Керженские леса – Керженский край. Потайная земля.: varandej — LiveJournal

Керженский край. Потайная земля.: varandej — LiveJournal

В прошлой части я показал Семёнов, «столицу» не только матрёшек и хохломских росписей, но и Нижегородского Заволжья, или Керженской земли, которую в своё время Мельников-Печерский коротко назвал «В лесах». Ныне её пересекает железная дорога, построенная в 1920-е годы, но до революции от Костромы до Казани тянулся край глухих лесов без больших городов и дорог, этакое подпространство, большой остров почти сибирской глухомани в обжитой Средней полосе. Здесь, в дебрях у реки Керженец, в мифической Китежской Руси, в 17 веке образовался едва ли не главный из многочисленных анклавов староверия (ведь не случайно иногда всех староверов называли кержаками!), а прямо напротив «на горах» Правобережья стояли большие города типа Нижнего Новгорода. Заволжские староверы жили закрыто, но богато, пользуясь близостью Нижегородской ярмарки, и центрами их цивилизации были «скиты» — что-то среднее между селениями и монастырями, каждый из них в глухом лесу представлял собой кольцо мужских или женских «обителей» вокруг «часовни», то есть моленной. Нынешняя Керженская сторона в ХХ веке почти опустела и сделалась чем-то вроде «обетованной земли» староверия, краем святынь и чтимых кладбищ среди всё тех же глухих лесов.

Прямо сказать, осмотрели мы с dima1989 этот край не очень успешно — староверческий мир уж слишком потайной и искать эти святыни реально сложно. Когда-нибудь я, наверное, сюда вернусь, а пока буду регулярно ссылаться на знатока этих мест cheger. Но всё же атмосферу таинственного края старой веры, забытой Китежской Руси, мне кажется нам прочувствовать удалось, так что пост этот не столько об отдельных скитах, сколь о Керженской стороне в целом.

…Как вы помните, Волгу мы пересекли на пароме у Макарьева с его огромным монастырём, расцветшим близ ярмарки. От него мы и поехали через Бор на Семёнов. Нижегородское Заволжье от Правобережья отличается просто разительно — представьте себе, что вы телепортировались откуда-нибудь из под Тамбова куда-нибудь под Вологду, буквально за рекой было Черноземье, а тут — настоящий Русский Север. И в десятке километров от Макарьева дорога пересекает собственно Керженец — реку в общем маленькую, но великую:

2.

Больше всего впечатляют песчаные берега — это ведь не снег, а песочек. Нижегородское Заволжье представляет собой классическое полесье, где из-за этого песка на земле плохо растут сельхозкультуры, зато прекрасно растут сосны.

3.

Полесий вообще-то много, они по всей Средней полосе чередуются с опольями, но Полесье по умолчанию — одно, вдоль Припяти, и что-то неуловимо общее с ним ощущается и здесь. И деревянная Пятницкая церковь в Ямнове, деревне из огромного куста Красное Рамень у дороги из Макарьева в Бор, хотя и новодел (2000-2003), а поразительно напоминает «муравьёвки» — православные храмы, централизованно строившиеся в западных губерниях при Михаиле Муравьёве-Виленском, чтобы ускорить переход населения в православие из католичества:

4.

Вообще, как известно, «самая жестокая борьба — внутривидовая», искоренение религий для Российской империи (в отличие, кстати, от Царства Русского) было не характерно, но для двух альтернативных форм православия — космополитичного греко-католичества и изоляционистского староверия — всё было иначе. И если униатство в западнорусской губерниях удалось искоренить почти полностью, то раскольничество сопротивлялось неистово. Ну а прибежищем обеих вер стала прилегающая к России части Австро-Венгрии — ведь и староверие впервые оформилось в полноценную конфессию в Белой Кринице на Буковине, и «белокриничников», впервые после Раскола обзаведшихся своими иерархами и рукоположением священников, в 19 веке другие староверы дразнили «австрийцами». Вряд ли обо всём этом думали строители Ямновской церкви, но сходство с «муравьёвками» западных губерний впечатляет.

4а.

А вот старообрядческих церквей тут особо и нет (парочку полуразрушенных, из которых одна аж на Ветлуге, а другая единоверческая, нашёл в своё время cheger, плюс очень красивый действующий каменный храм в Малиновском скиту), легче всего найти их в городах — я уже показывал церковку в Семёнове и недействующую Городецкую часовню в Городце. Что интересно, в Заволжье уживались староверы нескольких течений: «австрийцы» (уже упомянутые), «часовенники» (эти принимали «беглых» священников из новообрядчества, но как и беспоповцы, верили, что на Земле воцарился Антихрист) и даже беспоповцы относительно умеренного Поморского согласия. Здесь же — единоверцы, обращённые по сути насильно, но сохранявшие нормальные отношения со староверами. Старейшим из всех скитов считался Оленевский скит, основанный по преданию ещё в 1439 году возвращавшимся из ордынского плена Макарием Желтоводским, и у того скита ещё стоит небольшая деревенька. В первые десятилетия Раскола «столицей» Керженского края был скит Смольяны, основанный в 1656 году московскими боярами-раскольниками Сергеем Салтыковым, Спиридоном и Ефремом Потёмкиными,  возглавленный монахом Дионисием, имевшим запас миро и святых даров, освящённых ещё до Никона, и разрушенный в 1694 году, причём настоятеля Феодосия приговорили к сожжению. В последующие века «столицей» был Комаровский скит, о котором расскажу позже. А вот дореволюционные обитатели скитов — вглядитесь в их лица:

5а.

Надо сказать, живут староверы тут и ныне, но нам увидеть их не довелось — так что снова отсылаю к cheger, у которого есть отдельный пост о людях. Прямо сказать, на его фотографиях лица как-то повеселее, в то время как на дореволюционных снимках староверы как-то особо чисты, но мрачны — видно, что они живут этакими партизанами духа в страшном мире, где Зло уже победило.

5б.

Скиты же их выглядели как-то вот так, и чисто внешне на деревни походили куда больше. Теоретически, обители строились «стаей» — многосрубной двухэтажной избой с общим хозяйственным двором, устроенной по сути как общежитие со множеством комнат-«келий» у длинного коридора, но видимо их фотографий не сохранилось в природе.

5в.

Разорялась эта цивилизация трижды, дважды быстро возрождаясь. Первое «Питиримово разорение» учинил в 1719-37 годах нижегородский архиепископ Питирим, бывший старовер-«расколоучитель», перешедший в никонианство, и действовал против своих бывших братьев по вере он очень жестоко — с казнями, избиениями старцев, самосожжениями непокорившихся: ему противостояли те нистовые соратники и последователи протопопа Аввакума, несгибаемые и фанатичные. Следующее «Мельниково разорение», или «Выгонку» возглавлял не кто-нибудь, а сам Павел Мельников-Печерский, в 1850-52 годах изучавший здешних староверов в этнографической экспедиции, по мотивам которой много лет спустя написал свои знаменитые книги, а в 1853-м собственноручно изученый мирок по заданию губернских властей последовательно искоренявший. Ему противостояли совсем другие староверы — хитрые, скрытные, деловитые, за несколько поколений приучившиеся жить во враждебной среде, но и время тогда было уже не столь жестокое, и методы использовались более гуманные: депортации, опечатывания моленных, налоговая и служебная дискриминация, благоприятсвование переходу в единоверие и даже просто беседы «по душам», в общем крови тогда пролилось на порядок меньше, но и Мельников вошёл в староверческий фольклор этаким Антихристовым приспешником, что летал на змие, глядел сквозь стены и бесовски обольщал людей. Как бы то ни было, первые два разорения проводились людьми, знавшими эту цивилизацию изнутри, а вот третье разорение случилось при Советах, в 1920-30-е годы, и было гораздо тупее и вероломнее — и может быть именно поэтому стало для Керженских скитов необратимым.

6.

В нынешнем Керженском краю основной элемент староверческого прошлого — кладбища, оставшиеся как от скитов, так и от простых деревень. Первым и самым крупным из увиденных оказался Городинковский некрополь у деревень Мерино и Взвоз, по легенде на месте древнего мерянского города Мери, стоявшего ещё в 11 веке. И хотя место это буквально километрах в 10-15 от Семёнова, найти его оказалось весьма непросто — свернули с большой дороги, покатались туда-сюда по разбитому асфальту просёлки, и наконец у проезжавшей мимо «Газельки» узнали, где свернуть на даже не грунтовку, а просто укатанные колеи в высокой траве, по которым до кладбища ещё пара километров. Причём, понятно, указателя нет, с дороги кладбище не видно, а такие повороты там через каждую сотню метров и все на одно лицо. В общем, поиск каждого объекта тут может быть делом на пол-дня, поэтому мы и увидели так мало. Но само кладбище оставило неизгладимое впечатление:

7.

Вдали от сёл, под сводами леса, безлюное, но не заброшенное, потрясающе чистое, без оградок, зато с голбецами — так называют эти столбики с «домиками», характерный элемент именно старообрядческих кладбищ, видимо принесённый прямиком из 17 века. Что интересно, в разных краях и голбецы разные — в дельте Дуная или в Латгалии они выглядят совсем иначе, а например на Иргизе я их и вовсе не видел, но в облике самого кладбище что-то неуловимо общее с этим местом было и там. Попадаются тут и другие необычные могилы — например, крест, привязанный к дереву или крест, впечатанный в могильную насыпь:

8.

Кладбище довольно обширно, и его дальняя часть выглядит более запущенной и замшелой:

9.

Одно из красивейших сельских кладбищ, что я когда-либо видел:

10.

Что же до скитов, то как уже говорилось, с их поисками мы в общем потерпели неудачу. Из Семёнова мы выехали на северо-восток и свернули в Малом Зиновьеве со строящейся церковкой…

11.

…на второстепенную дорогу — вот так выглядит это крупное по здешним меркам село из окрестных полей:

12.

Мы знали о том, что в его окрестностях находятся целых два скита — Старый и Новый Шарпан. Шарпан был одним из старейших скитов, в 1657 году его основал соловецкий инок Арсений, привезший туда чудотворный список Казанской иконы Божьей Матери и поверие, что пока хранится икона — скит живёт. Там же поселилась схимница Прасковья, которую молва объявила «чудом выжившей» царевной Софьей, в темницах Новодевичьего монастыря многое переосмыслившей (ведь на самом деле она староверов гоняла похуже Петра) и обратившейся в древлеправославие. Поверье об иконе сбылось: Шарпан оказался единственным скитом, пережившим Питиримово разорение, и к концу 18 века в нём жило порядка 2000 человек. Мельников оказался хитрее — прилетев верхом на змие, бесовским зрением сквозь стены он углядел икону, схватил её и был таков… на самом деле, разумеется, об этом поверии он узнал в этнографичесих экспедициях и знанием своим коварно воспользовался, но факт остаётся фактом — после похищения Казанской иконы скит зачах буквально за пару лет. В 1853 была уничтожена моленная, но уже в 1860-е годы в нескольких километрах от Пустого Шарпана матушка Феврония основала Новый Шарпан, просуществовавший до 1928 года.

13.

Мне очень хотелось взглянуть на Царицыну могилу «Софьи»-Прасковеи, 12 захоронений вокруг которой молва отождеставляла с 12 стрельцами, сопровождавшими побег из Новодевичьего монастыря. В одной из деревень мы спросили дорогу у женщины, грузившей с мужем машину, и муж тут же оживился — конечно, знаем, сами туда ходим порой, езжайте за нами! Однако помня карту, я понял, что едем мы явно слишком долго — речь шла не о Старом (расположенный куда ближе к дороге, он куда более глухой), а о Новом Шарпане.

14.

Как и в случае с кладбищем, он затерян в полях — мужик показал нам деревья, на которые держать ориентир, а идти пришлось пешком, так как дорогу преграждала глубокая грязь, в которой на машине мы побоялись завязнуть. Зато какая подлинная Русь!

15.

Новый Шарпан оказался рощей со следами каких-то построек — не остатками, а именно следами, ямами на месте погребов, колодцев, пруда…

16.

Среди них — кривая ограда:

17.

В ограде — одинокая могила матушки Февронии. На наших глазах из рощи вышли двое мужиков и уехали на машине — но пришли ли они почтить могилку или же по каким-то более мирским делам — судить не берусь. Тем не менее, ненавязчивое присутствие тут ощущается — как и Городинкоске кладбище, место безлюдное, но не заброшенное:

18.

За воротами — ещё один крест в ограде, почти таких же очертаний, но только ограда замшелая да покосившаяся. Это памятник самому скиту, но дата неверна — как уже говорилось, разогнали его в 1928 году.

19.

