Значение Центральной Азии для России – история и современность
В Российской империи или позже в Советском союзе, как бы не назывался наш общий дом, но нам всегда удавалось многое благодаря непрерывности уникального в истории процесса взаимного обогащения и поддержки.
Процесс национально-государственного строительства народов Российской империи проходил примерно в одно и то же время и в нашем регионе, и в Центральной Азии. Это позволило уловить импульсы оформления этнических идентичностей в регионе, обусловленные исторически сложившимися различиями в культуре коренного населения. Положив в основу создания национальных территорий и социальной иерархии национальность, большевики ускорили рост этнического самосознания и оформления в перспективе новых государств.
В действительности советская власть руководствовалась не только национальным принципом, но и экономической целесообразностью. Большевики понимали неравнозначность экономических потенциалов и уровня развития создаваемых национальных республик и старались в отдельных случаях нивелировать эту разницу.
Да, этот процесс протекал довольно болезненно, периодами противоречиво. Тем не менее, несмотря на все сложности, он увенчался возникновением новых государственных образований, в том числе Хорезмской Народной Советской Республики, Бухарской Народной Советской Республики.
Мы все понимаем, сколь велико значение региона, именуемого ныне Центральной Азией, для судеб государств мира. Это и геостратегия, геоэкономика и геокультура. Перекрёстное географическое положение Центральной Азии всегда интересовало внешний мир.
Безусловно, узы дружбы, которые связывают Россию и Центральную Азию имеют многовековую историю. Разумеется, этот факт придаёт отношениям свои особенности. Важно держать в памяти, что за годы существования и развития в рамках единого государства общими усилиями была создана основа для промышленного, аграрного, культурного подъема наших народов.
Если говорить о современности, то Центральная Азия не только сохраняет колоссальное значение для России, но и приобрела особый смысл.
Особенно в контексте тех процессов, которые мы с вами сегодня наблюдаем – это кризис однополярного американоцентричного мира и переход к многополярному мироустройству. Да, это дорога долгая, но вместе мы справимся.
Миропорядок, который после распада СССР пытались построить США, основанный на политической, экономической, идейной гегемонии Запада, оказался предсказуемо нежизнеспособным. Пренебрежение интересами других участников мирового процесса привело к хаосу и деградации международно-переговорных процессов. Особенно то, что сегодня происходит в Европе. Государства ЕС, некогда считавшиеся эталоном экономического развития, стали заложниками политических взглядов из Вашингтона. И потеряли свою политико-экономическую субъектность.
Возможно, кто-то не согласится с таким однозначным и резким тезисом, но посмотрите на эту ситуацию с позиции населения европейских государств, лишающегося нормальной жизни, к которой привыкли.
В этом году мы празднуем 30-летие со дня установления дипломатических отношений между Россией и пятью странами Центральной Азии.
Между нашими государствами эффективно развиваются отношения в самых разных форматах и по самым разным вопросам. Как известно на прошлой неделе в Астане состоялось сразу три саммита. И один из них, который проходил впервые – это саммит в формате «Россия – Центральная Азия». Это в очередной раз подчёркивает важность региона и его государств в судьбе России.
По итогам этого саммита было сделано совместное заявление глав государств, которое коснулось основных сфер сотрудничества: политического диалога, безопасности, торгово-экономической сферы, продовольственной безопасности, транспортной сферы, энергетики, экологии, здравоохранения, гуманитарной сферы и т.д.
Несколько слов об экономике, за последние 5 лет товарооборот России с центрально-азиатскими республиками вырос в два раза и достиг цифры более 37 миллиарда долларов.
Россия оказывает существенную инвестиционную поддержку Центральной Азии и объём только прямых инвестиций составляет порядка пяти миллиардов долларов.
В сфере финансовых институтов мы видим, как происходит «перенастройка» расчётных и платёжных инструментов. Это касается прежде всего расчётов в национальных валютах и исключение посреднических и, в принципе, не нужных западных операторов.
В этом году мы на себе убедились, что SWIFT, рассматриваемая некогда как удобная платёжная система, политизирована и каждое государство может быть просто и легко отключено от неё. Поэтому в рамках взаимоотношений Россия – Центральная Азия сегодня прорабатываются свои технологические решения, и это соответствует финансовому суверенитету наших государств.
Сегодня также обсуждаются вопросы о содействии Россией в восстановлении объединённой энергосистемы Центральной Азии, что, безусловно, повысит энергетическую безопасность всех центральноазиатских республик.
Или об обустройстве проходящих через территории Центральной Азии новых трансъевразийских коридоров: «Восток – Запад», «Север – Юг».
Все эти примеры свидетельствуют о том, что между Россией и государствами Центральной Азии сложился зрелый уровень союзничества, стратегического партнёрства, построенный на принципах уважения, равноправия, учёта интересов друг друга и взаимной помощи.
Да, не секрет, что коллективный Запад предпринимает попытки рассорить Россию и центральноазиатские республики. И в этом смысле мы не одиноки, поскольку ими же в регионе подогреваются и антикитайские настроения.
Но все эти западные стратеги недооценивают важных моментов.
— Во-первых, между нашими государствами сложились многолетние историко-культурные связи, что продиктовано общим ходом истории. И их нельзя взять «отключить» по велению Вашингтона.
— Во-вторых, в центральноазиатском регионе есть понимание географического соседства.
Если говорить шире, то понимание «добрососедства». Россия и Китай – это соседи и друзья. США и Европа – партнёры. Поэтому, когда в январе в Казахстане начались беспорядки власти обратились не в ОБСЕ, а в ОДКБ.
— В-третьих, давление Запада на центральноазиатские государства через вторичные санкции и угрозы госпереворотов приводят к обратной реакции. А именно к сужению мновекторности и прагматизма во внешнеполитической деятельности государств.
— В-четвёртых, у России (СНГ в целом) имеются все необходимые ресурсы для отражения любых внешних угроз в Центральной Азии.
Поэтому попытки сформировать антироссийский блок в регионе обречены на провал. Но это не значит, что нужно бездействовать. Полагаю, что нужно совместными усилиями совершенствовать механизмы сотрудничества по самым разным направлениям. А также формировать не только общее политико-экономическое пространство, но и общественное. В этом контексте видится перспективным инициатива президента Казахстана Касым-Жомарт Токаева о создании под эгидой СНГ международной организации по поддержке и продвижению русского языка.
