Коммуна это в истории: коммуна это что такое в истории? 🤓 [Есть ответ]

Коммуна ста тридцати трёх

Сто лет назад, вскоре после завершения Гражданской войны, началось активное возрождение высшей школы. В разорённой, голодной стране перед новоиспечёнными студентами стояла задача не только получить образование, но и выжить.

14.12.2022 446

Сто лет назад, вскоре после завершения Гражданской войны, началось активное возрождение высшей школы. В разорённой, голодной стране перед новоиспечёнными студентами стояла задача не только получить образование, но и выжить. Одним из решений проблемы стала организация студенческих коммун.


АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО УЖИНОВ

В 1924 году в общежитии ЛЭТИ, располагавшемся в доме № 67 по ул. Красных Зорь (ныне – Каменноостровский пр.), появилась студенческая организация с шутливым названием «Акционерное общество ужинов». Участники сообщества решили облегчить себе существование путём кооперативной варки вечерней каши.

Скинулись на огромную кастрюлю, крупу и прочее, свои продовольственные пайки тоже решили выкладывать на общий стол. Назначили дежурных…

Вскоре череду совместных ужинов нарушило катастрофическое наводнение. Но дружная работа по ликвидации последствий разбушевавшейся стихии ещё больше сблизила «акционеров». Тогда-то у ребят и возникла мысль о создании коммуны. Как говорили тогда шутники: «Ужин зачал студенческую коммуну»!

Партийная ячейка сочла начинание перспективным, отвечающим тогдашнему тренду на построение нового общества и потому требующим поддержки. Легкомысленное название заменили на идеологически выдержанное «Студенческая бытовая коммуна» (далее СБК). Провели организационное собрание, на котором утвердили устав коммуны и выбрали её правление (совет).

Правление организовало коллективное питание коммунаров, приобретение одежды, стирку белья, позаботилось о книгах, учебниках и учебных пособиях. Были организованы коллективная и взаимная помощь в учёбе, а также отдых.

Дела в коммуне пошли неплохо, и, видя это, в неё потянулись другие лэтишники. И если первоначально в ней было 60 человек, то к 1928 году в коллективе состояло уже 133 студента.

Опыт СБК быстро распространился по городу. Он заинтересовал и советских литераторов: коммуну посещали Николай Асеев, Семён Кирсанов, Иосиф Уткин и др. Марк Янковский по итогам своего знакомства с жизнью коммунаров даже написал книгу «Коммуна ста тридцати трёх», изданную в 1929 году массовым тиражом.

Успех СБК, в отличие от многочисленных быстро распадавшихся коммун того времени, сегодня видится в том, что поведением коммунаров двигала не столько идея, сколько совершенно прагматическая цель – выучиться и выжить. Коммунарам приходилось соглашаться с почти полным ограничением личной свободы, собственного «я» ради общего блага и общей цели, которые совпадали с их индивидуальными планами.

Играло роль и то, что социальный, имущественный и возрастной её состав был однороден. А также то, что практически все коммунары были коммунистами или комсомольцами, имевшими право получать стипендию и место в общежитии, что было доступно далеко не каждому.

Регламентация повседневности в СБК распространялась не только на распорядок дня, организацию быта и отдыха лэтишников. Эмпирическим путём был произведён расчёт часов на изучение каждой учебной дисциплины. Он показал, что среднее время, необходимое для учёбы и самообразования, составляет 60-65 часов в неделю. В результате был разработан «часоводитель» по различным дисциплинам, установивший примерный интервал между началом изучения предмета и получением зачёта по нему.

На кухне коммуны одного из ленинградских вузов. Фото 1920-х годов.

 

НЕЗАПЕРТЫЕ ДВЕРИ

Согласно определению, коммуна – это «коллектив людей, объединившихся для совместной жизни на началах общности имущества и труда (в нашем случае – учёбы)». Общежитие как нельзя лучше подходило для этой цели. Тем не менее часть здания была перепланирована: одни комнаты стали только спальнями, другие предназначались для занятий, имелась и комната отдыха. За каждым помещением были закреплены дежурные. На них возлагались обязанности по содержанию этих помещений в чистоте и порядке.

Конечно, не все и не всегда исполняли эти обязанности должным образом. Но это никогда не сходило с рук – приходилось отвечать по всей строгости закона коммуны. Фамилии «халатников», т.е. дежурных, халатно относившихся к своим обязанностям, вывешивали на всеобщее обозрение на специальном стенде, их «пропесочивали» в стенгазете «Бытовая разведка», на заседании правления. Если не помогало – могли с позором исключить из членов СБК.