Искать Старый Шарпан мы не рискнули, поэтому поехали по той дороге дальше — к Комаровскому скиту. По дороге деревенька Рождественское, типичного для этих краёв северного вида. Собственно, в ней мы дорогу на Шарпан и спрашивали:

20.

21.

Мне нравится, как переводят «глухомань» на английский — «solitary land», «Одинокая земля». Она и есть:

22.

Прилегающую к Комаровскому скиту деревеньку Елфимово мы проехали бех остановок и остановились на совхозной базе, облик которой вряд ли изменился со времён коллективизации. До скита ещё пройти пару километров через речку, дорогу я спросил у сторожа, которого разыскал в одном из гаражей за телевизором. Край тут настолько сонный, что даже сторож оказался спокоен и в целом дружелюбен, уж по крайней мере присутствие нашей машины на базе его не смущало:

23.

По легенде, Комаровский скит основал некий человек из Торжка по прозвищу Комар ещё в годы Раскола, и первоначально он не слишком выделялся среди других скитов, разрушенный в 1737 году и возрождённый в 1762-м. Однако затем, с легализацией староверия (когда в Москве появились Рогожский и Преображенский посёлки) и эпидемией чумы в столице сюда пришли три старовера из Москвы, ставшие едва ли не самыми уважаемыми обитателями Заволжья: Иона Курносый, писатель и начётчик с Демидовских заводов, Игнатий Потёмкин, якобы дальний родич Григория Потёмкина, инвалид русско-турецких войн, и Манефа Старая, вокруг которой в итоге и сплотился весь скит. В начале 19 века тут опять же жило порядка 2000 человек, и ныне на месте скита огромное поле:

24.

Всего тут было несколько десятков обителей. Ионина обитель выродилась к 1840-м годам — её настоятель Павел тайно перешёл в никонианство, но продолжал руководить скитом, скрывая своё предательство, ради личной выгоды, а посмертно всё завещал новообрядческим церквям. Осталась, однако, огромная старая сосна, считавшаяся чудотворной — её кору грызли старадавшие от зубной боли, но и её свели в конце 19 века. Игнатьева обитель была разрушена в «Выгонку», при этом её тогдашний настоятель пытался прикрыться якобы екатерининской охранной грамотой, сохранившейся, увы, лишь в устной форме. После Выгонки Комаровский скит стал чисто женским, а Мать Манефа стала основоположницей династии — само собой, не по крови, а по крещению: после смерти в 1816 году она стала зваться Манефой Старой, а скит до 1877-го возглавляла Манефа Новая, благодаря которой он и пережил Выгонку, сам же Мельников сделал Манефу Новую одним из главных персонажей своего романа. Наконец, была и Манефа Последняя, умершая в 1934-м году. По краям поля — несколько кладбищ, одно из них на заглавном кадре, вот его же закоулки:

25.

Ещё одно кладбище без ограды на дальней стороне поля, причём большая часть его крестов почему-то повалены:

26.

Там мы нашли могилу Манефы Последней:

27.

Но сердце Комаровского скита — могилу Манефы Старой, мы искали битый час и так и не нашли — то ли она слишком уж глубоко в лесу и ткнувшись по окрестным тропкам, я слишком рано повернул, то ли меня не пустило к ней что-то иррациональное… А жаль — там каменное надгробие со старинной надписью, а над ним навес с колоколами, практически целая часовня. Поэтому опять же отсылаю к посту cheger о Комаровском ските. Могила Манефы Новой и вовсе не сохранилась. Вот лишь опять какие-то остатки домов:

28.

Поле Комаровского скита от края до края. Полтора века назад тут стояло по сути большое и шумное село, и чтобы это поле перейти — нужно минут 15:

29.

Обескураженные такой неудачей, мы вернулись к машине. В принципе скитов и просто святых мест тут очень много — вот их обзор в википедии, а вот ещё несколько постов cheger: Осинковский скит с могилами старцев, совершивших в годы Питиримова погрома самосожжение в срубах-землянках; Ключевая гора, или Виселица, где Питирим казнил 19 старцев, пытавших вступить с ним (и вообще новообрядчеством) в диспут; «рядовые» Чернухинский, Городинский и Якимов, Одинцовский, Фундриковский, Улангерский, Осинковский скиты. Ещё можно отметить Корельский скит, основанный Анфисой Колычевой, дальней родственницей Филиппа Митрополита, и бывший центром беспоповства на Керженце, или часовни в Кулагино (такой же склеп-навес, как у Манефы Старой) и Шарпано (с Шарпанскими скитами никак не связана) у дороги на Нижний Новгород. В общем, думая, куда ещё податься, мы выехали на ту же дорогу в Малое Зиновьево и взяли по ней курс на север, к деревням Фундриково и Улангерь:

30.

Вот интересно, что за изба, увешанная крестами? Я даже не помню, в какой деревне снято… А после Выгонки в здешних деревнях оставались тайные моленные:

31.

Село Фундриково типично заволжского облика — всё же здесь полноценный Русский Север:

32.

Внутри эти избы может устроены и иначе, чем обители скитов, но сами пейзажи не так уж и поменялись, и есть в этих рядах домов что-то общее с старообрядческим селениями Забайкалья:

33.

Просто избы. Вообще, деревня тут умирающая, и подозреваю, приличные дома принадлежат в основной массе нижегородским дачникам:

34.

35.

А в конце деревни — крест:

36.

Фундриковский скит, находившийся ближе к деревне, был небольшим, и куда как интереснее соседний Улангер с таким донельзя марийским названием… принесённым, тем не менее, с запада, из костромской земли, где Старый Улангерь сгорел от удара молнии (а это ещё и очень недобрый знак, считавшейся Божьей карой), после чего насельницы ушли на Керженец. Новый Улангер ещё называли Боярским скитом — его основали в 1780-х годах помещицы Феодосия Сухонина и Акулина Свечина из окрестностей костромского Галича, и обители тут были и мужские, и женские, и поповские, и беспоповские, от других скитов же Улангер отличался тем, что в основном в нём жили представители знатных родов, к которым добавились в 19 веке купцы и купчихи (а что староверческие купцы были богаче и влиятельнее иных дворян, я писал не раз — как и евреи, в условиях гонений староверы развели феноменальную деловитость). В Выгонку предполагалось обратить Улангер в единоверие и переселить туда насельников Комаровского и Оленевского скитов, но что-то не задалось и в 1858 году он был разорён. Тем не менее, кресты да гати манили:

37.

На месте скита — одинокий дом, хозяин которого, как мне показалось, был из большого города — может, нижегородец, а может и москвич или петербуржец, но про староверов говорил «они».

38.

Прямо за его домом — гигантская 300-летняя сосна, почитавшаяся когда-то священной:

39.

Причём хозяни обратил моё внимание на то, что сосна это какая-то неместная, другого вида, как он сам предполагает — крымская, хотя учитывая, что моя предшествующая поездка была как раз по Крыму, всё же я бы с ним не согласился, не видел там сосен такого размера, а в здешнем климате им тем более так не вымахать. Антон Уманский в комментариях предположил, что это скорее сибирский кедр, который в некоторых краях сажали около церквей (потому что хоть и не те, что упомянуты в Библии, но тоже называются кедрами).

40.

Хозяин же отвёл меня в рощу у дома и показал там несколько каменных могил, непохожих на захоронения иных керженских кладбищ и своим видом так и напоминающих о том, что это был Боярский скит:

41.

Это не ржавая железяка, а каменное надгробие — обратите внимание на крест:

42.

Всё же есть в Дороге что-то иррациональное, словно связь с духами места. В Комаровском за час поисков мы не нашли довольно крупный и чтимый объект, о котором я точно знал, что он там есть и как он выглядит. В Улангере — за несколько минут находим то, о чём я никогда раньше не слышал.

43.

Напоследок, выжимая последнее из догоравшего дня (а тучи вдруг расступились, подарив нам бесценный в октябре час режимного времени) мы поехали в Осинковский монастырь, расположенный в нескольких километрах от Фундрикова по прямой и километрах в 15 — кружной дорогой через деревни Ивановское, Соколово и Донское. Всё дело в том, что по дороге речка, а через речку всего один мост — зато деревянный:

44.

Деревни тут хоть и грустны, но сказочно красивы. Нижегородское Заволжье стоило поездки, даже если бы мы не нашли вообще ничего!

45.

46.

Кажется, самые красивые наличники, что я когда-либо видел:

47.

Ещё один крест и руины Осинковского Крестовоздвиженского монастыря:

48.

Он зародился в 1849 году как скит, но не успев окрепнуть, был через несколько лет обращён в единоверие, и как единоверческий монастырь, один из форпостов Выгонки, и существовал до советских времён, когда и староверов, и единоверцев, и никониан громили уже безбожники.

49.

Так монастырь выглядел когда-то:

49а.

А таким его увидел мы… но тем не менее, вялотекущая реставрация в обители идёт, и прогнившую крышу с жилого корпуса сбрасывали уже не православные и не безбожники, а явные совершенно мусульмане из далёкой среднеазиатской стороны:

50.

За корпусом рядышком стоят и две обезглавленные церкви — на кадре выше Тихвинская (1879), а по соседству с ней Крестовоздвиженская (1855):

51.

Закат, между тем, почти догорел, и мы решили выбираться на ровный асфальт дотемна. Всё же у Керженских скитов красивая история, и в описаниях здешнего быта чувствуется какой-то, не побоюсь этого слова, драйв: есть в этом всём что-то от андерграунда, от хипповских коммун (но только без фривольностей), в стороне от погрязшего в чём-то не том общества и со своими моральными лидерами, авторитетами, чётким пониманием того, где чужие, а где свои, где Добро, а где Зло. Потому и не удалось их искоренить ни Питириму, ни Мельникову. А вот ещё какой-то крест — и я показываю даже не все кресты, что нам попались, по их концентрации Керженский край уступает разве что Мезени да поморским берегам. А ещё восточнее по этим лесам, за Ветлугой, лежит другой потайной край Марий Эл, где живут уже не староверы, а настоящие язычники, по сей день молящиеся древним богам в Священных рощах

52.

В общем, двойственное чувство. Довольно бестолковая поездка — и сильнейшие впечатления даже от того немногого, что мы сумели найти. Умирающий в общем край, как и весь Русский Север — но странное ощущение чистоты, присутствие некоего мощного Духа. Скорее всего, съезжу сюда когда-нибудь ещё раз, тем более в Нижний Новгород наведаться по 7-му разу и нормально по нему погулять (напомню, что прошлые визиты были все в 2002-2006, с плёночной мыльницей, а в этот раз не до прогулок по городу было) в моих планы входит.

Но вообюще-то, ведь от самой Москвы мы с dima1989 ехали в Китеж, вернее к месту его сокрытия, о котором — в следующей части, заключительной в этой серии.

ВЕРХНЯЯ ВОЛГА-2014. Часть 2: поиски Китежа
Обзор двух частей и оглавление.
Дорога к Волге
Дрезна.
Орехово-Зуево. Орехово.
Орехово-Зуево. Крутое и Зуево.
Непарадная Владимирщина. Петушки, Лакинск, Собинка.
Гороховец. Средневековый русский городок.
Нижегородчина — Россия в миниатюре.
Зарисовки по окрестностям. Бор, Кстово, Заволжье, Пурех.
Чкаловск. Город советской легенды.
Городец. Музеи и промыслы.
Городец. По городу.
Григорово и Вельдеманово. Родина антагонистов.
Большое Мурашкино. Дворцы в захолустье.
Лысково и Макарьев, переправа в Заволжье.
Семёнов. Матрёшкин град.
Керженская сторона. Потайной край староверия.
Светлояр, где скрылся Китеж.

varandej.livejournal.com

КЕРЖЕНЕЦ

(Керженские скиты), один из главных центров старообрядчества в кон. XVII — сер. XIX в., находившийся в лесных труднодоступных районах нижегородского Заволжья, назван по протекающей здесь р. Керженец (впадает в Волгу близ г. Лысково). Скиты располагались в бассейнах левых притоков Волги — рек Керженец, Узола, Линда, Везлома, Ватома, Дорогуча, а также на притоке Унжи — р. Чёрный Лух. По административно-территориальному делению XVIII в. это была территория Балахнинского (дворцовые Дрюковская (Мусатовская), Керженская, Толоконцевская и Хохломская волости), Нижегородского (Верхокерженская вотчина Макариева Желтоводского во имя Св. Троицы монастыря и Разнежская вотчина нижегородского в честь Благовещения Пресв. Богородицы мон-ря) и Юрьевецкого (дворцовые Корельская, Рыбновская и Белбажская волости) уездов; в 1778-1779 гг. на этих землях были образованы Макарьевский у. Костромского наместничества (с 1796 Костромской губ.) и Семёновский у. Нижегородского наместничества (с 1796 Нижегородской губ.).