Южная Азия борется за Центральную
В этом году в Ташкенте прошли две международные конференции, имеющие значение для Южной Азии. В июле на конференции по Афганистану почти 30 стран взаимодействовали с делегацией временного правительства страны, сформированного движением «Талибан» (запрещено в РФ). В Ташкенте также проходило заседание Совета министров иностранных дел государств-членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) — объединения, деятельность которого направлена на укрепление стабильности на территории Евразии. На повестке встречи стояли региональная безопасность, стабильность и меры по сдерживанию инфляции. В саммите ШОС приняли участие министр иностранных дел Пакистана Билавал Бхутто Зардари и министр иностранных дел Индии Субраманьям Джайшанкар, которые впервые оказались за одним столом.
Как пишет турецкая «Сабах», проведение подобных саммитов показывает, что Центральная Азия становится опорой для стратегической внешней политики Южной Азии.
Недавно вице-премьер Узбекистана Жамшид Ходжаев посетил Индию для участия в заседании узбекистано-индийской межправительственной комиссии. Торговля между Индией и Узбекистаном резко выросла в 2021-2022 года на 38,5% до $342 млн с $247 млн в 2019-2020 годах за счет того, что Дели и Ташкент наращивают сотрудничество в области финансовых технологий, цифровых платежей и сельского хозяйства.
Участие Центральной Азии в формировании геополитики и геоэкономики Южной Азии растет, что оказывает глубокое влияние на южноазиатский регион, а некоторые центрально-азиатские республики, в частности Узбекистан и Таджикистан, становятся крупными дипломатическими игроками. В последние несколько лет в Ашхабаде и Ташкенте проходили саммиты по Афганистану, где обсуждались вопросы безопасности и электроэнергетики. Интересы республик Центральной Азии совпадают с интересами Южной Азии, особенно в отношении стабильности в Афганистане и региональной взаимосвязанности. В 2017 году состав ШОС расширился за счет Индии и Пакистана, обе страны продолжают работать над проектом трубопровода Туркменистан – Афганистан – Пакистан — Индия (ТАПИ).
Без Исламабада и Дели невозможно добиться всеобъемлющей стабильности в Евразии. Государства Центральной и Южной Азии участвовали в инициативе Турции «Сердце Азии — Стамбульский процесс», уделяя особое внимание Афганистану. А российская инициатива формирования Большого евразийского партнерства может предложить государствам Южной и Центральной Азии дальнейшее стратегическое внешнеполитическое сближение.
Центральноазиатские республики географически связаны с государствами Южной Азии. Три государства Центральной Азии граничат с Афганистаном. О сближении говорит и мост дружбы Афганистан — Узбекистан в Хайратане. Этот мост для Афганистана очень важен, по нему доставляют продовольствие и другие товары. Правительство Афганистана же приветствует мирные и инфраструктурные инициативы Узбекистана.
Центральная Азия служит ключевыми воротами для соединения Южной Азии с Россией и Ближним Востоком — центрами влияния для многих государств Южной Азии. У Москвы за счет «мягкой силы» сложились хорошие отношения с большинством региональных государств, в том числе с Пакистаном.
Такие государства Южной Азии, как Пакистан, Индия, Бангладеш и Афганистан, а также пять бывших советских республик — Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан — по-прежнему зависят от Москвы в отношении экспортных маршрутов, безопасности и рынков труда.
Дели и Исламабад все чаще соперничают в Центральной Азии, особенно из-за месторождений нефти и газа в регионе. Своих запасов газа у Индии и Пакистана не так много, и они стремятся диверсифицировать свои энергетические связи. В этом году Нью-Дели расширил дипломатические контакты со странами Центральной Азии на саммите Индия — Центральная Азия, в котором приняли участие президент Индии Нарендра Моди и президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев.
Фокус на геоэкономике
Между тем, Пакистан сосредоточился на укреплении энергетических и торговых связей со Средней Азией. Было заключено соглашение о транзитной торговле между Узбекистаном и Пакистаном, а также двустороннее соглашение о преференциальной торговле, по которому Пакистан может получить $90 млрд, предлагая государствам Центральной Азии доступ к стратегическим морским портам Пакистана, в частности, к Гвадару, снижая зависимость Узбекистана от иранского морского порта Бендер-Аббас.
Посол Узбекистана в Пакистане Ойбек Усманов подтвердил, что товарооборот между Пакистаном и Узбекистаном увеличится до $1 млрд. Кроме того, есть такие инициативы как министерская комиссия Пакистана и Узбекистана, бизнес-форум Пакистана и Узбекистана «Восстановление Шелкового пути», соглашение ОЭС о свободной торговле и соглашение о транзитной торговле между Афганистаном и Пакистаном.
Индия вложила значительные средства в развитие инфраструктуры и энергетики Таджикистана, модернизировав Варзобскую гидроэлектростанцию и построив магистраль от поселения Чортут до Айни. Индия наращивает свою «мягкую силу», предоставляя Таджикистану гуманитарную помощь на миллионы долларов для преодоления разрушений, вызванных наводнениями, особенно на Памире, в Хатлонской области, Раштской долине и Хороге.
Пакистан и Индия реализуют отдельные проекты, способствующие сближению с Центральной Азией. Индия развивает порт Чабахар на юге Ирана, наращивая торговлю через Афганистан. Пакистан надеется на сотрудничество с Кабулом и Ташкентом в строительстве новой Трансафганской железной дороги, которая свяжет Узбекистан с портами Пакистана.
Афганистан и Узбекистан разработали план ее реализации. У центрально-азиатских республик есть свои мотивы для усиления интеграции с Дели и Исламабадом, в том числе более широкий доступ к их портам для торговли.
Пакистан имеет стратегическое преимущество перед Индией, поскольку большинство прямых наземных маршрутов в Среднюю Азию проходят через территорию Пакистана, что укрепляет его роль транзитного торгового узла. Дели, в свою очередь, расширяет свое присутствие в Афганистане, частично открыв посольство в Кабуле.
Центральная Азия, особенно Узбекистан и Таджикистан, имеют влияние в Афганистане, который в значительной степени зависит от энергоресурсов Центральной Азии. Большая часть электроэнергии Афганистана импортируется из Таджикистана и Узбекистана. Ташкент и Душанбе попытаются использовать электричество, чтобы склонить талибов (движение «Талибан» запрещено в РФ) к пресечению деятельности таких террористических организаций, как Исламское движение Узбекистана (запрещенное в РФ террористическое движение).
Изменение внешнеполитических задач в Южной Азии увеличивает дипломатическое и торговое влияние Центральной Азии, особенно в Афганистане. Вопреки общепринятым предположениям, Пекин, Москва и Тегеран ограничили свое присутствие в Афганистане после ухода США. Геополитику Южной Азии больше нельзя анализировать исключительно через призму соперничества между Индией и Китаем или Китаем и США. В ближайшие годы Пакистан и Индия будут все больше конкурировать за использование «мягкой силы» в Центральной Азии. Это соперничество открывает широкие возможности для сферы торговли, сферы безопасности и борьбы с терроризмом.
Сверхдержава и «станы»: почему Центральная Азия не является «центральной» для США
Доктор Чарльз Дж. Салливан является доцентом кафедры политологии и международных отношений в Назарбаев Университете в Нур-Султане, Казахстан. Он получил докторскую степень в Университете Джорджа Вашингтона и опубликовал в Canadian Slavonic Papers , East European Quarterly , US Army War College Quarterly , Strategic Analysis , Азия Полис , Азия , Ведомости.
США должны очень заботиться о Центральной Азии. Пять центральноазиатских республик, далее именуемые «станами» (Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан), расположены в стратегическом регионе мира. Они граничат с основными противниками Америки (Россией, Китаем и Ираном), обладают значительными запасами энергии и сыграют определенную роль в неопределенном будущем Афганистана. Более того, «Станы» в последнее время демонстрируют невиданный ранее уровень динамизма, стремясь заинтересовать западные страны. В течение 19В 90-е годы Соединенные Штаты в первую очередь интересовали запасы нефти и газа Центральной Азии.
В настоящее время, однако, некоторые из «Стэнов», очевидно, стремятся реформировать свои системы. Например, в то время как Казахстан стремится модернизировать свою экономику в течение следующих нескольких десятилетий[1], Узбекистан под новым руководством в настоящее время руководит кампанией политической либерализации сверху вниз[2].
Конечно, не все так хорошо у «Стэнс». Туркменистан остается крайне изолированным и репрессивным государством спустя более десяти лет после ухода из жизни его бывшего печально известного лидера президента Сапармурата Ниязова, также известного как Туркменбаши .[3] Кыргызстану каким-то образом удалось избежать начала гражданской войны после насильственного свержения президента Курманбека Бакиева, за которым последовали этнические беспорядки на юге страны в 2010 году. такие страны, как Казахстан и Таджикистан, призрак радикального ислама, нависший над некоторыми частями региона, и растущая торговля наркотиками, исходящая из Афганистана, — все это угрожает дестабилизировать республики Центральной Азии в ближайшие годы.[4] Таким образом, существует множество причин, по которым Соединенные Штаты должны внимательно следить за ключевыми событиями в регионе.
И все же, почему Соединенные Штаты и «Станы» так далеки друг от друга? Правительственные чиновники из Соединенных Штатов, а также «станы», по-видимому, не согласились бы с предпосылкой этой статьи, если бы их спросили, но доказательства довольно очевидны.
Несколько факторов, по-видимому, работают на то, чтобы отношения между Соединенными Штатами и «станами» оставались ограниченными по своему охвату. Соединенные Штаты поддерживают дипломатические отношения со всеми республиками Центральной Азии, регулярно взаимодействуют со «станами» по вопросам, представляющим взаимный интерес, и недавно одобрили региональный интеграционный проект, известный как «Инициатива Нового Шелкового пути», направленный на дальнейшее экономическое сотрудничество между эти страны.[5] Недавно президент США Дональд Трамп по разным поводам в 2018 году провел официальные встречи с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым и президентом Узбекистана Шавкатом Мирзиёевым. называются здесь «связями». Согласно Левицкому и Уэю, «связи» охватывают «плотность связей (экономических, политических, дипломатических, социальных и организационных) и трансграничных потоков (торговых и инвестиционных, людских и коммуникационных) между отдельными странами и Соединенными Штатами. , Европейский союз (ЕС) и многосторонние институты под руководством Запада».
Обширные «связи» увеличивают рычаги влияния Запада для «стимулирования демократизации» в других странах. При этом «влияние Запада может быть ограничено… существованием региональной державы, которая может предоставить альтернативные источники экономической, военной и/или дипломатической поддержки», а также «конкурирующими внешнеполитическими целями».[6] Принимая это во внимание. , поскольку «связи» между США и Западом остаются слабыми (из-за нескольких обсуждаемых здесь факторов), маловероятно, что отношения между США и Центральной Азией будут значительно расширяться в будущем.
Во-первых, поскольку никакое центральноазиатское лобби не оказывает сколько-нибудь значительного влияния в политической системе США (в основном из-за неспособности «станов» допустить, чтобы верховенство закона поддерживало их экономику), отсутствие этой «связи» в сочетании с кажущимся принижением США важности Центральной Азии в контексте глобальной войны с терроризмом – ограничивает отношения США и Центральной Азии.
Во-вторых, поскольку Центральная Азия расположена между Россией и Китаем, многогранные «связи» этих гегемонов еще больше компенсируют влияние США/Запада. Наконец, в свете начала второй холодной войны между Россией и Западом из-за судьбы Украины «станы» не решаются изменить свои существующие «связи» с первыми в пользу укрепления связей со вторыми. В совокупности эти факторы ограничивают шансы на то, что Центральная Азия когда-либо станет «центральным» регионом для американской внешней политики.
Ни верховенства закона, ни лобби
«Станы» редко попадают в заголовки новостей на Западе. Если не считать выхода в 2006 году популярного комедийного фильма « Борат: культурные познания Америки на благо славной нации Казахстана » и двух так называемых «революций», которые произошли в Кыргызстане в 2005 и 2010 годах, Центральная Азия остается далекой. За исключением еженедельного прямого рейса из аэропорта Кеннеди в Ташкент через «Узбекистон хаво йуллари», полет из США в любой из «станов» обычно занимает целый день с пересадками в крупных международных аэропортах (некоторые из них предполагают смену авиакомпаний для достижения конечного результата).
направления). Помимо Узбекистана, «Станы» также малонаселены. Более того, по сравнению с другими азиатскими странами количество выходцев из Центральной Азии, иммигрировавших в США в последние годы, незначительно.[7] Но география и небольшая диаспора не могут полностью объяснить природу редких связей между США и «станами».
