость у французов падает, у гастарбайтеров растёт. Крупные города — Париж, Лион, Марсель — окружены этническими гетто, где главные авторитеты — имамы мечетей. В марте 2012 года исламист Мухаммед Мера застрелил в Тулузе сразу 7 человек, включая 3 детей. А на днях в Реймсе избили человека, евшего на улице бутерброд с ветчиной. Иммигрантов оскорбила свинина… Во что превратится наша страна, я не хочу думать.
Из-за запрета носить паранджу девочек массово забирали из школ. Источник фото: globallookpress.com
Ситуация с гастарбайтерами во Франции — хороший урок для России. Мы ничего не делали 20 лет, наивно думая, что дешёвый труд помогает экономике. Может быть, оно и так. Однако на примере французов видно, чем это обернулось: миллиардами евро на пособия иммигрантам, погромами по всей стране, резким повышением уровня преступности и прочими «прелестями». Чтобы избежать появления вокруг городов РФ «пояса» из иммигрантских гетто, живущих по своим законам, нам требуется побыстрее навести порядок на своих границах. Иначе будет поздно…
| Георгий Зотов Директор департамента загран. интервью и расследований «Аргументы и Факты»
|
Смотрите также:
aif.ru
Мнение француза: негры и арабы безбоязненно разгулялись во Франции потому, что публично без наказания можно говорить только фразу:«Мигранты – шанс для Франции»! » Политус.ру
В моем родном городе Париже я не был уже полтора года. И вижу его в основном в теленовостях. Как правило, новостные сюжеты сообщают о терактах, миграционном кризисе и волнах беженцев.И я вспоминаю, как в ноябре 2014 года ехал в вагоне парижского метро. Напротив меня сидел афрофранцуз и ел кукурузу. Листья кукурузы девать было некуда, и он просто бросал их на пол.
Я ему очень сочувствовал и предложил листья давать мне, я на следующей станции выйду и выброшу в мусорник.
Он сделал удивленное лицо и громко и агрессивно спросил, расист ли я. В вагоне было много людей, все они осуждающе смотрели на меня. Все вокруг афрофранцузы, и все смотрят на меня, белого расиста, который оскорбил человека за цвет его кожи.
Это просто небольшой эпизод. Всего лишь одна моя «чудовищная расистская выходка».
А еще я нацист. Меня обвинили в нацизме знакомые, которые услышали, что я был на митинге против легализации гей-браков и, соответственно, возможности усыновления однополыми парами детей. «Как же так? – спросил я. – Какое отношение имеют однополые браки к нацизму?» Но мне объяснили, что любые формы дискриминации – это дико и преступно. Но почему-то дискриминация геев – это дико, а дискриминация детей, которых они будут усыновлять на общих основаниях, – это допустимо.
Но, знаете, это не всегда смешно. Иногда грустно. Я был в районе, где живут мигранты. Они решили, что я слишком уверен в себе, и значит, я – «коп», а «копам» здесь делать нечего, и на меня напала толпа арабо-французов – таких же детей мигрантов, как и я. Поломали челюсть в трех местах.
Такая вот сегодня во Франции грустная и очень странная атмосфера. Причин у этого, на мой взгляд, две: геттоизация и многочисленные офисы по борьбе с расизмом.
Государственные офисы, с огромными бюджетами. Средств у них так много, что бывший директор одного из самых известных сидит за мошенничество. Он работал на SOS RACISME. Название этой организации тоже звучит странно – «Спаси расизм»? Я думаю, в связи с последними событиями пора ждать появления SOS TERROrisme.
Французская организация SOS RACISME создана в 1984 году. Своей целью она видит борьбу с расизмом, антисемитизмом и вообще всеми формами дискриминации. Обратите внимание на слово «дискриминация» и будьте уверены, что вы для этих людей педофилофобы.
В борьбе против расизма два фронта. Один – информационный: выпуск роликов против расизма, семинары против расизма в школах, концерты против расизма и «неделя против расизма» (последняя закончилась 28 марта).
Второй фронт – юридический: подавать в суд на любые публикации или слова, которые можно интерпретировать как расистские. В суде эти дела далеко не всегда выигрывают, но с их помощью можно испортить репутацию любого журналиста, политика, блогера, профсоюзного деятеля, любого публичного человека.