Керженский монах. Гравюра с рис. А. П. Мельникова. Кон. XIX в. (ГПИБ)


Керженский монах. Гравюра с рис. А. П. Мельникова. Кон. XIX в. (ГПИБ)

Старообрядческие скиты на К. появились в нач. 60-х гг. XVII в., с этого времени среди противников богослужебной реформы формируется представление о К. как о месте, где «жить покойно и богоспасаемо». К. стал одним из важнейших центров старообрядчества во многом благодаря своему расположению: с одной стороны — глухие леса, с другой — близость Волги и торговых путей, Н. Новгорода, Балахны, Макарьевской ярмарки. На К. сходились границы нескольких уездов: Балахнинского, Галичского, Козмодемьянского, Нижегородского и Юрьевецкого. Разноведомственная подчиненность территории, слабый контроль со стороны властей во 2-й пол. XVII — нач. XVIII в. способствовали формированию авторитетного и многолюдного центра старообрядчества.

Один из первых керженских скитов был основан мон. Ефремом (Потёмкиным) в 1662 г.; скит находился «от Нижнего верст з двести и болши за Волгою рекою в болших лесах меж болот, а те… леса пошли к Ветлуге, тех лесов будет верст с триста и болши, сел и деревень нет: все леса» (цит. по: Юхименко. Новое о старце Ефреме Потёмкине. 2010. С. 23). Старец был известен в округе своим неприятием богослужебных нововведений и учением о пришествии антихриста в лице патриарха Никона. Взгляды Ефрема получили широкое распространение среди населения, и в скит к нему «хаживали… на лыжах бортники и из далных… деревень крестьяня» (Там же. С. 34). В марте 1666 г. Ефрем был арестован в ходе экспедиции полковника А. Н. Лопухина «в суздальских, вязниковских, муромских, нижегородских, костромских и вологодских пределах» с целью поимки «церковных мятежников», скит был сожжен. Ефрема доставили в Москву на Большой Московский Собор 1666-1667 гг., он повинился, составил «покаянное письмо», к-рое должен был зачитывать публично в тех местах, где он проповедовал свое учение,- в Н. Новгороде, Балахне, на Макарьевской ярмарке. После этого старец был отправлен в Новоспасский московский в честь Преображения Господня мон-рь.

Шарпанский скит. Могила Февронии. Фотография М. П. Дмитриева Нач. XX в. (РГБ)


Шарпанский скит. Могила Февронии. Фотография М. П. Дмитриева Нач. XX в. (РГБ)

Особенностью К. было преобладание старообрядцев-поповцев (см. в ст. Беглопоповцы). В 60-х гг. XVII в. здесь появился беглый священник из Шуи Дионисий, у которого был большой запас мира и Св. Даров, освященных при патриархе Иосифе. Это обстоятельство весьма способствовало росту авторитета К., в скит Смольяны к Дионисию приходило множество последователей «старой веры». Дионисий ввел на К. прием в «сущем чине» священников послениконовского поставления. Преемником Дионисия стал иером. Феодосий (Ворыпин), рукоположенный патриархом Иосифом. Феодосий появился на К. ок. 1694 г. и пользовался большим авторитетом: он «в нуждах крещения, исповедания и постригания наставляше» жителей скитов. На К. Феодосий находился недолго, из-за преследования властей бежал на Ветку, где оставался до своей смерти в 1710 г. признанным главой поповцев.

В кон. 70-х гг. XVII в. сеть тайных старообрядческих поселений на К. основали монахи, бежавшие из Соловецкого в честь Успения Пресв. Богородицы монастыря после подавления в 1676 г. Соловецкого восстания. По преданию, семеро соловецких монахов — Арсений, Никанор, Онуфрий, Парфений, Софонтий, Трифиллий и Адриан — пришли в долину р. Санохты (правый приток Керженца) и поставили здесь кельи, с тех пор это место стало известно как «Семибратская долина». Бывш. соловецкие монахи руководили общинами поповцев на К. Арсений стал основателем Арсеньевского скита близ дер. Хвостиково и скита Шарпан (впосл. Ст. Шарпан) на р. Чёрной Санохте. После его смерти в 1682 г. скит возглавил старец Онуфрий (по нек-рым сведениям, имел прозвище Орёл). Будучи человеком энергичным, с организаторскими способностями, Онуфрий распоряжался поступлением всех средств, приходивших на К. от жертвователей, и распределял их между скитами. Не менее почитаемым и авторитетным лидером был Софонтий, буд. основатель и руководитель главного беглопоповского согласия К., Урала и Сибири — софонтиевского. По одним сведениям, он попал в Заволжье с Соловков ок. 1677 г., по другим — являлся беглым монахом, скрывавшимся в галичских лесах, где ок. 1690 г. его нашли «керженские отцы» и пригласили в Заволжье. Софонтий организовал на К. скит во имя Св. Духа около дер. Деяново. Ценные сведения о Софонтии оставила жительница керженских скитов Дорофея, которая в 1745 г. свидетельствовала, что старец служил «у себя в келье вечерни, заутрени, а в день часы или обедни… отправлял и на Господские-де праздники живущия в тех лесах раскольники для слушания оных служеб на молитву к нему, Софонтию, в келью собирались» (ЦАНО. Ф. 570. Оп. 553. Д. 43 (1745 г.). Л. 6).

Могила старца Арсения. Фотография М. П. Дмитриева. Нач. XX в. (РГБ)


Могила старца Арсения. Фотография М. П. Дмитриева. Нач. XX в. (РГБ)

Важным событием в духовной жизни К. на рубеже XVII и XVIII вв. стали споры из-за «догматических писем» Аввакума Петрова, созданных в ходе споров с диак. Федором Ивановым по основным вопросам православной догматики (см. Аввакумовщина). Письма привез на К. ученик Аввакума Сергий (Крашенинников), поселившийся в скиту Онуфрия, где эти письма приняли с благоговением: «…и бархатом облагают их, и поставляют у святых икон; а инии и с собою носят их, и мнят теми писмами избавлятися от напастей; инии же и ладаном натирают те писма» (МДИР. Т. 8. С. 260). Рассуждения Аввакума подчас расходились с правосл. вероучением. Критика этих построений диак. Федором нашла своих сторонников на К., и 19 авг. 1693 г. в починке Зиновьево состоялся собор, на к-ром принятие Онуфрием писем Аввакума получило самую резкую оценку. В 1702, 1704, 1706 и 1708 гг. по этому поводу на К. проводились новые соборы, однако онуфриевцы не только не отказались от «несогласных писем», но и «паче начаша их любити и веровати по ним, и за церковною службою прочитати». Позиция Онуфрия подвергалась все более сильной критике со стороны софонтиевцев, а затем и представителей дьяконова согласия. Из Москвы на К. пришло послание, увещавшее Онуфрия отказаться от учения Аввакума. В мае-нояб. 1708 г. сторонники Софонтия добились того, что Онуфрий вместе с Сергием (Крашенинниковым) письменно подтвердили отказ от писем Аввакума. В 1717 г. состоялось еще одно «примирительное собрание», на к-ром был составлен «мировой свиток» за подписью со стороны скита Онуфрия старцев Досифея, Арсения, Макария и Авраамия и др. Они подтверждали, что «и ныне у нас… во всем ските тех писем нет, и по них не мудрствуем и не выправливаем». Несмотря на это, сторонники Софонтия в 1719 г. свидетельствовали, что находятся в «распрении» с «ануфрианами» (МДИР. Т. 8. С. 240-242, 308).

На К. попали не только письма Аввакума, но и первоначальная редакция его Жития и ряд других рукописей, привезенных из Пустозерска вдовой попа Лазаря Домницей. Об этом свидетельствует Прянишниковский список Жития протопопа Аввакума, представляющий особую редакцию текста, и керженские сборники сочинений Аввакума, хотя и немногочисленные, но содержащие исключительно редкие тексты. Заслуга К.- в сохранении и копировании сочинений протопопа Аввакума, причем это была особая, отличная от поморской и выговской, рукописная традиция.

Софонтиевщина и онуфриевщина являлись самыми многочисленными старообрядческими согласиями на К. Ок. 1709 г. из софонтиевщины выделилось дьяконово согласие («лысеновщина», «новокадильники»), созданное Александром диаконом, который в 1710 г. возглавил керженский Лаврентьевский скит. Др. лидером дьяконовцев считался свящ. Димитрий, а главным идеологом — мирянин, москвич Т. М. Лысенин, поселившийся на К. ок. 1708 г. Лысенин был известен как полемист и писатель. Одним из первых он стал собирать и систематизировать свидетельства в пользу старых обрядов, сведения он брал из рукописных и старопечатных книг, исследовал иконы и предметы церковного искусства. Эту работу Лысенин начал в Москве в 1706 г., продолжил и обобщил на К. в 1713 г. По предположению П. С. Смирнова, Лысенин ок. 1710 г. составил на К. «Сказание вкратце о брани протопопа Аввакума с Федором дьяконом». В отличие от софонтиевщины и онуфриевщины дьяконово согласие было немногочисленным. В переписях 1718-1723 гг. упоминаются ок. 200 дьяконовцев, проживавших на К. Несмотря на малочисленность, они отличались активностью, и, по нек-рым данным, в нач. XVIII в. «на Керженце поп Димитрий и дьякон Александр духовенством управляли» (Иоаннов А. Полное историческое известие. 1799. С. 213).

Иконы в керженском лесу. Гравюра с рис. А. П. Мельникова. Кон. XIX в. (ГПИБ)


Иконы в керженском лесу. Гравюра с рис. А. П. Мельникова. Кон. XIX в. (ГПИБ)

Споры и разделения среди керженских поповцев в 1-й четв. XVIII в. не прекращались. Софонтиевцы и дьяконовцы, согласно выступавшие против догматических построений Аввакума, разошлись между собой в вопросе о чине приема в старообрядчество священников из правосл. Церкви («беглых попов»): первые принимали через миропомазание (2-м чином), вторые — через отречение от ересей (3-м чином). В 1708-1710 гг. в керженских скитах состоялось несколько шумных соборов, на к-рых обсуждались мнения дьяконовцев о спасительности 4-конечного креста и о способе каждения. Для разрешения споров керженские старцы послали несколько писем и делегацию на Ветку, где взгляды дьяконовцев были признаны ошибочными. В послании на К. с Ветки Феодосий (Ворыпин) рекомендовал враждующим сторонам терпимее относиться друг к другу и не раздувать ссор, вызывающих «смех и укорение» противников «старой веры». Заволжские скитники понимали, что на К. «не благо чинится — многие раздоры, и свары, и разделения единоверно живущих» (Иоаннов А. Полное историческое известие. 1799. С. 272).

На К. также имелись скиты беспоповцев. На их формирование большое влияние оказало учение мон. Капитона и его последователей, проповедовавших между Шуей и Вязниками — на территории, непосредственно примыкавшей к нижегородскому Поволжью. Проводившиеся в 1664 г. на К. «сыски» выявили несколько тайных поселений «капитонов» (Румянцева В. С. Народное антицерковное движение в России в XVII веке. М., 1986. С. 151-152). В нач. XVIII в. на К. образовался беспоповский толк «кузьминщина» (возможно, связанный с капитоновщиной), лидером которого являлся «мужик-неук» Кузьма Андреев. Андреев и его последователи «вместо исповеди на всяк день друг от друга получали прощение», считая, что «никто души своей не спасет, аще не придет к ним» (Есипов. Раскольничьи дела. 1861. Т. 1. С. 557). По мнению Смирнова, это учение было началом Спасова согласия (нетовщины), существовавшего на К. Последователи учения Кузьмы Андреева жили на К. в 40-х гг. XVIII в.: скит «Кузьмина толку», в котором числилось 30 чел., находился «под Барминским починком в лесу, против села Фокина» (ЦАНО. Ф. 570. Оп. 553. Д. 23 (1746 г.). Л. 14 об.). Скит нетовцев располагался также «под деревнею в Оленевом починке» (ЦАНО. Ф. 570. Оп. 554. Д. 11 (1760 г.). Л. 4). Среди лидеров беспоповцев на К. в нач. XVIII в. следует выделить «начального старца» Макария, «отцов» Иакова, Никифора, Елисея, Емельяна, а также Семена Еремеева, Ивана Михайлова Чуплова, Максима Иванова, Ермолая Федотова, Василия Яковлева. Известен «учитель» беспоповцев Меркурий Григорьев, проживавший в это время в Заузольской волости на р. Линде (Полное собрание постановлений и распоряжений по Ведомству православного исповедания Российской империи. Т. 4. С. 163). В документах упоминается «начальная старица» беспоповцев Анфиса Большая (ЦАНО. Ф. 570. Оп. 552. Д. 19 (1728 г.). Л. 1). По итогам переписей 1-й четв. XVIII в. известно, что в 1718 г. в Заволжье насчитывалось 222 беспоповца, в 1719 г.- 112, в 1720 г.- 315, в 1723 г.- 72 беспоповца.