Итак, почему «Станы» не имеют лоббистского присутствия в американской политике? Основной причиной отсутствия центральноазиатского лобби в Вашингтоне является тот факт, что верховенство закона сегодня не распространяется ни в одной из «станов», в основном потому, что верхушка центральноазиатских правительств не желает проводить реформы. их коррумпированные системы. В отсутствие верховенства закона коммерческие интересы США и Запада останутся слаборазвитыми в Центральной Азии. В конце концов, зачем западным корпорациям инвестировать в регион, если они знают, что участие в коррупционных методах ведения бизнеса — единственный способ управлять сложной постсоветской бюрократией, существующей в настоящее время? [8] Следовательно, главная современная привлекательность Центральной Азии для Вашингтона связано с его геостратегическим положением по отношению к глобальной войне с терроризмом, и полезность региона на этом фронте с точки зрения Америки значительно уменьшилась за последние несколько лет.
После террористических атак 11 сентября th Соединенные Штаты установили более тесные связи с несколькими «станами» в свете их близости к Афганистану и враждебного отношения к воинствующим экстремистским организациям, таким как Талибан, Аль-Каида, и другие группы. В рамках операции «Несокрушимая свобода» (2001–2014 гг.) Соединенные Штаты разместили войска на авиабазе Карши-Ханабад (К2) в Узбекистане и в международном аэропорту «Манас» в Кыргызстане. Однако в конце 2005 г. американские военные покинули К2 после того, как отношения между Вашингтоном и Ташкентом ухудшились после учиненной государством резни в Андижане в мае того же года[9].] В Кыргызстане после свержения президента Курманбека Бакиева в 2010 году теневые корпорации, выступавшие в качестве подрядчиков по поставке авиатоплива для американских военных самолетов, привлекли к себе пристальное внимание и запятнали имидж Америки.[10] Несколько лет спустя Кыргызстан (под политическим давлением России) отклонил продление контракта с американскими военными на продолжение аренды объектов в Манасе для содействия войне в Афганистане.
[11] В 2014 году американские войска в Кыргызстане покинули Манас. Таким образом, хотя «станы» когда-то играли роль в содействии войне под руководством США в Афганистане, в настоящее время Узбекистан, Кыргызстан и другие бывшие члены Северной распределительной сети утратили большую часть своей геостратегической привлекательности (за исключением их способности способствовать усилиям США по борьбе с терроризмом в Центральной/Южной Азии) с точки зрения Вашингтона. Война в Афганистане кажется безвыигрышной, и Америка не видит большого смысла в том, чтобы отдавать приоритет отношениям с жадными местными элитами, которые проповедуют необходимость реформ, но институционализировали практику взяточничества до такой степени, что можно проводить только косметические реформы. Тем временем Россия и Китай стремятся к дальнейшему вторжению в Центральную Азию.
Другие сверхдержавы
Центральная Азия расположена между Россией и Китаем. Конечно, эти две великие державы не так сильны, как Соединенные Штаты в глобальном масштабе.
Но поскольку вышеупомянутые «связи» между «станами» и Западом непрочны, среднеазиатские республики по существу воспринимают Россию и Китай как сверхдержавы. Исторические и современные «связи» между Россией и «станами» (от национальных, культурных и языковых до политических, экономических и военных) обширны, а инфраструктурные проекты, связанные с китайской инициативой «Один пояс, один путь» (ОПОП), таят в себе значительный потенциал. для Пекина, чтобы накопить гораздо больше «связей» со «станами». Все центральноазиатские республики стремятся ограничить влияние Москвы и Пекина, но существующие «связи» в сочетании с географическими реалиями подрывают способность «станов» эффективно компенсировать российское и китайское влияние.
В дополнение к поддержанию военных союзов с несколькими «Станами» и другими бывшими ССР, такими как Беларусь и Армения, через Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), Россия возглавляет региональный проект экономической интеграции, известный как Евразийский экономический союз.
В ЕАЭС входят Россия, Беларусь, Армения, Казахстан и Кыргызстан. Значительные русские меньшинства и русскоязычные народы также проживают в некоторых из этих стран. Более того, Россия поддерживает значительное военное присутствие как в Кыргызстане, так и в Таджикистане. Исторические «связи» между Россией и «станами» восходят к царскому завоеванию региона в девятнадцатом веке. После распада Российской империи Советский Союз организовал формирование Центральной Азии в отдельные единицы (или Советские Социалистические Республики), создав институты управления и наблюдая за индустриализацией и массовым образованием. Таким образом, можно утверждать, что в отличие от народов, населявших западные районы СССР, национальная идентичность у «станов» сложилась при советской власти[12].
Китаю, напротив, не хватает обширных «связей» с республиками Центральной Азии, но Пекин (из-за заинтересованности председателя КНР Си Цзиньпина в развитии Экономического пояса Шелкового пути, простирающегося от западного Китая до Европы) устанавливает региональное присутствие через ОПОП .
Конечно, «Станы» должны быть обеспокоены возможностью стать жертвой «дипломатии долговой ловушки» Пекина [13] и попытаться смягчить любые последствия, связанные с созданием Китаем большего экономического следа. Показательным примером являются массовые протесты против ожидаемой приватизации и сдачи в аренду земельных участков иностранным компаниям в Казахстане весной 2016 года[14]. И хотя республики Центральной Азии хранят относительное молчание в отношении недавних событий, происходящих в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, нападки Пекина на культурные обычаи уйгуров и других тюркских народов, вероятно, дискредитируют Китай в глазах простых жителей Центральной Азии. В целом, несмотря на то, что Пекин приложил усилия, чтобы заручиться поддержкой ОПОП, мягкой силы Китая в Центральной Азии, по-видимому, не хватает. Тем не менее, «станы» надеются, что инфраструктурные проекты Китая принесут будущие экономические выгоды, а лидеры Центральной Азии уже много говорят об «Одном поясе и одном пути», тем самым улучшая перспективы развития новых «связей».
Россия значительно ослабла после распада СССР, но все еще сохраняет культурное, языковое, политическое, экономическое и военное превосходство в Центральной Азии. Китай также может способствовать дальнейшей маргинализации Соединенных Штатов как регионального игрока, поскольку Пекин накапливает свои собственные «связи». Короче говоря, с точки зрения правителей Центральной Азии единственная сверхдержава имеет на них меньшее влияние, чем два соседствующих гегемона. С такой точки зрения, возможно, лучше держаться ближе к России, особенно если/когда отношения с великими державами ухудшатся.
Холодная война 2.0
Аннексия Россией Крымского полуострова у Украины в марте 2014 года послужила переломным моментом для «станов», а также других бывших ССР, не вступивших в ЕС и НАТО. Соединенные Штаты и Запад ввели экономические санкции против России за нарушение суверенитета и территориальной целостности Украины, а Вашингтон поставляет оружие Киеву в его борьбе с сепаратистскими силами в отколовшихся Донецкой и Луганской областях.
Но Запад, скорее всего, не пойдет войной на Россию, и среднеазиатские республики это осознают. Такие страны, как Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Беларусь и Армения, понимают, что Россия встанет на их защиту, если они подвергнутся военному нападению со стороны США, НАТО или какого-либо другого внешнего противника. Однако никакая другая великая держава или военный союз не защитит «Станы», если они вступят в конфликт с Россией и спровоцируют Москву на атаку или развертывание «зеленых человечков» в пределах своих границ. Более того, также возможно, что Китай мог бы координировать свои действия с Россией, чтобы инициировать совместное нападение на любую из среднеазиатских республик, если бы Пекин отбросил все опасения по поводу международного права. Следовательно, не выражая публично несогласия с Россией в так называемой «новой холодной войне» между Москвой и Западом, «станы» страдают от экономических последствий, но также обеспечивают сохранение своего суверенитета и территориальной целостности.
Хотя «Новая холодная война» не является по-настоящему глобальной и лишена идеологического измерения, Россия (хотя и значительно слабее СССР) показала, что ответит силой, если Запад будет угрожать ее геостратегическим интересам.[15] Суть «новой холодной войны» касается распространения власти и ценностей США/Запада на регион бывшего Советского Союза или сферу влияния России. Несмотря на неоднократные предупреждения Москвы в течение многих лет, Соединенные Штаты и Запад постоянно поощряли расширение ЕС и НАТО. Последствия этого стали очевидны в 2014 году. Отречение президента Украины Виктора Януковича от власти в разгар нарастающего политического кризиса подтолкнуло Россию к проведению агрессивной внешней политики, направленной на блокирование дальнейшего расширения ЕС/НАТО в соседние страны.[16] Вскоре после бегства Януковича Россия захватила Крымский полуостров и начала способствовать нестабильности на востоке Украины. Сегодня Москва может в любой момент обострить отношения с Киевом.
Российские силы недавно захватили несколько украинских кораблей, пытавшихся пройти через Керченский пролив в Азовское море. Напряженность в некоторой степени снизилась, но возможность военной эскалации сохраняется. В ответ на продолжающийся кризис на Украине правители Центральной Азии публично не критиковали Россию за ее наглые действия. Например, (теперь уже бывший) президент Казахстана Нурсултан Назарбаев посетовал на введение Западом «варварских» санкций против России и заявил, что ЕАЭС не виноват в экономическом спаде в регионе с 2014 года[17]. Выпуская такое заявление, Назарбаев старается не возлагать вину за нынешние беды Казахстана на Россию. Таким образом, совершенно очевидно, что «станы» не хотят расстраивать Россию на фоне ухудшения отношений между великими державами.
Маловероятно, что Россия прибегнет к военной силе или экономическим санкциям, если кто-либо из «Станов» или других бывших ССР выразит несогласие с действиями Москвы в отношении Украины. Конечно, такой акт сильно опозорил бы Москву и испортил бы отношения, но Россия выглядела бы особенно плохо, если бы отомстила одному из своих меньших соседей (не говоря уже о военном союзнике) за словесную поддержку Украины.
Однако обширные «связи» между Россией и «станами», работающие в тандеме с постепенным подрывом принципа суверенитета наций и нормы территориальной целостности великими державами на протяжении последнего поколения, делают вероятным, что республики Центральной Азии молчать по вопросам, касающимся Украины.
Кроме того, соседи России извлекли суровый урок из страданий Украины: не позволяйте протестующим сместить с должности главу государства (особенно если он поддерживает дружеские отношения с Москвой), поскольку Россия может отреагировать таким образом, что это вызовет необратимые изменения. В случае с Украиной отношения между Москвой и Киевом, похоже, непоправимо испорчены, поскольку Россия не откажется от административного контроля над Крымом. Исходя из такого положения дел, правители Центральной Азии стремятся предотвратить возникновение ситуации типа Евромайдана внутри своих стран (будь то подлинной или сфабрикованной внешними силами), потому что этот тип внутренней угрозы может не только спровоцировать социально-политические потрясения, но и, возможно, предоставить реваншистским российским элитам возможность захватить больше территории под каким-то сомнительным предлогом.
Принимая во внимание эти факторы, США, таким образом, должны ожидать, что «станы» останутся в значительной степени некритичными по отношению к действиям России в ее «ближнем зарубежье», а также будут подавлять любые призывы к большей либерализации снизу (из-за боязни того, как Россия может отреагировать на это). к несанкционированной массовой мобилизации рядовых среднеазиатов). Наклон Центральной Азии в сторону России в ответ на украинский кризис, следовательно, еще больше увеличивает и без того значительный разрыв между Соединенными Штатами и «станами».
Заключение
Вышеупомянутые факторы, препятствующие развитию более прочных «связей» между Соединенными Штатами и «станами», вызывают сожаление, учитывая как то, что Центральная Азия остается районом стратегической важности, так и то, что «станы в настоящее время борются с реваншистской Россией и восходящим Китаем. Принимая это во внимание, ключ к обеспечению устойчивого интереса США/Запада к Центральной Азии заключается в том, что «станы» проводят политические и экономические реформы в надежде привлечь инвестиции и постепенно развивать лоббистское присутствие в столицах Северной Америки и Европы.
Будущее Центральной Азии во многом будет определяться тем, в какой степени «станы» покажут, что они серьезно настроены на перемены. Основная проблема, однако, заключается в том, что местные элиты в первую очередь заинтересованы в том, чтобы удержать власть, чтобы продолжать пожинать плоды таких установок. Лидеры Центральной Азии информируют своих граждан о том, что их правительства предоставляют адекватные услуги и что жизнь будет продолжать улучшаться по мере того, как политика станет более подотчетной. Подразумевается, однако, что изменения займут очень много времени (возможно, до одного поколения), и простые граждане должны просто быть благодарными и не надоедать элитам, чтобы они слишком быстро ввели какие-либо изменения. Тем временем проводятся реформы, но большинство из них носят косметический характер. Элиты Центральной Азии предпочитают такие реформы, потому что они служат укреплению легитимности правящих режимов, не меняя нынешние политические и экономические ландшафты.
