ГРАНИЦЫ ЕВРОПЫ — Публикации — Goethe-Institut Россия
В конце 18 века французский аристократ и дипломат Луи-Филипп де Сегюр во время своего путешествия из Парижа в Санкт-Петербург, где он должен был стать послом Людовика XVI при дворе Екатерины II, делился некоторыми заметками, которые дают представление о том, как в его времена воспринимались европейские границы. Когда он пересек границу между Восточной Пруссией и Польшей, он осознал, что «полностью покинул Европу». Польша показалась ему чужой, поскольку в ней нечто, в его представлении, «европейское» уживалось с атрибутами «азиатского»: «Бедное население, порабощенное; грязные деревни», «большие расстояния» между «островками цивилизации»: «Все внушает мысль, что ты перенесся… к полчищам гуннов, скифов, венедов, славян и сарматов»[1]. По его мнению, Европа осталась по ту сторону границы между Пруссией и Польшей; по другую сторону от нее простиралось что-то совершенно иное.
В 1787 году, когда Сегюр приехал в Киев (он называет его «Киеф») времен Екатерины II, он увидел город «подобно волшебному театру, где, казалось, встречались древние времена и современность, цивилизация и варварство»[2].
Когда мадам де Сталь, одна из самых выдающихся женщин своего времени, спасаясь от преследований Наполеона приехала в 1812 году в Киев, у нее сложилось то же впечатление, что и у Сегюра в Польше. Она говорила, что там ничто не напоминало западные города[3], большая часть зданий в Киеве похожа на палатки, и на расстоянии город выглядит как лагерь. Это свидетельствует о том, что на самом востоке Европы люди «строили жилье по образцу переносных домов татар», как если бы эти восточные славяне были готовы покинуть свой кров и уехать в другое место, оставив позади следы своего пребывания и народную память.
Несомненно, в основе этого замечания лежали реальные наблюдения. Однако, вероятнее всего, оно отражало лишь личное восприятие Жермены де Сталь, вполне типичное для ее времени: восток ассоциировался с кочевым образом жизни, отсутствием истории, статикой и цикличностью; Европа, напротив, именно благодаря памяти и истории стала тем, чем она является: континентом, который обладает временны́м измерением, существующим как в прошлом, так и в будущем.Несмотря на резкий переезд на чужой для нее восток, мадам де Сталь приложила огромные усилия, чтобы соединить ту мозаику, которую представляла из себя Европа 19 века. Ее достижения неразрывно связаны с ее болью: ее космополитизм был бы невозможен без ненависти к императору Франции; а путешествия по всему континенту были следствием страха перед Наполеоном. Однако она была одной из первых, кто познакомил самоуверенных французов с Германией (в произведении «О Германии») и по-новому взглянул на Восточную и Северную Европу. «Земля слишком мала для нее (la terre lui manquait)», говорил Жюль Мишле про свою «превосходную» женщину (тоже его выражение), и он был прав: она сделала многое для того, чтобы расширить представления французов (и европейцев) о самой Европе.
Жюль Мишле писал в середине 19 века, когда французы проявляли огромный интерес к Восточной Европе. К кругу его друзей относился и Адам Мицкевич, которого Мишле устроил преподавать в престижном парижском Коллеж де Франс. Мицкевич принадлежал сразу нескольким культурам: он родился на территории современной Беларуси, его поэма «Пан Таде́уш» начинается со знаменито строки «Отчизна милая, Литва (Litwo)» [4], а сейчас он считается лучшим польским поэтом. Во Львове, на западной Украине, можно увидеть красивый памятник Мицкевичу. Тем не менее когда он читал лекции по истории славян в Коллеж де Франс в 1840-1844 годах, он пытался предложить новое видение Европы, на этот раз расширенное и углубленное и определенно более внимательное к востоку. Европа в пределах существовавших тогда мысленно очерченных границ казалась ему слишком маленькой.
В отличие от Сегюра, Мицкевич настаивал на том, что Польша – это Европа. В то же время он считает, что Польша является чем-то большим, чем просто частью нового европейского строения.
Она не просто часть Европы, она ее спасительница, новая коллективная Мессия. Польша расположена между двумя империями, расколота и «распята» словно новый коллективный Иисус, она «восстанет» и спасет Европу от связанного с мертвой рациональностью упадка, исходящего, по мнению Мицкевича, в первую очередь из Пруссии и Австрии.Мицкевич возвращает в Европу Польшу, но не Украину. Для него Украина остается «землей границ» (pays de frontièrs), это «некий путь, через который азиатская жизнь попадает в Европу» и «именно здесь две части мира (Европа и Азия, прим. В. Е.) сталкиваются друг с другом». Украина одновременно и «нейтральная территория» и «поле битвы»; «все армии мира сходились здесь». Украинские казаки также были примером этнического смешения: «смесь славян, татар и тюрок» [5].
Представление об Украине как о «пограничной земле», «смеси», ʺmélangeʺ объединяет Мицкевича с Сегюром. Ее образ «пограничной земли» и «поля битвы» сохранялся в течение многих лет.
