История: Наука и техника: Lenta.ru
Многие историки полагают, что городские коммуны, популярные в 1920-х годах в послереволюционной России и СССР, создавались под влиянием работ архитекторов-конструктивистов. В своей статье, опубликованной в журнале The Journal of Architecture, историк Энди Уиллимотт рассказывает о том, что мотивировало молодых людей на самостоятельное построение нового быта.
В 1902 году Ленин написал одну из своих важнейших работ «Что делать?», задав тон большевистской политики на ближайшие 20 лет. В поисках кратчайшего пути к социализму он предполагал, что власть должна взять в свои руки группа революционеров, действующих в интересах пролетариата. Затем, когда эти силы установят контроль над государственными институтами, они будут развивать у населения пролетарское сознание, перевернув таким образом новую страницу в истории человечества.
После Октябрьской революции большевикам пришлось перейти от теории к практике, думать о том, как заставить население расстаться с нормами и моралью прошлого.
В конце концов новая власть пришла к выводу, что на сознание человека влияет образ жизни, а значит, прежде всего нужно менять его.
Основной движущей силой прогресса стали молодые активисты. Вооруженные поверхностным пониманием материализма, они пытались создать в уже имеющихся зданиях и пространствах бастионы социализма, городские коммуны.
Все вокруг колхозное
Одни из первых декретов молодой советской власти запрещали владение землей и жилплощадью. Кроме того, большевики начали так называемый революционный передел собственности, конфискуя в том числе недвижимость бывшей элиты. Эту жилплощадь делили между рабочими.
Революционные мечтатели хотели полностью перевернуть представление о повседневной жизни. На первых советских архитектурных конкурсах, состоявшихся в 1918 году, предлагали разрабатывать проекты жилых пространств с коммунальными кухнями, столовыми и санузлами. В план включали коллективные библиотеки, читальни, а также ясли, сады и школы. Так возник «дом-коммуна», пространство для реализации социалистических практик.
Дом Наркомфина
Фото: Виталий Белоусов / ТАСС
Пожалуй, одна из самых известных попыток изменить сознание советского человека с помощью архитектуры и дизайна — деятельность конструктивистов. Например, дом Наркомфина, строившийся с 1928 по 1930 год по проекту Моисея Гинзбурга.
В 1925 году Гинзбург и братья Веснины, Виктор и Александр, основали Объединение современных архитекторов (ОСА), чтобы продвигать социалистическую архитектуру. Они отвергали «искусство ради искусства» и считали, что дизайн должен решать задачи, поставленные революцией.
В ОСА заявляли о необходимости создания «социальных конденсаторов», жилых пространств, приспособленных для того, чтобы люди больше общались между собой. Это должно было способствовать повышению чувства индивидуальной ответственности каждого жильца и кооперации между ними.
Дом Наркомфина и другие подобные проекты конструктивистов, однако, еще не были «социальными конденсаторами». Они рассматривались как переходное звено к идеальному социалистическому жилищу и сочетали в себе частные («буржуазные») площади с коммунальными в жилом комплексе, состоящем из соединенных друг с другом зон и коллективных пространств.
По замыслу архитекторов, со временем жильцы должны были избавиться от старорежимной привычки к своему индивидуальному пространству и полностью перебраться в публичные помещения.
Этим мечтам по большей части не суждено было сбыться. Архитектурные решения не были стандартизированы и не пошли в массовое производство. В середине 1930-х руководители страны решили, что прежде чем осуществлять такие проекты, в СССР нужно провести ускоренную индустриализацию, поднять промышленность.
Городские коммуны
Идеи революционного преобразования повседневности претворялись в жизнь не только архитекторами, но и инициативной молодежью. В реквизированных советской властью домах юноши и девушки создавали коммуны — на принципах равенства, коллективизма и кооперации.
Большинство первых коммун состояли из трех-шести человек, ютившихся в одной-двух комнатах. Часто в студенческих общежитиях. В центре помещения ставился общий стол, по периметру — кровати. За столом обедали, играли, обсуждали текущие дела и проводили политические дискуссии.
В некоторых коммунах поднимали вопрос сноса перегородок между комнатами — для молодых людей это было атакой на индивидуализм и буржуазное желание иметь личное пространство. Другие старались отвоевать для коммуны коридоры и нежилые помещения, чтобы увеличить число коммунаров. Третьи предвидели, что если в коммуне соберется слишком много людей, то это создаст проблемы и конфликты.
Никаких общих для всех коммун принципов не было. Бытовые условия никак не способствовали новому образу жизни, все держалось исключительно на энтузиазме активистов.
В московской коммуне, 1930 год
Фото: журнал The Journal of Architecture
Коммуна Петроградского политехнического
Согласно статистике, если с 1918 по 1920 год коммунами жили несколько сотен студентов и рабочих, то к середине 1920-х речь шла уже о тысячах. К 1929 году, как писала «Комсомольская правда», в городские коммуны было вовлечено до 30 тысяч советских граждан.
Если рассматривать идею дома Наркомфина как «социального конденсатора», то же самое можно сказать и про эти объединения — они служили делу формирования социалистического быта и «нового человека».
Одна из таких коммун образовалась в общежитии Петроградского политехнического института в 1923 году. Двенадцать человек решили жить по-новому: в определенное время все вместе занимались зарядкой, читали, учились, дискутировали.