Как, например, было с французским юмористом Дьедонне (Dieudonne), на которого с 2000 года подали 18 раз в суд за «разжигание ненависти». Всего из 18 дел его только шесть раз не наказывали штрафами.
Из-за подобного давления во французском обществе практически невозможно публично поднимать тему мультикультурализма и обсуждать проблему мигрантов. Чтоб вы понимали – хотя я гражданин Франции и мой родной язык французский, сам я сын мигрантов из России. И я готов обсуждать эту проблему. Но ее нельзя обсуждать, можно говорить только: «Мигранты – шанс для Франции»! Сомнения или шутки на этот счет жестко пресекаются. За шутки платят штрафы.
Эти организации создают ситуацию, в которой тяжело говорить, а значит, невозможно объединяться.
Параллельно этой системе существует другая, которая открывает Францию массовым волнам беженцев, тысячами нелегально проникающих в страну. Мигранты, к сожалению, бедны, страдают и даже умирают. Но есть же и другая часть населения, есть французы, которые родились и живут в своей стране, в своем родном городе, например в Кале (Calais). Кале – прибрежный город в северной части Франции, где раньше мирно жили 70 тысяч человек.
Через Кале ездят грузовики в Англию, которую многие мигранты предпочитают другим европейским странам. И нелегалы там себе построили городок, где, по некоторым данным, жили до 6000 человек. Там можно пожить, пока не появится возможность забраться в грузовик, по туннелю направляющийся в Англию. Чтобы остановить грузовики, мигранты на автостраде кидают кирпичи, пытаются с помощью машин спровоцировать ДТП и пробки, а потом и залезть в остановившийся грузовик.
Жители Кале объединились, поддерживают друг друга, снимают, что происходит, выкладывают это в Сеть. Они создали страницу «Недовольные жители Кале» (Les Calaisiens en colère), где многое можно увидеть. И им страшно, они в отчаянии.
В эту группу стоит заглянуть, чтобы увидеть, как живут европейцы.
Как они не могут чувствовать себя в безопасности, потому что живут рядом с «джунглями» (так называют жители Кале городок, построенный мигрантами). Французы живут там в постоянном терроре. Это ли не симптомы войны? Это и есть война.
Не война города Кале против мигрантов, а война правительства Франции против французов. Ведь если правительство не защищает свой народ, может, оно ведет против народа войну?
Автор Николя Ткачук, журналист
😆Устали от серьезных статей? Поднимите себе настроение 😆 самыми лучшими анекдотами!😆, или оцените наш канал на ЯндексДзен
politus.ru
Уроки истории или судьба Франции в ходе мусульманской экспансии
Сергей ЛебедевСвобода, равенство, Папон!
Полвека тому назад, 17 октября 1961 года, в одном из центров западной цивилизации, во Франции, в Париже, произошли весьма знаменательные события, унесшие жизни нескольких сотен человек. О них мало говорят во Франции, и тем более ничего не знают за ее пределами.
В 1961 году во Франции самой тяжкой национальной проблемой была тянущаяся уже восьмой год колониальная война в Алжире. Впрочем, юридически это была не война в колонии, а гражданская война в самой Французской республике. Расположенный напротив Франции на противоположном берегу Средиземного моря Алжир в 1830 году был захвачен французами. Алжир был переселенческой колонией, в которую устремились сотни тысяч переселенцев из метрополии. К 1950 году из 9 миллионов жителей Алжира 1 200 тысяч составляли французы. В колонии их называли «пье-нуар» («черноногие»), поскольку они носили, в отличие от туземцев, кожаную обувь. Быт и культура «черноногих» имели многие особые черты, весьма отличавшие их от французов метрополии. Они напоминали американцев Юга США, высоко ценя свое европейское происхождение, полные снисходительного презрения к арабам. Большинство «черноногих» к тому времени проживали в Алжире уже на протяжении четырех-пяти поколений. Из числа алжирских французов вышло невероятно большое количество деятелей культуры и политики Франции. Самым знаменитым «черноногим» был знаменитый философ и писатель Альбер Камю.