Поскольку в коммуне – все свои, в любую комнату (за исключением, пожалуй, комнат девушек и женатых коммунаров) можно было входить без стука. Запирание дверей на ключ было недопустимым явлением. Незапертые двери порой приводили к неприятностям. Однажды кто-то, так и оставшийся неизвестным, зашёл в помещение редакции стенгазеты, внёс исправления в готовящийся номер, прихватил несколько книг и устроил беспорядок в комнате. Раздосадованные хозяева заперли помещение на ключ и оповестили об этом правление СБК.

Правление нашло действия ребят неправильными, поскольку «если каждый коммунар будет отгораживаться в своём углу, замыкаться в рамках микрогруппы на том лишь основании, что кто-то недостаточно воспитан коммуной, то коммуна будет не вправе считать свой быт поистине коммунальным». Пострадавшим предлагалось смириться и терпеть материальные и моральные неудобства общежития во имя торжества самой идеи общежития.

В СБК имелся торговый ларёк, но без кассиров и продавцов. Это был обычный шкаф, на полках которого лежали карандаши, тетради, зубные щётки, расчёски, мыло, спички, иголки, нитки и прочая повседневная мелочь. Каждый коммунар мог купить здесь всё, что ему понадобится. Но он ничего не платил и не предъявлял купленный товар заведующему или кому-то ещё. Ставка была сделана на честность и порядочность коммунаров, которые сами записывали в специальной книге учёта, когда, сколько и какого товара взято и на какую сумму. Конечно, первое время не все были честны на 100%. Но очень скоро никаких нестыковок в этой лавке самообслуживания уже не случалось.

В комнате коммуны одного из ленинградских вузов. Фото 1930-х годов.

 

«ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ ЛЕВИЗНЫ»

Не обошлось новое сообщество без этой, весьма распространённой в первые послереволюционные годы, «болезни». «Раз коммуна, то не должно быть никакой личной собственности, – заявляли «леваки». – Надо обобществить всё, ввести коллективное пользование бельём, одеждой, обувью и т.д.». Но такие предложения всё же не прошли.

Тем не менее при вступлении лэтишника в СБК обычно проводилась полная «национализация» его имущества. После чего им мог пользоваться каждый. И если кто-то носил только своё пальто или шапку, то некоторые коммунары называли такое поведение «отрыжкой капиталистического строя» или «предрассудками мелкобуржуазной идеологии». Были «национализированы» все книги коммунаров, из которых составилась библиотека самообслуживания.

«Борьба с личным» в СБК иногда приобретала причудливые формы, впрочем, мало кого удивлявшие в то голодное время.

К примеру, продукты, присылаемые коммунарам из дома, обобществлялись. Была даже создана «Таможенная комиссия». Каждому студенту, направляющемуся домой на каникулы, давалось поручение привезти продукты, которыми богат данный регион. Коммунару из Астраханской губернии поручалось привезти рыбу, из Полтавской или Черниговской – сало, из Ташкента – яблоки, дыни…

К моменту возвращения студентов «таможенники» устанавливали на входе свой пост, миновать который без «досмотра багажа и национализации большей части продуктов» не было никакой возможности.

Некоторые не в меру «левые» коммунары выступали даже против личной дружбы, так как каждый коммунар друг другу – товарищ и брат. Приветствовалась только любовь каждого к коллективу в целом. Но реальная жизнь не умела подстраиваться под утопические догмы. В коммуне, как и везде, появлялись закадычные друзья, и, конечно, коммунары влюблялись не в коллектив вообще, а в конкретную девушку, юношу. Появлялись семьи, рождались дети.

При выборе имени новорождённому общее снова брало верх над частным. Специальная «октябринная» комиссия объявляла конкурс на лучшее имя ребёнку, и по его итогам выбирала наиболее подходящее. Родители, конечно, участвовали в этом процессе, но на правах рядовых членов коммуны. Окончательное решение принимало общее собрание коммунаров, в президиум которого обязательно входили родители и сам малыш. Предпочтение отдавалось модным тогда новым именам, в которых было зашифровано что-нибудь революционное. Например, Вилен, Рэд, Марсиан, Феликс, Донара, Эра и т.п.

ДАЁШЬ ДОМ-КОММУНУ!