В 20 веке эта распространенная идея привела к тому, что Украина из «пограничных земель» превратилась в «кровавые земли», как это назвал Тимоти Снайдер.Мицкевичу не нравились Австрия и Пруссия, он считал, что они представляют абстрактные интеллектуальные культуры, принижающие духовные и эмоциональные составляющие природы человека, которые он наблюдал в Польше, Франции и России. Однако это было типичной для 19 века игрой, часто с одинаковыми аргументами, но противоположными примерами: для таких французских романтиков, как Балланша или позже Нервалья, именно Германия открыла глубинные смыслы понятий «душа» и «дух», идущие вразрез с рационализмом эпохи французского Просвещения. Ближе к концу века для Агюста Родена и его единомышленников новые горизонты открылись благодаря австрийскому новому искусству, как если бы с востока вновь начал пробиваться луч света.
В конце 19 века вопрос о восточных границах Европы подняла именно Австро-Венгерская империя.
Галиция (в настоящее время область на западе Украины) была в некотором роде тем самым австрийским Ближним Востоком: территория на границе цивилизаций с ярко выраженным ʺmélangeʺ и созидательным потенциалом, которую, однако, следует избегать тем, кто хочет оставить след в истории.
Родители Зигмунда Фрейда (отец происходил из Тысменицы, дед из Бучачи, мать из города Броды, сейчас все эти города находятся на западной Украине) и многие другие прекрасно это осознавали. Тем не менее когда многие евреи, славяне, венгры и румыны бежали из маленьких городов в империю, от границ к центру, они открывали для себя эти места на будущее, превращая их в часть расширенной истории Европы. Благодаря Австро-Венгрии некоторые территории сегодняшней Украины, в частности Галиция, Волынь или Буковина, обладают европейским прошлым, которое в дальнейшем имело важное значение.Особенно интересным представляется один из иммигрантов из Галиции. Йозеф Рот, немецкоязычный еврей (он также понимал украинский, польский, идиш и иврит) из галицийского города Броды, написал один из самых известных романов о гибели империи Франца Йозефа «Марш Радецкого». Он родился на востоке, и в своем произведении он возвращается к нему, но в более трагическом ключе: во время первой мировой войны Австро-Венгрия чувствовала неминуемый конец, но на востоке это ощущалось особенно остро.
Именно здесь цивилизация сталкивалась с чем-то темным, нерациональным и смутным, с абсурдностью войны и смерти, которую Рот описывает в конце своего романа. Европа заканчивается на восточной границе, но также и в Вене, Париже и Берлине; бесчинства на периферии привели к ответному удару в центре «цивилизации».Война показала, что сейчас кажется немыслимым задавать вопросы о том, где пролегают границы Европы, потому что сложно казать, где они начинались и где их ядро. «Европа» превратилась в миф, неожиданно, но безвозвратно. Тем не менее крайне важно, что спустя десятки лет восприятие людей, подобных Роту, по-прежнему служит свидетельством того, что восточные границы погибшей империи находились внутри Европы, а не за ее пределами.
Примечательно, что в 20 веке представители тоталитарного строя, который после Первой мировой войны господствовал на всем европейском континенте, обращались к «европейской» метафоре в ходе взаимных обвинений. Для итальянских фашистов, например, русский коммунизм был символом азиатской силы, которая пытается покорить Европу.
[6] Для немецких нацистов Октябрьская революция также была еврейской, следовательно, она представлялась им «азиатским» нападением на «арийский» «расовый» дух. Хьюстон Стюарт Чемберлен, один из основных вдохновителей нацизма, говорил, что для Европы евреи – чужеземный азиатский народ (fremdes, asiatisches Volk)ʺ[7]. Ганс Гюнтер, расовый теоретик, считал, что в основе подлинной «немецкой» религии лежит близость богов и природы с людьми; еврейско-азиатская модель в действительности же строилась на отдаленном Боге, который ненавидит человечество и наказывает его, поэтому эта модель менее «гуманная», чем «арийская». Приводит в ужас, что нацизм приводил «гуманистические» аргументы с целью оправдать свои бесчеловечные преступления.Интересно, что русский коммунизм также претендовал на принадлежность к «европейскому» достоянию. Марксизм был в авангарде прогрессивных европейских теорий, поэтому СССР в определенной степени воспринимал себя более «европейским» и «прогрессивным», чем Западная Европа.
Фашисты и нацисты, напротив, были «азиатскими», указания на это содержались в коммунистической идеологии: «Вставай страна огромная», знаменитая советская военно-патриотическая песня, которая называет нацистских агрессоров «проклятой ордой», что явно указывает на вторжение монгольской «Золотой орды» в 12 веке, появившейся из темной нерациональности степей Азии.В 1930-х Европа была расколота на несколько лагерей тоталитарного строя; тем не менее послевоенная европейская мысль, начиная с послевоенного строения, создавалась на основе резкого противопоставления тоталитарным режимам. В 1970-х антитоталитарная мысль была единственной силой, которая еще могла развиваться и углубляться. Существовала демократическая теория о том, что Европа была в состоянии перепрыгнуть «железный занавес», что могло бы благоприятствовать молчаливому расширению, даже «передаче» идей за границу, за которыми зачастую следует развитие институтов.
В начале 80-х жертва одного из подобных тоталитарных строев Милан Кундера, предлагая собственное видение Европы, размышлял об этой парадоксальной «передачи» идей через границу.
В начале 20 века Австро-Венгрия могла считать себя «восточной», но для Кундеры осколки империи – Венгрия, Чехословакия, Польша и Балканы – были «Центральной» Европой, а не «Восточной». На деле эти страны были даже чем-то большим: «похищенным западом»[8], «максимальным разнообразием при минимальных размерах», которые интеллектуально относятся к западу, но были политически украдены авторитарным востоком. Восток, напротив, начинался на границе с Советским Союзом.Видение Кундеры сыграло важную роль в преодолении эффекта «стеклянного потолка» в понимании пределов Европы. Благодаря его размышлениям Польша, Венгрия и Чехословакия вновь стали частью Европы.
Однако перспектива Кундеры поставила в тупик такие страны, как Украина. Если Европа простирается до границы с Советским Союзом, то украинские земли неотвратимым образом были обречены на то, чтобы оставаться «за пределами» границ Европы. Новая мысленная карта Европы Кундеры освобождала Прагу и Братиславу, но Львов, Киев, Минск и Тбилиси оказывались в новой геополитической тюрьме.
Представляется весьма интересным, что эта мысленная карта сохранилась и после распада Советского Союза. По сути, после своего фактического распада в 1991 году Союз мистическим образом продолжал существовать – в новой форме. Централизованная империя ныне управлялась в соответствии со средневековой моделью «сюзерен-вассал». Бывшие советские «республики» (за исключением стран Прибалтики) были де-юре независимыми, но де-факто подконтрольными Москве и не имеющими собственного внешнеполитического курса или политики в сфере безопасности; а запад безропотно на это согласился. Для таких стран, как Польша, переход к капитализму привел к появлению большого числа западных предпринимателей; а для таких стран, как Россия или Украина, все закончилось приватизацией со стороны партийной номенклатуры, вооруженных сил, агентов КГБ и криминального «истеблишмента». Это различие моделей определило многое из того, что произошло впоследствии.
Это объясняет почему разделительные линии Кундеры были по-прежнему актуальны для Тимоти Гартон-Эша: в 1993 году он пересек границу между Словакией и Украиной и описал свои впечатления в книге «История современности».
Для него этот переход стал «разделительной линией современной Европы»: потрясение, испытанное из-за перехода от цивилизации к чему-то темному, порочному и грязному, было мгновенным.[9]Тем не менее он тоже понял, что границы между Европой и чем-то другим были непостоянными и изменчивыми. Десять лет спустя, когда Украина пережила Оранжевую революцию, все кардинально изменилось; а когда Тимоти Гартон-Эш писал книгу «Свободный мир», его взгляд на Украину тоже изменился. Он представлял ее как страну, которая уже отмечена на карте европейских ценностей. Он даже предположил, что Украину следует принять в ЕС, а к 2025 году она станет самым многочисленным членом ЕС. «Если мы примем Украину и Беларусь после Греции, Болгарии, Румынии и Сербии, Европейский союз сможет перейти еще один рубеж Хантингтона между цивилизациями», — пишет Гартон-Эш.[10] В его представлении Украина более не являлась пограничной землей».
История взгляда извне на эти «границы Европы» интригует и пугает, но в то же время всегда вызывает интерес.
Она рассказывает, что границы Европы менялись на протяжении истории и отмечает их непостоянный и нестабильный характер. Эти изменения не были линейными, но в них прослеживался общий симптом: несмотря на зигзаги, рывки вперед и назад, основная тенденция была связана с движением на восток. Во время Веймарской республики Германия рассуждала о том, является ли она частью запада – отношение, которое частично объясняет зарождение нацизма; однако сегодня такой вопрос показался бы странным, то же касается и Австрии. Помимо этого, вопреки мнениям Сегюра или мадам де Сталь сегодня невозможно сравнивать Польшу или Украину с азиатскими татарами или сарматами.Однако для Украины все несколько иначе. Хотя исторически со стороны она всегда казалась пограничной землей Европы или даже «страной за пределами пограничной земли», для ее жителей она была абсолютно «европейской».
Черновцы (Chernowitz) входил в число важных городов Австро-Венгрии, а также был городом европейской культуры: в этом городе родился Пауль Целан, один из величайших немецкоязычных поэтов 20 века.
Немецкоязычные или говорящие на идише евреи из многих небольших городков западной Украины на рубеже 20 века часто уезжали в Вену. В 1990-х Львов входил в четверку самых крупных городов империи, превосходя по площади Грац или Триест; сегодня архитектура в центре города по-прежнему является лучшим образчиком городского пространства в стиле Центральной Европы, известной всем любителям Кракова или Праги.Даже Киев второй половины 19 века мог бы поразить многих отсылками к Европе. Там располагались отели под названием «Европейский» (самый престижный, находится на Европейской площади, недалеко от Майдана), l’Univers, Лейпциг, Австрия, Версаль, Лион, Бристоль, Англия, Краков, Лувр, Лондон, Рим, Неаполь и так далее. В городе находился построенный французским дельцом сад «Шато-де-Флёр». В университете Св. Володимира преподавали такие немецкие профессоры, как Николай Бунге, Фридрих Меринг и Густав Эйсман. Один из главных театров Киева размещался в здании Огюста Бергонье, французского предпринимателя.
Киев также следовал европейским трендам в области культуры и технологий. Трамвай, соединяющий Печерск и Подол, был первым в Российской империи и третьим в Восточной Европе. Модерн в Киеве удивительно красив, но также удивительно напоминает модерн в других частях Европы. Деловая элита города состояла по большей части из евреев, так же, как и в Вене того времени, например.
С запада приезжало множество (определенно больше, чем в советскую эпоху) гостей, которые к тому же оставались там; немцы занимались предпринимательством, банковским делом и преподаванием в университетах, французы активно работали в области образования и моды и так далее.
Однако Киев не единственный такой город. Рассмотрим пример Донбасса. Нынешняя война в Донбассе между Россией и Украиной началась из-за влиятельной позиции Москвы: Донбасс «всегда» был русским, и благодаря усилиям со стороны Советского Союза и России регион стал крупным промышленным центром.
Однако изначально промышленность в Донбассе была налажена западными европейцами: британцы (например Джон Хьюз, валлиец, основатель Донецка, который раньше в честь него назывался Юзовка) приехали туда во второй половине 19 века; бельгийцы – в начале 20 века; Брюссель и Катеринослав (ныне Днепр, один из крупнейших городов на востоке Украины) соединял прямой поезд.Украина считала себя «европейской», однако за ней был закреплен статус «пограничной земли». Пограничные земли могут быть продуктивными, в них переплетаются разные культуры и религии; в то же время они нередко становятся сценой ужасных трагедий. Трагедии 20 века, которые произошли на Украине, были результатом того, что «пограничные земли превратились в кровавые земли», вновь обращаясь к концепту Тимоти Снайдера.
Действительно, трагедии 20 века могли произойти исключительно в пограничном пространстве, в пространстве за пределами истории и закона. Нацистский холокост не произошел бы без влияния идеи о границах закона, то есть концепции нацизма, согласно которой законы служат только интересам расы и аннулируются там, где заканчиваются границы расы.
Однако сталинский Голодомор имел схожую природу: та же идея о том, что закон и моральность не применимы к тем, кто существует за пределами истории. Это смысл сталинского концепта «бывшие люди», название которого он позаимствовал у М. Горького и использовал с целью оправдать Голод на Украине 1932-1933 годов, унесший жизни 5 миллионов человек.[11] Так Сталин называл тех, кто, по его мнению, больше не являются людьми, существуют за пределами границы человечества, к которым не применимы понятия закон и мораль, и кого можно уничтожить без жалости и каких-либо последствий. Для Сталина Украина была землей, населенной по большей части этими бывшими людьми, которые не заслуживают того, чтобы жить и получать еду.Украина, находясь за пределами моральной границы нацизма и сталинизма, просто не смогла избежать массовых убийств, поскольку оба тоталитарных строя считали тех, кто живет на этих землях, не совсем «людьми».
Однако этот пограничный опыт стал той раной, вокруг которой заново выстраивались переживания Европы после Второй мировой войны.
Холокост произошел за пределами границ человечности; массовые убийства на Украине, в городе Каменец или Киеве (Бабин Яр) и концлагеря в Польше и странах Прибалтики – всё это случилось в «пограничных» территориях.[12] В то же время самый концепт человечности и прав человека, который зародился после войны, стал основополагающей частью проекта Европы.Голодомор помнят хуже, чем Холокост. Тем не менее в настоящее время он стал основой новой истории. После того как в 1991 году Украина получила независимость, Голод на Украине стал важным и памятным трагическим событием, вокруг которого возникает новая украинская идентичность, отдалившаяся от ценностей тоталитаризма и сочувствующая жертвам. Именно благодаря воспоминаниям о Голодоморе Украина начала чтить память жертв и ценить каждую человеческую жизнь, а не восхвалять достижения «победителей». «Помнить всех» и «победитель получает всё» – это ключевое противопоставление между современными курсами Украины и России. Россия в рамках дискурса вертикальной власти всё еще придает первостепенное значение государству, а не индивидууму.
Аннексия Крыма и война в Донбассе привели к появлению отметок о новых границах Европы. Эти границы больше не пролегают между Пруссией и Польшей, как это было в 18 веке, не совпадают с восточной границей Австро-Венгрии начала 20 века или с прежними границами Советского Союза, как это было в 80-х и 90-х. Сейчас они находятся где-то между Украиной и Россией, они скорее проводят черту между ценностями, нежели между географическими точками. После Второй мировой войны Европа стала проектом, в рамках которого коллективные институты учреждались с целью помочь каждому человека раскрыть свой потенциал, где общество поддерживает уникальность отдельной личности, а не стирает ее. Примечательно, что даже перед лицом многочисленных кризисов этот проект продолжает развиваться, привлекая все большее число новых стран.
Украина тоже медленно идет по этому пути. Крайне важно, чтобы она смогла его пройти. Для себя и для Европы, границы которой продолжают смещаться в сторону востока.
Володимир Ермоленко (1980 г.) — украинский философ и журналист. Доктор политических наук (Высшая школа социальных наук, Париж). Руководит европейскими проектами в «Интерньюз-Украина», работает журналистом на Hromadske.ua, преподает в Киево-Могилянской академии.
[1] Цитата из:Ларри Вульф, Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения, 1994
[2] Louis-Philippe de Ségur, Mémoirs ou Souvenirs, in Claude de Grève (ed.), Le Voyage en Russie, Anthologie des voyageurs français au XVIIIe et XIXe siècles, Paris, Robert Lafont, 1990, p. 678
[3] Germaine de Staël, Dix années d’exil, in Claude de Grève (ed.), Le Voyage en Russie, Anthologie des voyageurs français au XVIIIe et XIXe siècles, Paris, Robert Lafont, 1990, p. 679
[4] См. Timothy Snyder, The Reconstruction of Nations : Снайдер Т. Перетворення націй. Польща, Україна, Литва, Білорусь. Київ, Дух і літера, 2012, с. 51-77.
[5] Mickiewicz A.
Les Slaves. Cours professé au Collège de France, 5 vols., Paris, au Comptoir des imprimeurs réunis, 1849, vol. 1, p. 32
[6] См. Duggan Ch., Fascist Voices: An Intimate History of Mussolini’s Italy, London, Random House, 2013, p. 36.
[7] Chamberlain, H. S., Die Grundlagen des XIX Jahrhunderts, München, Verlagsanstalt F. Bruckmann A.-G., 1912, X Auflage, S. 381. https://archive.org/details/Chamerlain-Die-Grundlagen-des-19-Jahrhunderts-1-und-2
[8] Milan Kundera, The tragedy of Central Europe, https://is.muni.cz/el/1423/jaro2016/MEB404/um/Kundera_1984.pdf
[9] Timothy Garton Ash, History of the Present. Essays, Sketches and Dispatches from Europe in the 1990s. Allen Lane, the Penguin Press, P. 393.
[10] Timothy Garton Ash, Free World. Penguin Books Ltd. Kindle Edition, Locations 3974-3975.
[11] См. Duggan Ch., Fascist Voices: An Intimate History of Mussolini’s Italy, London, Random House, 2013, p. 36.
[12] См.
Timothy Snyder, Black Earth.
Ссора из-за Украины: Европа делится по линии Восток — Запад
За месяц до саммита 24 июня, по итогам которого Украина получит ответ на запрос о вступлении в Евросоюз по укороченной процедуре, мнения в Старом Свете разделились. Берлин, Париж и Амстердам признают за Киевом только право на то, чтобы встать в очередь, — но не хотят и слышать о ее ускорении. На востоке Европы настроения другие. Польша, Чехия, Словакия, Болгария, Словения всерьез надеются быстро увеличить представительство стран своего региона в Евросоюзе. Но если это когда-либо случится, ЕС может выйти из-под контроля Германии и Франции, зато возрастет влияние на его дела со стороны США — близкого союзника почти всех восточноевропейцев. Не в интересах государств — создателей Евросоюза допустить такое развитие событий.
Европа перед выбором
Читайте также
ЕС ищет компромисс по эмбарго на нефть из РФ, но Венгрию так и не устраивают условия
Призрак размежевания ЕС на две почти равные части обрел зримые очертания уже в первые недели специальной военной операции.
Еще 28 февраля восемь лидеров восточноевропейских стран опубликовали открытое письмо с призывом безотлагательно приступить к интеграции Украины в Евросоюз. Больше и чаще других в поддержку Киева высказывалась Варшава. Президент Польши Анджей Дуда весной 2022 года ужесточил тон: теперь он обвиняет страны Западной Европы и особенно Германию в неоказании должной поддержки Киеву как экономически, так и вооружениями, особенно танками. «Мы очень разочарованы, — объявил Дуда немцам, — тем, что вы не сдержали свое обещание», заключавшееся, по его сведениям, в согласованной поставке Польше танков взамен отправленных на украинский фронт. Варшава раздосадована и другим — тем, что продолжаются переговоры западноевропейских лидеров с Россией, которые она призывает прекратить.
В Западной Европе хотя и отказываются от связей с Россией, но не хотят делать этого по-польски радикально. В апреле Россия отключила подачу газа Польше и Болгарии: к этой перспективе не готовы ни немцы, ни итальянцы — по состоянию на 2021 год поставки голубого топлива из России занимали долю в 40–50% на местных рынках.
За три предыдущих месяца через границу в Польшу въехали 3,5 миллиона беженцев. В Западной Европе, пострадавшей от миграционного кризиса 2015 года, его повторение чревато потрясением местной политики.
6 мая Дуда объявил, что между Украиной и Польшей больше «не будет границы». Быстрое вхождение Украины в ЕС означало бы, что и между западноевропейскими государствами и ею граница также превратилась бы в условность, что очень сильно изменило бы положение на рынке труда. Кандидат в премьеры Франции Жан-Люк Меланшон объяснил, что именно пугает западных европейцев: «Такие вопросы [как членство Украины] не решаются в столь упрощенном порядке. Мы должны подумать и о том, как защитить самих себя <…> Сегодня минимальная зарплата на Украине составляет €130. Я не поддерживаю мысль о том, чтобы на наш общий рынок со свободным передвижением пришли люди, которые получают по €130 в месяц».
Призрак украинского демпинга и необходимость ежегодно тратить серьезные суммы на субсидии не устраивают и уже находящихся у власти политиков.
Президент Франции Эмманюэль Макрон и канцлер Германии Олаф Шольц призвали Украину дожидаться вступления в Евросоюз в течение не менее чем нескольких десятилетий.
А лидер оппозиционной немецкой партии ХДС (партия Меркель) Фридрих Мерц позволил себе грубость. «Процесс вступления в ЕС сложен по довольно ясным причинам. ЕС не хочет видеть в своем составе Украину, какой мы знали ее раньше, Украину олигархов и зашкаливающей коррупции», — заявил как отрезал Мерц.
Не только Украина
Стремление восточноевропейских стран добиться расширения Евросоюза в свою сторону можно сравнить с большим подводным камнем в отношениях между востоком и западом Старого Света. Перед пандемией место Украины в этом споре занимали государства Западных Балкан, ожидающие возможности вступить в Евросоюз уже более десяти лет. В 2019 году главы МИД Чехии, Словакии, Словении, Хорватии и Румынии подписали обращение с призывом ускорить вступление балканских соседей по региону в ЕС.
Успех заставил себя ждать.
В том же 2019-м Франция наложила вето на начало переговоров о вступлении западнобалканских Албании и Северной Македонии. В 2021-м — после долгих обсуждений — вето сняла. Но состоявшийся тогда же саммит ЕС — Западные Балканы, кроме перераспределения небольшой суммы денег, не завершился ничем.
Читайте также
Вице-канцлер ФРГ заявил, что единство ЕС в отношении санкций против РФ «начинает рушиться»
Желание восточноевропейцев добиться расширения ЕС за счет географически близких стран объяснимо. Несмотря на то что доля стран Евровостока в Европейском союзе достигает четверти, выходцы из региона редко занимают высокие посты в его руководстве. Пользуясь своим преобладанием, государства западной части определяют политику всего объединения: при необходимости они угрожают менее развитому востоку штрафами и санкциями, критикуя сложившиеся там порядки. Резко нарастив свою долю в Европе за счет включения 40 млн украинцев, бывшие социалистические страны могли бы рассчитывать на то, чтобы развернуть доску в свою сторону.
Это значило бы перестать быть меньшинством и заговорить с западом единой Европы на равных.
Это заманчиво, даже с учетом того, что с экономической точки зрения совершенно несправедливо. В списке стран — чистых доноров евробюджета нет ни одной восточноевропейской. Зато государства региона чаще и больше других получают субсидии от Брюсселя — перенаправленные деньги немецких и французских налогоплательщиков. За период с 2007 по 2020 годы одной только Польше от европейского «центра» досталось €105 млрд. Если же посчитать в долевом выражении, это далеко от рекорда. По проценту средств, безвозмездно получаемых из европейских фондов, в валовом внутреннем продукте первые места делят другие восточноевропейские государства — Литва и Болгария. Около 3% ВВП каждой ежегодно — это деньги, выплаченные по линии ЕС.
При таких обстоятельствах стремление восточноевропейцев усилить политический вес в масштабах всего Евросоюза в западной его части воспринимают как нарушающее общую стабильность системы.
Ответ на эти притязания давно подготовлен. Тогда как Варшава и ее союзники обвиняют Берлин и Париж в безучастии к Украине, сами слышат в ответ упреки в отказе от основных демократических ценностей. При этом есть разница: хотя заставить западных европейцев принять Украину восточные не могут, их визави свои обвинения уже с успехом довели до прямого шантажа.
Но Запад есть Запад, Восток есть Восток
Читайте также
Буксующие переговоры и мечты Киева о ЕС. События вокруг Украины
Атака западных европейцев против восточных продолжается с 2015-го, когда к власти в Польше пришла право-консервативная партия «Закон и справедливость» (ЗиС), а в Венгрии упрочилось правление «Фидес» и ее лидера Виктора Орбана. Реформы по декоммунизации, начатые ЗиС, очень скоро обернулись чистками судебного аппарата по подозрению в сочувствии социалистическим порядкам. В Брюсселе польские преобразования посчитали нарушением принципа разделения властей — стремлением сформировать корпус послушных судей.
На большой европейской арене Варшава столкнулась с серьезными обвинениями и оказалась изолирована — открытую поддержку ей оказал только Будапешт.
Пандемия предоставила западноевропейским странам рычаг против восточноевропейских. Принятый в 2020 году общий бюджет предусматривает создание фонда восстановления экономики, средства из которого выделяются или не выделяются в зависимости от соблюдения странами ЕС основных демократических принципов.
Очень скоро это правило применили против Польши: на фоне надвигающейся рецессии (что делает любые финансовые потери особенно чувствительными) предназначенные полякам €35 млрд заблокировали. Чтобы вернуть доступ к деньгам, Варшаве пришлось поступиться судебной контрреформой, хотя окончательный исход затяжного противостояния неясен. В прошлом Польша уже отказывалась от ротации судей, но позже упрямо возвращалась к этому проекту.
Прецедент 2022 года и непрекращающиеся с 2015-го трения проливают свет на политическую мотивацию Варшавы: нарастить свое влияние в Европейском союзе и изнутри изменить его таким образом, чтобы трансфер денег продолжился, а давление в том, что касается соблюдения демократических принципов, ослабло.
Добиться смещения баланса в эту сторону очень помогло бы вступление Украины в ЕС.
Цели иные
В Западной же Европе перспективы дальнейшего развития видят иначе. Еще в 2011 году президент Франции Николя Саркози предложил мысленно поделить ЕС на страны с разными темпами роста и экономической интеграции. С 2015-го сторонником «Европы двух скоростей» провозгласил себя Эмманюэль Макрон. В 2017 году, выступая вскоре после избрания президентом, он призвал к выравниванию экономических стандартов и тесному сплочению, но только в кругу государств, введших валюту евро.
В 2022-м идею двух (точнее, уже нескольких) скоростей Европы адаптировали с учетом Украины. В мае Макрон призвал к созданию европейского политического сообщества — аморфного внешнего пространства ЕС, куда открыта дорога Киеву, но без трансфера денег в его пользу и без права для украинцев бесконтрольно селиться в старой Европе. Неудивительно, что в офисе президента Зеленского эта инициатива особого воодушевления не вызвала.
Основные усилия в Париже хотели бы сосредоточить на совсем ином проекте — тесном сплочении экономически дееспособного ядра Евросоюза. Если эволюция ЕС пойдет по этой дороге, восточноевропейские страны сделаются его бедной и, возможно, не до конца полноправной периферией, а членство в союзе утратит прежний престиж в глазах соседей. Для России раскол между востоком и западом Евросоюза видится наиболее благоприятным развитием событий на будущее.
Игорь Гашков
Теги:
УкраинаГерманияПольшаСтена вокруг Запада: Государственные границы и иммиграционный контроль в Северной Америке и Европе
Стена вокруг Запада:Государственные границы и иммиграционный контроль в Северной Америке и Европе Несмотря на то, что в эпоху после окончания «холодной войны» рухнули экономические и военные стены, государства быстро построили новые барьеры, чтобы предотвратить предполагаемое вторжение «нежелательных». Список участников «По мере снятия ограничений на торговлю, потоки капитала и технологий пограничные службы часто становятся самыми быстрорастущими ветвями западных правительств. «Питер Андреас и Тимоти Снайдер написали отличную книгу. Эссе в этом томе предлагают критический анализ растущей литературы по глобализации, напоминая нам, что, несмотря на модные аргументы о детерриториализации государства, границы по-прежнему имеют значение». «Возможно, Берлинская стена и пала, но Европейский союз и Соединенные Штаты построили новые стены на своих границах, чтобы не пускать мигрантов извне. В этой книге превосходно сочетается сравнительный подход как к международным миграционным процессам, так и к попыткам государств контролировать и предотвращать такие миграции. «Этот том настоятельно рекомендуется. Эта книга вдохновляет на чтение благодаря сознательному вызову радикальной постмодернистской теории о будущем государства и ее тщательному документированию». Издательство Rowman & Littlefield, 2000 |
Нигде это не проявляется так ярко, как вдоль линий географического разлома, отделяющих богатые страны от бедных: особенно на южной границе Соединенных Штатов, а также на южной и восточной границах Европейского Союза. В этом томе рассматриваются практика, политика и последствия строительства этих новых стен в Северной Америке и Европе. В то же время он бросает вызов господствующим взглядам на глобализацию, при которой государственные границы не будут иметь никакого отношения к человеческому опыту. Короче говоря, книга возвращает границы в изучение международной политики.
«Стена вокруг Запада» прямо решает центральный вопрос о том, как примирить противоречащие друг другу требования экономического роста и социальной согласованности в контексте снижения рождаемости и иммиграционного давления. Эта книга представляет собой глубокий анализ основной дилеммы, стоящей перед западными обществами». 
С тонкостью и исторической глубиной авторы анализируют миграцию в Латинской Америке, Карибском бассейне и Восточной Европе, а также политику сдерживания и контроля мигрантов в США и Европейском Союзе». культурных границ Европы: нарративы, концепции и практики в настоящем и прошлом
Под редакцией Матса Андрена, Томаса Линдквиста, Ингмара Сёрмана и Катарины Вайта
218 страниц, 9 рисунков, 1 карта, 4 таблицы, библиог., индекс
ISBN 978-1-78533-590-7 135 долл. США 0,00/£99,00 / Hb / Опубликовано (август 2017 г.)
ISBN 978-1-78920-068-3 $34,95/£27,95 / Pb / Опубликовано (декабрь 2018 г.
)
eISBN 978- 1-78533-591-4 электронная книга
https://doi.org/10.3167/9781785335907
Просмотр корзиныВаша страна: — изменить Запросить копию для обзора или экспертизы (в цифровом формате)
- Если вы представляете периодическое издание или другую публикацию, рецензирующую наш контент.
- Если вы профессор, запрашивающий экзаменационную копию.
Отзывы
«[Опубликовано] в выдающейся серии Berghahn Books ‘Making Sense of History’, [эта] основополагающая научная работа во всем, Культурные границы Европы является особенно и безоговорочно рекомендуемым дополнением как к общественной, так и к академической библиотеке, коллекциям современных международных исследований. ». • Книжное обозрение Среднего Запада
«Эта очень богатая антология с вкладом многих направлений гуманитарных и социальных наук должна обогатить область пограничных исследований, которая сейчас пользуется большим спросом».
• Томас Лунден , Сёдерторнский университет
Описание
Культурные границы Европы сегодня более заметны, чем когда-либо, и с ними приходит чувство неуверенности в отношении либерально-демократических традиций: независимо от того, рассматриваются ли культурные различия как абстракции или как конкретные реалии, они бросают вызов понятиям легитимности и политического представительства, а также правовым основам. на гражданство. Таким образом, понимание таких границ и их последствий имеет первостепенное значение для продвижения эволюции демократии. Культурные границы Европы обеспечивает всестороннее исследование этих демаркационных линий в различных регионах и исторических эпохах, обеспечивая существенное понимание состояния европейских межкультурных отношений сегодня.
Матс Андрен — профессор истории идей в Гетеборгском университете, где он также ранее занимал должность директора Центра европейских исследований.
Его последняя книга — Управление ядерными отходами и легитимность: нигилизм и ответственность 9.0065 (Рутледж, 2012).
Томас Линдквист был профессором средневековой истории в Гетеборгском университете с 1999 по 2016 год. Его последняя публикация — «Торговля и цивилизация». Экономические сети и культурные связи, от предыстории до эпохи раннего Нового времени , совместно с Кристианом Кристиансеном и Янкеном Мюрдалом (Cambridge University Press, 2018).
Ингмар Зёрман был профессором романских языков в Гетеборгском университете. Среди его публикаций Диахронические и типичные взгляды на глаголы (Джон Бенджаминс, 2013), под редакцией Фольке Джозефсона.
Катарина Вайта — старший преподаватель французского языка на кафедре языков и литературы Гетеборгского университета, где она также является заведующей кафедрой.
Предмет: История (общая) Культурология (общая) Область: Европа Коды предметов LC: D2009 .
C85 2017
BL: DRT ELD.DS.164339
BISAC:
HIS010000 HISTORY/Europe/General;
SOC008000 СОЦИАЛЬНЫЕ НАУКИ/Этнические исследования/Общие;
HIS054000 ИСТОРИЯ/Социальная история
ТЕМА: NHD; JBSL1; 1D
Содержание
Раскрыть оглавлениеСписок рисунков и таблиц
Введение
Матс Андрен и Ингмар Зёрман
ЧАСТЬ I: ПРОБЛЕМЫ РЕЛИГИОЗНЫХ ГРАНИЦ
Глава 1. Территориальная и религиозная идентичность в Европе
Линда Берг
Глава 2. Европа с мусульманами или без них: создание и поддержание культурных границ
Йоран Ларссон и Рим Спилхаус
Глава 3. Ильм аль-Худудийя: отказ от наследования евроцентричности
Клас Гринелл
ЧАСТЬ II: ЯЗЫКОВЫЕ ГРАНИЦЫ НА ПРАКТИКЕ
Глава 4. Когда межкультурное общение становится национальным: учебники как места борьбы
Катарина Вайта
Глава 5.
Плюрицентрические границы Баварии
Барбара Лоэстер
Глава 6. Влияние воображаемых лингвистических представлений
Ингмар Сёрман
ЧАСТЬ III: МЕНТАЛЬНЫЕ ПРОСТРАНСТВА И БАРЬЕРЫ
Глава 7. Ментальные барьеры, заменяющие национальные и государственные границы
Фернан Фелен
Глава 8. Пересечение границ и переосмысление себя: коварная жизнь Айно Каллас
Катарина Леппянен
Глава 9. Эволюция символических разделений: рекламные логотипы на баскском языке
Йохан Ярлехед
ЧАСТЬ IV: УЧЕНЫЕ, РАЗБИРАЮЩИЕ ГРАНИЦЫ
Глава 10. Спорная концепция европейской идентичности
Матс Андрен
Глава 11. ЕС как «большое пространство»? Карл Шмитт и современные дилеммы политических ритуалов и культурных границ
Джон Виттрок
Глава 12.
Как предыстория становится решающей для создания границ
Per Cornell
Вывод
Томас Линдквист и Катарина Вайта
Индекс
Наверх
Электронная почта библиотекаря:
Уважаемый библиотекарь,
Я хотел бы порекомендовать Культурные границы Европы Рассказы, концепции и практики в настоящем и прошлом для библиотеки. Пожалуйста, включите его в свой следующий обзор покупок с моей настоятельной рекомендацией. Рекомендуемая розничная цена: 135,00 долларов США.
Я рекомендую это название по следующим причинам:
ПРЕИМУЩЕСТВА ДЛЯ БИБЛИОТЕКИ: Эта книга станет ценным дополнением к библиотечной коллекции.
ССЫЛКА: Я буду обращаться к этой книге в своей исследовательской/преподавательской работе.
РЕКОМЕНДАЦИЯ ДЛЯ СТУДЕНТОВ: Я буду регулярно направлять своих студентов к этой книге, чтобы помочь им в учебе.
СОБСТВЕННАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ: Я являюсь редактором/соавтором этой книги или другой книги в Серии (если применимо) и/или вхожу в Редакционный совет Серии, частью которой является этот том.