Член коммуны писал в журнале «Красный студент» о том, что у них есть коллективная библиотека, в которой можно найти «все последние подписные издания», а также важные революционные работы. Студенты договорились сдавать в общий котел 30 процентов стипендии. На эти деньги приобретали всю еду, одежду, оборудование, а также использовали этот фонд в случае непредвиденных расходов. Предполагалось, что со временем, привыкнув к социалистическому образу жизни, члены коммуны станут увеличивать отчисления в общий котел. Студент, написавший статью, утверждал, что это позволит уничтожить «рудиментарный собственнический инстинкт» каждого коммунара.
Зачастую в коммунах исповедовался принцип научной организации труда (НОТ) — западной концепции совершенствования рабочего процесса на основе достижений науки и передового опыта, созданной американским инженером Уинслоу Тэйлором.
Это выглядит достаточно странно, поскольку она применялась на капиталистическом производстве, где вроде бы один человек эксплуатировал другого. Однако власти продвигали НОТ, и активисты хотели быть частью прогрессивного дискурса.
В институтских коммунах разрабатывали свои системы управления временем, создавая расписания, в которых четко устанавливалось время приема пищи, отдыха, обучения, сна и социалистической агитации. Более того, регламентировались бытовые задачи каждого члена коммуны.
Студенты многих вузов мечтали и о «полных коммунах», в которых коммунарами станут все обитатели общежития. В большинстве институтов это не получилось, но есть пара примеров, когда в таких объединениях участвовали сотни учащихся. Они выделяли целые комнаты для совместного обучения, жертвуя своими спальными местами.
Ленинградская коммуна, организованная в жилом доме, 1930 год
Фото: журнал The Journal of Architecture
Советская пресса в начале 1920-х годов поддерживала такие начинания, рассказывая истории об удачной «перестройке быта» и вовлечении молодежи в революционную активность.
Власть также подчеркивала важность организации коммун. Лев Троцкий писал, что построение социализма не ограничивается политикой — необходимо создание «нового образа жизни».
* * *
Зачастую историки и культурологи считают, что советские молодежные коммуны создавались под влиянием проектов ОСА, таких как дом Наркомфина и других. По их мнению, кампания по построению нового быта восходит к левым архитекторам, конструктивистам. Таким образом они отделяют дома-коммуны от всего негатива в советской истории, что позволяет им восхищаться этими практиками.
На самом деле активисты создавали коммуны на основе революционного дискурса, который оказался более сильным и распространенным в первые годы советской власти, чем считалось ранее. Идеи конструктивистов были не причиной коммун, а лишь следствием всеобщего духовного подъема 1920-х годов.
Впоследствии карикатурным воплощением концепции дома-коммуны стали печально известные коммунальные квартиры. В одном малогабаритном помещении ютилось несколько семей, пользующихся одной небольшой кухней, общим санузлом, и происходило это в основном из-за нехватки жилплощади.
Дома-коммуны же задумывались не как компромисс, а как рациональная и идеализированная форма организации повседневной жизни.
как и почему появились московские дома-коммуны — INMYROOM
Тема месяца
Абсолютно новый тип советского жилья – дома-коммуны – до сих пор остаются одной из самых интересных тем для обсуждения: в чем были инновации архитекторов и почему они все-таки провалились?
Одной из главных социальных утопий ранней советской республики стали коммуны. Мечта о временах, когда частная собственность исчезнет, а люди будут жить вместе и поровну делить общественные блага, не обошла стороной архитекторов. На волне этих настроений и начали строить специальные дома-коммуны. Но почти все такие эксперименты провалились.
Вместе с Айратом Багаутдиновым, основателем образовательного проекта «Москва глазами инженера», мы решили разобраться, сколько шагов от ожиданий до реальности: какие идеи воплощали архитекторы и как в этом жили люди на самом деле.
Айрат Бараутдинов
Эксперт
Инженер-строитель по образованию, историк и преподаватель по зову души. Водит экскурсии, читает лекции для взрослых и проводит увлекательные занятия для детей и подростков.
Общежитие текстильного института
Адрес: 2-й Донской проезд, 7
Время постройки: 1929–1930
Архитектор: Иван Николаев
В чем идея?
Одними из первых под эксперимент попали студенты. Общежитие текстильного института на улице Орджоникидзе решено было выполнить в виде дома-коммуны. Длинный жилой блок вмещал в себя более 1000 ячеек со смешным метражом – 2,3 на 2,7 метра. Такая ячейка предназначалась для двух студентов, но в ней разрешалось только спать. Как писал архитектор дома Иван Николаев: «Закрытая ночная кабина подвергается энергичному продуванию в течение всего дня. Вход в нее до наступления ночи запрещен».
Утром студенты в спальной одежде отправлялись на физзарядку, после – в санитарный блок, где был туалет и душ, там же они переодевались.
Большую часть дня проводили в общественном блоке, где были общая комната для занятий, библиотека, чертежная, столовая, студия.
Что вышло на самом деле?
Несмотря на то что студенты все-таки отдыхали в жилых ячейках днем и хранили там вещи, в остальном установленный архитектором строгий порядок более-менее сохранялся до 60-х годов. Потом общежитие передали Институту стали и сплавов и перестроили: комнат стало меньше, но они стали больше, каждая была рассчитана на четверых.
Сегодня МИСиС занимается реконструкцией здания. Работы в жилом блоке уже завершили, комнаты так и остались большими, туда поселили магистров и аспирантов. Бывший санитарный блок также станет жилым, теперь у каждой ячейки есть свой санузел. В какой-то части здания обещают воссоздать обстановку 1930-го года с планировкой того времени и открыть музей.
Дом-коммуна на Орджоникидзе после реконструкции. Фото: МИСиС
В здании восстановили ленточные окна.