Влияние французского языка и культуры оказало воздействие и на аборигенное население Алжира. В той или иной степени большинство местных арабов владели французским языком. Сложился крупный (более 20 % всех арабов и берберов) слой «франко-мусульман», то есть местных арабов, полностью офранцуженных в языковом и культурном плане, отличавшихся от «черноногих» лишь мусульманским вероисповеданием. Начиная с начала ХХ века, многие арабы начали отправляться во Францию в поисках более высокого заработка или по выполнению служебных обязанностей. К 1960 году в собственно Франции проживали 370 тысяч алжирских арабов.
Алжир юридически перестал быть колонией, превратившись в часть Франции, представляя собой 3 департамента республики. Большинство французов считали, что Алжир – это Франция. Однако Франция уже с конца ХIХ столетия переживала демографический упадок. Численность населения Франции не менялась на протяжении 60 лет. Понятно, что удержать колонии, коренные обитатели которых сохранили прежний уровень рождаемости, было все сложнее. К тому же Франция переживала полный декаданс во всех сферах жизни, и к ХХ веку французы полностью утратили дух крестоносцев и колонизаторов. Когда в ноябре 1954 года в Алжире началось восстание арабов, то жители Франции в большинстве своем уже были не готовы сражаться за территориальную целостность страны.
Но недаром Антуан де Сент-Экзюпери, многие годы прослуживший в Северной Африке, говорил, что мы в ответе за тех, кого приручили. Французы превратили Алжир в процветающую страну, по уровню развития превосходившую Испанию. Жизненный уровень арабов французского Алжира был самым высоким среди всех тогдашних арабских стран (это было до появления нефтяных монархий Персидского залива). По уровню высшего и среднего образования на душу населения алжирские арабы уже в 30-е гг. опережали такие европейские страны, как Греция и Португалия.
Алжирские арабы при французском господстве пользовались широкой внутренней автономией и сохранили свои культурные институты. Более того, благодаря европейским достижениям в области здравоохранения, мусульманское население вступило в фазу демографического взрыва уже в 20-е гг. ХХ века. Когда французы начали завоевывать Алжир, в нем было лишь около одного миллиона жителей. К 1900 году число алжирских арабов превысило 3 миллиона человек, а к 1950 году их стало уже 8, 5 миллионов.
По мере того, как арабов становилось все больше, а среди них резко увеличилась доля полуобразованной, но при этом очень амбиционной интеллигенции, французская власть в Алжире стала слабеть. «Почему французам должны принадлежать все эти плантации, и роскошные дома, если они построены на нашей земле?» — вопрошал текст одной из подпольных листовок, распространяемых среди арабов. То, что именно французы и построили все эти плантации и роскошные дома, разумеется, в листовке не говорилось.
Алжирская война 1954-1962 годов была одной из самых кровавых войн ХХ века. Причем восставшие арабы отнюдь не были невинными овечками. Уже в первые дни восстания мятежники расстреляли автобус с французским школьниками в городе Бон. В начале 1955 года мятежники практически поголовно вырезали все французское население шахтерского поселка близ Филиппвиля (ныне – Скикда). Свою программу в отношении европейского населения Алжира мятежники поставили вполне конкретно в лозунге: «Гроб или чемодан»! Иначе говоря, всем европейцам предложили выбор между смертью или изгнанием из Алжира. Ни о каких правах «черноногих» речь и не шла.
Многие французы, в том числе и из числа «черноногих», поддерживали мятежников. Французские левые считали, что арабы всего лишь борются против социального угнетения. А многие из них, полагая, что восстание в Алжире есть начало социалистической революции во Франции, приняли активное участие в вооруженной борьбе против собственной страны. Состоящая в основном из французов алжирская компартия примкнула к мятежникам. Из европейцев состояли многие боевые группы мятежников, особенно в столице колонии.
Среди французов метрополии широкую поддержку получили взгляды «минористов», сторонников «маленькой европейской Франции», своеобразных «уменьшителей», заявлявших, что Франции лучше самой избавиться от колоний, чтобы не кормить быстрорастущее цветное население. Поэтому «уменьшители» также резко выступали против войны в Алжире.
На поле боя арабы потерпели поражение, но все же пришедший к власти в 1958 году генерал де Голль счел нужным дать Алжиру независимость. Генерал говорил: «У арабов – высокая рождаемость. Это значит, что если Алжир останется французским, то Франция станет арабской».