Теперь этот гамбит может оказаться успешным с точки зрения сохранения послушания простых граждан, по крайней мере, на какое-то время. Но необходимы последовательные реформы, а не бесконечные дебаты, чтобы побудить Америку и Запад рассматривать «Станы» как надежных экономических партнеров. Следовательно, пока верховенство закона отсутствует, а коррупция сохраняется как эндемичная черта местных политических культур, американские и западные корпорации в основном не будут инвестировать в Центральную Азию.[18]
Понятно, что местные элиты не решаются проводить далеко идущие реформы, поскольку это пошатнет основы систем, от которых они извлекли выгоду, а также, вероятно, расстроит Россию и Китай. Но воздержание от проведения таких реформ также влечет за собой отказ от США и Запада. Действительно, бессистемное проведение слишком большого количества политических и экономических реформ может спровоцировать нестабильность. Но такие реформы также открывают возможность того, что «станы» смогут диверсифицировать свою экономику, нарастить человеческий капитал и сдержать российское и китайское влияние.
Естественно, лидеры Центральной Азии предпочитают проводить реформы постепенно, и в этом есть смысл. Но время, похоже, истекает и для «станов» из-за озабоченности Соединенных Штатов поворотом в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона, чтобы эффективно противостоять продолжающемуся геополитическому подъему Китая. Таким образом, республики Центральной Азии рискуют утратить свое и без того уменьшающееся геостратегическое значение (с точки зрения США/Запада), если они решат оставаться бездействующими игроками.
Если предположить, однако, что местные элиты привержены реформистским программам, Соединенным Штатам и «станам» все равно придется вести крутую тяжелую борьбу. У Вашингтона есть подозрения, связанные с соответствующими региональными интеграционными проектами России и Китая, но Соединенные Штаты мало что могут сделать, чтобы запутать ЕАЭС или ОПОП отсутствием прочных «связей» со «станами». В свою очередь, взаимные подозрения России и Китая в отношении региональных интересов США осложнят налаживание более тесных связей между Вашингтоном и «станами».
Прочные «связи» между Соединенными Штатами и «станами» могут быть установлены только в том случае, если Москва и Пекин будут воспринимать укрепление таких связей как дополняющее их интересы, и, таким образом, для того, чтобы такие «связи» материализоваться. Несмотря на независимость на протяжении целого поколения, центральноазиатские республики по-прежнему связаны в своей геополитике великодержавными отношениями. Таким образом, первоочередная задача, стоящая перед «станами», заключается не только в проведении значимых политических и экономических реформ, но и в стремлении реализовать конкурирующие региональные интеграционные проекты США, России и Китая во времена неопределенной политики великих держав[19].]
Notes
[1] Чарльз Дж. Салливан, «Государственное строительство в степи: вызовы модернизирующим устремлениям Казахстана», Стратегический анализ 41.3 (2017): 273-284.
[2] Чарльз Дж. Салливан, «Узбекистан и Соединенные Штаты: интересы и пути сотрудничества», Asian Affairs 50.
1 (2019): 102-111.
[3] Чарльз Дж. Салливан, «Халк, Ватан, Бердымухаммедов! Политический переход и преемственность режима в Туркменистане», Регион: Регионоведение России, Восточной Европы и Центральной Азии 5.1 (2016): 35-51.
[4] О региональной торговле наркотиками см. Сванте Э. Корнелл и Никлас Л.П. Сванстрём, «Евразийская торговля наркотиками: вызов региональной безопасности», Проблемы посткоммунизма 53.4 (июль/август 2016 г.): 10 -28.
[5] Обзор стратегического видения Америки в отношении этой региональной инициативы см. в «U.S. Поддержка Нового Шелкового пути», Государственный департамент США , https://2009-2017.state.gov/p/sca/ci/af/newsilkroad/index.htm.
[6] Стивен Левицкий и Лукан А. Уэй, «Связь против кредитного плеча. Rethinking the International Dimension of Regime Change», Comparative Politics 38.4 (июль 2006 г.): 379, 383.
[7] Jie Zong and Jeanne Batalova, «Азиатские иммигранты в Соединенных Штатах», Институт миграционной политики , 6 Январь 2016 г.
, https://www.migrationpolicy.org/article/asian-immigrants-united-states#Distribution%20by%20Region%20and%20Country%20of%20Origin.
[8] Для обзора степени, в которой коррупция представляет собой проблему в Центральной Азии (и по сравнению с другими странами), см. «Индекс восприятия коррупции 2018», Transparency International , https://www.transparency. org/cpi2018.
[9] Александр Кули, Великие игры, местные правила: состязание новых великих держав в Центральной Азии . Oxford University Press, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк (2012), с. 31-36, 38-39.
[10] Там же, 142-148.
[11] Морган Хартли и Крис Уокер, «США потратили миллиарды в Кыргызстане, но уходят без следа», Forbes , 25 сентября 2013 г., https://www.forbes.com/sites/morganhartley/2013/09/25/the-us-spent-billions-in-kyrgyzstan-but-is-leaving-without-a- трассировка/#425fa6d554a4.
[12] Кейт Дарден и Анна Грызмала-Буссе, «Великий разрыв: грамотность, национализм и коммунистический коллапс», World Politics 59.
1 (октябрь 2006 г.): 83–115.
[13] Джон Помфрет, «Долговые ловушки Китая по всему миру являются торговой маркой его империалистических амбиций», The Washington Post , 27 августа 2018 г., https://www.washingtonpost.com/news/global-opinions/wp/2018/08/27/chinas-debt-traps-around-the-world-are-a-trademark-of- его-империалистические-амбиции/?noredirect=on&utm_term=.ad94f4904cb7.
[14] Чарльз Дж. Салливан, «Казахстан на перепутье», Asia Policy 13.2 (апрель 2018 г.): 125.
[15] Роберт Легволд, «Управление новой холодной войной: чему Москва и Вашингтон могут научиться от последнего», Foreign Affairs 93.4 (август 2014 г.): 74–84.
[16] Джон Дж. Миршеймер, «Почему в украинском кризисе виноват Запад: либеральные заблуждения, спровоцировавшие Путина», Foreign Affairs 93.5 (сентябрь/октябрь 2014 г.): 77–89.
[17] «Евразийский экономический союз не несет ответственности за экономические трудности в Казахстане», Tengri News , 11 февраля 2015 г.
, https://en.tengrinews.kz/politics_sub/Eurasian-Economic-Union-is-not- ответственный за экономику-258949/.
[18] Например, см. Sullivan (2018), 127–130.
[19] Sullivan (2019), 109.
Искусство выживания для государств Центральной Азии – The Diplomat
Особенности | Дипломатия | Средняя Азия
Спустя 30 лет после распада СССР государства Центральной Азии представляют собой пример хеджирования и балансирования между глобальными сверхдержавами.
Брайан Вонг, Искандер Акылбаев и Валихан Бахретдинов для The Diplomat
03 января 2022 г.
Фото: Facebook/ Шавкет Мирзиёев
Эти республики бывшего Советского Союза раскинулись на обширной территории между Россией, Китаем, Индией и Ближним Востоком и сегодня представляют собой важную группу развивающихся государств и экономик в географическом центре Евразийского континента.Лидеры и элиты региона осознают ограничения и пределы своей власти на геополитической арене. Хотя режимы не являются ни полностью демократическими, ни политически стабильными, их объединяет общее понимание того, как ориентироваться в сложной трясине отношений власти между многочисленными соседними сверхдержавами и региональными гегемонами. Балансирование, хеджирование и условное вовлечение различных внешних акторов, таким образом, является вопросом необходимости.
Нынешние времена знаменуют беспрецедентный период преобразований для региона. В недавней статье, посвященной трем десятилетиям, прошедшим после распада Советского Союза, министр иностранных дел Китая Ван И заявил, что Пекин и эти пять государств «помогали друг другу в горе и в горе» посредством прочных и расширяющихся связей в сфере безопасности.
В связи с китайской инициативой «Один пояс, один путь» и экспансионистскими амбициями, предлагающими альтернативу традиционной региональной экономической и военной сферам, где доминирует Россия, а также стремительным ослаблением американского влияния в регионе, остается вопрос: что дальше для Центральной Азии? Само собой разумеется, что рассматриваемые состояния неоднородны и не должны рассматриваться как неотъемлемое целое, тем не менее, существуют общие черты, которые стоит отметить для аналитических целей. Здесь мы рассмотрим множество методов, используемых центральноазиатскими государствами для защиты своих основных национальных интересов при одновременном укреплении своего регионального присутствия, что также должно дать нам представление об их будущих траекториях.
Diplomat Brief
Еженедельный информационный бюллетень
NПолучайте информацию о событиях недели и о разработке сюжетов для просмотра в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Получить информационный бюллетень
Сделать Центральную Азию полезной для многих сторон
Государства Центральной Азии уже давно извлекают выгоду из того, что делают себя полезными — одновременно и явно — для множества акторов и региональных держав. В 1990-х годах новые независимые страны были известны своими обильными энергетическими ресурсами, но им не хватало существенной инфраструктуры и консолидированного человеческого капитала. Этот дефицит поставил их прямо на периферию международной экономики. С тех пор региональные правительства стремились максимально использовать свои ресурсы и географически-стратегические преимущества (учитывая выгодное расположение, которое они занимают по отношению к торговым путям и планированию военных зон), и сознательно развивать отношения взаимозависимости и сотрудничества как с Россией, так и с Китаем.
.
Москва, как правило, выступала в качестве партнера по безопасности в регионе, а различные государства отвечали взаимностью, предоставляя разросшемуся государству готовый сухопутный доступ в Западную Азию и на Индийский субконтинент. Вступив в многосторонние институты безопасности, такие как Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и двусторонние военные соглашения между Россией и этими различными государствами, лидеры центральноазиатских государств приняли на себя роль важных военных партнеров России. С другой стороны, относительная эффективность и отсутствие структурной подотчетности среди несовершенных демократий Центральной Азии делают государства региона идеальными торговыми и инвестиционными партнерами для Пекина, поскольку он продвигает свои экономические интересы в регионе через такие механизмы, как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). ) и инициатива «Один пояс, один путь» (ОПОП).
Россия смотрит на Среднюю Азию в первую очередь через идеологические и квазиирредентистские линзы – для Путина, в частности, этот регион является краеугольным камнем в обновлении евразийского видения и устремлений, которые лежали в основе российского взгляда на геополитику с царского периода.
Для Китая при Си Цзиньпине доступ в Центральную Азию жизненно важен для обеспечения внутренней стабильности вдоль его западных границ, а также для гарантии беспрепятственного и открытого прохода для торговли по «Шелковому пути», который имеет ключевое значение для «китайской мечты» Си. Было бы ошибочным изображать экономики Центральной Азии пассивными получателями, которые просто мирятся с прихотями этих внешних сторон – невозможно переоценить роль их лидеров в ухаживании, регистрации и получении поддержки от этих видных игроков.
Когда дело доходит до стратегии Вашингтона в Центральной Азии, мы должны учитывать два ключевых момента: во-первых, стремление военного истеблишмента создать стабильный фон, на котором могут проводиться его операции в Афганистане; во-вторых, его попытки заручиться поддержкой и доверием восточноевропейских государств путем сохранения энергетической и торговой безопасности в Центральной Азии. В очередной раз, будь то прозападная риторика заместителя премьер-министра Узбекистана Рустама Азимова или историческая встреча президента Казахстана Нурсултана Назарбаева с Дональдом Трампом, ясно одно: стороне, по крайней мере номинально и символически.
Уравновешивание конкурирующих интересов посредством стратегической неопределенности
Сделать себя полезным для нескольких сторон полезно, но ни в коем случае недостаточно. Необходимо выполнить еще одно условие – необходимо управлять конкурирующими интересами доминирующих в регионе игроков и сверхдержав. Здесь у государств Центральной Азии есть два варианта. Во-первых, это согласование различных и множественных интересов заинтересованных сторон; во-вторых, справляться с их расхождениями путем разумного балансирования. Усиление враждебности между Вашингтоном и Москвой после аннексии Крыма в 2014 г., а также эскалация напряженности между Вашингтоном и Пекином в связи с предполагаемой китайской агрессией свидетельствуют о том, что примирение столь резко различающихся предпочтений в область – в лучшем случае – бесполезна. Альтернативой является тонкая балансировка.
Несколько тематических исследований иллюстрируют, как происходит такое уравновешивание.
Возьмем, к примеру, восхождение Казахстана к статусу непостоянного члена Совета Безопасности ООН в 2017–2018 годах, что совпало с периодом значительных региональных потрясений. Казахстан решил занять позицию, отличающуюся от позиции России по таким вопросам, как сирийский и украинский кризисы. В первом случае Нур-Султан стремился стать посредником между правительством Асада и повстанцами, а не открыто поддерживал режим, как это делал Кремль; в отношении последнего Нур-Султан оставался довольно двусмысленным в своей позиции вплоть до кризиса. Во многом это совпало с попытками Назарбаева привлечь инвестиции из Европейского Союза и Соединенных Штатов, а также справиться с негативной реакцией со стороны Украины, растущего торгового и политического партнера Казахстана.
Точно так же Узбекистан неуклонно дистанцировался от Евразийского экономического союза (ЕАЭС), оставаясь наблюдателем, а не полноправным членом. Вместо этого Ташкент открыто поддерживает инициативу «Один пояс, один путь» в качестве трамплина к налаживанию торговли и потоков капитала из Китая.
Действительно, под руководством покойного президента Ислама Каримова Ташкент вышел из возглавляемой Москвой ОДКБ, шаг, который сопровождал и ускорил усиление изоляционизма со стороны страны. Молчаливая внешняя политика Узбекистана находит отражение в том, что Туркменистан воздерживается от участия в большинстве региональных группировок.
Результаты такой балансировки очевидны. Во-первых, отдельные центральноазиатские государства таким образом развивают уровень устойчивости и автономии в отношении жизненно важных интересов. Приведем один пример: присоединившись к сопротивлению Ахмада Масуда, Таджикистан решил присоединиться к Западу (а не китайско-российскому дуэту) по Афганистану, шаг, который подтверждает как его экономические интересы через связи с Соединенными Штатами, так и безопасность. интересы (с точки зрения ликвидации присутствия талибов в регионе).
Во-вторых, равновесие, созданное таким балансированием, позволило ведущим странам региона, таким как Казахстан и Узбекистан, играть посредническую роль в региональных кризисах.
Действительно, Казахстан предоставил «нейтральную» площадку для переговоров как по сирийскому кризису (в рамках мирных переговоров в Астане), так и по иранской ядерной программе (в рамках алматинского диалога). Нур-Султан также сыграл конструктивную роль в разрешении военного тупика между Турцией и Россией во время ожесточенных споров между двумя государствами. Со своей стороны, Узбекистан значительно повысил свой международный авторитет благодаря проведению мирных переговоров по Афганистану с 2018 года. На последней конференции высокого уровня по Центральной и Южной Азии, состоявшейся в июле 2021 года, собрались представители почти 50 государств и 30 международных организаций, которые коллективно стремились решить сложной ситуации в Афганистане, опираясь при этом на баланс сил и интересов в регионе.
Культивирование региональной солидарности – возможно ли центральноазиатское сознание?
И последнее, но не менее важное: государства Центральной Азии процветали в основном благодаря стремлению культивировать определенную степень общей солидарности и сознательности между собой.
И Нур-Султан, и Ташкент осознают, что укрепление их статуса в качестве новых миротворческих и посреднических сил в международной политике потребует от них налаживания подлинно конструктивного диалога сотрудничества в регионе.
Это было совсем не просто. Крах советских режимов привел к тому, что многие разговоры о создании конкретных союзов между странами были отложены на второй план. Несмотря на ранние попытки создания Центральноазиатского союза (ЦАС) в начале 1990-х годов со стороны Казахстана, Узбекистана и Кыргызстана, ЦАУ не хватало политического капитала, и ему не удалось набрать обороты.
Реклама Были и другие попытки. В 2004 году Япония стремилась инициировать многоуровневый координационный механизм «Япония + Центральная Азия» в регионе как инструмент формирования экономического и гуманитарного диалога, который, в свою очередь, позволил бы Токио извлечь выгоду из перспективных энергетических проектов в Туркменистане, Казахстане, и Узбекистан. Точно так же Южная Корея в 2007 году запустила свою диалоговую платформу с Центральной Азией, чтобы диверсифицировать свои торгово-экономические отношения в Евразии.
Тем не менее, такие предприятия были вызваны извне и не имели региональной поддержки со стороны вышеупомянутых игроков.
Альтернативой была региональная платформа C5+1 под руководством США, которая была инициирована в 2015 году при администрации Обамы. Подход Вашингтона имел общие черты с другими механизмами диалога в отношении приоритетов улучшения экономических и транспортных связей, но при этом больший упор делался на политический суверенитет государств Центральной Азии. Инициатива C5+1 получила дальнейшее развитие при администрации Трампа. Во время визита тогдашнего госсекретаря Майка Помпео в феврале 2020 года в Казахстан и Узбекистан была обнародована зарождающаяся американская стратегия в отношении региона, которая стремилась сделать регион стержнем стратегии Вашингтона в Афганистане. После недавней катастрофической эвакуации американских войск из Афганистана стало очевидно, что стратегия США нуждается в серьезном пересмотре. Следствие здесь было очевидным: государства Центральной Азии не могут рассчитывать на то, что Вашингтон обеспечит надежную, последовательную и устойчивую основу для регионального сотрудничества.
Нужна была альтернатива.
Нарратив центральноазиатского сотрудничества обрел новое дыхание после прихода к власти в 2016 году действующего президента Узбекистана Шавката Мирзиёева. Импульс для укрепления регионального сотрудничества стал более заметен после первой Консультативной встречи глав государств Центральной Азии в г. Нур -Султан в 2018 году, а затем в Самарканде в 2019 году. Третья Консультативная встреча состоялась в августе 2021 года в Туркменистане. Основной целью этого зарождающегося союза является улучшение развития межрегионального сотрудничества на социально-экономическом, политическом и культурном уровнях. Тем не менее, остается вопрос – говоря языком Спивака, может ли Центральная Азия говорить сама за себя и как единое целое?
Конфликты последних трех десятилетий продолжаются до сих пор; возьмем, к примеру, пограничные стычки и территориальные споры между Кыргызстаном и Таджикистаном. С учетом всего сказанного вышеперечисленные стратегии — тонкое и многовекторное уравновешивание, полезность и культивирование определенной степени регулярного сотрудничества между странами — вполне могут стать ключом к установлению прочного мира в регионе.