Фото: МИСиС
В общежитии реставрировали пандус, который заменяет лестницу, и установили прозрачный лифт. Фото: МИСиС
Дом-коммуна на Лестева
Адрес: ул. Лестева, 18
Время постройки: 1928–1929
Архитектор: Г. Вольфензон и С. Леонтович, инж. А. Барулин
В чем идея?
Дом для рабочих на Лестева воплотил идею коммуны лишь частично. Его боковые корпуса имеют 40 двухкомнатных квартир со всеми удобствами. Коммунальными стали лишь три центральных корпуса. Они вмещают 230 жилых ячеек площадью 9 и 14 квадратных метров с тамбуром и встроенным шкафом, а также общие умывальные, ванные, уборные и помещения, оборудованные мойками, кипятильниками и газовыми плитами «для подогревания и приготовления простейших кушаний».
Центральный корпус отвели под места общего пользования: ясли, детский сад, столовая, клуб, спортзал и солярий на крыше. Архитектор Георгий Вольфензон писал: «Все вселяемые в дом обязуются полностью перейти от индивидуальной кухни на питание в столовой дома… Дети дошкольного возраста всех вселяемых в дом в обязательном порядке размещаются и воспитываются в дневное время в детских учреждениях дома».
Что вышло на самом деле?
Уже в 1930 году в «Рабочей Москве» была опубликована статья под названием «Не дом-коммуна, а старая трущоба…». Корреспондент Авилова, не указавшая своего имени, возмущалась испорченной канализацией, нечистоты из которой залили кухню и столовую, мокрым бельем и валенками на батареях, не замазанными зимой окнами и дверьми балконов, жарким и тесным физкультурным залом, отсутствием электричества и газоснабжения, а также «старыми клопами» рабочих.
Особое негодование у Авиловой вызывало убранство жилых помещений: «Многие квартиры украшены целыми иконостасами с богатой галерей богов. Та мебель, которую Жилсоюз предоставляет жильцам за довольно дорогую плату, является образчиком самой пошлой и нерациональной обстановки. Большие диваны, кровати с шишками и прочее».
В 60–70 годы центральная часть дома была расселена, люди получили квартиры и комнаты в крыльях здания.
Фото: Flickr
Фото: Flickr
Фото: Flickr
Фото: Flickr
Дом архитекторов на Гоголевском бульваре
Адрес: Гоголевский бульвар, 8
Время постройки: 1929–1931
Архитектор: М.
Барщ, В. Владимиров, И. Милинис, А. Пастернак, Л. Славина (под руководством М. Гинзбурга), инж. С. Орловский
В чем идея?
Заметив, что люди еще не готовы к жизни в домах-коммунах, архитектор Моисей Гинзбург решил создать дом переходного типа. Квартиры имели свои кухни и санузлы, но их скромный размер и продуманная система общественных пространств должны были постепенно приучать человека к коммунальному укладу.
Таким стал дом жилищного кооператива «Показательное строительство» на Гоголевском бульваре. Членами этого кооператива были сами архитекторы-проектировщики дома. Так что они «протестировали» новую идею на себе.
Один из корпусов был составлен из ячеек типа F – скромных по размерам (36 квадратных метров), но интересных по планировке двухуровневых квартир. Ячейки F были и самыми экономичными с точки зрения строительных затрат. Им суждено было стать одним из самых известных творений советской архитектуры XX века.
Что вышло на самом деле?
Сегодня дом на Гоголевском по-прежнему является жилым, и среди жильцов есть потомки тех самых архитекторов.
Общественный блок давно занят разными учреждениями.
Задуманного Гинзбургом перехода к коммунальному укладу так и не случилось, как не случилось и коммунизма. Но спустя почти век после строительства, скромные ячейки в 36 квадратов обрели новую жизнь: теперь это стильные двухуровневые студии с богатой историей и большим простором для фантазии архитекторов и дизайнеров. Надо признать, хотя эксперимент и не удался, Гинзбург смог создать тип жилья, который не теряет актуальности и обрастает новыми смыслами.
Фото: admagazine.ru
Современная квартира в доме на Гоголевском бульваре. Фото: admagazine.ru
Современная квартира в доме на Гоголевском бульваре. Фото: admagazine.ru
Фото: admagazine.ru
коммуна | средневековый город, Западная Европа
- Похожие темы:
- коммунитас
Просмотреть весь связанный контент →
Резюме
Прочтите краткий обзор этой темы
коммуна , город в средневековой Западной Европе, который приобрел самоуправляемые муниципальные учреждения.
В центральный и более поздний период средневековья большинство городов к западу от Балтийского моря на севере и Адриатического моря на юге приобрели муниципальные учреждения, которые в общих чертах обозначались как общинные.
Ни одно из определений не охватывает удовлетворительно каждый тип коммуны, но для большинства из них характерна клятва, обязывающая горожан или бюргеров города к взаимной защите и помощи. Такая клятва между равными, хотя и аналогична другим германским институтам, контрастирует с клятвой вассалитета, типичной для раннесредневекового общества, когда кто-то обещал подчинение вышестоящему в обмен на защиту. Орган стал ассоциацией, 
В северной и центральной Италии (и в некоторых частях южной Франции) отсутствие мощной централизующей политической власти и, в меньшей степени, преждевременное экономическое развитие городов позволили коммуне обрести такую степень самоуправления, которая легко превзошла транзакцию муниципальные дела. Здесь города завоевывали сельскую местность и проводили независимую дипломатическую политику, а их де-юре начальники, император Священной Римской империи или папа, редко имели возможность осуществлять де-факто превосходство. Более сильные из этих городов-республик выжили — за счет своих более слабых соседей — в эпоху Возрождения, хотя к этому времени большинство из них перешло к одному правителю (синьору). Милан и Флоренция продолжали оставаться могущественными государствами в период раннего Нового времени, а Венеция — вплоть до наполеоновской эпохи.