В начале 1961 года в курортном городке Эвиан начались официальные переговоры между правительством Французской республики и представителями некоего Фронта Национального Освобождения (FLN) Алжира, представляющего собой разрозненный конгломерат различных полуполитических, полукриминальных организаций арабов, ведущих вооруженную борьбу в Алжире. То, что Алжир получит независимость, было ясно уже из самого факта начала переговоров. Речь шла о положении «черноногих» и о статусе арабов в метрополии, которые поголовно имели французское гражданство. Делегация FLN настаивала на том, что никаких прав у алжирских французов вообще быть не может, зато арабы в метрополии должны иметь особый статус. В частности, при сохранении французского гражданства (и всех прав французского гражданина) арабы должны обладать особым правовым статусом, быть подсудными только мусульманским судам, учится в своих арабских школах, содержать которые должно было министерство просвещения Франции, жить согласно законам шариата и получать особую компенсацию за свои страдания под французской властью.
Поскольку даже готовые на уступки власти Франции не готовы были выполнить такие наглые требования, то переговоры зашли в тупик. Тогда арабы организовали в Париже ряд терактов против полицейских. Морис Папон – шеф парижской полиции — заявил на похоронах одного из своих коллег: «На каждый полученный удар мы ответим десятью».
К тому времени 51-летний Морис Папон более трех десятилетий служил в полиции, пройдя путь от рядового постового до префекта столичной полиции, исправно служа всем периодически сменявшимся правительствам Франции. В 30-е годы Морис Папон разгонял демонстрации французских фашистов. В период оккупации Франции немцами – раскрывал подпольные группы Сопротивления. После войны Папон ловил и сажал сотрудничавших с немцами. Нет никаких сомнений, что приди к власти коммунисты – Папон осуществлял бы экспроприацию и ликвидацию французской буржуазии как класса, а новая власть, как и прежние, ценила бы его как выдающегося профессионала.
Пост парижского префекта Папон занимал в 1958-67 гг. Эти годы пришлись на пик алжирской войны. Еще в первых же своих воззваниях арабские мятежники объявили о том, что перенесут войну в метрополию. Это не было бахвальством. За 1957-61 гг. сотрудники Папона нейтрализовали более 60 арабских групп общей численностью примерно в тысячу человек, пытавшихся начать в Париже террористическую деятельность. Арабы планировали устроить взрывы в метро, аэропортах, взорвать телецентр в момент трансляции речи президента республики и даже заразить городской водопровод бактериями, но их планы были сорваны.
Одной из главных причин успехов префекта было то обстоятельство, что, руководствуясь принципом «на войне как войне», он не побоялся санкционировать применение при допросах террористов пыток и психотропных веществ, а также взятие родственников заподозренных в терроризме в качестве заложников. Папон не боялся взять на себя всю ответственность. Вступая в должность, он объявил своим подчиненным: «Выполняйте свой долг и не обращайте внимание на то, что пишут газеты. За все ваши поступки отвечаю я и только я»!
Пик противостояния пришёлся на октябрь 1961 года – 5 октября Папон объявил комендантский час для всех «французских мусульман из Алжира». В ответ FLN опубликовал воззвание: «Алжирцы должны бойкотировать комендантский час. Для этого, начиная с субботы 14 октября 1961 года, они должны выйти из домов массами, с женами и детьми. Им следует гулять по главным улицам Парижа». Арабские главари прекрасно понимали, что разъяренные гибелью их товарищей парижские полицейские не потерпят нарушений комендантского часа и хладнокровно рассчитали, что определенное количество арабов непременно должны были погибнуть в этой демонстрации, дабы кровь мучеников освятила все требования FLN.
Демонстрация была назначена на 17 октября 1961 года. Более 40 тысяч арабов, многие с оружием в руках, несли лозунги: «Франция – это Алжир», «Бей франков», «Эйфелева башня станет минаретом», «Прекрасная Франция, когда ты сдохнешь?» и «Парижские шлюхи – где ваш хиджаб?»
«Мирная» демонстрация быстро вылилась в погром. Арабы сначала только били витрины и поджигали автомобили, а затем ранили нескольких полицейских и прохожих. Огромная толпа арабов двинулась на остров Ситэ, где расположен знаменитый собор Нотр-Дам, а также Дворец Правосудия, желая поджечь эти ненавистные символы французской религии и правовой системы.