Керженские общины беспоповцев поддерживали тесные связи с крупнейшим беспоповским центром — Выголексинским общежительством. В 1698 г. выговцы, обсуждая проект перехода из государственных в помещичьи крестьяне, в случае неудачи своего замысла предусматривали переселение на К. В 1705-1712 гг., спасаясь от голода, часть выговцев перебралась на К. Несколько раз посетил К. один из лидеров Выга Андрей Денисов (см. в ст. Денисовы).

Внутренний вид моленной в Оленевском скиту. Гравюра с рис. А. П. Мельникова. Кон. XIX в. (ГПИБ)


Внутренний вид моленной в Оленевском скиту. Гравюра с рис. А. П. Мельникова. Кон. XIX в. (ГПИБ)

На К. старообрядцы неоднократно созывали соборы. В 1703 г. состоялся собор поповцев, на котором присутствовали делегаты «от различных стран Сибирския земли, и от Чернаго моря, и донских степей, и от различных градов». Собор утвердил послание к беспоповцам различных регионов страны с осуждением их позиции. В 1710 г. на К. состоялся еще один собор, осудивший деятельность беспоповцев и отправивший послание к ним «во Псков с уездами, в Новгород и за границу». Споры между нижегородскими поповцами и беспоповцами нередко перерастали в столкновения, при этом в трудные времена старообрядцы К. объединяли свои усилия для сопротивления властям. Примером такой солидарности может служить факт помощи беспоповцев-выговцев поповцам-дьяконовцам в составлении «Дьяконовых ответов». Известны случаи, когда беспоповцы отдавали своих детей «в научение» в скиты поповцев. Так, напр., поступил нижегородский обер-ландрихтер С. Нестеров, тайный беспоповец, отправивший пасынка учиться в скит к поповцам-онуфриевцам, к которым он и его жена неоднократно «в келью приезжали» (Есипов. Раскольничьи дела. Т. 2. С. 211). Для К. также был характерен смешанный тип поселений поповцев и беспоповцев.

К нач. XVIII в. в Заволжье находилось 94 старообрядческих скита. С этого времени К. стал районом концентрации беглых крестьян. В ходе переписи 1720 г. выяснилось, что мн. волости этого региона были почти полностью заселены беглыми, в частности в Керженской и Хохломской волостях «явились все пришлые» (Козлова Н. В. Побеги крестьян в России в 1-й трети XVIII в. М., 1983. С. 132). Массовое бегство крестьян на К. объяснялось недовольством населения из-за тяжелых налогов и реформ. В 1713 г. Л. Баторов свидетельствовал, что многие «всякого чину люди, сходцы с Москвы и с разных других городов» бегут на К. «от брадобрития» (Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого. СПб., 1888. Т. 3. Кн. 2. С. 605). В ходе переписи старообрядцев в 1719-1720 гг. в нижегородском Заволжье был зафиксирован 3591 «келейный житель», среди них 1500 беспоповцев, 1275 софонтиевцев, 607 онуфриевцев и 209 дьяконовцев.

Вслед. гонений на старообрядцев со стороны Питирима (Потёмкина) (Нижегородский епископ в 1719-1738) в 10-х гг. XVIII в. большинство скитов на К. было разорено. В 1720 г. был казнен диак. Александр, Онуфрий ок. 1719 г. ушел на Белое м., Иона Белбажский был заключен в монастырь, Сергий (Крашенинников) скрылся в Сибири. Старообрядцы бежали с К. на Север, Урал, Ветку и в Стародубье. В результате переселения староверов с К. на Урал и в Сибирь (под защиту привилегий, полученных в 1702 Демидовыми для развития металлургии) было положено начало поповскому направлению в старообрядчестве Сибири, которое со временем превратилось в крупнейшее часовенное согласие. Разгрому К. предшествовала письменная полемика: на вопросы Питирима керженские старообрядцы по требованию последнего подали «Дьяконовы ответы» (написанные на Выге беспоповцами С. и А. Денисовыми). В ответ еп. Питирим издал в 1721 г. «Пращицу противу вопросов раскольнических».

Молельни Чернухинского скита. Фотография М. П. Дмитриева. Нач. XX в. (РГБ)


Молельни Чернухинского скита. Фотография М. П. Дмитриева. Нач. XX в. (РГБ)

В 40-х гг. XVIII в. часть тайных старообрядческих поселений на К. была возрождена. Еп. Димитрий (Сеченов) в 1743 г. сообщил в Синод о наличии в Заволжье более 50 скитов, в которых жил 791 чел. (РГИА. Ф. 796. Оп. 24. Д. 16а. Л. 1-44). В 1755 г. общее число скитников в Балахнинском и Юрьевецком уездах, записанных в платеж, достигло 1339 чел. (251 мужчина и 1088 женщин). В 1760 г. власти вновь зафиксировали увеличение численности скитских жителей на К. (Там же. Оп. 42. Д. 118. Л. 1-1 об.). Благодаря либерализации правительственной политики по отношению к старообрядчеству при имп. Екатерине II Алексеевне (1762-1796) в нижегородском Заволжье были возобновлены старые и появились новые скиты, к 1788 г. здесь действовали 54 скита, в к-рых жили 8 тыс. чел.

В 1777-1779 гг. жители К. приняли участие в полемике о способе приема в старообрядчество иереев из правосл. Церкви. Полемика началась после того, как на Рогожском кладбище, где установилась практика приема беглых иереев через миропомазание, в 1777 г. было сварено «миро». Противниками мироварения и приема иереев 2-м чином стали Михаил Калмык и настоятель Успенского мон-ря близ посада Злынка (ныне город Брянской обл.) Никодим, предлагавшие принимать священников через отречение от ересей (3-м чином). Завязалась переписка с участием основных беглопоповских центров страны. Свое несогласие с Михаилом Калмыком в виде «Беседословия, или Увещания, о церковном несогласии» высказали в т. ч. керженские и городецкие иноки и инокини с окрестными жителями (РГБ. Ф. 247. № 596. Л. 49 об.- 53).

На рубеже XVIII и XIX вв. в Макарьевском у. Костромской губ. имелось 6 зарегистрированных скитов, в к-рых числились 35 чел.; в Семёновском у. Нижегородской губ. было учтено 26 келейных поселений, в к-рых проживали 1362 чел. (преимущественно женщины). Выделялись многолюдством Комаровский (331 чел.), Оленевский (266 чел.), Быстренский (101 чел.) и Ворошиловский (99 чел.) скиты. В нач. XIX в. на К. по-прежнему преобладали поповцы, хотя оставались и приверженцы беспоповщины — спасовцы и поморцы. К 1826 г. в 28 скитах проживали 2839 чел., в т. ч. 2320 поповцев, 337 спасовцев, 182 поморца. Часовен и моленных, по офиц. данным, было 75, в т. ч. 72 поповские, 2 — Спасова согласия и 1 — поморская. Плохая почва не позволяла керженским скитникам активно заниматься земледелием. Они либо жили на подаяние от единоверцев, либо «кормились работою своею»: «били шерсть», летом собирали и продавали окрестному населению ягоды и грибы, а на вырученные деньги покупали хлеб и др. продукты, зимой «мужеск пол плели лапти, а женск прял пряжу».

После 1826 г. был проведен ряд правительственных мероприятий для уничтожения старообрядческих скитов: было запрещено строить новые и поправлять старые моленные, устраивать их в домах и иметь колокола, в 1836 г. повторно запретили приписывать старообрядцев к скитам. В том же году был основан Покровский единоверческий жен. монастырь близ Семёнова, в к-рый перешли неск. скитниц. В 1847 г. нижегородский губернатор возложил надзор за старообрядческими скитами на своих чиновников особых поручений, одним из них был П. И. Мельников (А. Печерский). В 1848 г. Мельников запечатал Благовещенский скит, основанный в 1814 г. иноком Тарасием на правом берегу Керженца, и убедил Тарасия перейти в единоверие; в 1849 г. был открыт керженский Благовещенский единоверческий мон-рь, первым игуменом которого стал Тарасий. В 1849 г. Мельников склонил к единоверию Осиновский жен. скит, в следующем году скит был преобразован в Осиновский единоверческий жен. монастырь. В это же время из скитов были изъяты иконы, почитавшиеся старообрядцами чудотворными: Казанский образ Божией Матери из скита Ст. Шарпан был вывезен в единоверческий Благовещенский мон-рь, икона свт. Николая Чудотворца из Оленевского скита была передана в Осиновский единоверческий мон-рь.

Могила старца Софонтия на Деяновском кладбище. Фотография М. П. Дмитриева. Нач. XX в. (РГБ)


Могила старца Софонтия на Деяновском кладбище. Фотография М. П. Дмитриева. Нач. XX в. (РГБ)

К 1853 г. число керженских скитов уменьшилось до 16, в них было 976 жителей (преимущественно женщины), в т. ч. 934 поповца, 25 спасовцев и 17 поморцев. Весной 1853 г. был издан имп. указ о закрытии керженских скитов, их жители были приписаны к гос. крестьянам Хвостиковской и Хохломской волостей Семёновского у. Несмотря на это распоряжение, в 1854 г. на К. оставалось 8 келейных поселений. На рубеже XIX и XX вв. на К. действовали 4 небольших жен. скита: Чернухинский (в 5 верстах от Семёнова), Оленевский, Комаровский (близ Семёнова), Улангерский. Они были разогнаны в кон. 20-х — нач. 30-х гг. XX в., насельницы перешли в соседние деревни. Последняя настоятельница комаровских келий мать Манефа умерла в 1934 г., похоронена на кладбище в Комарове, ее могила почитается старообрядцами.

Одним из факторов, определявших авторитет К. среди старообрядцев, являлось наличие здесь мощей старцев — основателей и руководителей скитов. В сер. XIX в. Мельников свидетельствовал, что Софонтий «доселе считается главнейшим святым беглопоповщины, они (старообрядцы.- Авт.) всегда поминают его в своих молитвах и ходят на поклонение его мощам» (Мельников. Отчет. 1910. С. 109). В наст. время места бывш. Оленевского, Комаровского, Шарпанского скитов, могилы Софонтия, Лотия, Манефы и других посещают старообрядцы как из окрестных деревень, так и из различных регионов России, в т. ч. из Сибири, на местах келейных поселений поставлены памятные кресты.

Керженское старообрядчество оказало сильное влияние на творчество Мельникова, М. В. Нестерова. В дилогии Мельникова (Печерского) «В лесах» (1871-1874) и «На горах» (1875-1881), где описана преимущественно жизнь керженских скитов, впервые в рус. лит-ре XIX в. был создан положительный образ старообрядца. Глубокое понимание людей «старой веры» отразил Нестеров на своих полотнах: «На горах», «За Волгой», «Великий постриг», «На Волге», «Две сестры» и др. Нижегородский фотограф М. П. Дмитриев в нач. XX в. запечатлел виды и святыни К. и издал серию открыток (ГАНО. Колл. фотографий М. П. Дмитриева). Керженские старообрядческие типы привлекали художника и фотографа А. О. Карелина.

В 1922-1936 гг. существовало единоверческое Керженское викариатство Нижегородской епархии, названное по с. Керженец (ныне поселок Борского р-на Нижегородской обл.). Керженский епископ служил в с. Бор (ныне город, районный центр Нижегородской обл.), расположенном неподалеку от с. Керженец.

В 1994 г. нижегородский Ин-т рукописной и старопечатной книги российского Поволжья начал работу по изучению св. мест старообрядчества. Исследования, проведенные институтом, легли в основу постановления законодательного собрания Нижегородской обл. 1995 г. «Об объявлении памятных мест, связанных с историей старообрядчества, мест паломничества и поклонения старообрядческим святыням, расположенных в Семёновском районе, достопримечательными местами Нижегородской области и памятниками истории областного значения». Этим постановлением дер. Б. Оленево (бывш. Оленевский скит) объявлена историческим населенным местом Нижегородской обл., скиты Комаровский, Смольяны, Ст. (Пустой) Шарпан, Нов. Шарпан и «Святой колодчик с могилами сожженных» возле дер. Осинки — достопримечательными местами. Памятниками истории считаются могилы подвижников «старой веры» Софонтия, Трифиллия, Иосифа, Никодима, Даниила «и с ним две тысячи сестер и братьев сожженных», схимниц Агафии, Прасковеи, Феклы.