Коммуны Фландрии уступали только итальянским коммунам по размеру и промышленной и торговой организации; временами политические отношения между графом Фландрии, французским королем (его повелителем) и Англией отводили фламандским коммунам, в частности Генту, значительную роль в европейских делах.
Во Франции, в «Германии» (, т. е. имперские территории к северу от Альп) и в иберийских королевствах Кастилия и Арагон города были «судебными островами», имеющими собственное право и занимавшимися своими делами в пределах поля. того, что теперь будет называться «местным самоуправлением». Здесь, как и в английском городке, король или повелитель обычно сохранял верховенство, но был готов расстаться с контролем в деталях в обмен на финансовые выгоды и военные или другие услуги. Очевидно, что из этих региональных обобщений есть исключения, ибо каждый город отличался от всех других своим социальным и экономическим развитием.
Общее значение средневековой общины в европейской истории заключается, возможно, в социальном и политическом образовании, полученном гражданами в результате осуществления ими самоуправления. Однако было бы неверным предполагать, что коммуны были «демократиями». Жизнь всех городов характеризовалась борьбой за контроль, в результате которой наиболее богатые и могущественные горожане обычно более или менее успешно монополизировали власть.
Некоторые сельские районы также были организованы как коммуны, как правило, в ответ на потребность в коллективной аграрной организации (пастбища и другие права или собственность, находящиеся в совместном владении), но их институты были менее сложными, чем в городских коммунах.
Краткая история Парижской коммуны
Не так давно место, где сегодня базилика Сакре-Кер — базилика, прозванная «алебастровым свадебным тортом», — теперь стоит на вершине Монмартра в Париже, когда-то было вредным для здоровья районом, где жили пролетарии. , поденщиков и секс-работников. Это было также место рождения того, что Карл Маркс считал предвестником грядущего: Парижской Коммуны. Полтора века назад именно здесь, на вершине Монмартра, его жители разместили артиллерию, которую они приобрели на пожертвования сообщества, чтобы защитить себя от осады Парижа прусской армией.
Попытки французского правительства разоружить свой народ привели к актам сопротивления в рабочих кварталах. Правительство бежало в Версаль, а оставшимся в городе рабочим, интеллигенции и поденщикам было поручено организовать оборону столицы, ее быт и основы совершенно нового общественного устройства.
Флориан Грэмс — историк и автор книги Die Pariser Kommune (PapyRossa, 2021). Он живет в Ганновере. Перевод Райана Айерса и Джоэла Скотта для Gegensatz Translation Collective.
Именно здесь весной 1871 года человечество сделало необратимый шаг вперед на пути к собственному освобождению. События, пережитые парижскими коммунарами, повлияли как на лирику «Интернационала», так и на политическую практику большевиков в России. Как корректирующий и вдохновляющий опыт, этот опыт также был использован для легитимации господства государственного социализма. Чтобы извлечь уроки из истории Парижской Коммуны, которые сохранят свою актуальность для политических действий в двадцать первом веке, эту историю необходимо сначала понять, а затем критически оценить с точки зрения ее актуальности для современности.
В этом духе полезно приучить новый слух к опыту, озвученному коммунарами, и попытаться извлечь уроки из того, что они говорят.
Парижская Коммуна была создана 18 марта 1871 года, но ее корни можно проследить вплоть до 1848 года, когда волна демократической революции, зародившаяся во Франции, прокатилась по европейскому континенту; в Вене, Варшаве, Риме и Берлине люди вышли на улицы в знак протеста.
Во Франции в считанные месяцы была разгромлена демократическая революция, закончившаяся кровавым подавлением восстания рабочих, протестовавших против закрытия национальных мастерских в июне 1848 года. Несмотря на это, уличные бои этого периода заложили основы за создание автономного французского рабочего движения, которое действовало независимо от центристских буржуазных политических партий, — ключевая предпосылка для образования 72-дневной «Республики рабочих» в 1871 г.
Однако после поражения восстания военная диктатура сначала установила контроль, а через несколько месяцев передала бразды правления Наполеону III.
Как отмечал Маркс в Гражданская война во Франции , коронация племянника Наполеона Бонапарта, таким образом, представляла собой не столько триумф капиталистической гегемонии, сколько установление авторитарного режима, направленного на подавление набиравшего силу рабочего класса.
К востоку от Рейна, в раздробленной Германии, монархические державы также смогли подавить революционные усилия и победить демократическое движение. Требование последнего о национальном единстве Германии было впоследствии кооптировано «сверху», переопределено и позиционировано как проект, разработанный в соответствии с ответом Пруссии.
Политика прусской короны была направлена на сохранение монархической власти, а также на объединение Германии. В частности, включение южногерманских государств в этот процесс формирования национального государства должно было вызвать сопротивление во Франции, которая не была заинтересована в объединении и усилении Германии. После победы прусских войск в так называемых «Войнах за объединение Германии» конфликт между французскими и немецкими интересами снова вышел на первый план и продолжал только усиливаться.
Это было столкновение двух соперничающих держав, которые, стремясь сохранить и расширить сферы своего влияния как внутри страны, так и за рубежом, уже твердо взяли курс на столкновение друг с другом. Летом 1870 года министру-президенту Пруссии Отто фон Бисмарку удалось спровоцировать правительство в Париже на объявление войны, опубликовав искусно искаженный отчет о встрече между французским послом в Пруссии и прусским королем («Эмсская депеша»), и таким образом гарантируя, что они были теми, кто считается ответственным за разжигание войны.
