Арабы в париже: Страшный город Париж — ТурПравда

Страшный город Париж — ТурПравда

Коренной житель Парижа продает Эйфелевы башни возле Лувра

«Ах, Париж, ох, Париж, хочу в Париж» — троллят нас всякие поговорки. Или еще круче —  увидеть Париж и умереть! Что за фигня вообще, кто такое сказал? Да как бы не умереть в этом Париже, ей-богу!  Сегодняшний Париж уже не тот, что 10-15 лет назад, и совсем не такой, как нам расписывают тур-операторы (правда, они и показывают город часа 2-3, чтобы туристы лишнего не увидели),  а может, весь мир живет ложью и иллюзиями. Город наводнен арабами, индусами, китайцами и чернокожими, и это уже не «понаехавшие», это коренные жители Франции. Граждане  качества «френч френч» (французский француз), как пренебрежительно называют их арабы, составляют от силы процентов 45 от общей численности населения.  В принципе, через пару часов к этому привыкаешь, лишь бы не было эксцессов. Причем черные зачастую куда доброжелательнее белых. «Приедешь в Париж – спрашивай дорогу у черных, они быстрее идут на контакт», — такой совет дала мне подруга.

Так и получилось. Доехав из Тура до станции Берси в Париже, я спустилась в метро, купила билет, мне выдали бесплатную карту города. Мне нужно было добраться до станции Белвилль, с пересадкой. Темнокожая девушка растолковала мне, как добраться до нужного мне поезда. Белые только пожали плечами – «моя твоя не понимайт».

Метро в Париже жутковатое. На синей ветке вагончики нормальные, на коричневой – старые и ужасные, люди в вагоне – самые разношерстные. Я доехала до нужной станции и выползла на свет божий. Пошел дождь. Гугл-карты скрутили мне дулю – на счету закончились деньги, бесплатно роуминг не работал. Мимо прошла сладкая парочка – негр и араб криминального вида. Они пристально разглядывали меня, мою дорожную сумку и шубку. Было «приятно».  Я села в кафе, в котором традиционно для Франции не было вай-фая. Посетители кафе – сплошь белые пенсионеры, не смогли объяснить, как мне добраться до хостела. Пришлось заказать кофе. Как я и предполагала, после расчета до меня снизошли и показали, в какую сторону тащиться.

Еще пару переулков, пару бесед с милыми темнокожими дамами – и я на месте! Ура! Я зашла в хостел, и, наконец-то, почувствовала себя в тепле и в безопасности.

Хостел — LOFT BOUTIQUE HOSTEL – находился в центре 20 округа Парижа, в оживленном районе Бельвилль, рядом много баров, ресторанчиков, китайских магазинчиков, и до метро недалеко. Комната мне понравилась. Перекусив и выспавшись, я поехала знакомиться с вечерним Парижем.

                Я отправилась к  Собору Парижской богоматери. В этот день в него пускали только студентов,  три огромных негра в форме охраняли вход ,  шансов просочиться внутрь не было. Рядом играл уличный музыкант, пел просто шикарно, я заслушалась. Ко мне подошел молодой человек, симпатичный «френч френч», мы разговорились. Я была жутко голодна, поэтому попросила его сопровождать меня в кафе, чтобы я смогла спокойно поужинать. Он сказал, что торопится на встречу с друзьями, но кафешку мне покажет. И мы пошли, зачем-то через мост, в какие-то закоулки, вышли к Сене… «Френч френч» предложил спуститься по ступенькам к реке, полез целоваться.

Я рванула обратно к Норм-дам. Бежала быстро, как Эсмеральда от козла.  Возле собора меня уже «поджидал» очередной соискатель, пожилой «арабик френч». Что-то лопотал, но я к тому моменту совершенно утомилась от повышенного внимания к своей персоне.  В своей меховой куртке и с белыми волосами я была в Париже самой настоящей экзотикой, да такой, что сложно было где-то присесть и поесть. Мужики прилипали пачками: «Русская, русская, шуба!» — вопили арабы и итальянцы, хватали меня за руки. Хоть бери палку в руки, да отбивайся, как от волков.

Поужинать мне-таки удалось – в итальянском ресторанчике. Там я познакомилась девушкой из Колумбии, командировочной. Мы выпили вина, пришли к выводу, что Париж – дерьмо, и вместе пошли к метро. Вдвоем ходить оказалось куда приятнее безопаснее, «женихи» умерили свою похотливую прыть. Возле метро кучковались негры, танцевали рэп под магнитофон, прыгали и кричали. Я достала сигареты, угостила свою новую подружку. Она была просто на седьмом небе от счастья. Сигареты во Франции дорогие и отвратительные, продаются только в специальных табачных лавках в пивных магазинах, где полно жутких мужиков. Мальборо Голд стоит 7,30 евро. Но это никого не останавливает – курят все. Девушки, юноши, взрослые, пенсионеры, черные, белые, желтые – все курят. Окурки бросают прямо на пол или в цветочные клумбы. Свобода! Это к слову о хваленой европейской чистоте и культуре.

До хостела добралась не без приключений. В метро за мной гнался «френч латинос», красивый парень со взглядом сутенера. На эскалаторе прицепился темнокожий китаец. Пришлось посмотреть на него, как на говно, ухажер ретировался. Уже на улице Бельвилль навстречу мне на машине выскочил «френч нуар», черный, как ночь, весь в цепях. Кам виз ми, кричал он мне. «Я не понимайт», – ответила я и бегом припустилась к хостелу. «Френч нуар» не унимался, дал круг по кварталу и опять выскочил мне навстречу. Настойчивый какой! Слава богу, межу нами была помойка, это позволило мне убежать.  Спала я в эту ночь, как убитая.

Что интересно, обитатели хостела по вечерам нигде не гуляли. Сидели на кухне с гаджетами, смотрели фильмы, пили чай и кофе, готовили ужин – жарили грибы и оладьи, пекли в духовке пиццу, варили суп. Прямо кулинарный конкурс какой-то. И неудивительно – еда во Франции очень дорогая. Обед в ресторанчике вам обойдется  в 20-25 евро с человека, кофе – 2,10-3,7, пиво – 4 – 7 евро за бокал (4 – это 0,25),  типа кебаб (отвратительный) с картошкой фри(тоже отвратительной) – 5-6 евро, кофе с кексом в уличной закусочной – 6 евро. Так что, если ты бюджетный турист и живешь в хостеле, дешевле купить продукты в супермаркете и приготовить самому. Это только у меня дури хватило съездить на Нотр-Дам поужинать.

Мой второй день в Париже был более спокойным и продуктивным.

Эйфелева башня, я а сзади — бегун))

Я доехала до Эйфелевой башни – ну как без этого! Башня как башня, рядом каруселька со страшными зебрами, огромные негры, торгующие шапочками и сувенирами, откормленные клошары(нищие, попрошайки) иранского происхождения на красивом цветочном одеяле. Покаталась на кораблике по Сене, на автобусе доехала до Лувра. Очереди в музей не было, я спокойно осмотрела большую часть экспонатов. Заблудилась, минут 20 искала выход, в подземных магазинах купила сувениры родным. Френч-шопинг меня, заядлую тряпочницу-кофточницу, совсем не впечатлил. Шмотки по большей части серовато-зеленоватых цветов и дурацких фасонов, а я такое не люблю. Когда я перебирала сумку в хостеле, девчонки-соседки, студентки из Новой Зеландии, все охали и ахали: «Какая красивая у Вас одежда!» Так что – и сами с усами. Обуви приличной тоже мало. А вот магазины домашнего текстиля и косметики – действительно потрясающие.

Ехать вечером на ужин в центр уже не рискнула. Слишком устала, а еще бегать от этих дураков-французов.. Могут догнать, а завтра самолет.  Сосед по комнате, здоровый 30-летний мужик из Ливана, прогуляться со мной по вечернему Парижу отказался. Причину отказа не назвал, но я поняла, что он просто боится.

Пришлось ограничиться прогулкой по Бельвиллю.

В китайском кафе купила что-то вкусное, мясное и горячее, похожее на хинкали, а также упаковку круассанов и бутылку воды в дорогу.  От хостела до аэропорта заказала трансфер – 26 евро. Да, недешево, но мысль о том, что нужно будет опять спускаться в чертово парижское метро, да еще и с сумкой, а потом на поезде ехать, приводила меня в ужас. Так что когда я уже в Киеве на ж/д вокзале пила огромный кофе латте (по вменяемой украинской цене – 20 грн), Украина показалась мне раем на земле.

При соприкосновении с жизнью людей в других странах многое становится понятным. Пресловутый «недостаточно ухоженный», или «европейский естественный» внешний вид – из-за дороговизны косметики и парикмахерских услуг. Стрижка стоит от 27 до 50 евро, маникюр – 30-50 евро, краска для волос Лореаль – 12 евро (да, да, и Лореаль, и Мейбеллин,  все это есть во французских магазинах). Посиделки в кафе – из-за огромной платы за отопление и свет, а погреться хочется.  Невзрачная одежда – так она попросту дешевле: свитерок серый или бежевый стоит 25-35 евро, а синий, красный, оранжевый – уже 70 евро.

За демисезонную куртку надо выложить от 50 евро, за сапоги – 120-150.  Любовь к спорту и стройное телосложение – смотри пункт «Дорогая еда», а по вечерам в некоторых районах столицы Франции куда опаснее, чем в Бангкоке. Криминальная обстановка в Париже, да и в других городах, из-за обилия «детей разных народов» уже такая, что даже арабы из Марокко и Алжира весьма неохотно отправляют своих детей учиться во французские университеты. Конечно, в любой ситуации можно выжить, если быстро бегаешь.

Но если это и есть та самая вожделенная Еврожизнь, то я даже не знаю, что и сказать.

Наверное, в Украине таки рай. Пока еще.

Мой разноцветный Париж / Travel.Ru / Страны и регионы

Жизнь любой европейской страны сегодня немыслима без пришельцев из других, экзотических точек планеты. Даже зрелище какого-нибудь двухголового, зеленого или прозрачного пришельца, прогуливающегося по улицам Нью-Йорка, Лондона или Парижа, уже не стало бы неимоверной сенсацией. Но пока приходится удовлетворяться африканцами, кхмерами, эфиопами или андскими индейцами.

..

К неевропейцам в Европе уже в большей или меньшей степени привыкли. Люди, способные к широкому взгляду на действительность, понимают, что без смешения и взаимообогащения культур Европа обречена на закоснение и склероз. Всем ясно, что присутствие экзотических эмигрантов необходимо по экономическим причинам. Но если даже сами европейцы, объединенные многовековой общей культурой, не всегда способны удержаться от взаимных инвектив, то что говорить об их отношении к чужакам…

Один из самых разноцветных и разноязычных на планете городов — Париж, столица Франции, страны, искони объединенной множественными связями со всем миром, но и давшей рождение слову «шовинизм».

Представители «FN», «Национального Фронта», руководимого приятелем Вольфовича, Ле Пеном, любят писать на стенах аршинными буквами: «La France aux Francais!» («Франция для французов!»). Борцы с национализмом снизу подписывают: «Bourgogne aux Escargots!» («Бургундия для улиток!»). Будем надеяться, что ирония спасет мир.

Самое большое «нацменьшинство» Франции (после португальцев) — арабы, в основном из Магриба (Туниса, Алжира, Марокко), стран, на протяжении долгого времени находившихся под властью французов. По вполне понятным экономическим причинам издавна, и особенно после приобретения их странами независимости, арабы массами стремились в «метрополию».

В расхожем популярном сознании араб — это, прежде всего, лавочник из магазинчика на углу, торгующий после закрытия обычных магазинов, по ценам, естественно, более высоким, и норовящий, кроме того, обмануть вас на франк-другой. Или человек, торгующий в забегаловке «кус-кусом», жареными цыплятами, колбасками «мергез» и картошкой «фри». А также мелкий жулик, торговец наркотиками и сутенер. Презрительное название — «sale arabe», «грязное арабье», или «basane» (нечто вроде нашего «чернож…й»). Сами арабы, особенно молодежь, называют себя «beure» (в женском роде «beurette»). Это французский молодежный жаргон — «verlan», в котором слова произносятся наоборот, да еще и изменяется гласная.

Арабских лавчонок, на самом деле, множество. Торгуют они и вполне обычной французской снедью, и произведениями Магриба, и всякими мелочами типа «все за десять франков!», и кожаными изделиями, часто сомнительными, вроде фальшивого «Louis Vitton», и разнообразной ювелиркой низкого качества. А также — арабские мясницкие, где мясо приготавливается по исламским правилам. Сейчас, из-за контроля над этими лавками разных мусульманских организаций и попросту мафии, идет настоящая война. Почти каждый десятый житель страны — араб. Часть арабов придерживается предписаний Ислама.

Соответственно, оборот арабской мясной торговли колоссален. В Париже огромное количество арабских рестораций, от грязных забегаловок до роскошных, сплошь в позолоте и зеркалах, в духе «Тысячи и одной ночи» заведений, и для французов магрибская еда давно уже стала своей.

Кроме того, арабской специальностью является содержание авторемонтных мастерских и маленьких гаражей. И, разумеется, из арабской среды рекрутируются рабочие заводов. Без них «Ситроен» или «Рено» давно бы уже остановили свои конвейеры.

Почти все арабы, въезжавшие на протяжении десятилетий на землю «Шестиугольника», не имели профессиональной квалификации, корней, знакомств. А французское общество с трудом впускает в себя пришельцев. В результате, счастливчикам удавалось открыть свое дело, другие же становились чернорабочими или вставали к конвейеру. Селились либо в самых бедных, гнилых районах городов, либо в рабочих предместьях. В Париже это север города — Барбес, рядом с Монмартром, квартал Восточного Вокзала, Бельвилль, еще с начала ХIХ века известные как рассадники воровства и бандитизма. Сейчас эти районы стремительно перестраиваются, но еще остаются мрачноватые и весьма колоритные задворки вроде «Folies-Merricour», «rue de la Goutte dХOr» (улица Золотой Капли, где еще несколько лет назад трудновато было купить бутылку вина, зато с гашишем и героином, а также исламскими изданиями фундаменталистского толка было замечательно), конец рю де ля Рокетт. Это — царство лавчонок, темных сомнительных кафе с проститутками, белья, свисающего из окон, бань-хаммамов, мечетей и медресе, ютящихся в бывших мебельных мастерских, магазинчиков, набитых всевозможными изданиями Корана либо, наоборот, видео- и аудиокассетами, запретными для истинного мусульманина. Если попасть сюда в Байрам или в день конца Рамадана, то можно усомниться — находишься ли ты в получасе ходьбы от Больших бульваров?

Если эти кварталы старого Парижа (как и прилегающие к ним исторические предместья вроде Клиши, Обервилье, Баньоле или Монтрей) имеют свое очарование, то новые «города-спутники», такие, как Плэн-Сэн-Дени, Мезонс-Альфор или Аркей, его лишены напрочь. С незначительными национальными и экономическими различиями, они вполне схожи с нашими Люберцами или Мытищами. Кроме «гипермаркетов», нескольких кафе, «культурного центра», кино и множества автомастерских там, кроме блоков «экономического жилья» (HLM), в общем-то, нет ничего.