Ист.: Иоаннов А. (Журавлев А. И.). Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках. СПб., 1799. 4 ч.; Алексеев И. История о бегствующем священстве // Летописи Тихонравова. 1862. Т. 4. С. 61-63; Есипов Г. В. Раскольничьи дела XVIII столетия, извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии. СПб., 1861. Т. 1. С. 557; 1863. Т. 2. С. 6-14, 186, 211, 258-260; Филиппов И. История Выговской старообрядческой пуст. М., 1862. С. 137; МДИР. 1887. Т. 8: Историко- и догматико-полемические сочинения первых расколоучителей. С. 240-242, 246, 260, 308; Архангелов С. А. Среди раскольников и сектантов Поволжья: Ист.-бытовые очерки раскола и сектантства в Нижегородском крае. СПб., 1899; Мельников П. И. Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губ. за 1854 г. // Сб. Нижегородской губ. УАК. Н. Новг., 1910. Т. 9: В память П. И. Мельникова (А. Печерского). Лит.: Состояние раскола в Нижегородской епархии по смерти Преосвящ. Питирима до кон. XVIII ст. // Нижегородские ЕВ. 1867. № 5. С. 117-128; Смирнов П. С. История русского раскола старообрядства. СПб., 18952; он же. Из истории раскола 1-й пол. XVIII в. СПб., 1908; он же. Споры и разделения в русском расколе в 1-й четв. XVIII в. СПб., 1909. С. 39-41, 125-127, 141, 280-282, 316-328; Прилуцкий Ю. В захолустьях. Семёнов, 1917; Демкова Н. С. Житие протопопа Аввакума: (Творческая история произведения). Л., 1974. С. 131-132; Беляева О. К. Полемические сборники и сочинения старообрядцев диаконовского согласия: (Нек-рые предв. замечания) // Христианство и церковь в России феодального периода. Новосиб., 1979. С. 211-216; Юхименко Е. М. Новые материалы о начале Выговской пустыни // ТОДРЛ. 1993. Т. 47. С. 328-337; она же. Новое о старце Ефреме Потемкине // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.): Сб. науч. тр. М., 2010. Вып. 4. С. 21-56; Бахарева Н. Н., Белякова М. М. Изучение и государственная охрана мест, связанных с историей старообрядчества в Нижегородской обл. // Мир старообрядчества. М., 1998. Вып. 4: Живые традиции: Результаты и перспективы комплексных исследований: Мат-лы междунар. науч. конф. С. 132-139; Духовная литература староверов востока России XVIII-XX вв. Новосиб., 1999. С. 31, 625-626; Сироткин С. В. Устный Керженский синодик // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.). М., 1999. С. 290-300; Морохин А. В. Заволжские старообрядческие скиты в 40-50-х гг. XVIII в. // Нижегородские исследования по краеведению и археологии. Н. Новг., 2001. С. 144-151; он же. Керженец как центр «скитского жительства» в кон. XVII-XVIII вв.: (По мат-лам допросных речей старообрядцев) // Язык, книга и традиционная культура позднего рус. средневековья в жизни своего времени, в науке, музейной и библиотечной работе XXI в.: Тр. 2-й Междунар. науч. конф. М., 2011. С. 399-411. (Мир старообрядчества; Вып. 8).

А. В. Морохин, С. В. Сироткин

www.pravenc.ru

Старообрядческие скиты Нижегородской губернии — это… Что такое Старообрядческие скиты Нижегородской губернии?

Староверы в Шарпанском скиту
(фотография 1897 года)

Старообрядческие скиты Нижегородской губернии (Керженские скиты) — группа старообрядческих скитов, образовавшихся на территории Нижегородской губернии в конце XVII — начале XVIII веков. Большинство из них было расположено на реке Керженец, по названию которой они стали обобщённо называться Керженскими скитами.

Ряд скитов Нижегородской губернии был описан в романах П. И. Мельникова «В лесах» и «На горах», где приводится подробное описание быта и обычаев нижегородских староверов.

Перечень скитов

Группа монахов с настоятелем Филаретом в Благовещенском мужском скиту
  • Благовещенский Керженский скит — один из известнейших и крупнейших старообрядческих скитов, основанный в 1814 году иноком Тарасием (1787—1876), на правом берегу реки Керженца. В 1848 году, во времена борьбы с сектантством при императоре Николае I, скит был запечатан властями, но вскоре в 1849 году вновь открыт как единоверческий мужской монастырь, первым игуменом которого был тот же Тарасий[1]. Часть бывшей братии также приняла единоверие и осталась в скиту, но большая часть разбрелась по другим старообрядческим скитам.
  • Голендухин скит — основан матерью Голендухой — одной из первых подвижников старообрядчества, появившихся на Керженеце. Скит был разорён во время гонений архиепископа Питирима, но в начале второй половины XVIII века был восстановлен и просуществовал до начала XIX века. В настоящее время на месте скита сохранились только следы кладбища. Место, где был скит, именуется у старообрядцев Голендухин дол и является местом паломничества.
  • Гордеевский скит — возник в XVIII веке. В начале XIX века Гордеевский скит входил в список 54 старообрядческих скитов Семёновского уезда, в нём было 3 обители (1826 год). Закрыт по приказу об уничтожении скитов в Семёновском уезде Нижегородской губернии от 1 мая 1853 года. Сохранились остатки скитского кладбища, являющиеся местом паломничества.
Комаровский скит
(фотография 1897 года)
  • Комаровский скит — наиболее известный из нижегородских скитов. Основан в конце XVII — начале XVIII века старообрядцем Комаром, пришедшим на Керженец из Торжка. По его имени и был назван скит. Известность Комаровский скит получил после московской чумы 1771 года и появления в Москве старообрядческих кладбищ — Рогожского и Преображенского. В начале XIX века в составе Комаровского скита было 35 мужских и женских обителей, в 1826 году — 26, в 1853 году — 12 обителей, 3 часовни и 2 моленные; в скиту проживало до 500 скитниц и столько же послушниц. После «выгонки» 1853 года в Комаровском скиту не осталось мужских обителей. Скит был расселён примерно в 1927 году. В настоящее время скит разрушен, сохранилось только несколько могил на скитских кладбищах, которые являются объектом паломничества старообрядцев из различных регионов России.
  • Корельский скит — по старообрядческому преданию основан Анфисой Колычевой, родственницей митрополита Филиппа, сосланной в эти места по указанию Ивана Грозного. Относился к беспоповскому толку и имел общение со староверами поморского согласия. Скит был упразднён ещё в XVIII веке, но в начале XIX века возродился в соседней деревне Корельское (упоминается в архивных документах середины XIX века). В 1891 году на деньги Саввы Морозова в скиту была построена новая часовня. Место изначального скита, называемого дальние кельи, находится в лесу, заметны ямы и битый кирпич от печей. В самой деревне сохранилось кладбище.
  • Одинцовский скит — возник в XVIII веке, располагался рядом с Корельским скитом. В 1826 году в скиту насчитывалось 9 обителей. Скит уничтожен пожаром в 1840 году, большая часть насельников перешла в Гордеевский скит, остальные в близлежащие деревни. На месте скита сохранились кладбища, главным объектом паломничества является могила матери Маргариты и расположенный рядом с ней источник воды, почитаемой староверами как целебная.
Уставщицы (Оленевский скит)
  • Оленевский скит — древнейший из керженецких скитов. По преданию основан в XV веке иноками Желтоводского монастыря, сопровождавшими Макария Желтоводского в Унжу после разорения монастыря Улу-Махметом. На месте скита странникам явился олень — отсюда и произошло название скита. После церковных реформ патриарха Никона оленевские пустынножители не приняли нововведений и ушли в раскол. После Питиримова разорения скит был уничтожен, после указа Екатерины II от 1762 года о позволении староверам вернуться в Россию скит был восстановлен. На начало XIX века в нём насчитывалось 14 женских обителей и он был одним из крупнейших и известнейших на Керженце (в 1826 году в нём было 5 часовен и 9 моленных). В 1834 году по указу Нижегородского губернского правления был составлен план скита с обозначением обителей и келий: в нём проживало 432 души мужского и женского пола, имелось 6 бывших кладбищ и одно действующее. С 1838 года скит в официальных документах назывался деревней, оставаясь по сути старообрядческим монастырем. К моменту «выгонки» 1855 года в скиту было 18 обителей в которых проживала 1 схимонахиня и 48 инокинь, имелось 8 моленных. После «выгонки» было решено переселить обитателей Оленевского скита в Улангерский. В отчёте о состоянии раскола по Семёновскому уезду за 1857 год Оленевский скит значится как бывший, но семёновские священники писали, что многие скитницы продолжают проживать «по месту прежней приписки». Оленевский скит стал основой деревни Большое Оленево, единственного поселения Семеновского района, возникшего непосредственно на месте скита: застройка деревни повторяет расположение скитских обителей. В деревне до настоящего времени проживают старообрядцы, которые ухаживают за могилами на остатках трёх старых кладбищ на могилах которых, за отсутствием моленной, совершаются по праздникам богослужения.
  • Скит Смольяны — основан предположительно в 1656 году монахами из знатных родов: Сергеем Салтыковым (из рода Салтыковых по материнской линии была императрица Анна Иоанновна), Спиридоном и Ефремом Потёмкиными. Скит стал центром поповского согласия на Керженце. В 1660 году скит возглавил иеромонах Дионисий Шуйский (родственник царя Василия Шуйского), получивший почтение среди старообрядцев так как имел запас мира и Святых Даров, освященных при патриархе Иосифе. В 1690 году главой скита стал поп Феодосий, неоднократно подвергавшийся арестам за проповедь раскола. В 1694 году он был схвачен и сожжен, а скит вместе с часовней Тихвинской иконы Божией Матери был разрушен. На скитских кладбищах объектами паломничества с XIX века стали могилы основателей скита и колодцы, по преданию, выкопанные ими. В настоящее время сохранились 22 могилы с ветхими крестами и голбцами, а также две ямы с водой, являющиеся останками прежних колодцев.
  • Скит Семь дев — основан во второй половине XVII века. Полностью уничтожен во время питиримова разорения в 1719 году. Своё название получил от скитской часовни, посвящённой празднику святых семи дев: Текусы, Александры, Клавдии, Фаины, Евфрасии, Иулии и Матроны. Место где располагался скит посещается староверами в дни Светлой седмицы.
  • Улангерский скит — основан в 1780-х годах на реке Козленце переселенцами из Макарьевского уезда Костромской губернии, пришедшими на Керженец из сгоревшего «старого Уленгера». Основательницами скита были Галицкая помещица Феодосия Федоровна Сухонина и дворянка Акулина Степановна Свечина. В скиту было от 12 до 20 женских и мужских обителей, насельники которых принадлежали как беглопоповскому, так и беспоповскому толку. Улангерский скит населяли представители знатных родов, за что его считали боярским. С XIX века в нём стало селиться купечество: вдовые купчихи принимали схиму, а челядь просто иночество. Улангерский скит поддерживал связи с Рогожским кладбищем, славился богатством убранства часовен и величием церковных служб — в праздничные дни богослужение совершали до 12 иереев. Скит был местом поклонения мощам святой Феклы, почитавшейся среди старообрядцев. С 1838 году скит стал называться селением. В 1855 году в скит планировалось переселить насельников Комаровского и Оленевского скитов, но переселение не состоялось и Улангерский скит был закрыт. Часть его жителей формально приняло единоверие, а другие переселились в соседние деревни, забрав с собой все ценные книги и иконы. Улангерский скит был уничтожен 28 февраля 1858 года: из моленной сделали жилую избу, в которой стала проживать единоверка. В настоящее время на месте скита находится деревня Улангерь в центре которой сохранилось старое скитское кладбище.
  • Фундриковский скит — основан в ХVIII веке. В скиту на 1826 год имелось две обители и часовня. Скит был закрыт в 1852 году, его обитатели переселились с близлежащую деревню Фундриково, в которой в начале ХХ века ещё имелась тайная моленная. В настоящее время от скита сохранилось лишь несколько могил в юго-восточной части деревенского кладбища.
Могила матери Февронии (начало XX века)
  • Старый (Пустой) Шарпан — основан в 1657 году первыми керженскими староверами, пришедшими из смоленского Бизюкова монастыря. По старообрядческой легенде скит был основан соловецким иноком Арсением, которого привела в Керженский лес икона Казанской Божией матери, остановившиеся на месте будущего скита, а глас Богородицы повелел основать обитель, в которой вместе с иконой будет процветать древнее благочестие. Шарпанский скит стал центром керженецкого поповства. Перед питиримовым разорением в скиту проживало до 2000 человек. К 1737 году после гонений Питирима на староверов Шарпан остался единственным частично сохранившимся скитом на Керженце и в Чернораменье. После указа 1762 года, прекратившего преследования старообрядцев за веру, Шарпанский скит вновь наполнился жителями, их количество достигало 5000 человек. В скиту была одна обитель. Закрытие Шарпанского скита было произведено в 1849 году — чиновник особых поручений П. И. Мельников вывез из скита почитавшуюся чудотворной икону Казанской Божией Матери. Так сбылось старообрядческое пророчество, связанное с историей основания Шарпана. В 1852 году была закрыта и уничтожена Шарпанская моленная, а после 1853 года в скиту проживало не более 3-4 человек. От скита остались два кладбища с почитаемыми староверами могилами. Среди них известно захоронение схимницы Прасковьи («царицына могила») в окружении 12-ти безымянных могил. Староверы считают эту Прасковью царевной Софьей, якобы бежавшей из Новодевичьего монастыря с 12-ю стрельцами.
  • Новый Шарпан — основан в 60-е годы XIX века после разорения Старого Шарпана. Скит являлся женским и образовался вокруг могилы матери Февронии, почитавшейся святой. Считалось, что её могила в первый день Пасхи источает целебную воду. В 1911 году в скиту была построена каменная часовня, от которой сохранилась лишь медная плита с надписью. К 1917 году в скиту проживала лишь одна схимница — мать Дорофея. Скит был закрыт в 1928 году, последней игуменьей в нём была мать Меропея. В настоящее время от скита сохранились останки женского кладбища, с сохранившейся могилой матери Февронии, почитаемой староверами и в наши дни. Новый Шарпан является местом паломничества местных и приезжих староверов в день иконы Казанской Богородицы и на Пасху.