Вскоре после этого в августе начались первые боевые действия франко-прусской войны, когда французы напали на Саарбрюккен. Через несколько дней прусские войска переправились через Рейн. Начало сентября ознаменовалось сражением при Седане, в результате которого были взяты в плен последние боеспособные части полевой армии Франции вместе с Наполеоном III. Это внезапное поражение решило судьбу Второй Французской империи, но не означало конца войны, когда прусские войска двинулись вперед к Парижу с целью его захвата.
После поражения в битве при Седане в Париже была провозглашена Третья республика, несмотря на полное отсутствие демократической легитимности. Хотя политические и военные неудачи империи привели к ее дискредитации, Республика не предприняла никаких действий для свержения монархии. По Марксу, меры, предпринятые правительством, свидетельствовали о том, что оно «унаследовало от империи не только развалины, но и ее страх перед рабочим классом».
Текущая ситуация в Париже и его окрестностях также мало воодушевляла тех, кто надеялся основать свободную республику. К началу октября 1870 г. Париж находился в тотальной осаде, окруженной со всех сторон прусскими войсками, и попытки прорвать линию осады войсками из провинций также не увенчались успехом. В конце января 1871 года Жюль Фавр, министр иностранных дел Временного правительства национальной обороны, подписал перемирие с вновь образованной Германской империей, которое было официально провозглашено всего десятью днями ранее в Зеркальном зале Версаля.
Договор о перемирии предусматривал, что только вновь избранное Национальное собрание будет иметь право ратифицировать возможный мирный договор. Собрание впервые собралось 12 февраля в Бордо, далеко от столицы страны, которая оставалась в состоянии полной осады немецкими войсками, и избрало министром-президентом сторонника конституционной монархии в лице Адольфа Тьера. Фавр, который выступил посредником в заключении перемирия, остался на своем посту министра иностранных дел.
В Париже как выбор места для Национального собрания, так и состав нового правительства расценили как предательство тех, кто месяцами защищал столицу от осады. После того как в начале марта прусские войска начали отступление из Парижа, а новое французское правительство приступило к разоружению войск Национальной гвардии в Париже, сопротивление этим действиям стало нарастать и достигло апогея 18 марта 1871 г.
«Народный Пушки»: 18 марта 1871 г. Чтобы защитить Париж от немецких войск, в сентябре 1870 года правительство Тьера реорганизовало Национальную гвардию и набрало в свои полки безработных.
Это привело к изменению демографического характера военных; Солдаты Национальной гвардии свергли своих офицеров, избрали новых командиров из своих рядов, а также создали свой собственный руководящий орган — Центральный комитет Национальной гвардии. Это заложило основу для создания народной армии в Париже и фактически установило структуру двоевластия, с французским правительством с одной стороны и Национальной гвардией с другой.
Вечером 17 марта ближайшее окружение правительства приняло решение захватить артиллерию Национальной гвардии, чтобы нейтрализовать власть ЦК и укрепить свою. Служа этому плану, правительство опубликовало заявление, в котором клеветала на ЦК и изображала его как опасность для молодой Третьей французской республики. Не желая полагаться исключительно на желаемый эффект этого заявления, утром 18-го они отдали приказ войскам выдвинуться в сторону Парижа и нанести внезапный удар по позициям национальной гвардии, захватив артиллерийские установки правительственного арсенала в процесс.
Тем временем микрорайоны начали просыпаться по утрам и их жители видели, что происходит на улицах перед ними. Очевидец писал: «Как и в других крупных случаях, женщины вели впереди. Присутствующие 18 марта… не дождались своих мужей. Они окружили mitrailleuses [залповое орудие в форме пушки, чем-то похожее на рудиментарную пушку Гатлинга] и крикнул артиллеристам: «Это позорно; что ты там делаешь?» Солдаты не ответили». Со временем на место происшествия прибыли более крупные группы войск Национальной гвардии. На вершине Монмартра генерал Леконт приказал правительственным солдатам открыть огонь по мужчинам и женщинам. Однако они отказались, вместо этого смешавшись с войсками Национальной гвардии и арестовав генерала. В других местах города войска Национальной гвардии и местное население смогли предотвратить вывоз пушек. Таким образом, в течение утра парижане смогли отразить атаку, захватив почти все пушки и приобретя тысячи дополнительных единиц огнестрельного оружия.
Не сумев захватить пушки и удивленный решимостью рабочих, Тьер решил покинуть столицу и отправиться в Версаль в сопровождении своего правительства и армейских полков лоялистов.
То, что они смогли с легкостью бежать из города, было связано с тем, что батальоны Национальной гвардии, ожидая новой атаки правительственных войск, забаррикадировались в своих опорных пунктах по соседству или иным образом направили свои движения, чтобы избежать столкновения.
Когда в тот вечер над Парижем зашло солнце, власть во французской столице в основном находилась на улицах. В этой ситуации ЦК Нацгвардии решил собрать временное правительство. Большинство парижского населения впервые узнало о переменах, произошедших в их городе, на следующее утро, когда ЦК занял ратушу, поднял красный флаг и обратился к жителям города со своим первым воззванием:0009
Вы поручили нам организовать защиту Парижа и ваших прав.
Мы осознаем, что выполнили эту миссию: с помощью вашего благородного мужества и удивительного спокойствия мы изгнали предавшее нас правительство.
На данный момент срок нашего мандата истек, и мы его уступаем, ибо не претендуем на место тех, кого только что сверг революционный ветер.