Дома — тоска. Папаня либо горбатит на фабрике, либо таскается по бюро социальной помощи, продлевая пособие по безработице и выбивая новые «allocations familiales» — «выплаты на семью». Старший брат занят тем же самым, либо сел в тюрьму, либо близок к этому. Или уже стал «каидом», то есть «паханом». Если не знать, что лица такого свойства не являются измышлением авторов французских комедий из жизни полицейских, то поверить в их реальность не легче, чем признать действительным существование московского «нового русского» с пальцами железным веером.

Алексей Хвостенко, известный поэт и певец, долго живший на Гутт дХОр, клялся, что собственными глазами видел, как местный «каид» подъехал инспектировать улицу: сперва из темно-серого «Ягуара» с золочеными ручками выскочил черный дог с золотыми зубами; за ним на свет Божий выполз хозяин в костюме от «Кетон», сказал почтительно склонившейся пастве: «Inchallah!» — и пошел договариваться о чем-то в затхлое кафе на углу.

Для мусульманина «Иншаллах», то есть «если Бог даст», является ключевым словом. Для рациональных и прагматичных французов такой фатализм невыносим. «Sale arabe» оказывается для него паразитом, обреченным, в лучшем случае, быть регулярно битым коррумпированным полицейским. По-уличному «мент» — «флик», на «верлане» получается «кеф», а «продажный», «pourri» — «ripoux». А в безжалостной действительности не проходит года, чтобы такой вот «кеф рипу» не пристрелил черного подростка, который не вовремя куда-то побежал.

Дальше — ни к чему не ведущие разбирательства в прессе и Национальном Собрании, демонстрации «SOS Rasisme» и еще большее количество граффити по поводу «Франции для французов».

Замкнутый круг. И наш «люберецкий вариант» по сравнению с этим еще достаточно мягок.

Великое исламское выражение «Иншаллах» для арабов во Франции оборачивается почему-то жизнью на обочине. Так живет почти каждый десятый — а количество врачей, адвокатов, политиков, литераторов, философов этой пропорции не соответствует. Каждый десятый — а арабские подростки в самом лучшем случае умеют кое-как говорить на уличном арабском «языке касбы» и подражают лос-анджелесским рэперам, для чего штудируют толковый словарь французского языка «Le Robert»: «там много слов». Впору вспомнить Камю.

Добавить еще стоит, что смуглая курчавая масса совсем неоднородна между собой. Есть мягкие, ласковые и довольные жизнью туниссцы: еще бы, Тунис — единственная спокойная и вполне демократическая страна Магриба. Есть мрачноватые алжирцы: еще бы, эта страна, самая европеизированная в регионе, все глубже вползает в фанатическую религиозно-политическую разборку. Есть марокканцы, чтящие короля и с презрением поглядывающие на разболтанных соседей. Кроме того, имеются «харки», арабы, воевавшие в Алжире на стороне французов, ненавидимые соотечественниками и до сих пор необлагодетельствованные французским гражданством. Наконец, есть выходцы из Ливана, сторонящиеся магрибцев. В основном, это члены хороших и обеспеченных семей из благодатной долины Бекаа, бросившие свои виллы, оливковые рощи и виноградники. Для этих утонченных кардиологов и сотрудников больших агентств «Public Relations», придерживающихся, к тому же, в основном, несторианского христианства или католичества, несовершеннолетние хулиганы из Обервилье и лавочники из Барбеса соотечественниками не являются.

Есть еще упертые имамы и неграмотные «хаджи» в бурнусах и белых шапочках-«шешах», убеждающие родственников, что женщины должны закрывать лицо, а мужчины избегать общения с «неверными». Есть рыжеволосые и голубоглазые берберы,котрорых арабский мир за отдельную нацию не признает. Есть молодые раздолбаи, со своим арабским колоритом культивирующие есенинскую «чернуху»: вопреки запретам пьющие алкоголь, уважающие (по-своему) женский пол и сочиняющие полублатные, полу-рок-н-ролльные песни в стиле «rai», нечто вроде смеси музыки группы «Дюна» и честного чикагского блюза, замешанной на ориентальных страданиях.

Уже десять лет назад Жак Нувель, моднейший и знаменитейший архитектор Франции, построил исполинское здание «Института Арабского мира», спонсируемого всеми нефте-эмирами. Чем занимается это заведение, сказать трудно. Заявленное в программе «стремление к интеграции разных культур», кроме устройства помпезных выставок и велеречивых конференций, никак не проявляется. А Ив Лакост, очень известный политолог, с основанием заявил: «Будущее французского общества зависит от того, за кого выйдут замуж «beurettes». Если за французов — есть шанс интеграции арабов. Если за своих же соплеменников — страна обречена на жизнь с агрессивным и замкнутым организмом внутри себя».

Не имея определенного опыта, не всегда легко отличить от араба магрибского еврея. Когда-то в Тунисе, Марокко, Алжире были огромные общины местных евреев-сефардов. Жили они бок о бок с арабами и французами-«колонами», говорили по-арабски и по-французски, чуть-чуть на иврите. В 50 — 60-е годы почти все они уехали — кто в Израиль, кто в «метрополию». К моменту их появления европейские евреи-ашкенази в подавляющем большинстве уже совершенно офранцузились — за исключением небольшой и замкнутой группы хасидов-любавичей, занятых торговлей ювелирными изделиями. Магрибские сефарды заместили собой вакантную группу в мелком портновском и кожевенном бизнесе, где раньше трудились евреи из Восточной Европы. Квартал «SentiПr» — сердце одежной индустрии Франции, место, где иногда за год делались фантастические карьеры, где в подпольных мастерских трудятся иммигранты-нелегалы и где текстиль нередко служит только прикрытием для торговли наркотиками, проституции и игорного бизнеса, стал их царством. Магрибский «joupin» (бранное наименование еврея), сумевший быстро нажить состояние, — персонаж весьма красочный. Он обожает показать, что достиг успеха, что он — «quelqХun». Здесь он вполне даст фору нашим кавказцам. Благодаря этому, он — любимый герой таких анекдотов: «Симон спрашивает жену: «Ты видела новый «Порше» Натана?» — «Да, наш, по-моему, лучше». Через год он говорит:»Ты видела новый дом Натана в Нейи?» — «Да, милый, наш новый дом лучше». Через полгода он говорит: «Ты видела новую любовницу Натана?» — «Да, Симон, но наша явно лучше».

Разумеется, не всем магрибским евреям удается процвести. Многие продолжают работать на заводах или в строительной промышленности. Они очень семейственны, поддерживают родственные связи и любят селиться вместе. Один из таких островков — городишко Сарсель, недалеко от Парижа. Построен он был в 70-е годы и внешне очень смахивает на наши новостройки, только почище и поухоженнее. Почему-то половиной его населения оказались выходцы из Туниса. Из окон здесь пахнет восточными пряностями, на балконах проветриваются ковры, в кафе играет экзотическая музыка. При этом его трудно назвать гетто, в его воздухе не чувствуется тоски и обреченности арабских поселков.

Антисемитизм во Франции не очень агрессивен. Но услышать обычное «у них все схвачено…» можно довольно часто. И вправду — община магрибских евреев дает примеры сплоченности и стремительных карьер. Такие знаменитые текстильные империи, как «Naf-Naf», «Chevignon», «Bensimon», были созданы за пару лет мальчишками, начинавшими с мелкооптовой торговли кожаными куртками и свитерами на «блошином рынке». Пресловутая «The French connection», одна из самых мощных наркомафий мира, в большой степени контролировалась магрибцами. Но эта община дает пример и стремительной интеграции: не порывая с традициями, родители стремятся дать детям превосходное образование, проложить им путь в жизни. Дети мелких торговцев и портных становятся известными адвокатами, врачами, журналистами, музыкантами.

У нас бытует поговорка «не бывает еврея-дворника». Французы говорят «не бывает армянина-консьержа». Армян в Париже меньше, чем в Лос-Анджелесе и Ереване. Но не заметить их невозможно. Армянские лавочки с пряным суджуком, бастурмой и листьями для долмы. Армянские антикварные магазины. Армяне писатели и музыканты — Артюр Адамов, Анри Труайя, Анри Верней, Шарль Азнавур… Большинство французских армян — выходцы из Турции и бежали во Францию после армянских погромов. Пришлось им сперва очень несладко. Если русские эмигранты были известны как таксисты, то армяне прославились как строительные рабочие — они ведь исстари были знамениты в этом деле. Ну а потом уже у всех жизнь складывалась по-разному. Обычно внук армянского беженца уже не говорит на языке, но сохраняет принадлежность к армяно-григорианской церкви (даже если он неверующий), мечтает съездить посмотреть на Арарат и обожает перечислять знаменитых армян Франции. От него вы узнаете, что писатель Эдмон Ростан был внуком наполеоновского «мамлюка» Рустама, вовсе не турка, а армянина, а Мюрат, маршал Франции и король Неаполитанский, и сам был карабахским армянином.

Часто можно услышать: «Париж совсем почернел». Что же, правда, лет 50 назад, наверно, африканцы здесь еще были редкостью и либо служили в зуавских полках, либо танцевали в мюзик-холлах. Теперь они — везде. В Париже есть улицы — опять же, недалеко от Барбеса — где в овощных лавках торгуют совершенно неведомыми плодами, в одежных магазинах — ярчайшими платьями и «бубу», а в парикмахерских занимаются тем, что выпрямляют закрученные мелкой спиралью волосы или наоборот, свивают их в сотни замысловатых косичек. Люди здесь говорят с певучим грудным произношением, едят свою особенную пищу и придерживаются обычаев и культов, зачастую совершенно непонятных для европейца.

Африканцы отличаются от французов куда больше, чем арабы. И привлекают к себе еще большее внимание ксенофобов. С арабом еще понятно: жулик, бездельник. А африканец — вообще неясно, что у него в голове. Он и по-французски-то говорит еле-еле. Одно слово — «tronc» — «чурка».

Но «африканцев вообще» не бывает. Это — выходцы из разных стран, принадлежащие к разным народностям и племенам, говорящие на сотне языков, исповедающие ислам, христианство в разных видах, язычники. Это и люди, превосходно образованные, и те, кто не может написать свое имя. Однажды я видел на почте, как пожилой африканец, одетый в рабочий комбинезон, отправлял денежный перевод на родину — в графе для подписи он долго и старательно выводил какой-то замысловатый геральдический знак. Самое замечательное, что почтовый служащий преспокойно принял этот документ. В другой раз я видел в метро человека, только что, видимо, прибывшего в Париж: в руке у него был фибровый чемодан с железными уголками, облачен он был в кримпленовый костюм с широчайшими лацканами и клешеными брюками, на плечи же была наброшена роскошная леопардовая шкура. Это явно был какой-то важный африканский жрец или царек — только персоны такого значения имеют право носить шкуру леопарда.

Для французских властей африканцы часто становятся источником трудноразрешимых проблем. Как разобраться в степенях родства у людей, для которых все члены клана — родственники, и, соответственно, претендуют на право въезда во Францию «для воссоединения семьи»? Что делать, если для африканцев, принадлежащих к определенному племени, высочайшим авторитетом является вовсе не государственный чиновник или полицейский, а старейшина, вождь, который при этом может быть мусорщиком? Что делать с полигамией? Как, наконец, относиться к бытующему у некоторых народностей обычаю эксцизии (вырезанию клитора у девушек)? Почему они не могут этого делать, если арабам и евреям совершать обрезание разрешается?

В отличие от американских черных, французские африканцы — особенно в первом поколении — чувствуют себя приезжими. Черный расизм почти не существует. Но не рекомендуется называть африканца «nПgre» — это слово бранное. И молодой человек, родившийся на земле Франции и проживший здесь большую часть своей жизни, вполне может вам за это попортить физиономию. Гворить следует «noir», «черный». Молодежь же предпочитает называть себя «блэк» — или, на «верлане», «кеби».

Несмотря на пресловутый рационализм, французы очень склонны к всевозможному колдовству и суевериям. «Черные» с успехом удовлетворяют их запросы. Для многих из них традиционные обряды и верования священны. Но за деньги они с удовольствием морочат головы коренным французам. В Париже обитают тысячи африканских колдунов и прорицателей, в газетах, в рубриках объявлений рекламы «gri-gri» состязаются по обилию с рекламой более материальных и обычных услуг. «Марабуты», афро-мусульманские чародеи, советуют, на какую лошадь поставить в тотализаторе, привораживают неверных супругов, лечат от СПИДа. Колдуны из тропической Африки тычут гвозди в ритуальных куколок и химичат со снадобьями, в которые входят сушеные жабы и волосы самоубийцы.

Как бы ни шипели французские националисты на «чурок», страна уж никак не обойдется без мусорщиков, строительных рабочих и шоферов с Черного Континента. Как и без африканцев, занятых в области моды, шоу-бизнеса и музыки. Куда бы она делась без черных красоток, рекламирующих шедевры haute couture? Разве удалось бы продавать миллионы пластинок без музыкантов вроде Юсуфа Ндуру или Секу Туре (этот великолепный певец является, к тому же, настоящим «гриотом», то есть жрецом-сказителем, почитаемым своими компатриотами из Мали как высший авторитет и мудрец)?

Отдельная категория — черные с Антильских островов, Гваделупы и Мартиники. Их, в сущности, и нельзя отнести к не-французам; более того, себя они зачастую чувствуют большими французами, чем жители Парижа в пятом поколении. Острова пользуются статусом «заморских департаментов», то есть перелететь Атлантику в официальном смысле то же самое, что пересечь «Периферийный бульвар» (парижскую МКАД) и очутиться, к примеру, в департаменте «Сена — Сен-Дени». На выборах антильцы довольно часто голосуют за правых политиков. Именно среди них иногда встречается «черный расизм»: бывает, что антильскую девушку родственники осуждают за то, что она встречается с белым парнем. Относительно африканских черных антильцы, случается, говорят: «Они же дикари, им никогда не стать настоящими французами». При этом между собой они общаются на креольском языке, почти непонятном для французов. У них своя, очень специфическая (и вкусная) кухня и своя музыка, «зук».

А теперь обратимся к выходцам с Дальнего Востока, самым экзотическим и загадочным «нацменам» Франции. Два парижских «чайна-тауна», конечно, по размеру нельзя сравнить с нью-йоркскими «китай-городами». Тем не менее, это совершенно особый мир.

Один осколок «Поднебесной» находится в районе Place dХItalie и, не зная об этом, его легко можно не заметить. Он скрыт в задних дворах и огромных подземных пространствах квартала, застроенного многоэтажками в конце 70-х — начале 80-х годов. Это сотни лавок, супермаркетов, ресторанов, магазинчиков, конфуцианских и буддийских молелен. Второй, меньший по объему, но более заметный, приютился на склонах Бютт де Шомон, в районе Бельвилль, где Дальний Восток сосуществует с Магрибом. Кроме них, в пригороде Парижа Марн-ля-Валле имеется огромный торгово-общественный центр «Chinagora», а в самом центре, недалеко от Бобура, в узеньких улочках Марэ (Болота), которые были раньше заселены парижской шпаной (именно здесь находится печально знаменитая «улица Добродетелей»), потом мелкими арабскими и еврейскими торговцами, спрятался микроскопический чайна-таун, заселенный представителями южнокитайской национальности «вэй». Они по каким-то причинам держатся очень замкнуто и с другими китайцами не общаются. Китайские рестораны и магазины рассеяны по всему Парижу.