См. также

Примечания

Литература

  • Керженские скиты // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Безобразов В. П. Семеновский уезд Нижегородской губернии и раскольничий мир (из путевых воспоминаний) // Русская мысль. 1883. № 11
  • Мельников П. И. «В лесах», «На горах»
  • Мельников П. И. Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии // Сборник НГУАК. Т. IX. Н. Новгород, 1911.
  • Федоров В. В., Андрианов В. Ф. Керженские тайны. Нижний Новгород, 2003.

Ссылки

dic.academic.ru

КЕРЖЕНСКИЕ СКИТЫ — Древо

Ке́рженские скиты́, поселения старообрядцев в основном поповского (беглопоповцы) толка, а также беспоповцев спасовского и поморского толков в керженских и чернораменских лесах Семеновского уезда Нижегородской губернии.

Возникли в 1780-е гг. по берегам р. Керженец (левый приток Волги). После осады Соловецкого монастыря многие старообрядцы удалились в эти места. Старейшими из скитов были близ г. Семенова — Шарпанский, устроенный иноком Арсением, и Оленевский женский, обязанный основанием Анфисе Колычевой, родственнице св. Филиппа митрополита. Скиты быстро размножились в этой местности и в начале XVIII века сделались рассадниками раскола. Архиепископ Нижегородский Питирим к 1737 г. уничтожил почти все скиты керженские и чернораменские, так что уцелели только бедные остатки двух из них, Оленевского и Шарапанского.

Оживлению скитской жизни много способствовал указ от 16 октября 1762, разрешивший многим раскольникам возвратиться с западных границ в Россию. К концу XVIII в. Керженских скитов числилось до 54, с 8000 жителями. Процветали, главным образом, первые, так как московские поповцы щедро поддерживали скиты своего толка.

В начале XIX века скитов в Семеновском уезде оставалось всего 35, из числа которых 22 принадлежали к поповщине, 8 — к спасовому согласию, 5 — к поморскому.

Во время нашествия Наполеона московские поповцы рогожского согласия удалились с своими семействами в Керженские скиты, при чем имели случай убедиться, что в них живут люди далеко не праведные. Приток пожертвований из Москвы после 1812 г. уменьшился, и к 1826 г. скитов было только 28, с 90 обителями, в которых жило 2813 чел., в том числе 2304 — в поповщинских.

После 1826 г. состоялся целый ряд правительственных мероприятий, имевших целью уничтожение раскольничьих скитов в Семеновском уезде: воспрещено было строить новые и поправлять старые моленные, устраивать их в домах и иметь колокола; в 1836 г. воспрещено было вновь приписывать раскольников к скитам.

В 1836 г. основан был Покровский единоверческий жен. монастырь близ г. Семенова (ныне в нем около 100 монахинь), в который перешли многие скитницы. Всего больше повлияло на уменьшение числа скитов усиление надзора со стороны местных духовных (деятельность архиеп. Иакова) и гражданских властей, начавшееся с 1847 г., когда губернатор надзор за скитами возложил на своих чиновников особых поручений. Одним из таких чиновников был писатель П. И. Мельников-Печерский, известный знаток и бытописатель раскола. В 1848 г. он по поводу одного уголовного следствия запечатал Керженский Благовещенский скит, основанный в 1814 г. иноком Тарасием (1787-1876), на прав. берегу р. Керженца, и при этом убедил Тарасия перейти в единоверие. Таким образом открыт был в 1849 г. Керженский Благовещенский единоверческий мужской монастырь (общежительный 3 класса), первым игуменом которого был тот же Тарасий. При нем, как и при преемнике его Евгении († 1879 г.), монастырь обстроился и разбогател, но при следующих двух настоятелях обитель пришла в упадок, от которого с трудом оправляется, тем более, что тогда же от нее отошли заливные луга по Керженцу.

В 1849 г. Мельников склонил к единоверию и Осиновский женский скит (ныне Осиновский единоверческий женский монастырь 3 класса, в 55 в. от Семенова). Около этого же времени из скитов взяты были иконы, оглашаемые раскольниками чудотворными, в том числе иконы Казанской Божьей Матери из Шарпана (ныне в Керженском Благовещенском монастыре [1] и икона Николая Чудотворца из Оленевского скита (ныне в Осиновском м-ре).

Наконец, высоч. указом 1 мая 1853 г. все Керженские скиты были закрыты. К тому времени в Семеновском уезде было 16 гласных скитов, с 49 обителями и 1002 жит., из которых мужчин было только 99; в скитах было 29 часовен или моленных, 2128 комнат, сверх того 200 светлиц, в которых жили только летом; холодных надворных строений было до 1500. В настоящее время (конец XIX — начало XX вв.) существуют 4 женских скита: в керженских лесах — Чернухинский (в 5 в. от Семенова 6-7 скитниц), Оленевский (несколько разрозненных келий), Комаровский (близ Семенова) а в чернораменских лесах — Улангерский.

Керженские скиты доставили Мельникову материал для его романов «В лесах» и «На горах». Общая характеристика скитов, заимствованная из бумаг Мельникова, помещена в ст. П. С. Усова в «Историч. вестнике» (1884 г., № 12). Стих о разорении К. скитов в 1853 г. и скитский трапезник напеч. А. Можаровским в «Русск. старине» (1878 г., № 6 и 7). Ср. П. С. Усов, «Среди скитниц» («Историч. вестник», 1887, № 2).

Внешние ссылки



[1]  Раскольники Семеновского уезда, которые с нахождением этой иконы в их руках связывают незыблемость «древляго благочестия» в их местности, утверждают, что Мельников вывез из Шарпана не подлинную икону, которая будто бы тайно хранится у них, а копию с нее.

drevo-info.ru

Керженские скиты — это… Что такое Керженские скиты?

Под этим общим названием известны раскольничьи скиты, существовавшие, а отчасти и поныне существующие в керженских и чернораменских лесах Семеновского у. Нижегородской губ. Возникновение их предание относит ко времени соловецкого сидения: когда уже не было никакой надежды на избавление Соловецкой обители от осадивших ее царских войск, монастырская икона Казанской Божией Матери, которая раньше была комнатной иконой царя Алексея Михайловича, перенесена была по воздуху вместе с иноком Арсением в пустынные леса чернораменские, где на урочище Шарапан близ Семенова Арсений основал первый скит. В это же приблизительно время Анфиса Колычева, родственница св. Филиппа митрополита, основала в К. лесах Оленевский скит (в 12 в. от Семенова). Скиты быстро размножились в этой местности и в начале XVIII века сделались рассадниками раскола. Архиепископ Нижегородский Питирим к 1737 г. уничтожил почти все скиты К. и чернораменские, так что уцелели только бедные остатки двух из них, Оленевского и Шарапанского. После указа 16 октября 1762 г., дозволившего заграничным раскольникам возвратиться в Россию, многие из них прибыли в Нижегородское Заволжье (нынешний Семеновский у.), где и завели скиты, которых через 25 лет было уже до 54, с 8000 жит. В начале XIX стол. скитов в Семеновском у. оставалось всего 35, из числа которых 22 принадлежали к поповщине, 8 — к спасовому согласию, 5 — к поморскому. Процветали, главным образом, первые, так как московские поповцы щедро поддерживали скиты своего толка. Во время нашествия Наполеона московские поповцы рогожского согласия удалились с своими семействами в К. скиты, при чем имели случай убедиться, что в них живут люди далеко не праведные. Приток пожертвований из Москвы после 1812 г. уменьшился, и к 1826 г. скитов было только 28, с 90 обителями, в которых жило 2813 чел., в том числе 2304 — в поповщинских. После 1826 г. состоялся целый ряд правительственных мероприятий, имевших целью уничтожение раскольничьих скитов в Семеновском у.: воспрещено было строить новые и поправлять старые моленные, устраивать их в домах и иметь колокола; в 1836 г. воспрещено было вновь приписывать раскольников к скитам. В 1836 г. основан был Покровский единоверческий жен. монастырь близ г. Семенова (ныне в нем около 100 монахинь), в который перешли многие скитницы. Всего больше повлияло на уменьшение числа скитов усиление надзора со стороны местных духовных (деятельность архиеп. Иакова, см. ) и гражданских властей, начавшееся с 1847 г., когда губернатор надзор за скитами возложил на своих чиновников особых поручений. Одним из таких чиновников был П. И. Мельников-Печерский, известный знаток и бытописатель раскола. В 1848 г. он по поводу одного уголовного следствия запечатал Керженский Благовещенский скит, основанный в 1814 г. иноком Тарасием (1787-1876), на прав. берегу р. Керженца, и при этом убедил Тарасия перейти в единоверие. Таким образом открыт был в 1849 г. Керженский Благовещенский единоверческий мужской монастырь (общежительный 3 класса), первым игуменом которого был тот же Тарасий. При нем, как и при преемнике его Евгении († 1879 г.), монастырь обстроился и разбогател, но при следующих двух настоятелях обитель пришла в упадок, от которого с трудом оправляется, тем более, что тогда же от нее отошли заливные луга по Керженцу, которыми она до того владела на протяжении 10 в. Ныне в этом монастыре 3 церкви и 25 иноков. В 1849 г. Мельников склонил к единоверию и Осиновский женский скит (ныне Осиновский единоверческий женский монастырь 3 класса, в 55 в. от Семенова). Около этого же времени из скитов взяты были иконы, оглашаемые раскольниками чудотворными, в том числе иконы Казанской Божьей Матери из Шарпана (ныне в К. Благовещенском монастыре [Раскольники Семеновского у., которые с нахождением этой иконы в их руках связывают незыблемость «древляго благочестия» в их местности, утверждают, что Мельников вывез из Шарпана не подлинную икону, которая будто бы тайно хранится у них, а копию с нее.] и икона Николая Чудотворца из Оленевского скита (ныне в Осиновском м-ре). Наконец, высоч. указом 1 мая 1853 г. все К. скиты были закрыты. К тому времени в Семеновском у. было 16 гласных скитов, с 49 обителями и 1002 жит., из которых мужчин было только 99; в скитах было 29 часовен или моленных, 2128 комнат, сверх того 200 светлиц, в которых жили только летом; холодных надворных строений было до 1500. В настоящее время существуют 4 женских скита: в керженских лесах — Чернухинский (в 5 в. от Семенова 6-7 скитниц), Оленевский (несколько разрозненных келий), Комаровский (близ Семенова) а в чернораменских лесах — Улангерский. К. скиты доставили Мельникову материал для его романов «В лесах» и «На горах». Общая характеристика скитов, заимствованная из бумаг Мельникова, помещена в ст. П. С. Усова в «Историч. вестнике» (1884 г., № 12). Стих о разорении К. скитов в 1853 г. и скитский трапезник напеч. А. Можаровским в «Русск. старине» (1878 г., № 6 и 7). Ср. П. С. Усов, «Среди скитниц» («Историч. вестник», 1887, № 2).

dic.academic.ru

КЕРЖЕНСКИЕ СКИТЫ СТАРООБРЯДЧЕСКИЕ — информация на портале Энциклопедия Всемирная история

КЕРЖЕНСКИЕ СКИТЫ СТАРООБРЯДЧЕСКИЕ — ста­ро­об­ряд­че­ский центр, вклю­чаю­щий не­сколь­ко ски­тов в Ни­же­го­род­ском За­вол­жье (2-я половина XVII века — начало 1930-х годов).