Итак, подготовьтесь и проведите ваши общинные выборы, и в награду дайте нам единственное, чего мы когда-либо желали: увидеть, как вы устанавливаете настоящую республику.
А пока, во имя народа, мы останемся в Hôtel-de-Ville.
Социал-демократия коммуныПервым официальным актом Временного правительства было объявление о проведении выборов для определения состава Совета коммуны. Революция накануне заложила основы французской республики, которая навсегда «ознаменует конец эпохи вторжений и гражданской войны». Вдобавок Центральный комитет считал себя силой, которая защищала Париж и которая теперь вернет контроль над городом его жителям через выборы в совет.
Выборы состоялись менее чем через десять дней, 26 марта; всего через два дня официально возникла Парижская коммуна. Учитывая безотлагательность организации выборов в столь сжатые сроки, в те первые дни практически не обсуждалась реальная политическая программа Коммуны.
По этой причине — по словам Проспера Лиссагарая, который сам был коммунаром, — голоса в основном отдавались на основе узнаваемости имени. В результате Совет Коммуны оказался пестрой смесью якобинцев, социалистов, анархистов, романтиков и представителей буржуазной оппозиции Наполеону III. Это означало, что в Коммуну входили могущественные фракции, политически вдохновленные концепциями буржуазной Французской революции 1789 года.рядом с протосоциалистами, анархистами и марксистами. Это разнообразие политических позиций отражало столетие классовой борьбы, предшествовавшее основанию Коммуны.[2]
Из-за растущей враждебности, исходящей от Версаля, и все более четких и конкретных требований, выдвигаемых рабочими округами, 16 избранных представителей ушли со своих постов только во время первого заседания Совета коммуны, поскольку они не желали участвовать в структуре комитета. который стремился работать на уровне выше городского совета. Этот уход и результаты последующих дополнительных выборов 16 апреля привели к усилению социалистической повестки дня в Коммуне.
Тем не менее, совет по-прежнему формировался людьми, которые придерживались ряда конкурирующих идеологий, что иногда приводило к конфликтам. В результате многие политические позиции и политика Коммуны оставались несколько расплывчатыми.
В то же время, однако, совместный характер коллективных усилий по защите вновь установленного порядка в Париже был одной из сильных сторон Коммуны. Любая оценка Совета коммуны не должна упускать из виду тот факт, что, учитывая, что он просуществовал чуть меньше двух месяцев — с 28 марта по 25 мая — время, которое его члены имели в своем распоряжении для реализации своих политических планов, было крайне ограничено. Начиная со 2 апреля правительственные войска выступили из Версаля, чтобы начать наступление на столицу, вынудив Коммуну к войне. Несмотря на срочность ситуации, Совет коммуны смог принять ряд важных постановлений, направленных на коренные социальные изменения. Особого упоминания заслуживают следующие политики:
- Освобождение от арендной платы за период с октября 1870 г.
по апрель 1871 г. - Запрет на продажу имущества, заложенного гражданами во время осады
- Роспуск постоянной армии и замена ее вооружением населения
- Бесплатно государственное образование
- Заработная плата государственных служащих должна отражать среднюю заработную плату рабочего
- Захват заброшенных заводов контролируемыми рабочими кооперативами
- Захват и перераспределение незанятого жилья
- Запрет на штрафные санкции и сокращение заработной платы
- Запрет на ночные смены для подмастерьев пекарей
- Установление фиксированной цены на хлеб
по апрель 1871 г.Эти меры были прежде всего реакцией на жизненную ситуацию в Париже. Однако помимо удовлетворения этих насущных потребностей они были предназначены для того, чтобы проложить путь к конституции социальной республики, сформированной рабочими и торговцами, которые ставили свои интересы на первое место.
Прежде всего, наиболее революционными действиями совета были декреты, направленные на демократизацию организационных структур города.
К ним относятся ограничение заработной платы представителей и государственных служащих и положение о том, что должностные лица могут быть отозваны и переизбраны в любое время (известное как императивный мандат). Правда, учитывая особые условия войны и осады, в которых действовала Коммуна, любые и все предпринятые ею меры в конечном счете могли быть не более чем «лоскутным одеялом [действиями] или устремлениями на будущее»[3]. В то же время они ясно определяют, как может быть организована община на подлинно демократических началах, при которой как можно большая часть населения может участвовать в формировании условий, в которых они живут. В этом отношении важнейшей мерой Парижской Коммуны был функциональный характер самого ее существования.
Политическая деятельность Коммуны в значительной степени определялась многочисленными политическими клубами, районными комитетами и батальонами Национальной гвардии, все из которых имели сильное влияние на деятельность Коммуны.
Совет Коммуны — вместе с организациями, созданными женщинами Парижа, которые играли активную роль в формировании и защите Коммуны и боролись за возможность равноправного участия в общественной жизни.
Мемуары знаменитой коммунарки Луизы Мишель описывают повседневную жизнь Коммуны. Ее текст также является гимном женщинам Коммуны, которые, по ее словам, были «более способны, чем мужчины, чтобы определенно сказать, что так и должно быть. Хотя внутри они могут чувствовать себя потрясенными до глубины души, внешне они остаются безмятежными. Лишенные ненависти, ярости, сочувствия к себе или к другим, они настаивают на том, чтобы так и было, даже если сердце обливается кровью. Такими были женщины Коммуны» [5]. Таким образом, Мишель был убежден, что врагам Коммуны было бы гораздо легче вернуть себе Париж, если бы у Коммуны было столько противников среди городских женщин, сколько среди женщин. мужское население.