Известно, что для китайцев все «длинноносые» европейцы на одно лицо. Французу же трудно отличить одного китайца от другого. И от вьетнамца, корейца, лаосца, кхмера. Никто во Франции не может точно сказать, сколько китайцев в действительности живет в стране. Сегодня в полицию стараются рекрутировать французов азиатского происхождения — им все-таки легче разобраться, является ли мьсе Лао тем, за кого себя выдает.

Несколько лет назад по Парижу пополз чудовищный слух: нельзя ходить в китайские рестораны, там могут накормить «чоп сюэй» из человеческого мяса. Слух этот распустил один ушлый журналист, высказав следующее предположение. Акты гражданского состояния показывают, что у китайцев, проживающих во Франции, практически нет смертности. У всех других народов — есть, а китайцы живут вечно. Всем было, естественно, понятно, что умирают китайцы, как и все прочие, просто на документы «выбывшего» в лучший мир китайца приезжает очередной нелегальный иммигрант. Вопрос: куда деваются трупы? Журналист предложил простой ответ.

Вообще все, что связано с китайцами и другими азиатами, покрыто тайной и наслоением нелепых слухов. Ходят рассказы о подвигах «триад», о подпольных игорных домах с миллиоными ставками, о фантастических суммах, циркулирующих в теневой экономике, контролируемой китайцами. Известны «короли» китайской мафии, но никаких улик против них не имеется. Китайцы на вопросы журналистов о мафии лучезарно улыбаются: «Мы же не итальянцы!»

Китайцам присущ почти религиозный культ успеха и богатства. Их трудоспособность вошла в поговорку. Текстильно-одежная промышленность — одна из основ французской экономики. И она потихоньку переходит в руки китайцев. Уже упомянутый «Сантье» перестает быть вотчиной евреев, которые сложили оружие перед «муравьями». На легальных, полулегальных и просто подпольных швейных фабриках китайские рабочие трудятся по 12 — 14 часов в день. Они стараются пить как можно меньше воды, чтобы реже отрываться от машины. Они ограничивают себя во всем, лишь бы скопить капитал. Но уж если они устраивают праздник — небеса ходят ходуном. Однажды мне повезло: я наблюдал китайскую свадьбу в знаменитом бельвилльском ресторане «Нюнювиль». Гости плясали на столах, пели, кидали пачки денег на поднос новобрачных, дрались и мирились.

К азиатам французы относятся с опаской. До сих пор сказывается недолеченный «индокитайский синдром». Но с восхищением наблюдают, как быстро азиаты, решившие выйти из тени, интегрируются во французское общество. Как, не теряя корней, приобретают качества, любезные галльскому сердцу — стиль, умение жить, тонкость обращения. Последняя жена последнего французского национального героя Сержа Гинзбурга, Бамбу, полу-вьетнамка, полу-немка (с обеих сторон голубых кровей) по популярности среди читателей бульварных газет не уступает Стефании Монакской и Катрин Денев.

И без китайской кухни француз больше обойтись не может. Несмотря на опасность съесть китайского дедушку. Большинство французов уже научилось обращаться с палочками, а многие понимают разницу между кухней Кантона, «мандаринской», пекинской кухней и кулинарными традициями Индокитая.

В Париже имеется небольшая, но заметная японская община, состоящая в основном из банковских служащих и работников страховых компаний, занятая скупкой всего французского добра, какое удается скупить. А также небольшое количество студентов и художественной богемы. И такие культовые фигуры французской цивилизации, как Кэнзо, Иссе Мияке и основатели фирмы «Comme les garsons».

К японцам французы питают почти суеверный ужас: они боятся, что «жапы» скупят весь Париж, а что будут с ним делать — неизвестно. Но радуются, когда эти «странные насекомые», как выразилась премьер-министр Франции Эдит Крессон, бодро тратят свои немеренные йены на произведения французского гения, вроде платков «Эрмес».

Сами японцы, кроме офранцузившихся постоянных жителей страны, обычно неважно изъясняются по-французски, продукты покупают в немногочисленных дорогих японских магазинах, обедают в дорогих японских ресторанах на улице Сент-Анн, вблизи Оперы, там, где находится большинство офисов японских компаний.

30.04.1996

Источник: iностранец

Почему во Франции так много мусульман становятся радикалами | Европа и европейцы: новости и аналитика | DW

После ножевой атаки в Ницце 29 октября, в ходе которой были убиты три посетителя базилики Нотр-Дам, бывший премьер-министр Малайзии Махатхир Мохамад выступил со скандальным заявлением. Мусульмане имеют право на убийство «тысяч французов » в качестве расплаты за их деяния в колониальную эпоху, написал он в Twitter. Эта запись, впрочем, в скором времени была удалена по требованию французских властей.

Призывы к насилию раздавались и в ходе антифранцузских протестов в разных странах мусульманского мира — к примеру, в Пакистане, Ливане, Индонезии и Бангладеш. Протестующие держали в руках плакаты с изображением президента Франции Эмманюэля Макрона и призывом «обезглавить богохульника». «От виртуальной ненависти до реального насилия — один шаг», — в ответ на происходящее заявил глава французского МИД Жан-Ив Ле Дриан.

«Франция объявила исламистам войну«

Антифранцузские демонстрации начались после слов Эмманюэля Макрона о том, что ислам переживает кризис. 16 октября под Парижем было совершено жестокое убийство учителя истории и географии Самюэля Пати, показавшего ученикам во время урока, посвященного свободе слова, карикатуры на пророка Мухаммеда из журнала Charlie Hebdo. Выступая на траурной церемонии в память о педагоге, Макрон заявил, что ислам находится в состоянии кризиса. «Мы не станем отказываться от карикатур и рисунков», — добавил он.

Протестующие в Бангладеш сжигают чучело Макрона, 2 ноября

Позднее президент Франции опубликовал ряд сообщений на своей странице в соцсети Twitter на французском, английском и арабском языках, в которых подчеркнул приверженность Франции универсальным ценностям. «Мы уважаем все различия в духе мира. Мы не признаем сеяние ненависти и защищаем разумный способ ведения дискуссии», — написал он.

Министр внутренних дел страны Жеральд Дарманен заявил, что Франция объявила войну исламизму как внутри страны, так и за ее пределами, и предупредил об угрозе новых терактов. Французские власти дополнительно мобилизовали тысячи полицейских и военных — в первую очередь, для защиты церквей и школ.

Еще в феврале Эмманюэль Макрон объявил о начале кампании против политического ислама и «исламского сепаратизма». Помимо прочего, президент подверг критике имамов, поддерживающих связи с салафитами и исламистским движением «Братья мусульмане» и чьи проповеди направлены «против республики». По этой причине президент Франции намерен в будущем запретить имамам, прошедшим обучение за рубежом, проповедовать во Франции.

Исламисты берут под контроль пригороды Парижа?

Такая инициатива Макрона, с которой он выступил еще до недавних атак в Париже и Ницце, должна была стать ответом на опасения многих французов по поводу усиливающейся радикализации мусульман в социально неблагополучных пригородах Парижа.

Цветы возле базилики Нотр-Дам в Ницце, 31 октября

То, что для подобных опасений действительно есть основания, подтверждают и наблюдения бывшего мэра Сарселя — небольшого городка под Парижем — Франсуа Пупони. В своей книге под названием «Эмираты республики: как исламисты берут пригороды под свой контроль» он описывает, как группа из 100-200 исламистов и мелких преступников может терроризировать до 60 000 рядовых граждан, включая мусульман, христиан, евреев и представителей других религиозных и этнических групп.

В Европе растет влияние «Братьев мусульман»

Распространению радикального ислама во Франции посвящено и одно из исследований, проведенных аналитическим центром «Институт Монтеня» в Париже. По мнению его автора Хакима Эль Каруи, этой тенденции способствовал ряд факторов. К примеру, Саудовская Аравия на протяжении многих лет использовала доходы от продажи нефти для распространения по всему миру ультраконсервативного ваххабизма. А во Франции, где проживает свыше шести миллионов мусульман, учения саудовских проповедников пользуются спросом.

В одной из мечетей Франции (фото из архива)

Кроме того, после «арабской весны» и успеха политических партий, связанных с «Братьями мусульманами» в таких странах, как Тунис, возросло и влияние европейской сети «Братьев мусульман», рассказывает Эль Каруи. «Это транснациональное мусульманское сообщество. Оно разделяет цели ближневосточных групп, однако проводит свою собственную политику», — поясняет аналитик.

Одна из причин радикализации — социальное неравенство

Среди членов организации все большей популярностью пользуются идеи салафизма — ультраконсервативного ислама. Салафиты понимают Коран буквально, живут согласно своей вере, как во времена пророка Мухаммеда, и противопоставляют себя «падшему Западу». Цель салафитов — полное отделение от остального общества и формирование сообщества, живущего по своим правилам.

Социальные квартиры во Франции

Согласно опросу, проведенному «Институтом Монтеня», 28 процентов живущих во Франции мусульман поддерживают идею разделения общества. Такое желание президент Макрон называет сепаратизмом, то есть, стремлением сформировать параллельное общество. «Исламистский сепаратизм несовместим со свободой и равенством, с неделимостью республики и необходимым единством нации», — заявил Макрон. Однако некоторые группы французских мусульман, похоже, уже давно не разделяют эти идеалы.

В своей книге «Территории, оккупированные исламистами» социолог Бернар Ружье описывает то, как под контролем исламистов оказались целые кварталы французских городов. Важными факторами, способствующими радикализации французских мусульман, являются социальное неравенство, безработица и преступность, подчеркивает он. Одним из основных рассадников исламистской идеологии стали тюрьмы, указано в книге.

Макрон может ужесточить риторику в отношении мусульман

Левые политики Франции считают, что рост популярности радикального ислама вызван исключительно социальными причинами, и предостерегают власти от исламофобии. В свою очередь правые силы страны — в особенности правопопулистская партия «Национальный фронт» (ныне «Национальное объединение») и ее лидер Марин Ле Пен — годами подогревали страхи избирателей перед исламизацией французского общества и наживали на этом политический капитал.

Тот факт, что предполагаемый нападавший из Ниццы оказался гражданином Туниса, недавно прибывшим в ЕС и не имеющим статуса беженца во Франции, только усиливает призывы к ужесточению политики властей в отношении мигрантов. Так, депутат французского парламента Эрик Киотти заявил, что Франция должна ​​создать «свой собственный Гуантанамо», чтобы предотвратить подобные атаки в будущем.

Эмманюэль Макрон понимает, что в борьбе с исламистами невозможно одержать победу с помощью мер, которые еще больше раскалывают страну. Однако в преддверии президентских выборов, которые пройдут в стране весной 2022 года, он должен привлечь на свою сторону хотя бы умеренное крыло консервативных избирателей. И если во Франции будет все больше атак, подобных нападению на базилику в Ницце или убийству учителя истории в Париже, то риторика Макрона в отношении мусульман, скорее всего, ужесточится.

Смотрите также:

• 10 самых громких терактов в Европе

  Теракты в Каталонии, 17 августа 2017 года

  В центре Барселоны вечером в четверг, 17 августа, автофургон въехал в толпу пешеходов. Погибли 13 человек, еще 130 были ранены. Полиция назвала случившееся терактом. В городе Камбрильс в 100 километрах южнее Барселоны в ночь на пятницу удалось предотвратить еще один теракт. По оценке властей, оба события связаны друг с другом.

• 10 самых громких терактов в Европе

  Взрыв в Манчестере, 22 мая 2017 года

  Поздно вечером в понедельник, 22 мая, на стадионе «Манчестер Арена» во время концерта американской певицы Арианы Гранде прогремел взрыв. Полиция назвала произошедшее терактом, который осуществил смертник, пронесший на себе взрывное устройство. По последним данным, число жертв составляет как минимум 22 человека, среди них есть дети и подростки. Около 60 человек получили ранения различной тяжести.

• 10 самых громких терактов в Европе

  Взрыв в метро в Петербурге, 3 апреля 2017 года

  3 апреля на перегоне между станциями петербургского метро «Сенная площадь» и «Технологический институт» прогремел взрыв. Погибли около 10 человек, порядка 50 ранены. Генпрокуратура РФ назвала произошедшее терактом. Это первый подобный случай в истории подземки Санкт-Петербурга.

• 10 самых громких терактов в Европе

  Трагедия в Берлине, 19 декабря 2016 года

  В конце 2016 года уроженец Туниса Анис Амри направил грузовик в толпу людей на рождественском базаре в центре Берлина. В результате теракта погибли 12 человек, около 50 были ранены. Амри был объявлен в международный розыск и 23 декабря убит в Милане в ходе перестрелки с полицейскими.

• 10 самых громких терактов в Европе

  Грузовик въезжает в толпу в Ницце, 14 июля 2016 года

  Теракт по той же схеме произошел и в Ницце. 19-тонный грузовик врезался в толпу на Английской набережной около 23 часов вечера: в это время там находились сотни людей, которые пришли посмотреть фейерверк в честь Дня взятия Бастилии. Жертвами теракта стали 84 человека. По данным полиции, его совершил 31-летний выходец из Туниса, эмигрировавший во Францию в 2005 году.

• 10 самых громких терактов в Европе

  Взрывы в аэропорту Брюсселя, 22 марта 2016 года

  Утром 22 марта 2016 года два террориста-смертника один за другим совершили самоподрывы в зале вылетов брюссельского аэропорта Завентем. Примерно через час после этого еще один взрыв прогремел на станции метро «Мальбек», близ которой расположены учреждения Евросоюза. В результате серии нападений погибли в общей сложности 32 человека.

• 10 самых громких терактов в Европе

  Серия терактов в Париже, 13 ноября 2015 года

  Жертвами серии терактов в Париже стали 130 человек, около 300 были ранены. Радикальные исламисты почти одновременно совершили нападения на несколько кафе и ресторанов, а также на концертный зал, и взрыв около стадиона. Ответственность за нападения взяла на себя группировка «Исламское государство».

• 10 самых громких терактов в Европе

  Убийства в редакции журнала Charlie Hebdo, 7 января 2015 года

  В начале января 2015 года двое радикальных исламистов ворвались в редакцию сатирического еженедельника Charlie Hebdo в Париже и убили 12 человек. Через два дня другой джихадист захватил заложников в магазине кошерных продуктов, в результате чего погибли четыре человека. Все трое террористов были убиты полицией.

• 10 самых громких терактов в Европе

  Серия взрывов в Лондоне, 7 июля 2005 года

  Четверо террористов почти одновременно привели в действие спрятанные в рюкзаках бомбы. В результате погибли 52 человека, сотни людей были ранены. Взрывы прогремели в городском автобусе и нескольких поездах в метро. Теракт остался пока безнаказанным: троих обвиняемых оправдали.

• 10 самых громких терактов в Европе

  Теракты в поездах в Мадриде, 11 марта 2004 года

  В Мадриде в четырех пассажирских поездах взорвались в общей сложности 10 бомб. В результате погиб 191 человек, еще более 1800 были ранены. 21 из 28 обвиняемых по этому делу входили в турецкую ячейку «Аль-Каиды». Троих из них осудили и приговорили к длительным срокам тюремного заключения.