Возникли в бассейнах левых притоков Волги (Керженец, Узола, Линда, Везлома, Ватома, Дорогуча) и Чёрного Луха, притока реки Унжа. Превращению скитов в старообрядческий центр способствовало удобное географическое положение (глухие леса защищали от преследования властей, а близость Волги, торговых путей, ярмарок, в том числе Ма­карь­ев­ской яр­мар­ки, облегчала контакт с другими регионами). Преследование старообрядцев затрудняла также разноведомственная подчинённость в XVIII веке земель Нижегородского Заволжья (по административному делению эта территория относилась к нескольким уездам).

В начале 1660-х годов на реке Керженец поселились не принявшие церковную реформу игумен Сергий Салтыков и старец Ефрем Потёмкин, основавшие скит Смольяны (в 1665 году арестованы и осуждены собором 1666-1667 годов). В 1670-е годы скит приобрёл главенствующее положение среди других Керженских скитов старообрядческих, поскольку здесь имелся запас мира, освящённого ещё до раскола. В середине 1670-х годов иноком Онуфрием был основан другой скит, в котором часто жил игумен Сергий (Крашенинников), ученик протопопа Аввакума.

Преемственность с первыми учителями старообрядчества способствовала превращению Керженских скитов старообрядческих в один из основных духовных центров поповцев: возникли поповские согласия, названные по именам их основателей — иноков Ануфрия (Онуфрия) и Софонтия, диакона Александра. В последние годы XVII века не обосновавшиеся окончательно в Выговской пустыни (смотрите Выго-Лексинское общежительство) поморские беспоповцы намеревались перебраться к жившим на Керженце одноверцам.

В 1-м десятилетии XVIII века здесь проходили старообрядческие соборы, обсуждавшие вопросы о форме креста, о догматических письмах про­то­по­па Ав­ва­ку­ма и др. Характер этого обсуждения, а также документальные источники свидетельствуют, что в Керженских скитах старообрядческих имелось значительное собрание старопечатных и рукописных книг, сохранялись и переписывались сочинения первых старообрядческих учителей.

Проведённая в 1719-1720 годах перепись старообрядцев зафиксировала в Керженских скитах старообрядческих 3591 келейного жителя «обоего пола»: беспоповского согласия — 1500 человек, софонтиева — 1275, ануфриева — 607, диаконова — 209. Наличие множества толков и согласий мешало духовному и экономическому объединению старообрядческих скитов, разобщало их руководство. Ослаблению Керженских скитов старообрядческих способствовал также приход с миссионерскими целями в Нижегородское Заволжье иеромонаха Питирима (умер в 1738 году), ставшего в 1719 году епископом Нижегородским. Полемика с ним спровоцировала появление «Ответов дьяконовых» (1719 год) — одного из наиболее выдающихся старообрядческих полемических сочинений. Применённые епископом Питиримом репрессивные меры лишили Керженские скиты старообрядческие духовных лидеров: диакон Александр был обезглавлен (1720 год), Иона Белбажский заточён в монастырь, Сергий Нижегородец скрылся в Сибири; многие скитники ушли на Север, Урал, в другие центры старообрядчества (Урень, Ветка, Стародубские слободы).

Во 2-й половине XVIII века на Керженце частично были возобновлены старые и появилось несколько новых скитов, однако в целом их число уменьшалось (всего было 54 скита). На рубеже XVIII-XIX веков в Рыбновской и Белбажской волостях Макарьевского уезда Костромской губернии оставалось 6 официально зарегистрированных скитов, в которых числилось 35 мужчин; в Семёновском уезде Нижегородской губернии — 26 келейных поселений, в которых проживали 1362 человека (более 300 мужчин и свыше 1000 женщин). Самыми населёнными были скиты Комаровский, Оленёвский, Быстренский, Ворошиловский. По сведениям на 1826 год: в 28 скитах, в которых было 75 часовен и моленных, до 80 монастырей, проживали 2839 старообрядцев разных согласий (здесь и далее — не считая скитов Макарьевского уезда Костромской губернии).

В 1848 году Керженский и Осиновский скиты были присоединены к единоверию. 01(13).05.1853 года издан высочайший указ о высылке в полугодичный срок из скитов посторонних жителей, об уничтожении моленных и строений, принадлежавших жителям, не прописанным по ревизии; 7(19).02.1854 года последовало предписание об уничтожении Шарпанского и Быстренского скитов. Эти мероприятия, а также пожары привели к уменьшению количества скитов в 1853 году до 16, число их жителей сократилось до 976 человек; в 1854 году, после того как существенная часть жителей скитов была превращена в государственных крестьян, осталось 8 скитов. Однако традиционные устои скитской жизни сохранялись. 

Впе­чат­ле­ния П. И. Мель­ни­ко­ва-Пе­чер­ско­го от от Керженских скитов старообрядческих отразились в его романах «В лесах», «На горах». Последние из Керженских скитов старообрядческих, запечатлённые в серии фотографий М. П. Дмитриева «В заволжских лесах» начала XX века, существовали до 1917 года. Окончательно они были уничтожены в начале 1930-х годов. Ныне на местах, где располагались Керженские скиты старообрядческие, поставлены памятные кресты, стараниями старообрядцев благоустроена гробница матери Манефы в Комарове, исправлен скитский колодец близ деревни Осинки.

Иллюстрация:

Ста­ро­об­ряд­цы в Шар­пан­ском ски­ту. Фо­то 1897. Архив БРЭ.

© Большая Российская Энциклопедия (БРЭ)

w.histrf.ru

Вниз по Керженцу: старообрядческие скиты

    Конечно же, рассказывая про Керженец, нельзя не рассказать про его старообрядческие скиты, которых когда-то тут было очень много, сейчас же от них практически ничего не осталось. Подробнее про них можно посмотреть у меня в журнале по тегу  староверы, там уже описано состояние многих из них, сейчас же хотелось бы рассказать про три новых скита, которые мне удалось найти. Речь пойдет о Чернухинском, Городинском и Якимовом скитах. 

    Первым на очереди у меня был Чернухинский скит. Проехать туда оказалось очень проблемно, так как дороги там по факту нет, а та что есть, разворочена лесовозами. Приходилось пробираться по этим остаткам да прям по полянам.

    В «исповедной» росписи Керженской волости села Семенова за 1742 год говорится, что кроме поселений и скитов по речкам в Чернораменских лесах, в разных урочищах обретаются келейные жители и, в частности, по речке Чернухе их тринадцать.

    В 1764 году генерал Маслов по распоряжению царицы Екатерины II «разори» скиты по реке Вятке и выселил из них около тридцати тысяч старообрядцев. Многие из «гонимых» появились в Керженских лесах и основали свои скиты и обители. Около одной из келий на речке Чернухе в версте от современного села Медведево таким образом появился Чернухинский скит беглопоповекого согласия. С годами он рос, расширялся и стал занимать оба берега речки. Жили около скита и миряне, в основном по правому берегу. Скитские постройки изобиловали внутренними переходами, боковушками, светелками, чуланчиками, подклетями и подпольями с несколькими выходами наружу. Такой тип построек выработался самой жизнью с тем, чтобы скрыться при внезапных обысках или скрыть то, что не должно быть видимо.

    Как не сложна была система построек, однако, она не смогла избавить скит от «Мельникова разорения» 1853 года. Вот как рассказывает об этом настоятельница Чернухинского скита — мать Евдоксия питерскому писателю Павлу Усову в 1884 году. «Много он (Мельников) нам вреда причинил. Не могу вспомнить о нем без сердца. Как теперь помню канун Успеньева дня (14 августа старого стиля), когда он нагрянул к нам в скит, грозный, суровый явился в часовню, где мы все находились, и строго сказал: «Ну, берите скорее все ваши книги и уходите». А затем запечатал нашу часовню».

    Документы свидетельствуют, что за 1853 — 1857 годы из Чернухинского, Улангельского, Комаровского, Оленевского и других скитов было изъято более двух тысяч икон. Всего в течении «черного» октября 1853 года в скитах сломано 358 жилых строения, выслано 741 человек, в том числе 164 инокини. После «визита» Павла Ивановича и его команды в Чернухинском скиту была оставлена одна обитель, а в ней всего пять инокинь. Оставлена была и моленная. Иконы из нее были изъяты, остались лишь те, что принадлежали лично матери Евдоксии.

    До разорения на иконостасе моленной было 129 икон да, кроме того, 41 в трапезной. Часть из них была передана в единоверческую церковь села Медведева, а 103 иконы отправлены в Нижний Новгород. 19 икон Чернухинского скита в 1860 году оказались в Академии художеств как наиболее ценные. Одна из них, образ святого Нифантия, дожила до наших дней и хранится в собрании Государственного Русского музея. До изъятия она находилась в трапезной Чернухинского скита. На иконе имеется надпись, она говорит о том, что икона была написана в 1814 году мастером Василием Рябовым в селе Павлове (ныне районный центр Нижегородской губернии).

    Сама моленная скита сооружена была в конце XVI11 века, во времена императрицы Екатерины II и при том с разрешения правительства, что и спасло её от уничтожения. Скит после «разорения» оправиться полностью не смог, но существовал.

Уставщицы Чернухинского скита

    Инокини, как и сама настоятельница, на уговоры священника Медведевской церкви и других иерархов отказалась принять единоверие, оставаясь верными вере отчей. Поэтому в результате доноса батюшки Медведевской церкви Мясникова в октябре 1881 года моленная была опечатана. В своем доносе в Нижегородскую духовную консисторию он писал: «В доме крестьянки деревни Чернуха Елены Осиповны Лешевой (после пострига мать Евдоксея) устроена старообрядческая моленная…» Для опечатывания моленной прибыли следователь, урядчик, благочинный священник Мясников и пятнадцать понятых. Забрав старопечатные книги, оставшиеся родовые иконы в моленной и в жилом здании матери Евдоксеи, опечатав моленную, уехали.

    Мать Евдоксея выросла в селе Нижнее Воскресение, что на Ветлуге реке (ныне районный центр Воскресенск нашей Нижегородской области), в купеческой семье Осипа Лешева. В раннем детстве девочка Елена была отдана на воспитание и обучение в Чернухинский скит, где по прошествии нескольких лет стала настоятельницей, приняв иноческий чин.
  
    В изъятии икон настоятельница скита, мать Евдоксия увидела великую несправедливость, потому с требованием — просьбой обращалась она к Нижегородским властям вернуть ей отобранные святыни, особенно те, что принадлежали роду Лещевых. В ответ услышала, что за самовольное устройство моленной её ожидает тюрьма. Поняв, что здесь справедливости не добьешься, она отправляется хлопотать в столицу Санкт-Петербург. Благодаря своей настойчивости, попадает на прием к министру внутренних дел России — графу Дмитрию Толстому. Надо отдать должное, граф разобрался в сути дела и отдал распоряжение: «Моленную распечатать, так как оная устраивалась с разрешения».

   Вот как описывает Павел Усов (упоминаемый выше) свои впечатления от посещения Чернухинского скита: «На крыльце деревянного одноэтажного дома, стоявшего посреди довольно просторного двора, нас встретила пожилая женщина, лег шестидесяти, среднего роста, стройная, с живыми умными глазами. На ней был сарафан из темного ситца, особого покроя, чистый, опрятный… На голове была небольшая черная шапочка, с виду как бы черная повязка…Наконец старица Евдоксия провела нас к двери, которая была заперта несколькими замками. Когда её отворили, мы очутились в обширной комнате, задняя сторона которой до потолка была уставлена иконами…    В числе икон замечательнее других икона Спасителя старинного письма, принадлежащая матери Евдоксии, в роду которой она передается из поколения в поколение. Эти поколения передали так же одно другому и легенду об этой иконе, что она никогда не давалась в руки «никониан», когда они пытались снять её с того места, где она находилась».
  
    Судя по этим записям Павла Усова в 1884 году, справедливость восторжествовала иконы матери Евдоксии вернули.Еще в конце XIX века. Матушка Евдоксия жаловалась петербуржцу Усову, что среди нынешнего женского поколения мало находится охотниц посвящать себя иноческой жизни и , что скиты стали скудны населением. Постепенно по разным причинам замирала скитская жизнь не только в Чернухе, по и по всей России. Особенно сильный удар был нанесен в годы Советской власти, хотя чернухинские старообрядцы долго боролись за выживание, за чистоту своей веры. Видя в «победах» цивилизации происки сатаны, они до конца дней своих жили без радио, без электричества. Исстари вставали здесь с восходом солнца и ложились спать с закатом его. Долгими зимними вечерами освещала жилища их свеча да лампада перед образами Святыми. А вместо новостей да фильмов были чтение книг старопечатных да пение псалмов Псалтыри.
 