Изображение Мишеля подчеркивает решающую роль, которую женщины сыграли в формировании Коммуны и борьбе за ее защиту.
Одна из причин этого заключается в том, что организация снабжения провизией и топливом — задачи, которые обычно выпадали на долю женщин, — имели огромное значение для поддержания повседневной жизни во время прусской осады. Это привело к формированию (женских) сетей в местных сообществах, которые стали проводниками политизации парижских женщин. Иными словами, женщины города непосредственно пострадали от тягот войны, но также стали бенефициариями указов Коммуны. Таким образом, их присоединение к общему политическому проекту было обусловлено не столько абстрактными теоретическими соображениями, сколько их собственными конкретными интересами.
Женщины Монмартра, в частности, сделали себе имя, в немалой степени благодаря речам о правах женщин, которые они готовили и произносили на мероприятиях, организованных политическими клубами. Наряду с этим они стремились к практическим потребностям повседневной жизни и защите Коммуны, хотя они были более чем готовы высказать и свою критику в ее адрес. Решение высшего командования Национальной гвардии запретить женщинам участвовать в боевых действиях, например, в качестве солдат или медиков, встретило решительное сопротивление среди женщин. Они справедливо определили это как пример дискриминации и предательства принципов Коммуны и, таким образом, что-то, что поставило под угрозу проект в целом.[6]
Независимо от позиций, которые они занимали в различных внутренних спорах, женщины Коммуны боролись в более широком смысле за реализацию формы общественной жизни, основанной на солидарности и гендерном равенстве, в Париже в целом и за его пределами. В рядах Коммуны они обсуждали, боролись и умирали во имя этой цели. Их работа вызывала наибольшее беспокойство у сторонников старого порядка, которые безудержно пытались очернить женщин-коммунаров как вираго или даже фурий. Но ряд мужчин-коммунаров также чувствовали себя некомфортно из-за этих самоуверенных женщин, поскольку их поведение нарушало устоявшиеся гендерные роли в обществе, что нашло отражение в том факте, что женщины-коммунары были лишены права голоса на выборах. Повышение заметности и активности женщин в Парижской коммуне означают важный шаг вперед в борьбе за гендерную эмансипацию: в то время как коммунары-мужчины должны были принять женщин как товарищей в общей борьбе, коммунары-женщины должны были научиться освобождаться от традиционные гендерные стереотипы.
В целом становится очевидным, что Парижская Коммуна представляла собой моментальный снимок различных групп, действующих внутри республиканского движения во Франции, в котором социалистическое рабочее движение было важной, но не самой большой группой. Наиболее широко представленная группа в Совете коммуны состояла из людей, которые считали себя продолжением радикальных сил, участвовавших во Французской революции. Это, естественно, приводило к частым конфликтам, которые, учитывая срочность решений, которые должны были быть приняты в Париже, взрывались с большой яростью. Таким образом, великой силой Коммуны можно считать то, что эти конфликты никогда не доходили до точки, когда коммунары теряли из виду свою общую цель: установление социальной и демократической республики. На основе этой фундаментальной общности, связывавшей различные революционные силы, присутствующие в Париже, прочность традиционных политических концепций могла быть проверена на арене социальной действительности и, при необходимости, отброшена или видоизменена; наряду с этим возникли новые политические формы, которые обеспечили возможную основу для свержения капитализма и создания общества, построенного на солидарности.
После того как 2 апреля правительственные войска из Версаля начали наступление на Париж, Коммуна была вынуждена защищаться от ежедневных нападений свежих частей, доставленных в Париж со всей Франции и в частности, военнопленных, недавно освобожденных немцами. В ходе тяжелых боев контроль над городами, зданиями и укреплениями, окружающими Париж, много раз переходил из рук в руки. Однако 21 апреля версальские войска нанесли решающий удар по Парижу. После нескольких недель тяжелых артиллерийских обстрелов городские укрепления оставались незанятыми, и враги Коммуны практически не встретили сопротивления, когда вошли в город. После этого вторжения оставшиеся силы коммунаров забаррикадировались в своих кварталах, где они изо всех сил сопротивлялись наступлению версальских войск. Хотя такой подход соответствовал центральному приоритету большинства Национальной гвардии — защите своих кварталов и семей от наступающего врага — это означало, что Коммуне не хватало скоординированной формы руководства.
В течение следующих семи дней войска из Версаля завоевали Париж, преодолевая упорное сопротивление коммунаров, улицу за улицей, баррикаду за баррикадой. Всякий раз, когда они захватили позицию коммунара, версальские эскадроны смерти вступали в бой, собирая всех выживших бойцов сопротивления и без суда и следствия казня их. Коммунар Проспер Лиссагарей охарактеризовал действия победившей армии как гнусную резню, которая за считанные часы превзошла размах Варфоломеевской бойни. Неделю спустя, 28 мая, из пушки, удерживаемой Коммуной, был произведен последний выстрел. «Пушка, заряженная двойным выстрелом, со страшным грохотом выдохнула последний вздох Парижской коммуны. Последняя баррикада майских дней была на улице Рампоно. В течение четверти часа ее защищал один федерал. … В одиннадцать часов все было кончено».
29 мая Адольф Тьер заявил, что порядок в Париже восстановлен. Но конец сопротивления коммунаров не означал прекращения убийств; до середины июня казни побежденных коммунаров были повседневным явлением. Пока это происходило, как описывает очевидец Лиссагаре, богатые парижане воспользовались случаем, чтобы восстановить контроль над «своим» городом:
вид окровавленных фургонов. Гражданские стремились превзойти военных в легкомыслии. … Элегантные и радостные женщины, как в увеселительном путешествии, направились к трупам, и, чтобы насладиться видом доблестных покойников, концами зонтиков подняли свои последние покрывала.
Точное число жертв этого кровопролития остается неизвестным, так как тела большинства убитых были поспешно захоронены или сожжены. Однако ясно, что во время майской «кровавой недели» было убито или убито не менее 30 000 коммунаров.
Учитывая действия французского государства в отношении Коммуны, важно также отметить, что даже после окончания массовых расстрелов еще 9000 коммунаров были приговорены либо к тюремному заключению, либо к ссылке. В фортах на французском атлантическом побережье, но прежде всего в исправительной колонии Новой Каледонии, известной как «сухая гильотина», бойцы сопротивления коммунаров погибли в большом количестве, прежде чем объявленная в 1880 году амнистия позволила оставшимся в живых вернуться на родину.
Амнистия, однако, не была реабилитацией; приговоры, вынесенные коммунарам, сохранили свою юридическую силу, и по сей день французские власти упорно отказываются от попыток добиться их отмены. Это означает, что коммунары сохраняют за собой статус политических преступников. Цель здесь ясна: делегитимировать Парижскую Коммуну. В этом смысле описание вышеупомянутых событий, опубликованное в немецком журнале Der Sozialdemokrat за 1881 год в ознаменование десятой годовщины поражения Коммуны, остается как никогда уместным. Море крови, разделяющее два мира; с одной стороны, те, кто боролся за другой, лучший мир, а с другой — те, кто стремился сохранить старый порядок[8].
Текущая актуальность Коммуны
В то время как в Париже еще бушевала битва за Коммуну, Август Бебель заявил о солидарности радикального немецкого социал-демократического движения с борцами Сопротивления. Выступая в рейхстаге, он заявил, что в те дни «весь европейский пролетариат и все, кто еще верит в важность свободы и независимости», устремили свои взоры на Париж. Бебель не скупился на поддержку Парижской Коммуны и выражал убеждение, что «важнейшие события в истории Европы еще впереди; Это вопрос десятилетий, прежде чем Парижская Коммуна провозгласит сплоченный клич «Война дворцам, мир хижинам, смерть нищете и праздности!» станет таковой всего европейского пролетариата»[9].] Коммуна была встречена таким же положительным откликом и во многих других частях Европы.
Но по мере того, как социал-демократическое движение постепенно отворачивалось от своих революционных корней, отошло на задний план и его воспоминание о Коммуне. Напротив, коммунистическое движение, возникшее в результате Октябрьской революции в России, рассматривало Парижскую Коммуну как часть своего наследия и заботилось о сохранении памяти о ней. Известно, что Владимир Ленин танцевал в снегу на 73-й день правления большевиков, отметив момент, когда ему удалось пережить Парижскую Коммуну. Однако в то же время Октябрьская революция и то, что последовало за ней, означали появление на мировой арене новой и, казалось бы, успешной модели социализма, которая сместила акцент коммунистов с Коммуны на «Красный Октябрь».
После краха государственного социализма в Европе все предыдущие попытки ниспровергнуть капиталистические общественные отношения посредством революции оказались сильно дискредитированы. Один из исторических уроков, которые коммунистические партии извлекли из Коммуны, заключался в том, что нельзя недооценивать вопрос власти, как это делали коммунары. Вместо этого они совершили обратную ошибку, сосредоточившись исключительно на сохранении власти.
Если мы хотим сделать сегодня еще одну попытку реализации социализма, то провал советской модели совершенно ясно показывает, что это можно сделать только при демократическом участии народа. Однако демократические структуры и средства контроля смогут добиться успеха только в том случае, если легитимность принятия решений будет связана с демократическими в самом фундаментальном смысле процессами. Одним из таких примеров, который приходит на ум, является использование императивного мандата, как это практиковалось коммунарами в 1871 году.[10] Таким образом, любая коллективная попытка проложить путь к обществу, основанному на солидарности и социалистических принципах, требует тщательного изучения опыта парижских коммунаров. Их цель — основать «демократическую и социальную республику» — еще ждет своего реального осуществления.
[1] См. второй выпуск подкаста Rosalux History , «Von Bismarck zum Treuhandtechno», сентябрь 2020 г.
[2] Более подробное обсуждение этого вопроса см. : Grams, Florian: Die Парижская коммуна – Basiswissen . 3-е изд. Кельн, 2021 г., стр. 45 и далее.
[3] Хаупт, Хайнц-Герхард и Хаузен, Карин: Die Pariser Kommune – Erfolg und Scheitern einer Revolution . Франкфурт/М. 1979, с. 172.
[4] См. Хартманн, Детлеф и Виммер, Кристофер: Die Kommunen vor der Kommune 1870/71
. Гамбург 2021, с. 121.[5] Мишель, Луиза: Memoiren – Erinnerungen einer Kommunardin . Мюнстер 2017, с. 135ф.
[6] См. Schrupp, Antje: Nicht Marxistin und auch nicht Anarchistin – Frauen in der Ersten Internationale . Франкфурт/М. 1999, с. 177.
[7] См. «Erklärung der Minorität des Kommune-Rats vom 15. Mai 1871», цитируется по: Swoboda: Die Pariser Kommune , loc. соч., с. 243.
[8] См. «Gedenktage des Proletariats: Die blutige Maiwoche», в Der Sozialdemokrat , выпуск 21, 22 мая 1881 г., стр. 1.
[9] Бебель, август: «Die Pariser Kommune — Vorpostengefecht des europäischen Proletariats».