  Автор: Александра Елкина

Франция на коленях. Пригороды Парижа превратились в Арабские Эмираты | В мире | Политика

Число иммигрантов в отдельных районах Парижа составляет 50% (!) от всего населения, а пригороды французской столицы превратились в Арабские Эмираты со своими законами. И это хороший урок для российских властей.

Ахмед сегодня слегка под мухой. Да, имам его мечети в Страсбурге запрещает пить, да и родители тоже, но он любит принять на грудь. Именно поэтому Ахмед украл в магазине одну бутылку вина и две шампанского, виртуозно засунув их в штаны. Этот молодой алжирец уже отсидел 7 месяцев в тюрьме за духи, похищенные в торговом центре, — говорит, «д­евушку хотел осчастливить». Он идёт по улице тяжело, как слон, — опасается, что выпадут бутылки. «Полицейские у нас твари, — жалуется Ахмед. — Увидят араба с покупками — требуют показать кассовый чек. Иначе арестуют — уже не верят, что наши что-то за свои деньги покупают».

Постоянной работы у алжирца нет, и воровство он считает нормальным делом. «Это вообще не преступление — французы богатые, — говорит он. — А их солдаты в Алжире миллион человек убили. Сволочи, да они нас обязаны до конца жизни кормить!» 20 лет назад родители Ахмеда приехали на работу во Францию: отец устроился дворником, мать торговала на базарчике фруктами. Он никогда не видел Алжира — родился в Страсбурге, но французом себя не считает. Это и есть основная проблема 7 миллионов переселенцев из арабских стран: они живут здесь по своим правилам…

«Вали отсюда, пока цел!»

Сейчас во Франции число иммигрантов называют угрожающим — они официально составляют 20% от всего населения. Неофициально — в два раза больше. Парижский район Гут д’Ор называют «маленькой Африкой»: каждый второй (!) житель приехал сюда из Алжира, Сенегала или Конго. По вечерам на улицах этого квартала раскидываются стихийные рынки — продают краденые вещи или играют в напёрстки, обманывая туристов. В Фонтен-о-Руа и Ля Шапель треть иммигрантов, а в пяти других районах переселенцы составляют четверть от числа парижан. В XIII округе живут китайцы, у Восточного вокзала — пакистанцы, турки и выходцы из Бангладеш. Есть особые кварталы, где поселились вьетнамцы и ливанцы. Это ещё хорошо: например, в Марселе примерно половина (!) из 800 000 жителей города — уроженцы Северной Африки.

Источник фото: globallookpress.com

— Россия совершает классическую ошибку Франции, — уверен политолог Роже Гольдберг. — Во время экономического бума 70-х годов мы тоже стали привлекать мигрантов — нам нужен был копеечный труд. Опираясь на закон « О воссоединении семей», они перевезли сюда жён и детей. До 1993 года, если ребёнок родителей-иностранцев появлялся на свет во Франции, он получал гражданство. Вы знаете, к чему это привело? Беременные арабские и африканские женщины нелегально плыли к нам на лодках и сразу шли «сдаваться» в больницы. Их дети обретали француз­ский паспорт, а затем приезжала вся семья. Пособие мигрантам сейчас составляет 281 евро в месяц на человека и ещё 184 евро на каждого ребёнка! Это миф, что нелегалы дёшевы, — на деле они отнимают вашу зарплату. Ведь удивительно: граждане тех стран, что долгие годы воевали с Францией за свою независимость, — Алжира и Вьетнама — рвутся обратно к «оккупантам», так же как и советские республики вышли из СССР, а после миллионы узбеков, таджиков и киргизов целыми деревнями уезжали нелегально работать в Россию.

Парижский пригород, гетто иммигрантов Клиши-су-Буа (40 минут езды на автомобиле от центра столицы) похож на отдель­ную страну. По улицам идут люди в национальных одеждах — арабские куфии, гвинейские бубу, индийские сари. Каждая вторая женщина (чаще всего африканка) либо беременна, либо с детьми. Звучит заводная арабская музыка. Всюду лежат груды гниющего мусора — обитатели социального жилья (на скорую руку слепленных пятиэтажек), не утруждаясь, выбрасывают отходы из окон. 8 лет назад я был тут — во время погромов и поджогов машин. Стало лучше? Ничуть. Пробую сфотографировать мечеть, и ситуация 2005 года повторяется — меня окружает с десяток угрюмых арабских подростков, у некоторых в руках кастеты. «Эмир» группы, обритый наголо парень лет семнадцати, кричит: «Тебе чего надо, белый? Давай, вали из нашего района, пока цел!»

«Избивают за свинину»

— Гостя так встречать не принято, — отвечаю я по-арабски. — Разве этому учит Коран?

Фраза смягчает ситуацию. Бритый представляется Самиром, его семья приехала из Мавритании: «Отец в Париже пахал сутками, умер от инфарк­та. Знаешь, я его путь повторять не хочу!» Работать никто из подростков не собирается, все пробавляются воровством из магазинов, а также карманными кражами. По закону, если подростку нет 16 лет, он не несёт никакой ответственности — полиция бессильна. «Ночью полиция в Клиши-су-Буа не приезжает — боятся! — хвастается Самир. — Мы так тряхнули Францию, что им мало не показалось». Хотя все подростки родились во Франции, они не считают родиной страну, давшую их родителям убежище: о французах презрительно говорят «эти галлы». «Скоро вся Европа будет наша, — распирает от гордости Самира. — Ты слышал, какое самое популярное имя у младенцев в соседней Бельгии? Мухаммед!»

— Радужные надежды французов, что иммигранты ассимилируются, рассыпались в прах, — вздыхает независимый журналист Робер Белью. — Какой был скандал, когда запретили носить паранджу! Митинги, драки с полицией, родители забрали многих девочек из школ и обучают дома. По подсчётам, к 2030 году во Франции будет 25% только мусульман, в общей сложности 40% иностранцев: рождаемость у французов падает, у гастарбайтеров растёт. Крупные города — Париж, Лион, Марсель — окружены этническими гетто, где главные авторитеты — имамы мечетей. В марте 2012 года исламист Мухаммед Мера застрелил в Тулузе сразу 7 человек, включая 3 детей. А на днях в Реймсе избили человека, евшего на улице бутерброд с ветчиной. Иммигрантов оскорбила свинина… Во что превратится наша страна, я не хочу думать.

Из-за запрета носить паранджу девочек массово забирали из школ. Источник фото: globallookpress.com

Ситуация с гастарбайтерами во Франции — хороший урок для России. Мы ничего не делали 20 лет, наивно думая, что дешёвый труд помогает экономике. Может быть, оно и так. Однако на примере французов видно, чем это обернулось: миллиардами евро на пособия иммигрантам, погромами по всей стране, резким повышением уровня преступности и прочими «прелестями». Чтобы избежать появления вокруг городов РФ «пояса» из иммигрантских гетто, живущих по своим законам, нам требуется побыст­рее навести порядок на своих границах. Иначе будет поздно…

 

jpg» border=»0″ cellpadding=»0″ cellspacing=»0″>

	Георгий Зотов Директор департамента загран. интервью и расследований «Аргументы и Факты»

 

 

Смотрите также:

Тюменец рассказал о жизни во Франции. Чем Франция отличается от России? | 72.ru

«Жечь машины они мастера»

— Большинство французов не религиозны, но активных церквей всё же много, туда ходят в основном туристы. Я знаю, что в России много говорят о наших проблемах с арабской иммиграцией, но надо сказать — сильно преувеличивают. Во-первых, так как Франция граничит с многими странами, то население и так очень разновидное, тут много итальянцев, англичан, китайцев, ну и конечно, арабов. Еще очень много людей из Мартиники и из Антий.

Население Тюмени более стабильно, местного жителя может удивить присутствие здесь целых китайских, итальянских и арабских кварталов, но Франция именно такая — вперемешку. В Лионе даже есть целая улица, где не продают алкоголь, потому что там только арабские кафе.

Если спросить у француза про его родителей, то наверняка проявится не французское происхождение. Проблемы с иммигрантами из мусульманских стран всё же есть, в основном в Париже. В 60-ых годах Франция сама их приглашала, чтобы добыть дешевых работников. Первая волна совершенно освоилась и частично рассосалась в ранге французов. А вот их детям пришлось туго. Работы больше не было, и трудоустраивали почти всегда белых. Тогда и начался процесс радикализации, а бедные кварталы превратились в гетто.

Теперь мы уживаемся уже с третьим поколением, которое родилось в нищете и зависимости от социальных организмов, религия у них стала главным символом индивидуальности и презрения местных законов. Они не боятся полиции и арестов, но и на мирных людей в принципе не нападают. А вот жечь машины они мастера. К ним очень негативно относится местное население, но решения проблемы пока нет. Стране это не угроза, но всё же все понимают, что некрасиво получилось.

Еще я знаю, что в России есть очень щепетильная тема — гомосексуалы. Во Франции они получили право жениться и усыновлять, а брачный контракт переписали так, чтобы стереть упоминание о женском или мужском поле партнеров. Надо сказать, что тут это не всем понравилось, но со временем утихомирились. Я думаю, что тут почти все разделяют мое мнение о том, что, несмотря на неприязнь, ни правительство, ни народ не должен иметь право диктовать, кому с кем спать и как жить. Если теперь у них больше шансов быть счастливыми, так и быть.

Кстати, я очень сомневаюсь, что процент гомосексуалов здесь выше, чем в Тюмени, так что ничего с этим поделать нельзя всё равно, а мешать людям жить — некрасиво.

Париж

— Не парижане в основном очень не любят Париж. Во Франции этот город поглощает всё на своем пути, и это вредно сказывается на провинциях. Обычно лучшая работа, культура и ивенты именно там. Надо сказать, что десять миллионов французов живут в Париже и на его периферии.

Город, конечно, в центре очень красивый: там удивительные музеи и сады. Но так как город еще и старый, то летом там часто воняет из канализации или метро. В самом Париже теперь живут или очень богатые, или очень бедные люди. Цены на частные квартиры — 10 тысяч евро за квадратный метр. Остальное жилье сдает в аренду сам город, и там живут бедные семьи.

Обычная парижская семья живет на окраине. В среднем парижанин тратит два часа в день на транспорт, но многие и все три часа. На машине передвигаться там невозможно, пробки постоянные, и мы нередко в них сидели по два часа. Я часто езжу туда прогуляться или по работе. До рождения Артура мы иногда там бывали просто поесть в ресторане рядом с Версалем. От Лиона до Парижа на поезде два часа. Надо сказать, что поезда скоростные и на этой трассе запросто едут 250 км/ч. Вокруг Парижа множество средневековых замков — их стоит посмотреть. Снег падает, может, 4–5 дней в году, и температура практически всегда выше нуля.

Много чего еще можно рассказать, но надо же где-то остановиться. Я постарался передать насколько можно точный образ Франции в кратком тексте, я надеюсь, что вы нашли в нем полезную информацию. Если есть вопросы, пишите в комментарии — с удовольствием отвечу.

Что еще почитать о других городах и странах?

Наш заместитель главного редактора Елена Познахарева весной побывала в Стамбуле. Читайте ее колонку с честным мнением о городе: там много голодных беженцев и кошек и мало заботы об истории.

А тюменец Владимир Васильев недавно исполнил мечту всех северян и перебрался на юг, в Севастополь. Чем порадовал Крым уже бывших сибиряков, а чем расстроил, читайте в авторской колонке.

Почитайте, как тюменец бросил бизнес в Тюмени ради моря — он уехал в Сочи. Какие плюсы жизни в этом городе, а какие минусы — читайте в авторской колонке. А тюменка вообще пошла на отчаянный шаг — в разгар пандемии она вместе с детьми переехала в Португалию.

Франция между чеченофобией и чеченофилией – Мир – Коммерсантъ

Прокуратура французского Дижона в четверг объявила о задержании шести человек в связи с расследованием беспорядков и случаев насилия в Дижоне и Ницце. Эти люди принадлежат к чеченской диаспоре, вступившейся за молодого чеченца, избитого арабами-магрибинцами. «Демонстрация силы» в Дижоне насторожила власти. Специальный доклад, подготовленный Центральным управлением судебной полиции (DCPJ), говорит о потенциальной опасности так называемой чеченской мафии. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.

В четверг во Франции была задержана группа выходцев из Чечни — об этом сообщили представители прокуратуры города Дижона. Шестерым задержанным могут предъявить обвинения в рамках расследуемого прокуратурой дела по фактам покушения на убийство в составе организованной группы, причинения насилия и материального ущерба, а также подстрекательства к насилию.

Конфликт чеченцев и арабов-магрибинцев в Дижоне вспыхнул неделю назад. В кальян-баре «Черная жемчужина» жестоко избили 19-летнего чеченского юношу. Вставив ему в рот дуло пистолета, нападавшие сказали: «Мы оставим тебя в живых, чтобы ты передал своим — так будет с каждым». Отец юноши, Зелимхан, 49-летний житель Дижона, уверяет, что сын по молодости оказался втянутым в разборки между его друзьями-албанцами и их соперниками арабами-магрибинцами. О сути конфликта он не говорит. Родители не обратились в полицию и, по словам главы семьи, не просили помощи у земляков, которые «узнали обо всем сами через социальные сети».

После этого Дижон стал ареной столкновений между приехавшими в город со всех концов Франции, из Бельгии и Германии чеченцами, которые с дубинками в руках принялись демонстративно патрулировать улицы «народного» квартала Грезиль, и местными жителями, преимущественно арабами-магрибинцами. «Черную жемчужину», где был избит чеченский юноша, разгромили, на улицах вспыхивали драки. Огнестрельное ранение получил хозяин местной пиццерии, хотя о том, к какому лагерю он принадлежал, не говорится.

Чеченцы пообещали: они будут приезжать в город до тех пор, пока не сочтут, что конфликт исчерпан. Полицейские, благоразумно решившие, что их в Дижоне слишком мало, в стычки активно не вмешивались.

За это магрибинцы, требовавшие у них защиты, прозвали префекта региона Бернара Шмельца «Бернаром Кадыровым». Но на четвертый день ночного противостояния молодежь квартала средь бела дня вышла на улицы, потрясая оружием — кто игрушечным, кто настоящим, и даже сожгла несколько машин, чтобы доказать свою неустрашимость перед лицом чеченской угрозы. И тогда мэр-социалист Франсуа Ребсамен, которому в конце месяца предстоят выборы, запросил помощи у центра.

В Дижон потянулись не только подкрепления, но и политики: к представителям сил правопорядка приехал госсекретарь МВД Лоран Нуньез, а к жителям города — глава «Национального объединения» Марин Ле Пен, призвавшая ради спокойствия Франции ввести мораторий на иммиграцию. «Виды на жительство должны быть отняты. Права беженцев — аннулированы. Должен быть введен запрет на их пребывание на территории (страны.— “Ъ”). И проведена депортация»,— заявила политик. Нельзя сказать, что ее речь пришлась по вкусу всем дижонцам.

Несколько человек все же были задержаны. Их имена не разглашаются. Во всяком случае, посольство РФ во Франции, ссылаясь на официальный ответ МВД, сообщило, что граждан РФ в числе задержанных не было. Администрация президента Эмманюэля Макрона и глава МВД Кристоф Кастанер высказались за то, чтобы иностранцы, участвующие в уличных волнениях и причастные к криминалу, высылались из Франции. Однако высказались осторожно, в том смысле, что власти «будут внимательно рассматривать случаи, когда иностранцы оказываются замешаны в нарушениях общественного порядка».