Но полицейские были готовы к действиям. «Если арабы хотят войны, пусть они ее получат» — заявил Папон. На старинном мосту Сен-Мишель, ведущим на остров Ситэ, началось настоящее сражение. Демонстрантов били дубинками до потери сознания и сбрасывали с мостов в Сену. Туда же кидали убитых и раненых. Масса обратившихся в бегство арабов было затоптано насмерть. Во дворе главного управления парижской полиции арестованных арабов избивали, до смерти. В итоге, 40-тысячную вооруженную демонстрацию арабов за два часа разогнали 500 полицейских, причем разогнанные были настолько ошеломлены, что побросали на месте более 2 тысяч стволов, не успев толком их использовать.
По официальным данным, погибло 40 человек, но реально речь идет о нескольких сотнях. Точное количество до сих пор не установлено. Это объясняется тем, что убитых арабов вообще не считали. Многие утонули в Сене, и их трупы не были найдены. К тому же среди арабских демонстрантов многие проживали во Франции нелегально, и установить личность многих мертвецов не было возможности.
Но успех Папона оказалось бесполезным. В марте 1962 года в Эвиане было подписано мирное соглашения практически на условиях сепаратистов. Алжир получил полную независимость. «Черноногие», о правах которых так и не договорились, в панике бежали из Алжира, бросив свое имущество. Впрочем, они еще легко отделались. В июле 1962 года, в день провозглашения независимости Алжира, арабские банды ворвались в город Оран с преимущественно европейским населением и устроили там резню. Только вмешательство французских войск, командование которых, наплевав на грозные окрики из Парижа не нарушать прекращение огня, спасло жизнь нескольких тысяч оставшихся в живых французов. После событий в Оране в Алжире не осталось европейцев. Так закончилась эпоха Французского Алжира.
Морис Папон отслужил в полиции до 1967 года, а в 1978-81 году был министром бюджета в правительстве. В 1998 году, в возрасте 88 лет, он был осужден на 10 лет тюрьмы за то, что в период немецкой оккупации Франции он, будучи начальником полиции Бордо, способствовал аресту и депортации 1690 евреев. О разгоне арабской демонстрации 17 октября 1961 год, разумеется, ему на суде не напоминали, иначе всплыли бы имена слишком многих лиц, стоявших тогда над ним, включая Де Голля. Папон вышел из тюрьмы в связи с преклонным возрастом в 2002 году, и умер спустя 5 лет.
Что касается Франции, то, несмотря на старания «уменьшителей», избавившись от Алжира, Франция получила миллионы алжирских арабов. Похоже, французы уже стали нацменьшинством в собственной стране. Во многих кварталах французских городов арабы и прочие иммигранты воссоздают свое прежнее общество с клановыми войнами, кровной местью, многоженством, похищением невест. О существовании Французской республики иммигранты вспоминают только в дни получения пособий.
Мусульмане Франции сумели навязать французам комплекс вины за колониализм, расовую дискриминацию и прочие преступления. Сначала мусульмане добились признания полигамных семей (то есть многоженства). Затем добились себе особых прав как угнетенному меньшинству. Далее мусульмане выступили против светского характера французской системы просвещения. Вспомним, как по Елисейским полям маршировали толпы мусульманок, требовавших свободы ношения исламской одежды, скрывавшей лицо – хиджаба. Толпы вопящих под хиджабом теток шли по улицам Парижа и вслед за скандированием лозунгов горланили Марсельезу. И никто не подумал, насколько противоречат друг другу Марсельеза и хиджаб.
И, наконец, великолепно организованные беспорядки в парижских пригородах в 2005 и 2007 гг. означают, что теперь Французская республика постепенно должна признать особые права пришлых жителей страны. И новые Морисы Папоны вряд ли найдутся в этой стране, где торжествуют толерантность и политкорректность. В 2001 году мэр Парижа Бертран Делонэ на мосту Сен-Мишель открыл мемориальную доску в память о событиях 17 октября 1961 года.
Так вслед за французским Алжиром уходит в небытие и Франция.
2011-10-19
la-belaga.livejournal.com