Поначалу СБК объединяла лишь часть лэтишников, проживающих в общежитии. Со временем коммуна стала быстро расти. «Наблюдающийся изо дня в день рост коммуны отличается от роста прежних лет тем, что он проходит не только вокруг коллективного питания. А главным образом вокруг ударных темпов работы и повышения качества учёбы. Кроме того, прилив в коммуну семейных означает, что рост также идёт и вокруг освобождения от кухни и воспитания детей не в ущерб учёбе студента-семейника», – объяснял ситуацию «Красный электрик».

Как это часто бывает: «В связи с новым приливом в коммуну естественно разрослись и нездоровые явления. Как то, склонность к захватничеству, индивидуализм и замкнутость, нарушение правил внутреннего распорядка, бузотёрство и т.п. Эти болезни целиком отнести за счёт нового приёма, конечно, нельзя, но что новый приём их усилил – это факт». 

Конечно, с этими «нездоровыми явлениями» в СБК боролись, но её рост при совместном существовании в одном здании коммуны и обычного общежития требовал какого-то организационного решения. Оно было найдено в форме создания дома-коммуны. Вот как это обосновывалось на страницах газеты: «Абсолютное большинство общежитейцев – за расширение коммуны на всё общежитие…

Сейчас мы вплотную подошли к организации дома-коммуны… Вот, что сделано: общежитие передаётся со всем хозяйством коммуне. Столовая №11 отведена под закрытый распределитель коммуны. Вопрос об организации очага (ясли-сад. – Прим. ред.) в стадии переговоров с соответствующими организациями.

Сделано частичное переселение общежитейцев в общежитие рабфака, а окончательное будет проведено в ближайшее время… Мечта организовать дом-коммуну нашла практическое разрешение. Первые шаги сделаны. Создадим к 1 мая дом-коммуну на основе коллективного быта и академучёбы!».

И он появился. Под него был отведён дом №34 по Набережной реки Карповки. Тот, где сейчас наше общежитие №6.

ДРУЗЬЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ

Сдружившись в коммуне, её участники и в последующие десятилетия не прерывали связь друг с другом. Дружили семьями, переписывались, интересовались, как складывается судьба бывших коммунаров. Активисты в юбилейные для сообщества даты при поддержке администрации вуза организовывали встречи бывших коммунаров. И они, такие же энергичные, как в молодости, отложив все дела, спешили на эти собрания со всех концов страны. Как старые добрые друзья, почти родственники, искренне радовались, вновь увидев, увы, постаревших товарищей. Делились воспоминаниями и обменивались новостями. Вновь заходили в лекционные и групповые лаборатории родного вуза и непременно в здания, где когда-то была их коммуна.

Многие бывшие коммунары стали главными инженерами, руководителями предприятий, научных или общественных организаций. Были коммунары и среди профессоров ЛЭТИ – это Я.В. Новосельцев, Н.П. Ермолин, Б.И. Норневский, Э.В. Зелях, С.И. Панфилов и другие.

Кто-то достиг многого, служа Отечеству в армии или Военно-морском флоте, как например, Али Ахметович Янбулат. Он стоял у истоков коммуны, входил в редколлегию нашей газеты, на страницах которой часто появлялись его статьи и даже стихи. После окончания ЛЭТИ в 1930-х годах Али Ахметович работал преподавателем, затем – начальником ОНИР. С первых дней войны он – в действующей армии. Закончил службу уже в послевоенное время в звании капитана 1-го ранга. Али Ахметович был активным организатором и участником юбилейных встреч бывших коммунаров в 1964 и 1974 годах.

Как и другие, он сохранил очень тёплые воспоминания о романтической юности в ЛЭТИ, определившей дальнейшую судьбу коммунаров: «Помимо повышения успеваемости и улучшения бытовых условий студентов, коммуна ЛЭТИ являлась школой воспитания, – делился воспоминаниями Али Ахметович на страницах «Электрика». – Здесь прививались чувство ответственности за порученное дело, коллективизм, взаимопомощь, бескорыстие и другие ценные моральные качества. Ошибки и проступки коммунаров безотлагательно обсуждались в правлении коммуны и общим собранием. Чувство дружеского локтя, требовательность, самодисциплина проявляли себя повсеместно. Коммуна была самой успевающей, самой активной частью студенчества ЛЭТИ».

СБК просуществовала до начала 1930-х годов и распалась в связи с исчезновением причин и условий, её породивших.

Сегодня коммунаров уже нет среди нас, а книги «Коммуна ста тридцати трёх» в библиотеке ЛЭТИ не оказалось. Автору этой статьи пришлось собирать разрозненные сведения о коммуне в самых различных источниках, в которых факты, порой, противоречили друг другу. Насколько картина получилось цельной и объективной – судить вам.