Это, конечно, может повлиять на рассмотрение заявлений о продлении видов на жительство или просьб о предоставлении убежища, но большинству живущих в Европе чеченцев не приходится опасаться даже самых энергичных речей на эту тему.

Действующие законы запрещают высылку людей, имеющих статус беженца, а отнять вид на жительство или гражданство можно лишь в течение первых лет после его получения и при условии вынесения судом приговора на срок свыше пяти лет тюремного заключения. За уличные разборки без тяжелых увечий и жертв такие сроки не дают.

Между тем события в Дижоне отозвались в Ницце, где также произошли стычки между чеченцами и, как они сами уверяют, их противниками — «наркоторговцами». Двое чеченцев были ранены.

«У живущих во Франции чеченцев нет никаких конфликтов с кем бы то ни было на национальной почве, поэтому попытки представить события в Дижоне как межобщинное столкновение кавказцев и арабов, конкурирующих за сферу влияния,— это в корне неверно»,— прокомментировал события корреспонденту “Ъ” Мусе Мурадову старейшина чеченской диаспоры Апти Тепсаев, проживающий во Франции уже полтора десятка лет. По его словам, собравшиеся в Дижоне выходцы из Чечни хотели потребовать объяснения от марокканцев и алжирцев, которых знают как торговцев наркотиков. «Когда до них (арабов.— “Ъ”) дошло, что им придется отвечать за свои проступки, в том числе и перед законом, они устроили беспорядки, стали жечь машины и громить витрины»,— уверен господин Тепсаев.

Полиция признает, что чеченцы не конфликтуют с силами правопорядка. Один из полицейских в Дижоне поведал журналистам BFM о сюрреалистическом опыте, когда оказался среди толпы людей с палками в руках, которая молчаливо обтекла патрульную машину: «150 человек в масках — это впечатляет». Впечатлены и власти, не ожидавшие такой мгновенной мобилизации чеченской диаспоры, явившейся на помощь десятку живущих в городе земляков. При этом политики не склонны видеть в произошедших столкновениях упрощенный «конфликт хороших и плохих». К примеру, мэр Ниццы Кристиан Эстрози считает, что чеченцы, живущие во Франции, «борются с другими общинами за монополию в наркотиках».

Тем временем журналисты газеты Le Parisien раздобыли закрытый доклад Центрального управления судебной полиции (DCPJ), предупреждающий об опасности, которую может представлять чеченская община, включающая сейчас во Франции около 30–50 тыс. человек. «В последние годы участились столкновения между чеченцами и другими общинами, в основном выходцами из Северной Африки»,— говорится в сообщении Службы информации, разведки и стратегического анализа организованной преступности (SIRASCO). По сведениям полицейских аналитиков, чеченцы часто присваивают себе функции охраны порядка, вытесняя с улиц «традиционную» преступность и пытаясь прибрать к рукам «народные» кварталы. У чеченцев есть свое объяснение этих фактов: «Мы бежали от войны, а не для того, чтобы ее затевать».

Как пояснил “Ъ” Апти Тепсаев, чеченцы неоднократно сообщали полиции о преступлениях местных наркодельцов, давали информацию о наркопритонах, но правоохранители не торопились принять меры: «Мы очень благодарны Франции, приютившей нас, поэтому мы не намерены нарушать законы, но иногда вынуждены ставить на место тех, кто создает угрозы нашим детям,— наркодельцов».

Беспокоят власти не только криминальные угрозы, якобы исходящие от диаспоры. В докладе отмечается, что некоторые члены общины, даже не причастные к бандитизму, «известны своей принадлежностью к чеченскому движению за независимость или религиозному фундаментализму». Около 300 выходцев из Чечни включены в «список S» как сочувствующие исламистам. В этот список, в частности, входил гражданин Франции выходец из Чечни Хамзат Азимов, который два года назад с криками «Аллах акбар!» убивал в Париже прохожих. Несколько выходцев из Чечни в разные годы задерживались во Франции по подозрению в терроризме.

В большинстве своем французские чеченцы бежали в Европу от военных действий и никак не входят в число сторонников современной российской власти и президента Владимира Путина. Однако во Франции порой высказывается мнение, что среди них могут быть законспирированные агенты или платные информаторы российских спецслужб. Кроме того, здесь считают, что интересы общины ставятся чеченцами на первый план, и вспоминают случай, когда в Лилле был зарезан блогер-чеченец Имран Алиев, который под псевдонимом «Мансур Старый» грубо высказывался в адрес властей Чечни, в том числе главы республики Рамзана Кадырова. Предполагаемому убийце, тоже чеченцу, помогла бежать в Россию мобилизовавшаяся диаспора, потом объяснявшая европейским властям, что спасала земляка, не интересуясь подробностями дела.

Арабы из «ПСЖ» скупили всю Европу. Как они вообще оказались в Париже? — О духе времени — Блоги

«ПСЖ» уже 6 лет шумит на трансферном рынке Европы, но после лета-2017 не замечать глобальных амбиций французского клуба с катарскими миллиардами стало совсем трудно. Пришло время рассказать, как арабские шейхи вообще оказались в Париже, каковы их цели на самом деле и при чем тут Мишель Платини и Николя Саркози.

К сезону 2010-2011 «ПСЖ» чувствовал себя скверно: долг дорос до нескольких десятков миллионов евро, бухгалтеры спрогнозировали очередной (хоть и не гигантский) дефицит бюджета, а боссы из США, кажется, потеряли надежду перезапустить проект.

Примерно тогда же кипели переговоры по, видимо, важнейшей сделке в современном футболе: принц Катара Тамим бин Хамад Аль-Тани, глава УЕФА Мишель Платини, президент Франции Николя Саркози и пара персонажей скромнее разбирались, как «ПСЖ» заживет дальше.

31 мая 2011 года фонд Qatar Investment Authority (QIA) через «дочку» выкупил 70% акций клуба.

Кто именно владеет «ПСЖ»?

За общей формулировкой «шейхи» скрываются управленцы с убедительными резюме, богатым опытом в спорте и работающей стратегией.

Владелец клуба – Тамим бин Хамад Аль-Тани, председатель фонда QIA. С 2013-го – эмир Катара (получил должность от отца в 33 года, став самым молодым монархом мира), страстный фанат спорта:

– возглавляет НОК и представляет страну в МОК;

– руководил оргкомитетом по проведению Олимпиады-2020 в Дохе;

– при участии Аль-Тани Катар добился ЧМ по легкой атлетике-2010 (в помещениях), ЧМ-2015 по боксу и примет ЧМ по футболу-2022.

QIA – национальный фонд, который создали в 2005 году «с целью укрепления государственной экономики для диверсификации в новые классы активов» (цитата с официального сайта).

Сейчас таких активов у QIA почти на 300 миллиардов евро: авиаперевозчики, строительные компании, нефтяники, банки, автогиганты, мобильные операторы, магазины одежды, отели etc – диверсификация в абсолюте.

Разумеется, эмир далек от оперативного управления «ПСЖ».

Кто тогда руководит?

Нассер Аль-Хелайфи, первый в истории иностранный президент клуба, шеф той самой «дочки» – фонда Qatar Sports Investments (QSI). Задача структуры, как можно догадаться из названия, инвестировать в спорт на всех уровнях.

У Аль-Хелайфи безупречная репутация менеджера. Ему 43, с 2006-го он возглавлял телесеть Al Jazeera Sports, позднее переименованную в beIN Sports. Если коротко, то с развитием полный порядок: почти 4 десятка каналов, из континентов не охвачена только Южная Америка.

Кроме прочего, Аль-Хелайфи управляет национальной федерацией тенниса и занимает пост вице-президента в федерации тенниса Азии. В 90-х он был профессионалом, даже участвовал в «Ролан Гаррос».

Личное состояние Аль-Хелайфи – более миллиарда евро.

Наверное, есть особая ирония в том, что с 2010-го по 2016-й QSI спонсировала «Барселону». После обвинений в махинациях клуб даже опубликовал детали контракта на 171 миллион евро.

Еще смешнее, что новый договор (пусть и с изменившимися условиями) стороны отменили после эпохальной порки парижан на «Камп Ноу» полгода назад (6:1) – как считается, не столько из-за исхода, сколько из-за судейства и последовавших конфликтов.

Почему арабы выбрали именно «ПСЖ»?

Для начала – почему вообще клуб из Франции.

1. Катар искал новых экономических и политических партнеров, помимо США. Французский рейд стартовал для арабов еще в середине нулевых, а победа Николя Саркози на президентских выборах значительно облегчила задачу вхождения. Парламент наделил катарцев серьезными льготами: прибыль с их вложений во Франции больше не облагалась налогами – Катар в ответ инвестировал в различные отрасли экономики.

2. Кое-что значило и количество арабских мигрантов (или их потомков) во Франции – до трети от всего населения. Кому как не медиа-гуру Аль-Хелайфи понимать важность этой аудитории.

«ПСЖ» оказался оптимальным вариантом: шейхи зашли сразу в столицу, куда легко заманивать звезд, причем в единственный профессиональный клуб на многомиллионную агломерацию.

«ПСЖ» продавали в два этапа: в 2011-м – 70% за 50 миллионов евро. Кроме этого QSI ликвидировала дефицит на 28 миллионов и раздала все 20 миллионов долгов. В 2012-м арабам отошли остальные 30%. Общая стоимость клуба тогда оценивалась в 100 миллионов евро (ха-ха) – предыдущие владельцы даже выжали прибыль.

Почему в этом участвовали Саркози и Платини?

Саркози, болельщику «ПСЖ», хотелось, чтобы проблемный клуб получил сильного хозяина и больше не создавал проблемы городу, который владеет стадионом «Парк де Пренс» и сдает его в аренду.

Несколько лет назад издание France Football утверждало, что Мишель Платини в обмен на поддержку катарской заявки на ЧМ-2022 позволил beIN Sports зайти на французский рынок. Именно медиа-группа Нассера Аль-Хелайфи, выложив три сотни миллионов евро, выкупила права на показ Лиги 1 с 2012-го, а сын Платини стал юридическим советником QSI.

К слову, телеконтракт с beIN Media Group тоже был выгоден Саркози: так арабы оставили без прав на Лигу 1 многолетнего вещателя и бывшего акционера «ПСЖ» Canal +, который не поддерживал президента страны.

Идеальная сделка – все участники переговоров довольны.

Какие цели у шейхов?

Политические, деловые, имиджевые. Наконец, личные – почему нет? Очевидно, что спорт им нравится и сам по себе – не просто как способ зарабатывать и влиять. Тем более что и зарабатывать, и влиять тоже получается здорово. Согласно зимнему исследованию Deloitte, «ПСЖ» – в топ-7 по доходам за сезон и по доходам в день матча.

В остальном – ничего особенного: сделать «ПСЖ» самым могущественным клубом мира.

Фото: globallookpress.com/Franck Castel/Mpp, Panoramic, Anthony BIBARD/FEP/Panoramic; Gettyimages.ru/Dean Mouhtaropoulos; globallookpress.com/Gwendoline Le Goff/Panoramic

Прогулка по историческому арабскому Парижу

Мы стоим в самом центре Латинского квартала Парижа. Известные достопримечательности, такие как собор Нотр-Дам, Люксембургский сад, музей Клюни, Пантеон и Сорбонна находятся в нескольких кварталах. Но все же скрыто на виду вокруг нас другой Париж, о котором часто забывают в суете: исторический арабский Париж.

Многим арабский Париж может показаться более интересным журналистам, чем историкам. В конце концов, это только относительно недавно сотни тысяч парижан говорят на арабском как на первом или втором языке, и этот кускус, mezze и shwarma стали такими же распространенными, как coq au vin. Так что слишком легко упустить из виду историю, которая начала 500 лет назад, когда Франция стала первой христианской страной, заключившей дипломатический союз с Османской империей. Империя, инициировав поток дипломатов, интеллектуалов, туристов и студентов из Восточного Средиземноморья и Северная Африка до французской столицы.

«К концу 18 века отношения с мусульманским миром стали настолько обычными, что стали банальными.Люди ходили по Парижу, даже не моргая, когда видели кого-то в тюрбане, потому что они так привыкли это «, — говорит Ян Коллер, профессор истории и автор книги» Арабская Франция «2011 года. Фигурки в тюрбане были просто частью толпы на гравюрах, акварелях и масляных картинах того периода — даже в работах Жака-Луи Давида «Коронация Наполеона» начала 19 века, где османский посол может быть замечен среди сановников.

* Эта ссылка требует, чтобы на вашем компьютере была установлена ​​программа Google Планета Земля. Если вы хотите установить его сейчас, перейдите на Бесплатная установка здесь. Продюсер: Райан Петри.

Когда Institut du Monde Arabe (ima, или Институт арабского мира), культурное партнерство между Францией и 22 арабскими странами стран, шесть лет назад запустили двухчасовую пешеходную экскурсию по арабским историческим местам в Латинском квартале, основная цель которой должен был просвещать общественность, исследуя исторические связи Франции с арабским миром.«Теперь наша миссия — также помочь французские граждане в первом и втором поколении, чтобы найти и понять корни языка своих бабушек и дедушек и цивилизация «, — объясняет Мона Хазиндар, генеральный директор IMA. Многие участники приезжайте на школьные экскурсии, и общественные туры проводятся в субботу после обеда с мая по октябрь, 16,70 евро (21 доллар США) за человека. Также могут быть организованы индивидуальные посещения.

В весеннюю субботу, когда мы отправляемся исследовать исторический арабский Париж, мы встречаем нашего гида под деревом у железных ворот. Коллеж де Франс, Королевский колледж до Французской революции.Франсуа i основал заведение в 1530 г. поощрять независимое мышление и ломать старые методы академического исследования. Коллекционер произведений искусства, он также подтолкнул Францию ​​к Возрождение, привезя в Париж Леонардо да Винчи и, вместе с ним, «Мону Лизу».

Има начинает свой тур у ворот 482-летнего Коллеж де Франс, где арабские тексты были одними из первых приобретение библиотек и арабский язык впервые был обучен европейцам.

«Коллеж был основан как альтернатива Сорбонне», — объясняет наш гид Энн Винсент, говоря по-французски. «Король хотел освободить ученых от контроля над их исследованиями как со стороны церкви, так и со стороны государства и позволить студентам учиться без оплаты ». Она рассказывает нам, что именно в Колледже Гийом Постель представил первый арабоязычный курсы в Европе.В последующие века Коллеж станет краеугольным камнем изучения восточных языков. во Франции, и это привлечет ученых-новаторов: Жан-Франсуа Шампольон, открывший иероглифы Розеттского камня, был среди них.

До Франсуа I Европа все еще рассматривала Левант как поле битвы крестоносцев. но Франсуа смотрел на восток прежде всего коммерческие и стратегические партнеры.Игнорируя критику со стороны своих собратьев-монархов, он первым обменялся послами. с Османской империей, которая затем простиралась через Северную Африку до Аравийского полуострова и на север до Венгрии. В 1536 г. он и Сулейман Великолепный заключили союз, который продлился почти три столетия. Примерно в то же время Франция и Марокко также обменялись послами.

В преддверии соглашения с султаном Хайреддином Барбароссой, могущественным османским адмиралом и губернатором Алжира, отправил делегацию во Францию ​​в 1533 году.Вторая делегация несет льва и 100 христианских рабов в качестве подарков королю. прибыл в следующем году для координации франко-османских наступлений против Священной Римской империи и сопровождения новых Посол Франции в Константинополе. С послом путешествовал Постель, арабский лингвист, которого иногда называют французским. первый востоковед. Король послал его в качестве переводчика, но также с заданием вернуть арабские рукописи. особенно научные тексты, чтобы обогатить королевскую библиотеку.Среди сувениров Постела была диссертация по арабской астрономии. до сих пор является частью коллекции Национальной библиотеки Франции.

Вторая остановка в туре — Сен-Жюльен-ле-Повр, церковь 13-го века, чьи нынешние мелькитские общины заявляют о своих корнях. среди арабов-христиан, которые вслед за Наполеоном вернулись из Египта во Францию.

Прежде чем уйти из Коллеж де Франс, Винсент быстро переместился в XIX век, познакомив нас с Жан-Франсуа Шампольон, чей перевод 1822 года Розеттского камня, найденного войсками Наполеона в Египте, открыл тысячелетия египетской истории и создал научную дисциплину египтологии. Археолог по образованию, Винсент согревает ее рассказ: Шампольон изучал арабский и другие восточные языки в Коллеж де Франс, где он позже назначен кафедрой истории и археологии Египта.Также первый хранитель египетских древностей Лувра. Шампольон был частью того, что стало манией к египетским вещам. Крылатые львы, скарабеи и другие египетские мотивы появились в моде, мебели и погребальном искусстве, особенно на кладбище Пер-Лашез, где Шампольон сам похоронен под надгробием в форме обелиска.

«Французы были без ума от Востока, — говорит Винсент.«Сфинксы были повсюду». Не говоря уже о Луксоре обелиск на площади Согласия, подаренный в 1829 году Мухаммедом Али, египетским правителем, основавшим школу. в Париже, где египетская молодежь могла изучать военное дело, механику, медицину и другие практические навыки. (Он также подарил Карлу x жирафа, существа, которого не видели в Европе более 300 лет; оценка одна восьмая всего населения Парижа пришла посмотреть «Зарафу» после того, как она была установлена ​​в зоопарке в Саду растений, ботанический сад города.)

В Париже были бурные времена. Когда зимой 1845-1846 годов прибыла марокканская делегация, местная пресса гудеть. Один журналист сообщил, что «посланник из Марокко поразил воображение Парижа. он вспоминает двор мавританских королей Гранады и блестящих Abencerrages, потомком которых он является.» Мухаммад ас-Саффар, ученый, путешествовавший с послом, записал их социальный круговорот обедов, концертов, балы, театр и экскурсии по городу. Они получили так много приглашений, что «мы принимали приглашения только от королевское окружение или люди государства «.

По пути экскурсия проходит мимо книжных магазинов и кафе с давней историей, где собираются арабские студенты. и писатели, которые сделали город арабской столицей.

Блеск того зимнего сезона стал очевиден, когда ас-Саффар описал столкновение с египтянами, в том числе двумя внуки Мухаммеда Али на королевской новогодней вечеринке. «Всего Мухаммед послал туда около 60 человек. Али изучать науки, [которые] можно найти только там. Эти мусульмане не были одеты как христиане, а носили длинные платья были покрыты золотым шитьем, жемчугом и драгоценными камнями, и ткань под ними была едва видна.Их пуговицы были усыпаны драгоценными камнями, а пояса, на которых они вешали мечи, были тяжелыми от золота. Их великолепие было неописуемым ».

Но в отношениях между Парижем и арабами была и духовная сторона. Мы уклоняемся от пробок, пока Винсент ведет нас по улице Сен-Жак для нашей второй остановки: Св.Жюльен-ле-Повр, тихое место на берегу Сены напротив Нотра. Дама. За пределами этой крошечной церкви, датируемой 13 веком, висит плакат, рекламирующий концерты классической музыки. Церковь известна своей превосходной акустикой, но мы здесь, чтобы узнать об ее исторической связи с арабами. Сначала, он кажется нам странно лишенным религиозных скульптур, столь распространенных во французских церквях, но Винсент объясняет, что мы не стоим в римско-католической церкви: Св.Жюльен был церковью мельките (византийский обряд) с 1889 года. Его прихожане могут проследить его истоки от арабов-христиан, которые были среди сотен беженцев, которые последовали за ним. Наполеон вернулся во Францию ​​после поражения в Египте. Она обращает наше внимание на иконостас , иконостас , стену икон и религиозные картины между нами и алтарем. Службы, значительно более продолжительные, чем в римской традиции, проводится на арабском языке.

Изысканные изделия из дерева, напоминающие экраны mashrabiyyah из Египта и Леванта, украшают третью остановку в туре. Часовня Св. Ефрема, в которой с 1925 года проводятся обряды на арамейском и арабском языках для сирийских католиков Франции.

Мы отдыхаем от истории за пределами церкви, хотя в Латинском квартале трудно избежать истории.Винсент указывает на то, что мы стоим в тени подпирающего саранчу дерева, посаженного, по общему мнению, в 1601 году, что считается самое старое дерево в Париже. Немецкий турист спрашивает Винсента, кто сегодня во Франции «араб». Как могут быть североафриканцы называется арабами, он спрашивает, берберы ли они, а не, например, с Аравийского полуострова?

Это знакомый вопрос Винсенту, который затрагивает суть образовательной миссии тура.»Это определяется язык. Араб — это тот, чей язык — арабский, — начинает Винсент. — В арабском мире 22 страны, но не все являются этническими арабами ». Большинство арабов в Париже — выходцы из Магриба, группы стран Северной Африки. от Ливии на запад. Машрик — термин для арабоязычных стран к востоку от Египта и к северу от Аравийского полуострова. А Египет — это, в общем, Египет.Из-за долгой колониальной истории Франции большинство арабов в Париже родом из Алжира, но когда дело доходит до ресторанов, она улыбается: «Ливанцы повсюду».

Экскурсия заканчивается в Великой мечети Парижа, чья вершина минарета начала 20 века отражает североафриканский стиль. с помощью легкого камня, который вписывается в городской пейзаж.Сады открыты для публики, и это популярный сайт для свадеб, см. выше.

Париж иногда называют арабской столицей, потому что сюда приезжало очень много арабских студентов, писателей и художников. Париж в изгнании в начале 20 века. «Именно там и в Каире арабская либеральная мысль получила свое раннее «на ногах», — писал Фуад Аджами в 1998 году в книге «Дворец мечты арабов». Опьяненный духом свободы в Париже. они основали арабские журналы и газеты, арабские книжные магазины и издательства. Собрались в кофейнях курить кальян (кальяны) и спорить о политике. Многие были глубоко изменены, как, например, Тауфик аль-Хаким, который происходил из Египет в 1925 году в красном тарбуше и через пять лет вернулся домой в синем берете, чтобы писать новаторские пьесы на арабском языке.«Для Востока Париж всегда был интеллектуальной столицей. Начиная с 20 века, поколения студенты хотели верить, что дух может дышать на берегу Сены », — заметил Николя Бо, писатель. of Paris, Capitale Arabe.

Покидая Сен-Жюльен-ле-Повр, мы начинаем поход вверх по горе Св.Женевьева, самая высокая точка Латинского квартала, пешком в направлении кафе Oum Kalthoum и кафе Baghdad, где арабские студенты собираются в Латинском квартале. Cегодня. На полпути к холму мы останавливаемся, чтобы перевести дух на улице де Карм, в каменном дворике в коринфском стиле. Часовня Святого Ефрема, которая с 1925 года является домом для сирийских католиков во Франции, с услугами на арамейском и арабском языках. Как и св.Жюльен-ле-Повр, его превосходная акустика делает его популярным местом для проведения концертов.

На вершине холма находится еще одно напоминание о многовековых связях Города Света с арабским миром: Библиотека Святой Женевьевы, названная в честь покровителя Парижа. Теперь он входит в состав Парижского университета и может быть старейшая библиотека города, основанная в бенедиктинском аббатстве в шестом веке, когда монастыри ценили арабские рукописи. за их научную и математическую эрудицию.Восстановленная как научная библиотека в начале 17 века, ее Первым библиотекарем был Жан Фронто, знаток языков Ближнего Востока.

Наша последняя остановка — Большая мечеть Парижа, вклад начала 20 века в культурные связи между Франция и арабоязычный мусульманский мир. Он занимает почти гектар (2½ акра), но, кажется, спрятан за Сад растений.Мы застаем врасплох, когда поворачиваем за угол и оказываемся перед магазином арабской книги. и минарет, возвышающийся на 33 метра (130 футов) над мечетью в мавританском стиле.

Красочные стены мечети украшены традиционными орнаментами андалузской и мавританской плитки zillij .

«Когда они строили мечеть, они взяли элементы со всего арабского мира, чтобы создать идеальную мечеть. единственный минарет в Париже, но нет призыва к молитве. Это было бы невозможно в Латинском квартале », — говорит Винсент, мы входим во двор через массивную дубовую дверь, обтянутую бронзой, и попадаем в нечто вроде нео-Андалусии. Обнесенный стеной выложенная мозаичной плиткой, терраса вымощена белым мрамором и наполнена бассейнами, фонтанами и цветами.Туристы могут посетить общественные места в любое время, но места для молитв, проповедей и чтения Корана доступны только мусульманам.

Самая большая мечеть во Франции и третья по величине в Европе, Великая мечеть была открыта в 1926 году президентом Франция с беем Туниса и королем Марокко под рукой. Построенный для удовлетворения религиозных потребностей французских мусульман, он чествует 100 000 мусульманских колониальных войск, погибших за Францию ​​в Первой мировой войне.Но помимо того, что — религиозный центр, мечеть очень популярна среди туристов и парижан, — отмечает Винсент.

Вы можете съесть кус-кус из баранины или тажин (марокканское рагу) в ресторане мечети, перекусить пахлавой или покурить кальян под фиговые деревья во внутреннем дворике, покупайте североафриканские сувениры на дневном базаре или даже снимите напряжение в куполообразный хаммам , или традиционный спа.Неслучайно наша историческая прогулка на этом заканчивается, а точнее в настоящем. Мы готовы к тарелке пропитанной медом выпечки и черному чаю с мятой, который официанты разливают с большим удовольствием.

	Нэнси Бет Джексон , Ph.D., ([адрес электронной почты защищен]) Журналист и преподаватель журналистики, проживавший в Париже, Каире и Абу-Даби. Сейчас она живет в Олтоне, штат Иллинойс, исторический речной город недалеко от Сент-Луиса.
	Изабель Эшраги ([адрес электронной почты защищен]) — фотожурналист который освещает новости из Парижа по всему миру. Родившаяся от матери-француженки и отца-иранца, она получила несколько наград за ее расширенный охват как женщин, так и мужчин на Ближнем Востоке.

Арабы в Париже — Scoop Empire

Всякий раз, когда мы путешествуем по Европе, у нас с сестрой есть вот эта штука, где мы замечаем кого-то, кто говорит по-арабски и / или носит чадру, и восклицают: «Араб!» Конечно, у нас есть еще несколько способов обнаружить арабов. Печально известные арабские жесты рук, например, всегда выдавали нескольких человек.

Однако во время моей недавней поездки в Париж все было иначе. Мы начали игру в первой половине дня, но потом остановились. Увидеть араба быстро стало таким же обычным явлением, как и увидеть французов.

Сначала я подумал, что это просто ультра-заполненные туристами Елисейские поля, но ошибался. От лучших туристических мест до узких переулков Монмартра нас было так много, и мы были везде. Даже в тех областях, которые, как я думал, для арабов не будет никакого интереса, как, например, Марэ, я не видел нехватки арабов.

Кроме нашего номера было другое. Мы видели пару объявлений на станциях метро — на арабском языке. Черт, там даже была французская реклама хаджа в трех разных автобусах (да, я сказал ад и хадж одним предложением, извините!).

Кроме того, на этот раз арабы не выглядели бестолковыми душами, ищущими определенное место на карте. Нет, мы путешествовали по городу без особых усилий. Мы смешались.

Конечно, время от времени появлялись сильно накрашенные женщины с блестящим топом в середине дня.Или о человеке, который носил такие бермуды, что я буквально ожидал, что они упадут в любую секунду. Однако в целом я был очень удивлен.

Я был очень удивлен, когда на улицу никто не взглянул еще раз. Я был очень удивлен, когда мой отец брал пирожное, чтобы поесть, и парень, который работал в магазине, сказал ему не брать это, так как оно содержит алкоголь. Я был очень удивлен, когда пара человек похвалила мой французский.

Я был очень удивлен, когда увидел мусульманскую пару, стоящую рядом с несколькими раввинами на другой стороне улицы, и не увидел никаких дискриминационных взглядов в глазах любой из сторон.Я был очень удивлен, когда две женщины, говорившие на быстром французском в метро, ​​оказались на самом деле египтянками.

Я не знаю, было ли это потому, что мы были в Париже, одном из крупнейших городов Европы с мусульманским населением. Возможно, оживленная политическая жизнь в последнее время заставила людей понять, что арабы на самом деле не просто люди на верблюдах. Может быть, потому, что медиа-революция заставила нас быть в курсе всего нового.

Может быть, то, что я увидел, было просто изображением, созданным другим, более оптимистичным взглядом путешественника.Возможно, это произошло потому, что я повзрослел и понял, что большинство стереотипов, которые мы, арабы, создавали о себе, быстро превратились в мифы. Или, может быть, потому, что люди там начинают отказываться от каких-либо стереотипов об арабах.

МЫ СКАЗАЛИ ЭТО: Посмотрите «Что случилось с британской визой для египтян?».

«Арабы в Париже», проект, объединяющий арабские таланты с французской модной индустрией

© Совет арабской моды

В результате сотрудничества Совета арабской моды и Федерации высокой моды и моды (FHCM) проект «Арабы в Париже» продемонстрировал творчество арабских дизайнеров во время Недели моды в Париже.В течение шести дней, с 30 сентября по 5 октября 2020 года, им был посвящен выставочный зал на престижной улице Сен-Оноре.

Для Джейкоб Абриан, генеральный директор и основатель Arab Fashion Council , Arabs in Paris «Это отличная инициатива для объединения арабской и французской культур дизайна. Для нас большая честь предоставить эту возможность нашим талантам и официально представить их на Неделе моды в Париже ». Заявлением поделился Мохаммед Акра, директор по стратегии Совета арабской моды, который рассказывает нам больше об этом проекте.

1 — Какова цель данной инициативы?

Инициатива направлена ​​на развитие видения Совета арабской моды в построении креативной экономики в арабском регионе. Мы хотим продвигать наши таланты во всем мире, среди международных покупателей и в прессе. С помощью «Арабов в Париже» мы также хотим сократить разрыв и создать мост между арабской и французской индустриями моды. Париж, несомненно, одна из самых важных столиц моды. Этот город смог дать жизнь многим брендам, соблюдая при этом международные стандарты.

2 — Какие создатели принимали участие в проекте?

Для этого первого издания жюри Arab Fashion Council выбрало ливанских дизайнеров дуэт Azzi & Osta , а также Poise Design , бренд роскошной обуви из Бейрута, и Aboud Jammal , молодой дизайнер. окончила ЕСМОД. Не забываем ливанский лейбл Écaille для женской моды, семейный ювелирный бренд Saad Collection из Нью-Йорка, иорданский дом Mada’en и бренд готовой одежды Emergency Room Beirut.

3 — Как прошла подготовка к мероприятию?

Проект развивался в сложный период, затронувший весь мир. В контексте Covid19 нам успешно удалось согласовать выставочный зал и презентационное пространство на улице Сен-Оноре, дом 233 в Париже, соблюдая ограничения на поездки и санитарные меры . Не все дизайнеры смогли лично присутствовать на проекте, но наши команды на местах блестяще справились с логистикой и обеспечили бесперебойную работу мероприятия.

4 — Хотели бы вы повторить опыт в следующем году?

Мы намерены возобновить инициативу в следующем году и присутствовать на каждой Парижской Неделе моды. Мы получили отличные отзывы от СМИ и покупателей. Французская индустрия моды тепло встретила дизайнеров, что для нас очень многообещающе. Наша следующая встреча — в январе 2021 года, во время Недели высокой моды.

5 исторических мест, связанных с арабской культурой в Париже

Большая мечеть Парижа

Многие места в Париже неразрывно связаны с историей арабского мира.Будь то часовня, обелиск или кладбище, все свидетельствует об общем прошлом Франции и Востока. Вот обзор этих немногих зданий французской столицы.

1 — Кладбище Пер-Лашез

Запущено в 1804 году , Пер-Лашез, знаменитое парижское кладбище, известное во всем мире, ежегодно принимает более 3,5 миллионов посетителей , чтобы отдать дань уважения знаменитым людям, похороненным на нем.Среди них фигура, по сути связанная с арабским миром, Жан-Франсуа Шампольон , первый хранитель Департамента египетских древностей Лувра. В 1822 году этот французский египтолог расшифровал Розеттский камень, обнаруженный войсками Наполеона в Египте, и создал эрудированную дисциплину египтологии .

2 — Луксорский обелиск

Первоначально расположенный у входа в храм Луксор в Египте, 23-метровый египетский обелиск был подарен Карлу X вице-королем Египта Мехеметом Али в 1830 году в знак взаимопонимания.В настоящее время, расположенный в центре площади Согласия, обелиск отражает историю Египта благодаря иероглифам, которые украшают каждый из его лиц, в частности картуш Рамзеса II, в котором царь делает подношение Богу Аминь -Re.

3 — Церковь Сен-Жюльен-ле-Повр

Построенная в начале 13 века , мелькитская церковь Сен-Жюльен-ле-Повр представляет собой небольшое культовое сооружение в готическом стиле, которое сейчас преобладает в Латинском квартале.Это здание, известное как приют для паломников и бедных путешественников, было отнесено к культу мелькитов христиан из Ливана и Сирии, основанному во Франции более века назад, с 1889 года.

4 — Часовня Святого Ефрема

Chapelle Saint-Ephrem-le-Syriaque — это сирийская католическая церковь , расположенная в 5-м округе Парижа. Посвященный сирийскому дьякону Сен-Ефрему, здание, фундамент которого восходит к 14 веку , теперь содержит службы на арамейском и арабском языках .В Латинском квартале Парижа туристы и местные жители могут найти в этом святом месте ссылку на Ближний Восток.

5 — Большая парижская мечеть

Великая мечеть, открытая в июля 1926 года , является французской мечетью в мавританском стиле с 33-метровым минаретом. Это место поклонения , основанное Каддуром Бенгабритом , расположенное за садом с растениями в Париже, является очень символическим местом для просвещения ислама и мусульман во Франции.Сегодня это самая старая мечеть в метрополии Франции .

Парадокс арабской Франции — Каирский обзор глобальной политики

История Франции глубоко отмечена влиянием и вмешательством различных культур и народов. На протяжении почти тринадцати веков арабское и ближневосточное присутствие было особенно важным. В современной истории это присутствие стало особенно заметным после экспедиции Наполеона в Египет в 1798 году и завоевания Алжира в 1830 году, за которым последовало присутствие на французской земле туркосов — батальонов алжирских пехотинцев — во время франко-прусской войны 1870 года.К концу девятнадцатого века возникло сложное колониальное воображение. Универсальные выставки, проводившиеся в Париже в то время, включали этнографические выставки и колониальный фольклор, отражающие построение антропологических дискурсов и иерархию рас.

Вдали от образов универсальных экспозиций Франция стала плодородным перекрестком культур для интеллектуалов со всего арабского и ближневосточного мира — от Марокко до Сирии, от Османской империи до Египта.Париж был домом для различных арабских, левантийских, османских и египетских газет, таких как Le Lien Indissoluble , основанного двумя ведущими исламистскими реформаторами в 1884 году, а также политических и реформистских движений, в том числе Арабского конгресса 1913 года, ставшего переломным моментом в общенациональном масштабе. Арабский национализм.

В Париже и провинции «Восток» был вездесущ в искусстве и архитектуре. Существовало глубокое очарование далеких стран, которые были центром воображения «потустороннего» и «другого».Параллельно с этим, как это ни парадоксально, образ «араба» становился все более негативным в публичном дискурсе, поскольку расистские термины и карикатуры получили всеобщее распространение. Колониальный проект был чрезвычайно влиятельным, поскольку Франция оккупировала Алжир и приобрела протектораты над Тунисом (1881 г.) и Марокко (1912 г.). С приходом двадцатого века началась эра массовой иммиграции во Францию, которая быстро увеличивалась с прибытием тысяч колониальных солдат и рабочих во время Первой мировой войны.

В годы конфликта колониальные власти мобилизовали огромные военные силы в Северной Африке для фронта во Франции.Они также мобилизовали тысячи рабочих для работы на военных заводах и в сельском хозяйстве, заменив тех французов, которые ушли в армию. Если война ознаменовала собой первую крупномасштабную личную встречу между французским и арабским народами, она также ознаменовала начало современной ксенофобии и маргинализации. И все же, как это ни парадоксально, народное воображение ухватилось за этих колониальных и новых «современных героев» как за эмблемы возможного триумфа Франции. В то же время военные власти старались уважать религиозные различия и даже отдавали предпочтение исламу, помогая организовать его практику и отправляя имамов на фронт.Франция, борясь с Германией и ее союзником Османской империей, стремилась представить себя хранительницей ислама.

г. Великая война стала поворотным моментом в истории иммиграции в Северной Африке не только из-за численности, но и потому, что столкновение произошло в метрополии Франции. В результате послевоенного урегулирования империя Франции в арабском мире продолжала расти. Арабское королевство, созданное Наполеоном III, стало реальностью после того, как Третья республика получила послевоенные полномочия над Сирией и Ливаном.

Тем не менее, внутри Гексагона — метрополии Франции — колониальные отношения и неравенство в конечном итоге победили любое давнее чувство братства, возникшее в результате войны или среди рабочего класса. Большинство рабочих из арабских и мусульманских стран перебрались в промышленные районы севера, где условия труда и жизни зачастую были плохими. Им приходилось иметь дело с растущей враждебностью к их присутствию. Популярный язык начал использовать оскорбительные и расистские термины, такие как « bicot », « naze », « bougnoule », « gourbi » и « Sidis ».”

Величие и унижение
В межвоенный период по всей Франции возникла целая сеть иммигрантов и иммигрантских общин, прибывших со всего арабского мира, и особенно из Алжира. Среди них было новое население, прибывающее с Ближнего Востока, спасающееся от этнических конфликтов и геноцида, например, армяне. Франция была уникальной на Западе по количеству и разнообразию иммигрантов. В подавляющем большинстве это оставались физическими работниками, которые работали на самых низких уровнях шкалы заработной платы без особой надежды на продвижение по службе и чей разрешенный период пребывания во Франции был сокращен властями.Также во Францию ​​стали прибывать «буржуазные» иммигранты. Некоторые были художниками или политическими беженцами, другие приехали учиться, работать или обогащать свою интеллектуальную и спортивную жизнь. Десятилетия двадцатых и тридцатых годов были отмечены ксенофобией. В ответ иммигранты из Северной Африки стали политически активными и начали организовывать собственные националистические движения.

Большинство иммигрантов высадились в Марселе, где они работали в доках или в качестве разнорабочих. Некоторые продолжили путь в долину Роны, где работали на текстильных фабриках; Клермон-Ферран, где располагалась штаб-квартира Мишлен; или дальше на север и восток, чтобы работать в горнодобывающей и сталелитейной промышленности.Большинство иммигрантов оказались в столице и ее окрестностях, работая в тяжелой промышленности.

Хотя некоторые мечети уже были построены, часто на средства частных лиц, но при поддержке и сотрудничестве местных и национальных властей, открытие Великой мечети в Париже в 1926 году стало переломным моментом. Здание было подарено ветеранам Первой мировой войны. Несмотря на такие периодические демонстрации официальной поддержки, миф о «нежелательном» иммигранте пустил корни.Он соединился со стереотипами о « Сиди » и антиколониалистском «фанатике», которых слепо двигало маловероятное сочетание исламизма и революционной идеологии большевистской Москвы. В то время как в Марокко бушевала война за Риф между испанскими колониальными силами и берберскими жителями гор Риф, а военные операции обеспечивали контроль Франции в Сирии и Ливане, парижские муниципальные власти создали службы наблюдения специально для наблюдения за населением Магриба в городе и его политической активностью.Участие североафриканцев в политике — внутри французских левых и Коммунистической партии Франции, а также в ранних националистических организациях, таких как Étoile Nord-Africaine, основанная алжирским революционным лидером Ахмедом Мессали Хаджем, — росло вместе с их участием в рабочих движениях и союзы.

Культурная жизнь этих сообществ сосредоточена в крупных городах Франции и особенно в столице, оказывая влияние на знаменитую литературную и художественную жизнь Парижа. Арабские художники и писатели столкнулись с авангардными движениями в городе и начали делать себе имя, как египетский художник Джордж Ханна Саббаг.

Колониализм сохранился и даже усилился. Пышность колониальных экспозиций — Марсель в 1922 году, Страсбург в 1924 году, Париж в 1931 и 1937 годах — наряду с празднованием завоевания Алжира в 1930 году убедили французов в их могуществе и подпитали иллюзию контроля над послушными колониальными подданными. Вокруг экспозиций, демонстрирующих имперскую мощь Франции, покорение «туземцев» и центральную роль Северной Африки в структуре империи, возникло целое колониальное воображение.Празднование столетия 1930-х годов в Алжире глубоко повлияло на общественное мнение Франции. Праздник был задуман как современная пропаганда, изображающая арабские колонизированные народы как «верных служителей» Франции. Унижение стало опорой французского величия. В следующем году выставка 1931 года в Париже завершила эту волну пропаганды. Взывая к широко распространенной экзотике, Северная Африка была идеализирована. Для посетителей были организованы представления с участием «умиротворенных арабов», что очень далеко от реалий колониальных завоеваний и войны в Рифе, которая закончилась всего шесть лет назад.

Накануне Второй мировой войны возникли первые шумихи движений за независимость. Отношения между Францией и арабским миром стали более сложными, особенно после провала проекта Блюм-Виоллет, целью которого было предоставить права гражданства нескольким миллионам алжирцев. Предложенный закон, который так и не прошел через парламент Франции, сделал бы избранное меньшинство коренных алжирцев полноправными гражданами — в первую очередь образованные классы и ветеранов Первой мировой войны.К 1939 году в метрополии Франции проживало около ста тысяч алжирских иммигрантов, большинство из которых были кабильского происхождения, берберского населения с севера Алжира.

В тот же период Франция начала мобилизацию вооруженных сил по всей своей империи, а также разработку плана по привлечению колониальных рабочих для работы в пределах своих собственных границ, программа была остановлена ​​капитуляцией страны перед нацистской Германией в июне 1940 года. На самом деле количество колониальных солдат, отправленных во Францию, было намного меньше, чем ожидалось.После поражения эти бойцы были мобилизованы в качестве сельскохозяйственных рабочих, в то время как другие содержались в контролируемых немцами лагерях для военнопленных ( Frontstalag ), созданных на французской земле, которые позже были переданы под контроль Виши.

Во время войны к коллаборации присоединились некоторые алжирские националисты. Немцы работали с сетями националистических боевиков, которые начали организовываться еще до войны, и использовали разочарованные надежды мусульман. В Северной Африке Германия поддерживала антифранцузские и ультранационалистические движения.Другие жители Северной Африки и Ближнего Востока присоединились к сопротивлению во Франции — в частности, Main d’Oeuvre Immigrée, группа, состоящая в основном из иностранцев, которая была крылом основанной коммунистами группы сопротивления Francs-Tireurs et Partisans, которая была наиболее организованной вооруженной группой. группа внутри сопротивления. Среди них был Мисак Манушян, армянский поэт, который провел большую часть своей юности в Бейруте, и Мохамед Лахдар Туми, алжирец, который позже был интернирован колониальными властями во время войны за независимость.Десятки тысяч североафриканских солдат участвовали в освобождении Франции союзными войсками. Момент горькой иронии, парад 14 июля 1945 года в Париже чествовал североафриканские войска всего через несколько месяцев после массовых убийств 8 мая в алжирской провинции Константин, где демонстранты открыто потребовали независимости после предварительных намеков на уход Франции из Сирии и Ливана. .

В послевоенные годы иммиграция во Францию ​​неуклонно продолжалась под надзором Национального иммиграционного управления.Поток иммигрантов из арабского мира увеличился вдвое, увеличилось количество студентов и рабочих, необходимых для восстановления страны. Во время периода Trente Glorieuses , тридцати лет быстрого экономического роста после окончания войны, спрос на рабочих из Магриба продолжал расти. Закон от 20 сентября 1947 года предоставил частичное политическое гражданство всем алжирцам, открыв дорогу массовому прибытию. Французская иммиграционная политика оставалась противоречивой: хотя официально она никогда не признавалась, было желание отдать предпочтение миграции из Магриба, не допуская подлинного политического равенства.

В то время как североафриканские рабочие были маргинализованы или невидимы для широкой публики — они часто жили в бидонвилей , трущобах, расположенных на окраинах города, — армянская община приобрела определенную степень общественного признания и успешно интегрировалась во французское общество. Опыт арабских и других иммигрантов, прибывших с Ближнего Востока, сильно разошелся в этот период и был явно связан с ситуацией в колониях, которая начала быстро ухудшаться после начала конфликта в Алжире в 1954 году, а затем процесса обретения независимости в Тунис и Марокко (1956).Контекст алжирской войны влиял на общественное мнение почти восемь лет. В 1958 году алжирские футболисты покинули сборную Франции и вернулись в Алжир, чтобы сформировать футбольную команду Фронта национального освобождения. Насилие во время войны затронуло французское общество, с серией атак внутри гексагона и мобилизацией нескольких сотен тысяч призывников, отправленных воевать в Алжир.

Когда конфликт в Алжире подошел к концу, протесты против введения 17 октября 1961 года комендантского часа, предназначенного исключительно для французских мусульман, стали еще одним мрачным моментом в эти темные годы.По приказу префекта Парижа Мориса Папона полиция жестоко подавила демонстрации по всему городу. Было арестовано более десяти тысяч алжирцев, и неизвестное число алжирцев было застрелено полицейскими — по оценкам, от 50 до 300 смертей. Колониальное насилие перекинулось на другую сторону Средиземного моря. Эта дата — наряду с кровавыми годовщинами 1 мая и 14 июля 1953 года — окончательно отметила население Северной Африки во Франции.

Несмотря на эти события, арабская культура во Франции продолжала процветать: поэзия, искусство, театр, литература и даже музыка восточных кабаре.Спорт также был важным пространством, где выходцы из Магриба могли заслужить признание, такие как Марсель Сердан, чемпион мира по боксу алжирского происхождения, и Ларби Бен Барек, марокканский футболист, выступавший за сборную Франции.

Марш расизма
Независимость вызвала возвращение тысяч североафриканцев и политических оппонентов, не остановив при этом поток рабочих Магриби на протяжении пятидесятых годов. Дипломатические инициативы следовали одна за другой, пытаясь сдержать рост иммигрантов и организовать репатриацию населения, перемещенного в результате деколонизации.Во Франции pieds-noirs (французские поселенцы в Алжире) и харки (лояльные мусульманские алжирцы, служившие во французской армии) символизировали конец колониальной эпохи. Их неприятие французским обществом, презрение политической элиты и отношение к ним со стороны государственных властей усилили у этих так называемых репатриированных групп населения чувство брошенности и маргинализации, независимо от их этнического происхождения, культуры или социального статуса.

Во время войн за независимость и деколонизации массовая культура и пресса заклеймили фигуру «араб.«Жестокий расизм распространился во Франции в 1960-е годы. Тем не менее, там продолжалась яркая интеллектуальная, художественная и культурная жизнь, чему способствовало появление новых интеллектуалов из Магриба и Ближнего Востока, таких как писатели Альберт Коссери из Египта и Катеб Ясин из Алжира.

Проблема бидонвилей также усугубилась с 1950-х по 1970-е годы. Отсутствие жилья было в центре «иммигрантского вопроса». В 1966 году закон Нунгессера попытался решить проблему неформального жилья и избавиться от bidonvilles .На самом деле, чтобы разобрать последние трущобы, потребуется больше десяти лет. В то же время после студенческих и рабочих восстаний в мае 1968 года дискуссия о маргинализации стала более важной и освободила место для «голоса иммигрантов» в общественном дискурсе. Рабочие-иммигранты стали активными участниками социальных движений и более заметными в профсоюзах и экономической жизни страны.

Арабское присутствие становилось все более разнообразным и заметным во французском обществе, которое все еще оставалось в тени колониального наследия.Взрыв антиарабского расизма произошел в 1970-е годы. ratonnades (физические нападения на жителей Северной Африки) в Марселе в период с августа по декабрь 1973 г. были особенно жестокими. Государственная политика, отреагировав на общественное мнение, создание Национального фронта и внезапное повышение цен на нефть в 1974 году, повернулась как в сторону воссоединения семей, так и репатриации арабских и кабильских иммигрантов, одновременно подчеркивая важность интеграции этих сообществ и их дети.Исламская революция в Иране и рост исламизма в арабском мире в конце 1970-х годов изменили образ ислама во французском обществе, которое начало связывать североафриканцев с появлением терроризма в Европе. Отныне опасения по поводу исламизации страны были постоянным предметом среди правых групп, которые быстро росли в следующее десятилетие.

В то время как расизм распространился во французском обществе и стал заметен в литературе и кино, различные общины меньшинств изо всех сил пытались сохранить и контролировать память о своей собственной истории, такие как pieds-noir , харки, армяне и, хотя и гораздо более маргинализированные чем другие, североафриканцы и их дети.Культурное самовыражение этих общин становилось все более важным и часто даже приобретало оттенок протеста, как, например, кабильский певец Ферхат Мехенни или гораздо более известная Далида, родившаяся в Египте. Эта социальная напряженность и рост числа преступлений расизма, несмотря на избрание левого правительства в 1981 году, сформировали политически иммигрантов во втором поколении.

Социальный провал городов , проектов государственного жилья, построенных в пригородах главных городов страны, сконцентрировал новые национальные навязчивые идеи незащищенности, насилия, преступности, безработицы и отказа иммигрантов «интегрироваться».Марш за равенство и против расизма в 1983 году, часто называемый Marche des Beurs , отразил решимость нового поколения молодежи привлечь внимание к социальной изоляции и отстоять свои права и вернуть себе слово « beur », жаргонный термин для людей арабского и североафриканского происхождения, часто используемый в уничижительной манере. Марш, начавшийся в Марселе и завершившийся в Париже, был мирным и ознаменовал новый период в отношениях между Францией и арабскими общинами, проживающими в ее границах.Ему также удалось привлечь внимание СМИ и политиков, в том числе президента Франсуа Миттерана. В результате была создана новая система разрешений на проживание — «десятилетняя карта». В 1984 году появились другие политические и мотивированные движения, среди которых самым заметным был SOS Racisme. Тем не менее, требования нового поколения оставались в основном без внимания ни политической элитой, ни средствами массовой информации, и не были интегрированы во французскую политику. Они остались на обочине. В результате, двадцать лет спустя, в 2005 году, их дети предприняли новую, более жестокую форму протеста, распространив восстание во всех бедных кварталах Франции.

В то же время сообщества иммигрантов стали более раздробленными на местах, каждый человек жил в, казалось бы, изолированной социальной ячейке. Новое поколение и его стремление к признанию своей истории и идентичности, а также религиозное давление и упадок городов изменили определение иммигрантского общества. Стереотипы об исламе еще больше подпитывали общественные страхи, недоверие и дискриминационные высказывания. Арабское население было «внутренним врагом» и отныне объединялось в «мусульмане».”

Колониальный перелом
На протяжении 1990-х годов проблема banlieues , бедных пригородов, где проживало много иммигрантов, преследовала общественное мнение. Новая культурная волна выросла из banlieues , замечательно запечатленных в фильме 1995 года La Haine . Возникли новые формы танца, музыки и театра, которые выразили эту гибридную городскую культуру, которая широко была представлена ​​хип-хопом. Профессиональный спорт выделил себя как жизнеспособный путь к интеграции; Проведение Францией чемпионата мира по футболу 1998 года и победа на нем подпитывали миф о нации «черно-белые — beur ».Спорт был необычайно гостеприимным местом для молодежи из Северной Африки. Тем не менее, очень мало икон beur появилось в публичном пространстве и СМИ.

В течение этого периода, несмотря на более строгую политику, иммиграция из Магриба продолжалась быстрыми темпами. К настоящему времени в стране проживали иммигранты во втором и третьем поколении. Их постоянное присутствие изменило ситуацию: их дети французы и останутся таковыми. Жестокие ксенофобные дискурсы теперь нацелены на них.

Экономический и социальный кризис продолжался для этих сообществ, что способствовало стигматизации североафриканцев, особенно со стороны крайне правых групп, таких как Национальный фронт.Сообщества, находящиеся на грани общества, безработица в два с половиной раза выше, чем в среднем по стране, а также незащищенность и предрассудки, вызванные страхом перед «другими» и исламом, создали «колониальный раскол» во французском обществе в начале XIX века. Двадцать первый век. В начале 2000-х произошел сдвиг в языковой среде арабской и ближневосточной Франции: армяне заявили о себе на политической арене, особенно в отношении поминовения геноцида; Турки и курды охраняли свою культурную специфику, живя на обочине общества; pieds-noirs и евреи Северной Африки создали себе место в национальной памяти.Сирийские и ливанские общины, а также харки оставались невидимыми, не вызывающими споров и не включенными в национальный дискурс. В отличие от этого, североафриканцы по-прежнему были мишенями расизма в стране, которая сама является пленницей своего колониального прошлого, даже когда лица иммигрантского происхождения стали национальными символами, как, например, Жамель Деббуз, актер, родившийся во Франции в семье марокканцев; Дэни Бун, французский комик и актер, чей отец — Кабайл; Гад Эльмалех, марокканско-французский стендап-комик; Зинедин Зидан, известный французский футболист алжирского берберского происхождения; Нажат Валло-Белькасем, политик-социалист, родившийся в Марокко в горах Риф, который в настоящее время занимает пост министра образования, высшего образования и исследований Франции; или Рашида Дати, член Европейского парламента и министр юстиции при президенте Николя Саркози.

За последние десятилетия «угрожающий» Восток сосредоточил внимание на воображении народа под влиянием войн в Ираке и Афганистане, а также роста джихадизма. Атаки 11 сентября 2001 г. в США и столкновения вокруг футбольного матча Франция-Алжир в следующем месяце возродили миф о «внутреннем враге» и сосредоточили его на арабах-мусульманах, живущих в районе banlieues . Эта риторика продолжается и по сей день и усилилась после волны террористических атак во Франции в 2015 году.Однако арабы больше представлены в культуре, литературе и искусстве, а также в экономике и политике, чем когда-либо прежде. Парадокс глубоко отражает противоречия современного французского общества. Беспокойство, стоящее за мифом о «внутреннем враге», «культуре неприятия» и стигматизации, вылилось в городские восстания 2005 года. Однако реакцией французского общества было отрицание причин, стоящих за повстанческим движением.

Оказавшись между принятием и отвержением, арабская Франция имеет два лица: Франция, которая принимает свою общую историю, и другая Франция, которая упорно отвергает часть своего населения и многовековое наследие, которое сделало арабов и жителей Ближнего Востока «коренными иностранцами» в шестиугольнике.Сегодня исламофобия продолжает расти, а социальная изоляция определенных сообществ во Франции ведет к тревожной социальной изоляции. Атаки в январе и ноябре 2015 года сильно изменили восприятие населения, которое составляет от 6 до 8 процентов всех французских граждан.

Спустя столетие после Великой войны, во время которой колонии откликнулись на призыв Франции о помощи, через семьдесят лет после освобождения национальной территории солдатами из Северной Африки, через шестьдесят лет после деколонизации, положение арабских и ближневосточных общин во Франции вызывает удивление. .Они являются частью французского общества и глубоко связаны с его национальной историей, но при этом постоянно находятся на периферии страны. Это парадокс тринадцати веков арабской Франции.

Перевод с французского Амир-Хусейн Раджи.

Паскаль Бланшар — историк и исследователь Лаборатории коммуникаций и политики Университета Париж-Дофин и содиректор Groupe de recherche Achac (Париж). Он является соавтором книги Le grand repli; «Колониальный перелом»: «Французское общество в колониальном обществе»; и, совсем недавно, Vers la guerre des Identités? Он является соредактором La France arabo-orientale: Treize siècles de présences и La France noire .

Парижская мирная конференция — 1919 год

Лоуренс водил Фейсала по Британии перед началом конференции. Он даже организовал встречу между Фейсалом и Хаимом Вейцманом, лидером сионистов, который спустя десятилетия станет первым президентом Израиля. Они подписали соглашение — исключительное, учитывая более позднюю историю этих двух народов, — уважая права друг друга и соглашаясь работать «в согласии и согласии на Мирной конференции».Лоуренсу удалось заручиться некоторой поддержкой Фейсала в Великобритании, и он сам должен был поехать на Парижскую конференцию официально в качестве технического советника британской делегации, но неофициально в качестве советника принца Фейсала.

Американский журналист Лоуэлл Томас также проезжал через Париж во время конференции. Он писал о послевоенном хаосе в Германии и остановился, чтобы проинформировать американскую делегацию о том, что он видел. Затем Томас отплыл в Америку, где попытался выяснить, что делать с рассказами, фильмами и стеклянными пластинами, которые он собрал за восемнадцать месяцев, когда освещал войну.До мультимедийного шоу, которое Томас будет продюсировать о Лоуренсе, оставалось еще несколько месяцев — и, следовательно, общественная слава Лоуренса еще не была полностью реализована.

И все же Лоуренс привлек к себе достаточно внимания в Версале, гуляя с принцем Фейсалом в развевающихся арабских одеждах. Лоуренс был единственным членом британской делегации, в которую входил сэр Марк Сайкс, один из авторов Соглашения Сайкса-Пико, приверженный арабской независимости. Единственная женщина, которая сыграла значительную роль в мирном урегулировании, Гертруда Белл прибыла в Париж 7 марта 1919 года, чтобы продвигать дело арабов.Сразу же она присоединилась к Лоуренсу и Фейзалу и была «сразу же охвачена безумием» их усилий. Пока Белл называла Лоуренса своим «любимым мальчиком», другие члены британской делегации были оскорблены «двусмысленной позицией» Лоуренса: работать на британцев, а также с арабами.

Лоуренс помог принцу Фейзалу красноречиво представить арабскую точку зрения в Версале. Принц прочитал речь на арабском языке, по-видимому, написанную Лоуренсом, перед лидерами союзных держав. Затем Лоуренс прочитал его по-английски.А когда американский президент Вудро Вильсон заметил, что некоторые европейцы не поняли, Лоуренс произвел импровизированный перевод речи на французский язык. Лоуренс надеялся, что, по крайней мере, американцы проявят сочувствие. Но в конце концов точку зрения арабов по большей части проигнорировали.

«Вся история Ближнего Востока за полвека между 1919 и 1969 годами — это история провала работы Парижской мирной конференции 1919 года и поселений, достигнутых после Первой мировой войны.”

—Джон Кимче, швейцарский журналист и автор

Соглашение Сайкса-Пико было соблюдено на Парижской мирной конференции. Франция, а не принц Фейсал, его отец король Хусейн или какие-либо другие арабы, получила контроль над Сирией. Лоуренс был глубоко разочарован. Но благодаря Лоуэллу Томасу его слава и, следовательно, его влияние возрастут. Лоуренс получит еще одну возможность повлиять на будущую форму Ближнего Востока — два года спустя в Каире.

Мусульманок, которых назвали «грязными арабами» при нападении на Эйфелеву башню, получили ножевые ранения

Согласно сообщениям, двух мусульманских женщин «неоднократно ранили» и называли «грязными арабами» под Эйфелевой башней на фоне растущей напряженности во Франции после обезглавливания учителя.

Жертвы, которых опознали только по именам, Кенза и Амель, сообщили французским СМИ, что на них напали две другие женщины после того, как они попросили женщин контролировать своих собак, когда они шли мимо достопримечательности Парижа.

Их крики были засняты на видео, которое стало вирусным в столице Франции, сообщает Metro UK.

Кенза получила шесть ножевых ранений и попала в местную больницу с проколом легкого, в то время как Амель потребовалась операция из-за колотых ран на руках, сообщают местные сообщения.

На фотографиях, размещенных в социальных сетях, видно, как сотрудники службы быстрого реагирования толпятся вокруг лежащих на земле жертв.

Две белые женщины, обе 22 года, были арестованы и задержаны по подозрению в покушении на убийство, сообщает Metro UK и местные сообщения.

Они предстали перед судьей в среду.

Жертвы, алжирцы по происхождению, заявили, что находились в парке с семью родственниками, в том числе четырьмя детьми, которых напугали спущенные поблизости питбули.

По сообщению Le Parisien, на них напали после того, как они попросили двух женщин, которые выглядели пьяными, не подпускать своих собак к детям.

Прокуратура заявила, что расследование еще слишком рано, чтобы квалифицировать нападение как преступление на почве ненависти.