Чернухинский скит

    В 2005 году стояли здесь в Чернухе последние два дома. Один продали и увезли. Второй сгорел. В 2004 году бывшее поселение Чернуха покинула последняя жительница этой деревни — Жирнова Татьяна Федоровна, переехав на жительство в Медведево к племяннице. Татьяна Федоровна как бы вернулась на свою родину, она здесь, в Медведеве в 1916 году родилась. В 1937 году вышла замуж в Чернуху да, считай, всю жизнь там и прожила. С её слов от скита осталось два кладбища. Одно — старое, на левом берегу речки. Хоронили там от основания скита до Мельникова разорения (до 1853 года). Теперь там лес глухой, не сохранились даже кресты: «не знаешь — и не найдешь».

    Второе — более «свежее», расположено на правом берегу речки, по Зуевской дороге. Они находятся почти напротив друг друга, через речку, от деревни с полкилометра. На втором есть и кресты, и ограды. Последнее захоронение было лет десять назад, хотя само кладбище тоже старинное.

    Так угас один из проводников древлего благочестия — скит Чернухинский. Этому способствовали: в 1720 году — Питиримово разорение, в 1853 году — Мельникове разорение, в 1930 году -Советское разорение.  Эти годы были годами жизненных трагедий обитателей скитов, но эти же годы были годами величия их духа, их стойкости в вере своей.

Остатки забора

Когда-то был пруд

    В поисках кладбища я заехал немного в лес и наткнулся на большую делянку. Лес тут, как и везде в заволжье, вырубают по полной программе. Причем тут такая глушь, что как только я вышел из машины сделать кадр, мимо меня буквально в 20 метрах промчался огроменный заяц.  Найти же кладбища мне не удалось, так как глушь, как я уже сказал, здесь несусветная!

Когда-то тут стояли дома…

    Если ехать из Семенова в Красные Баки, то между платформой Захарово и станцией Керженец с левой стороны от железной дороги можно увидеть древнюю Якимиху. Мало кто знает про деревеньку эту, а существует она лет триста. Впервые встречается упоминание о ней в списке старообрядческих скитов и келий Керженской волости за 1718 год при царе Петре I. Про нее писано: «близ мельницы Иоакима — келейных жителей двое». Откуда Иоаким, а по-нашему, по-теперешнему Яким появился, никто сейчас уж не знает, про то одному Богу ведомо. Ведомо, однако, что на небольшой речке под названием Озерочная поставил он мельницу водяную и молол зерно ржаное да овсяное, обеспечивая мукой деревни окрестные: Дорофеиху, Кириллово. Кондратьево. С годами рядом с кельей, жилищем Якима (Иоакима) построились другие пришлые и образовался скит. Все они исповедовали веру «древлюю». веру отцов и дедов, а значит были старообрядцами. Духовным центром в местах тех была деревня Кондратьево, что в двух верстах от Якимихи. Возглавлял старообрядческую жизнь поп-расколыник Яков Красильников. Имел он свою моленную, куда со всей округи приходили староверы для проведения богослужений но воскресным и праздничным дням. В самой Якимихе праведностью жизни и ученостью книжной славилась Марфа Мартынова, которая в доме своем тоже имела моленную.

    В 1898 году, как говорит предание, дом священника Якова в Кондратьеве сгорел, сгорела и моленная. Отчего пожар случился не известно. Одни говорили, Яков сам виноват, с огнем небрежно обошелся, другие сказывали — «челядушка» подожгла (дети то есть).Удалось батюшке вынести из огня все пожиравшего, иконы древние да книги старопечатные. Решил для сохранности, пока дом новый строится, в Якимиху отнести в моленную Марфы Мартыновой.

    Волею случая, пожара ради, стали прихожане ходить на службу богоугодную не как прежде в Кондратьево, а в Якимиху, в дом Марфы. Месяц ходят, два, полгода. За время это полюбились прихожанам якимихинские моления. Да так полюбились, что весь бывший приход отца Якова перешел в деревеньку эту, а приход не малый 17 деревень, если с Якимихой считать. Быстрена, Беласовка, Дорофеииха, Кондратьево, Кириллово и т.д., около восьми сот прихожан. Моленная матушки Марфы, так стали её называть в народе, оказалась тесновата, и в 1902 году прирубили алтарь, перед входом сделали паперть. На верх моленной приладили маковку (небольшой купол) и крест, привезенный из Нижнего Новгорода. Марфе самой для удобства проживания прирублена была отдельная комната. Теперь моленная выглядела совсем как церковь, установлены были даже колокола.

    Казалось бы, все идет хорошо, но жизнь есть жизнь. Донесли властям в уездный город Семенов, что в деревне малой — Якимихе ширится и растет «гнездо осиное», «гнездо раскольников», церкви православной не чтущее. На основании доноса этого в 1904 году сюда приезжает пристав. Составил он протокол о самовольном сооружении моленной и о незаконных «воровских» богослужениях в ней. Допрашивали Марфу, но дело до суда не дошло, протокол пристава остался без последствий. Пока шло разбирательство, наступил 1905 год, а в этот год царь — император Николай II издал указ о свободе вероисповедания. На основании этого указа старообрядцы якимихинского прихода официально зарегистрировались как старообрядческая религиозная община во имя Успения Пресвятой Богородицы. На общем соборе верующих общины настоятелем был избран по-прежнему священник из Кондратьева -Яков Красильников. Однако, то ли по старости, батюшке было уже около семидесяти лет, то ли проштрафился перед церковными иерархами, но в 1912 году он был отстранен от службы. Вместо него поставили молодого, сорокачетырехлетнего отца Наума (Бурлачкова). Родом он был с Малого Зиновьева, а священство вел в Ковернино.

    С его приходом в Якимиху церковная служба оживилась. Количество прихожан увеличилось до двух тысяч. Перед первой мировой войной 1914 года неожиданно пришла беда. Днем отец Наум совершал чин крещения младенца. Закончив службу, церковь закрыли и ушли по домам. А вечером церкви не стало. Огонь уничтожил все. Говорили, что виноват пономарь. Когда он разжигал кадило да раздувал его, уголек малый запал под половицу, а он по рассеянности не заметил.

    В пожаре том погорели иконы старинные да книги древние богослужебные, а ведь на иконы те молились предки их, отцы, деды да прадеды — столпы веры древлей. Опечаленные прихожане с отцом Наумом на общем приходском соборе решили эту церковь не восстанавливать, а построить другую на новом месте, за околицей, в ста метрах от деревни. Стараниями отца Наума да старосты моленной Варенкова были куплены срубы и положено начало постройки. На закладку храма приезжал из Нижнего Новгорода епископ Иннокентий, которым был положен первый камень и водружен крест, где должен стоять престол (Он стоит в алтаре).

    К Успеньеву дню (28 августа) церковь была поставлена, а к Рождеству Богородицы (21 сентября) на звонницу подняли спасенный со старой моленной колокол. Рассказывают, что во время пожара, когда горела моленная, один из прихожан, рискуя жизнью, дабы спасти святыню, снимая его с объятой огнем колокольни, сильно обгорел, но жив остался и колокол спас. Бог не дал в обиду, дело святое. Служба велась в новом освященном храме под звон опаленного пламенем колокола. Иконы да книги церковные нашлись у братьев по вере в деревнях окрестных, переданных ими на общее благо в церковь новоотстроенную. Не оставили в беде благотворители из Семенова да Нижнего Новгорода.

    Наступили годы советской власти. Из-за агитации безбожных атеистов, репрессий и угроз со стороны властей число прихожан резко сократилось. К 1930 году осталось всего две — три сотни. В 1939 году храм был закрыт совсем. Священник Наум в возрасте семидесяти лет был арестован. Иконы, как рассказывали старожилы, из храма отправили для отопления школы. С тех пор старообрядцы «ушли в подполье», стали молиться по домам тайно, чтобы не прознали власти.

Теперь век XXI. Снова свобода вероисповедания. Но время ушло. Молиться в Якимихе стало практически некому.

    Если вы надумаете посетить эту маленькую, но красивую деревеньку, Якимову да Марфинину родину, то при подходе к ней, с левой стороны увидите кладбище, оно новое, ему всего около сотни лег. На нем кирпичный фундамент заросший бурьяном. Это остатки былого храма, построенного после пожара. Поклонитесь им. В самой деревне, как напоминание о бурной жизни стоят вековые липы выросшие на месте упокоения у Марфиной моленной, сгоревшей в былые времена. Кажется, что липы эти рассказывают нам, живущим сейчас, о житие — бытие отцов и дедов, нередко жертвующих жизнями своими ради нашей лучшей доли, ради нашего спасения.

Кладбище

Люди, живущие прям у этих мест, никто и не знают о славной истории своей деревни и были очень удивлены, когда я им это все рассказал.

Ну и последний скит, куда я направился — Городинский

    На высоком Керженском берегу между деревнями Мериново и Взвоз в далекие от нас времена проживало племя черемисское. Так в былые годы современных марийцев называли. Места здесь привольные. В лесах много дичи. Куропатки да тетерева, словно куры около изб ходили. В реке рыбы полно, хоть ведром черпай. Вокруг стада оленей, лосей да прочей живности всякой. Жили марийцы, радуясь солнцу, прославляя природу да богов своих. Со временем поселение увеличилось настолько, что окрестные племена стали называть это поселение городом. Так и говорили: «город, где живут мери» — марийцы, значит, или просто- город Мери.

    Наверное, городок с таким красивым названием существовал бы и сейчас, если бы не внезапное нападение врагов — татар диких. Словно звери, без меры голодные, напали они и в одночасье уничтожили все, что создавалось годами, а, может быть, и веками. Строения в смерче огненном в небеса ушли. Людей одних в полон забрали, других — мечами кривыми порубили. Многие пали в битве неравной. Печальная картина открылась тем, кто возвратился с охоты из окрестных лесов, да тем, кто пришел из других поселений.

    Прежде всего собрали они останки соплеменников — родичей своих и уложили их на капище для проведения обряда погребения возле рощи священной. Отравив души погибших вместе с дымом погребального костра на «небесное жительство», стали думать о новом месте для оставшихся в живых. Город Мери опустел. Лишь пепелище да могильный холм над прахом предков напоминали о былом. Оставаться здесь по правилам того времени они не могли, так как закон предков запрещал строиться на месте пожарища три года. Облюбовали новое место выше но Керженцу у крутой излучины, где стоит теперь деревня Мериново. Название поселения оставили прежним — Мери, только дали пояснение, что оно новое. Вот и получилось Мери — ново или Мериново. Такова красивая, но драматичная легенда — сказание о возникновении и упадке города Мери в XII — XIII веках.
 
    Другая легенда как бы продолжает повествование и переносит нас в XV — XVI века. Она утверждает, после разорения Макарий — Желтоволосого монастыря, что при устье Кержеца, в 1439 году казанским мурзой Улу — Махметом оставшиеся в живых монахи вместе с праведным Макарием пошли «спасая животы своя» в верха Керженские. Там, где, утомившись, останавливались они на отдых после трудного пути, воздвигали келью для проживания. Отдохнув и набравшись сил, Макарий и братия его продолжали путь дальше, а в келии оставляли одного из сотоварищей своих, монахов православных, ради искоренения язычества в местах сиих и утверждения христианства. Здесь, в обустроенной келии, на том месте, где два века назад был городок Мери, оставлен был Гавриил. Вскоре у обители его образовался скит. Ставлена была церковь деревянная. Отсюда стала распространяться вера православная, вера христианская. Местные жители, помня, что здесь был город, пусть и черемиссхшй, называли место это Городинкой, а потому и основанный скит стал прозываться Городинским. Праведный инок Гавриил, видя увеличение числа своих последователей, оставил скит и переселился выше по Керженцу, основав там другую обитель — поселение, которое носит теперь его имя — Гавриловка.

    К концу XVII века, как говорит предание, вся округа была православной. Язычество, как религия, еще в прошлые века было искоренено. Несогласные принять веру Христову вытеснены были в леса Ветлуги- рскн да на Вятку. Чтили в краях Мериновских заветы старца Гавриила, крестились двуперстно, крестные ходы совершали по Солнцу, богослужения проходили по книгам старопечатным, а потому, когда грянули новины Никона, не приняли их. Отвергли изменения в обрядах и молениях всем сердцем своим. Остались верными заветам предков, праведного I авриила да Макария — святого старца.

    Обеспокоило это губернское начальство да епископа нижегородского, а потому в 1720 году для искоренения «осиных гн

cheger.livejournal.com

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *