Отдых в грозном отзывы: Грозный. Отзывы туристов. 19 отзывов — Туристер.Ру

Молодая женщина по имени Мариям, которая работает в PR и перемещается между Грозным и другим городом в России, сказала, что, по ее мнению, башня свидетельствует о неправильном использовании ресурсы, которые, по ее мнению, были связаны с собственными силами. «Никто не верит, что это именно то, что сейчас нужно Чечне, или, если они верят в это, то верят пропаганде», — сказала она.«Но в основном люди просто стараются не высовывать шею и просто жить. Честно говоря, я действительно думаю, что большинство людей вообще не имеют никакого мнения об этой башне. Это слишком далеко от их жизни ».

На данный момент особо особо не на что посмотреть, только прямоугольный котлован с перекрытыми сваями от посторонних глаз. По соседству ведется строительство торгового центра «Грозный», торгового комплекса, который, как ожидается, будет обслуживать больший спрос, чем роскошные апартаменты и офисы, запланированные для башни Ахмат. Уже есть предположения, что строительство башни застопорилось, и срок ее строительства в 2020 году может быть перенесен на 2022 или 2024 год.

Проект указывает на стремление Кадырова сделать город международным обликом по образцу Дубая, который начался со стеклянных башен строительного комплекса Грозный-Сити. Вожделенное чувство интернационализма также придается наймом фирмы, возглавляемой Адрианом Смитом, архитектором дубайской башни Бурдж-Халифа и Королевской башни в Саудовской Аравии.

Отвечая на вопрос о сравнении города и Дубая, Элина Батаева, директор государственного туроператора, ответила, что поддерживает развитие города, но это помогает смотреть на вещи в перспективе. «Люди приезжают просто посмотреть Грозный-Сити. Многие россияне, которые не были в Дубае, любят сравнивать это. Я была в Дубае, поэтому знаю, что это не совсем Дубай, — сказала она, смеясь. «Но что-то есть в городе и в людях».

Источник финансирования остается загадкой. Инвесторы в башню не были обнародованы, в отличие от эмиратских спонсоров исламского университета, строящегося в центре города, и неясно, как это здание когда-либо будет приносить прибыль.

Первоначально предполагаемая стоимость башни составляла 500 миллионов долларов, но в 2016 году мэр города Муслим Хучиев сообщил, что башня будет стоить более 1 миллиарда долларов. Тогда он сказал, что строительство полностью финансировалось частными инвесторами, а не государственными субсидиями, но отказался назвать их имена, что послужило поводом для предположений, что в список могут входить государственные компании или фонды, контролируемые правительством Чечни.

Человек, близкий к правительству области, который говорил на условиях анонимности, сказал, что большая часть нынешнего комплекса в Грозном-Сити не занята никакими предприятиями, и что в число нынешних арендаторов входят государственные компании, которые были размещены там по политическим мотивам. решение.

По его словам, он надеялся, что предложение офисных площадей и роскошных квартир в конечном итоге создаст спрос.

«Если здесь есть мини-Дубай, может, они и придут к нему», — сказал он.

Чтобы узнать больше о жизни в городах России, принимающих чемпионат мира по футболу, посетите Guardian Cities или подпишитесь на на Twitter , Facebook и Instagram

Проблемы с психическим здоровьем среди конфликтов- пострадавшие взрослые в Грозном, Чечня: качественное исследование | Конфликт и здоровье

Бесплатные списки

В ходе собеседований по бесплатному списку был выявлен ряд проблем, связанных с психическим здоровьем, в том числе: (а) плохое психологическое здоровье; (б) наркомания; (в) проблемы в семье; (г) пьянство; (д) депрессия; и (е) стрессовые и нервные люди.Проблемы, не связанные с психическим здоровьем, о которых обычно сообщают, включают следующие категории: (а) проблемы с услугами и инфраструктурой, такие как безработица и качество медицинского обслуживания; и (б) социальные проблемы и проблемы в отношениях, такие как изменения в культуре и общении (см. Таблицу 1).

Интервью с ключевыми респондентами

Четыре проблемы были исследованы в интервью KI: 1) плохое психологическое здоровье было выбрано для того, чтобы понять, является ли это отдельным локальным синдромом или сводным термином для множества проблем; 2) депрессии и 3) стрессовых и нервных людей были отобраны, так как это проблемы психического здоровья, на решение которых направлена ​​программа психологического консультирования MSF и которые предполагается оценить в последующем исследовании оценки результатов; и 4) проблем в семье было выбрано для дальнейшего понимания природы и последствий этих проблем.Часто сообщаемый вопрос о проблемах, связанных с наркотиками и алкоголем, не был выбран, поскольку употребление психоактивных веществ не предназначалось для оценки в качестве основного результата при последующей оценке; однако эта проблема часто обсуждалась KI в ходе интервью. Ниже мы суммируем функции, о которых часто сообщают для каждой из выбранных проблем.

Плохое психологическое здоровье (Таблица 2) оказался обобщающим термином, охватывающим общий дистресс и неспособность справиться с ежедневными стрессорами: « Например, у нас есть много эмоций, которые мы не выражаем, и однажды мы можем сделать что-то плохое. из-за этих эмоций ». KI описали эту проблему как проявление вербальной и физической агрессии (часто по отношению к детям и семье), проблем с физическим здоровьем (например, «постоянные головные боли из-за нервозности» ) и социальной изоляции. Ряд КИ говорили также о проблемах с общением: «люди держат все внутри, и это огромное психологическое давление», и подчеркнули, что плохое психологическое здоровье мужчин и женщин воспринимается по-разному из-за чеченских норм, запрещающих мужчинам разговаривать. о своих проблемах: «мужчины испытывают больше трудностей, чем женщины, потому что им негде выплеснуть свои эмоции… воздержание влияет на психическое и физическое здоровье, коррелируя с плохим физическим здоровьем в чеченском обществе ».В то время как некоторые KI объясняли, что плохое психологическое здоровье похоже на депрессию или что депрессия является частью плохого психологического здоровья, многие респонденты отделили эту проблему от конкретных расстройств. Например, один KI объяснил, «человек с плохим психологическим здоровьем может быть нормальным, но эмоции время от времени взрываются … он болен».

Депрессия (Таблица 3) характеризовалась социальной изоляцией, функциональными нарушениями и трудностями в общении.Один респондент описал это как «… подавленное, когда ваше тело отказывается действовать. Депрессия — это нежелание тела что-то организовать ». И еще: «Это тяжелая болезнь, тяжелая болезнь». KI описали людей, страдающих депрессией, как безразличных к себе и своим семьям с последующим влиянием на личное здоровье и семейные отношения, говоря:

Таким людям сложно находить общий язык с другими людьми.На пике болезни его раздражают жена, семья, дети. Он боится выходить на улицу, потому что боится что-то сказать, иначе он боится общества. Боится, что о его болезни заговорят.

Они описали безнадежность и «неадекватное» поведение, не соответствующее чеченским социальным нормам, включая агрессию и неспособность смотреть дальше своих собственных проблем.Один KI проиллюстрировал когнитивные компоненты и компоненты настроения, описывая « Депрессия — это когда человек смотрит на все уродливо, эмоционально». Другие подчеркнули риск самоубийства (например: « человек покончили с собой. Официально это не признается, но так оно и есть». ), отмечая, что самоубийство рассматривалось как грех и клеймилось как нечеченский: «Мне сложно это понять — мой менталитет чеченец, и я до сих пор не знаю, как это могло произойти».

Стресс и нервные люди (таблица 4) характеризовались симптомами раздражительности, агрессивности и психологического давления. Как описал один респондент, «он агрессивен, раздражителен, если вы скажете ему что-то, он отвечает неэтично. Что-то привело его к этой ситуации — это не из той великой жизни, которой он стал таким ». KI также перечислил ряд связанных проблем со здоровьем, связанных с длительным гипервозбуждением, таких как инсульты, сердечные приступы, бессонница, головные боли, потливость и учащенное дыхание.Они неоднократно связывали эту проблему с «неадекватным» поведением, «эмоциональным ударом», словесной и физической агрессией по отношению к себе и другим: «Если человек закрывается и не делится, то возникает агрессия и депрессия . .. Это форма защита и менталитет, означающие, что люди не хотят, чтобы их считали морально слабыми ». Эти концепции были описаны как тесно связанные: «Особенно в нашем обществе, в отличие от других мест, это агрессивное поведение очень заметно — агрессивность, напряжение, нервозность».

Проблемы в семье (таблица 5) были описаны как совокупность проблем, включая плохие семейные отношения, конфликты, ревность, плохое общение, развод, отсутствие внимания к семье, а также физическую и словесную агрессию по отношению к детям и семье. Были подчеркнуты изменение гендерных ролей и разрыв между поколениями, например: «поколение выросло за границей, потеряв традиции и язык». Было также указано, что проблемы в семье влияют на общество, увеличивая преступность и поведение, «не соответствующее чеченским нормам»: «Проблема в семье — плохое психологическое и физическое здоровье нации. А уровень преступности и наркомании возрастает. И все это из семьи ».

Причины

Помимо изучения представления и описания выбранных проблем, KI сообщили о своем восприятии причин проблем и о том, что люди делали, чтобы помочь себе справиться или справиться с ними, когда они возникают.Разные проблемы не объяснялись разными причинами; скорее, как источник всех исследованных проблем обсуждались множественные причины. Среди причин, часто обсуждаемых KI, были война и продолжающиеся факторы стресса, изменение социальных норм и общая незащищенность. Например: « человек, они боятся опасных ситуаций, они всегда заботятся о том, что, по их мнению, когда-нибудь произойдет, они объясняют, что боятся за свои семьи… они боятся после войны, что война начнется снова». Множественные КИ описали взаимодействие между травматическими переживаниями, связанными с конфликтом, и ближайшими стрессовыми факторами, которые повлияли на способность людей справляться с ситуацией: «Немногие люди получают психологическую реабилитацию. Утеряно много ценностей. А теперь причина в социальных факторах, алкоголизме и наркомании ». Как резюмировал один К.И.: « Природа человечества такова, что трудно жить в постоянном напряжении», в то время как другие объяснили: «Многие люди страдают. Молодежь страдает из-за отсутствия самореализации.В республике ситуация стремительно меняется… Поэтому люди не могли ориентироваться на своей станции и строить свою жизнь ». ; и:

Любая страна, в которой была война, после реконструкции люди сняли много проблем, всего, что мы не можем объяснить. Так что все то, что мы не можем объяснить, заставляет нас беспокоиться об этом. У нас после войны произошли серьезные изменения в религии, в культуре … очень резкие изменения по сравнению с ситуацией до войны и после войны.

Утверждается, что эти меняющиеся социальные структуры по-разному влияют на мужчин и женщин:

После войны из-за разрухи в экономике мужчинам негде было работать, поэтому женщины взяли на себя роль кормильцев. Таким образом, мужчины, будучи безработными, теряя прежнюю роль в семье, впадая в депрессию, начинают пить, а затем проявляют агрессию по отношению к другим членам общества.

А:

Прежде всего, происходит смещение ролей между мужчинами и женщинами. Например, женщина работает и зарабатывает, а мужчина, например, не работает или работает с непостоянным доходом. Таким образом формируется матриархальное общество … в этой ситуации все эти вещи меняются и между ними возникает конфликт, и это отражается на детях.

В дополнение к контексту продолжающегося стресса, два К.И. говорили о важности духовных сил. Например, один KI указал: « Когда у них есть проклятие, симптомы такие же, как у человека, который страдает депрессией… очень слабый, без интереса к жизни». Однако KI, которые говорили о духовных силах, по-видимому, не рассматривали проблемы как одни и те же, а скорее как отдельные проблемы с похожими проявлениями симптомов, объясняя, что между ними должно быть различие: « многие обращаются за помощью к мусульманам. центры … но не всегда это результат действия внешних духов.Эти вещи следует разделить, психическое здоровье и внешние силы ».

Негативное воздействие

Общей темой всех описанных проблем, особенно проблем «плохого психологического здоровья» и «стресса и нервных людей», была агрессия, «эмоциональный удар» и «неадекватное» поведение, описываемое как поведение, часто агрессивное, отклоняющееся от чеченских норм: «Я говорю о поведении людей, находящихся в состоянии стресса. Это проявляется в агрессии ». «Люди становятся неуравновешенными, и они выливают свой гнев на своих детей, они избивают своих детей и кричат ​​/ кричат ​​на них.» Агрессия также была связана с депрессией, хотя и в меньшей степени:

«Когда у человека депрессия, он перестает быть тем, кем был раньше, и портит отношения с друзьями. И его друзья требуют от него быть таким, каким он был раньше, но человек не может быть таким же. И тут начинается агрессия. Этому человеку нужна помощь, но у него есть только требования от других людей. В этом случае человек обращается внутрь или начинает вести себя агрессивно ».

KI неоднократно выражали озабоченность по поводу воздействия этой агрессии на детей, семьи и общество: «… агрессия и тревога. Если женщину бьют, дети боятся, и в будущем они воспринимают это как образец поведения, а это приводит к насилию в семье ». Они говорили об агрессии, перенесенной на детей: « женщина, которая била своих детей, она очень злилась на мужа и свекровь, но из-за этого она била своих детей». И сослался на модели поведения, влияющие на их семьи:

«Семья — это постоянные отношения. Психически нездоровые люди нарушают эту систему взаимоотношений. Психически нездоровый человек меняет свое поведение, он становится пассивно-агрессивным, неадекватным. Он не может оказать никакой помощи, никакой помощи в решении проблем своих близких. Если кто-то болеет в семье, это напрямую передается детям.Как следствие, возникают проблемы с детьми. Нарушается благополучие семьи ».

KI также определили влияние этой агрессии на сообщество, в том числе потерю отношений с теми, кто проявляет агрессию:

« Агрессия человека затронет всех, кто его окружает… Итак, у нас есть люди, которые разрушают себя, но это также влияет на людей вокруг, потому что у нас действительно близкие отношения между родственниками.Сообщество лишилось той части, с которой столкнулся этот человек ».

Преодоление и поиск помощи

Распространенное поведение совладания и поиска помощи было одинаковым для всех четырех исследуемых проблем.

Формальное поведение, связанное с обращением за помощью, включало посещение психолога, посещение исламского центра и обращение за медицинской помощью. Некоторые предлагали людям, страдающим психическими расстройствами, сначала обратиться за помощью в службу первичной медико-санитарной помощи: «Сначала они идут в больницу.Если у них болит голова, они пойдут к врачу, и он подумает, что у них какая-то болезнь ». Один KI сообщил, что женщины чаще, чем мужчины, обращались за консультацией и сталкивались с проблемами в семье: «в основном они женщины. Они занимаются своими домашними проблемами, проблемами гендерного насилия и проблемами своих детей ». Другие, как сообщается, обращались за помощью к религиозным авторитетам, потому что «это знакомо, поэтому не так страшно». Однако эти обращения за помощью не были взаимоисключающими, и между ними можно было делать рекомендации.Один К.И. пояснил: « Когда медицина беспомощна, люди обращаются в Исламский центр. В исламском центре также есть психологи ». KI сообщили, что исламские целители также передавали врачам или психологам случаи, которые они не могли лечить традиционными методами, и предлагали: « неправильно отказывать в одной из этих поддержки, они должны работать вместе … Мулла обычно принимает решения. , но также должен быть способ справиться с проблемой. И психологи дают возможность справиться с проблемой ».

Психологи были описаны как изучающие истории болезни и « ищущие причины, не относящиеся к духовной стороне». Исламские центры лечения описывались как лекции, способствующие расслаблению, лечение с использованием святой воды, чтение Корана, а также лечение маслами и травами. Лечение включало терапию для тела, лекарства, реабилитационные центры и передышки в санаториях за границей: «v люди часто выезжают за границу, потому что здесь лечение неэффективно». KIs также сообщили, что люди, страдающие этими проблемами, будут обращаться за советом к муфтияту или исламскому юрисконсульту, особенно в случае семейных проблем. Религия обсуждалась как фактор защиты, в том числе от самоубийств: «если бы не религия, которая удерживает людей, количество самоубийств увеличилось бы».

Наиболее часто описываемые неформальные стратегии обращения за помощью включали разговоры с друзьями и родственниками или выполнение действий по уходу за собой. Одним из популярных занятий был выход на улицу, чтобы отдохнуть; это относилось не только к отдыху на природе, но также, в некоторых случаях, к выезду из республики на постоянное место жительства или на отдых: «выезд куда-нибудь на отдых также является важным фактором». Обсуждая высокий уровень эмиграции, некоторые респонденты выразили обеспокоенность по поводу воздействия этого на чеченскую культуру: «некоторые пытаются уехать за границу, думая, что там все хорошо, но это не так. А дети, выросшие там, перестают быть чеченцами ». Негативные стратегии выживания включали социальную изоляцию или отказ от помощи, погружение в работу, отказ от работы, антисоциальное поведение и употребление психоактивных веществ. Например, «Может быть, депрессия сама приведет к инвалидности. А это приводит к наркомании и к приему психоактивных таблеток. И сообщество страдает … и ухудшает здоровье нации. Люди не эмоционально устойчивы ». Последнее включает упоминание не только об алкоголе и наркотиках, но и об энергетических напитках, употребление которых осуждается в чеченской культуре.

Грозненское туристическое бюро, рассказ Энтони Марра

Нефтяники прибыли из Пекина для торжественной передачи прав на бурение. «Для них это праздник», — сказал мне их переводчик вчера вечером в грозненском отеле «Вечность», который является одновременно единственным пятизвездочным и единственным отелем в республике. Я торжественно кивнул; ему не нужно объяснять. Я достиг совершеннолетия при Брежневе, когда молодые люди, выносливые и крепкие, поступали в академии госслужбы, а два года спустя оставались больными и сутулыми, навсегда излеченными от склонности быть гражданскими или служить кому-либо.Тем не менее, Пекин должен быть мрачным, если они отдыхают в Чечне.

«Мы доберемся до Грозного через десять минут», — объявляю я им по-английски. Переводчик сидит на пассажирском сиденье. Это худощавый мужчина с такой черной и блестящей шевелюрой, что кажется, будто она вылеплена из крема для обуви. Я чувствую общее товарищество с переводчиками — как и с заместителями и подчиненными всех мастей — и, когда он говорит медленным, размеренным мандаринским языком, я слышу покорный и знакомый тон человека, который знает, что он умнее своих начальников.

Дорога петляет над тем, что когда-то было крышей. Покрытая зеленью рука поднимается из обломков, ее указательный палец поднят к небу. Статуя Ленина стояла на площади перед школой, подняв руки вверх, сплачивая школьников на славную революцию, но теперь, уткнувшись по подбородку, как ковбой, приговоренный к смерти под солнцем пустыни, Владимир Ильич машет ему только в знак помощи. Мы едем вперед, проезжая мимо латунных патронташей и оливковых бронежилетов, красных бандан и золотых погон — всей палитры русского вторжения, нарисованной сквозь грозу обломков.Увидев табличку Министерства внутренних дел 02, свисающую под капотом «Мерседеса», шпионы, солдаты, полицейские и вооруженные бандиты без колебаний машут нам. Улицы становятся более судоходными. Цементовозы не могут добраться от цементного завода до ям в земле, не будучи угнанными тем или иным оттенком нашего занятия Technicolor и проданными российским строительным компаниям к северу от границы, поэтому дорожные бригады спасают двери офисов из рухнувших административных зданий. и положите их поперек кратеров.К дверям прикреплены имена и титулы тех, кто когда-то работал за ними. Мансур Халидов: заведующий отделением онкологии; Городская больница №6. Яха Сагаипова: помощник директора по производству; Министерство нефтегазовой промышленности. Возможно, мое имя написано на щели в каком-нибудь ветхом переулке, поддерживая вес незнакомца, который смотрит на плакат с надписью «Руслан Докуров: заместитель директора»; Грозненский краеведческий музей и задается вопросом, жив ли еще такой человек.

«Недавно под Грозным было обнаружено большое братское захоронение, не так ли?» — спрашивает переводчик.

«Да, захватывающее открытие. Это будет главная достопримечательность для энтузиастов археологии ».

Переводчик хмурится. «Разве это не место преступления?»

«Не говори глупостей. Ему миллионы лет «.

«Но разве тела не были найдены расстрелянными?» он настаивает.

Я не обращаю на него внимания. Кто я такой, чтобы отвечать за варварство доисторического человека?

Переводчик кивает на небольшую горную гряду из щебня, снесенную бульдозером прямо за городской чертой. «Это что?»

«Пригород», — говорю я.

Мы проезжаем экскаваторы, самосвалы и отбойные молотки сквозь металлический диссонанс реконструкции — долгожданная песня после месяцев крика снарядов.Краны — самые высокие искусственные сооружения, которые я когда-либо видел. Мы едем на центральную площадь, которая когда-то была центром муниципального управления, а теперь это коричневое поле, покрытое гусеницами для землеройных машин. Надя когда-то жила чуть дальше по дороге. Нефтяники вылезают и хмуро смотрят друг на друга, потом на переводчика и, наконец, на меня.

Обращаясь на северо-восток, я указываю на полосу голубого неба, зажатую между двумя толстыми кучами. «Это была гостиница« Кавказ ».АББА осталась на две ночи. Я носил их гитары, когда работал там однажды летом. Рядом изобразите многоквартирный дом. До 91-го там жили только члены партии; а после 91-го — только преступники. Никто не въезжал и не выходил ».

Ни один нефтяник не улыбается. Переводчик наклоняется ко мне и шепчет: «Вы, конечно, знаете, что эти трое джентльменов являются уважаемыми членами Коммунистической партии Китая».

«Все в порядке.Я водитель лимузина.

Переводчик тупо смотрит.

«Ллойд из« Тупой и еще тупее »?»

Ничего.

«Джим Керри. Блестящий актер, олицетворяющий бессмысленность нашей эпохи », — объясняю я.

Устный переводчик не занимается переводом.Я продолжаю рисовать карту площади по повествованию, но нефтяники не видят того, что вижу я. Они видят лишь бесплодное пространство, разрушенное бомбой и бульдозером.

«Пойдемте, товарищи, используйте свое воображение», — призываю я, но они возвращаются к «мерседесу», и я разговариваю исключительно с переводчиком, а потом он возвращается к «мерседесу», а я говорю только сам с собой.

Три месяца назад министр внутренних дел рассказал мне свою идею.Предложение было смехотворным, но я слушал с самодовольством с пустым лицом, которое совершенствовалось за двадцать три года работы в качестве государственного служащего.

«Организация Объединенных Наций назвала Грозный самым разрушенным городом на земле», — объяснил министр между поклевками влажной форели.

Я не был уверен в правильности ответа, поэтому тепло поздравил.

«Да, я думаю, всегда приятно получить признание. Но, как вы понимаете, у нас проблема с имиджем «.

Он возвышался над своим столом в кресле руководителя с высокой спинкой, а напротив него я слушал со странного длинноногого стула, предназначенного для того, чтобы его обитатель изо всех сил старался оставаться в вертикальном положении. Путь министра впервые пересек мой пятнадцатью годами ранее, когда он обратился ко мне за советом по поводу недавно написанного портрета его и его сыновей, а я искал его по поводу дачи недалеко от моей родной деревни.Тогда у него было двое сыновей. Первый эмигрировал перед самой последней войной, чтобы поступить в американскую фармакологическую школу, а теперь работает в очень важной аптеке в Маскегоне, штат Мичиган. Не знаю, что случилось со вторым, но отсутствие служебного хвастовства служит похоронным звоном. На портрете, который все еще висел на дальней стене, они изображали всех троих в высоких кожаных сапогах, мешковатых брюках, длинных шерстяных чохах и папахах из овчины, героически оседлавших тушу убитого бурого медведя, поразительно напоминавшего Ельцина.

«Иностранные инвестиции», — продолжил министр. «Большинство других со мной не согласны, но я считаю, что нам нужно привлекать капитал, не связанный с Кремлем, если мы хотим достичь определенной степени экономической автономии, и удержание рекорда по крупнейшим развалинам в мире не помогает. «Роснефть» хочет вонзить клыки в наши запасы нефти, но китайцы пойдут на более выгодную сделку. Вы слышали об Олеге Воронове? Он входит в совет директоров «Роснефти», занимает четырнадцатое место в списке богатейших людей России и один из ястребов, которые поддержали вторжение в 1994 году.Приобретение чеченской нефти — один из его главных приоритетов ».

Служитель поставил столовое серебро и начал перебирать маленькие кости на своей тарелке, восстанавливая скелет съеденной им рыбы. «Если мы хотим привлечь иностранные инвестиции, нам нужно переименовать Чечню в Кавказский Дубай. Вот вы и пришли. Вы что? Директор краеведческого музея?

«Заместитель директора, сэр.”

«Верно, заместитель директора. Вы отлично поработали, отправив эти картины в Москву. Настоящий пиар-ход. О Третьяковской выставке писали даже британские газеты ».

Слегка кивнув, я принял комплимент за то, что было самой низкой точкой моей карьеры, охваченной рутиной. В 1999 году российские ракеты разрушили музей, и я со своими сотрудниками спас все, что мог, от последовавших за этим пожаров.Вскоре после этого мне было приказано передать спасенные работы русским. Когда я увидел, что меня указали в качестве сокуратора выставки чеченской живописи в Третьяковской галерее в Москве, я закрыл веки и задумался, что случилось со всеми вещами, которые любили мои глаза.

Служитель наклонил тарелку над мусорным ведром, и ребра соскользнули с хребта рыбы. «Ничто так не говорит о стабильности и мире, как процветающий туристический сектор», — сказал он.«Думаю, вы станете идеальным кандидатом на возглавление проекта».

«С уважением, сэр», — сказал я. «Предметом моей диссертации были пасторальные пейзажи девятнадцатого века. Я ученый. Это все немного выше меня ».

«Скажу честно, Руслан, на эту должность нам нужен человек с тремя квалификациями. Во-первых, он должен говорить по-английски. Во-вторых, он должен знать достаточно о культуре и истории региона, чтобы показать, что Чечня — это гораздо больше, чем восстанавливающаяся зона боевых действий, что у нас есть богатое наследие, не запятнанное насилием.В-третьих, что наиболее важно, он должен быть тем редким государственным деятелем, который не имеет связи с нарушениями прав человека по обе стороны конфликта. Вы соответствуете этим требованиям? »

«Да, сэр», — сказал я. «Но все же я совершенно не квалифицирован, чтобы возглавить туристическую инициативу».

Министр нахмурился. Он просканировал стол в поисках салфетки, прежде чем вытереть маслянистые пальцы о мой галстук.«Согласно вашему досье, вы работали в отелях».

«Когда мне было шестнадцать. Я был посыльным ».

«Что ж, — просиял министр, — значит, у вас явно есть опыт работы в индустрии гостеприимства».

«В индустрии переноски чемоданов».

«Значит, вы принимаете?»

Я ничего не сказал, и, как это часто бывает с людьми, обладающими большей силой, чем мудростью, он принял мое молчание за подтверждение.«Поздравляю, Руслан. Вы руководитель Грозненского туристического бюро ». Итак, мое будущее было решено — как и принято — совершенно без моего согласия.

Учитывая, как мало зданий все еще стояло, офисные помещения были ценным товаром, поэтому я работал из своей квартиры. Первое утро я написал «Туристическое бюро» на куске картона. Мое почерк было отточено годами попыток казаться продуктивным, и я приклеил вывеску к входной двери.Через пять минут он исчез. Я сделал новый знак, затем еще один, но беспризорные дети, жившие на площадке, продолжали их воровать. После пятого знака я пошел на кухню, выпил бутылку водки, которую прислал министр на праздновании, и в слезах потерял сознание на полу. Так закончился мой первый день в качестве начальника бюро.

В течение следующих недель я разработал брошюру. Центральный вопрос заключался в том, как обманом заставить туристов приехать в Грозный добровольно.Для вдохновения я изучал брошюры из бюро других городских адских пейзажей: Багдада, Пхеньяна, Хьюстона. От них я научился щедро прилагать, обращаться с потенциальными посетителями как с полуграмотными обжорами, приписывать сообщения о похищениях, рабстве и терроризме клевете иностранных провокаторов. Взволнованный своими открытиями, я сунул блокнот в карман рубашки и выбежал на улицу. Увидев пустое пространство на месте жилого дома, я написал: «Широкое и беспрепятственное небо!» Я с ликованием наблюдал, как стая диких собак гналась за человеком, и отмечал: «Неожиданные встречи с дикой природой! Городской базар гудел от продаж разграбленного промышленного оборудования, продовольственных пайков и боеприпасов на все случаи жизни: беспрецедентные возможности для покупок! Еще не дойдя до первого контрольно-пропускного пункта, я написал: «Первоклассная охрана! Копия была легкой; настоящая проблема заключалась в том, чтобы найти изображения, подтверждающие это.В конце концов, осада преобразила город. Дороги перенаправлялись обломками через заброшенные склады — однажды я обнаружил пробку на заводе — и то, что не было изменено, было снесено. Фотография моего нынешнего окружения послала бы пушечное ядро ​​сквозь мою укрепленную многословием иллюзию романтического рая для гетеросексуальных пар, а в разрушенных архивах я не мог найти подходящей альтернативы довоенному Грозному. В конце концов, я вообще отказался от фотографий и вместо этого использовал наглядные пособия за январь, апрель и август календаря Грозненского областного художественного музея 1984 года.В трех пейзажах девятнадцатого века ласточки резвятся над созревающими виноградными лозами, а пастух наблюдает за своим стадом в свете заката; они изображают землю, не тронутую войной или коммунизмом, и в сравнении с ними мои описания живописной Чечни не кажутся полностью нечестными.

Возвращаюсь домой после сдачи тройки китайских нефтяников в МВД. Когда я подхожу к лестничной площадке, беспризорные дети исчезают, оставляя после себя инструменты своего выживания: металлическую шпажку для запекания голубей, долото для крошки цемента из кирпичей, которые они продают строительным бригадам по рублю за штуку.

Я стучу в дверь соседней квартиры и объявляю свое имя. Надя появляется в платке и солнечных очках. Обернувшись ко мне своим здоровым боком, она приглашает меня войти. «Как прошло первое плавание?»

«Отличный успех», — говорю я. «Они задремали еще до того, как мы добрались до самых обломков».

Надя улыбается и размеренно идет к плите Primus.Ей не нужна белая трость, чтобы дотянуться до прилавка. Я осматриваю комнату на предмет препятствий, но все в порядке. На половицах ничего нет, кроме копеек, которые я приклеил на дорожках в ванную, кухню, входную дверь, чтобы ее босые ноги могли найти дорогу в первые месяцы слепоты. В конце одной из этих дорожек стоит стол, аккуратно заваленный черно-белыми фотографиями, которые когда-то были предметом ее диссертации об измененных изображениях сталинской эпохи. Я просматриваю несколько, пока она ставит чайник.На каждом Надя обвела по одному лицу — одно и то же лицо на заднем плане каждой фотографии, стареющее с детства до преклонных лет, подпись анонимного цензора.

Свистит чайник на кухне. Мы пьем чай из разных кружек, поднимающих со стола кольца пыли. Она сидит, чтобы скрыть левую половину лица.

«Туристические буклеты будут готовы на следующей неделе», — говорю я.«Придется отправить один из наших пекинских товарищей, если картины выходят четко. Я скептически отношусь к осетинским полиграфистам ».

«Вы использовали три из комнаты Захарова?»

«Да, три Захарова».

Ее тень кивает на стене. Эта галерея, самая большая в музее, тоже была ее любимой. Впервые я увидел ее там в 1987 году, в ее первый день работы художником-реставратором музея.

«Тебе придется спасти меня, — говорит она. «Когда я смогу это увидеть».

Ее последнее предложение надолго зависло в воздухе, прежде чем я ответил. «У меня есть конверт с пятью тысячами рублей. Для вашего путешествия. Я оставлю это на твоей тумбочке.

«Руслан, пожалуйста.”

«Санкт-Петербург — город, созданный для воровства денег у посетителей. Я знаю. Я работаю в этой индустрии «.

«Тебе не нужно обо мне заботиться», — говорит она, твердо, но благодарно пожимая мои пальцы. «Я все время говорю вам — я копила свое пособие по инвалидности. У меня достаточно билета на автобус, и я живу у двоюродного брата однокурсника по университету ».

«Это не для тебя.Это для фильмов, для видеокассет, — говорю я слишком быстро. Последние годы моими любимыми жанрами были фарс и романтические комедии. «Найдите чужие».

Она смотрит прямо на меня или на мой голос, на мгновение забывая, во что превратилось ее лицо. Мы были вместе, когда ракеты превратили три этажа выдающихся произведений искусства нашего города в ад, которого ей едва удалось избежать. Ожоги третьей степени превратились в потрескавшееся полотно из рубцовой ткани, окутывающее левую сторону ее черепа.Этого глаза больше нет, а другого частично пощадили. В жару ее правые веки срослись, закрывая ей глаза от сильнейшего огня, и временами она могла ощущать мерцание света, самые слабые движения. Есть вероятность, сказал ей офтальмолог, что зрение можно восстановить. Однако любой оптический хирург, достаточно умен, чтобы выполнить такую ​​деликатную операцию, был достаточно умен, чтобы давно сбежать из Грозного. У Нади нет приемов, но если на следующей неделе она найдет хирурга в Петербурге и найдет деньги на процедуру, она говорит, что переедет в Швецию.Я опасаюсь за ее будущее в стране, граждане которой вынуждены собирать мебель самостоятельно.

«Если это произойдет, операция, если она пройдет успешно, — говорю я, — тебе не нужно уезжать».

«Мне нужно спать».

Когда я возвращаюсь в свою квартиру, я зачерпываю бетонные остатки утренней каши на кусок круглого хлеба.Гранулы вклиниваются в мои коренные зубы, грубые и горькие, что говорит о том, что это богатые волокнистые питательные вещества, которые разматывают кишечник в вертикальный желоб. Я ополаскиваю руки в раковине и позволяю воде течь даже после того, как они чистые. Полгода назад отреставрировали внутреннюю сантехнику. Над дверным проемом висит наклейка на бампер рыбки с WWJCD? начертано на его теле, послано американской церковью вместе с ящиком с библиями в ответ на нашу просьбу о спасительной помощи.

Я беру дюжину обгоревших холстов из туалета и кладу их на пол в два ряда по шесть штук.Они были слишком повреждены для Третьяковской выставки. Ни одна из них не была написана после 1879 года, но все же они выглядят как сюрреалистические видения психоделического ума. Большинство из них обуглены насквозь, некоторые просто обсыпаны золой, больше напоминающей режиссерский ташизм Альберто Бурри, чем классицизм Императорской академии художеств. В других случаях расплавленные при нагревании масла превращали фотореалистичные портреты в растворенные пейзажи снов.

В моем шкафу последний холст.Я поставил его на журнальный столик, чтобы рассмотреть при свете без абажурной лампы. Плавная градация цвета, почти незаметные мазки — даже три года, которые я потратил на написание диссертации о Петре Захарове-Чеченце, не могли уменьшить мое восхищение его творчеством. Родился в 1816 году, накануне Кавказской войны, которую Лермонтов, Толстой и Пушкин позже увековечивают в своем цикле рассказов, он был сиротой до своего четвертого дня рождения. Однако его талант настолько превзошел его обстоятельства, что он продолжил учиться в Императорской Академии в Санкт-Петербурге, и, несмотря на исключение из стипендии, работы и покровительства из-за его этнической принадлежности, он в конечном итоге стал придворным художником и членом Академии.Это был чеченец, который научился добиваться успеха по правилам своих завоевателей, человек, мало чем отличающийся от министра внутренних дел, вызывающий восхищение и жалость.

Луг, абрикосовое дерево, каменная стена в диагональном меандре среди травы, пастбище, уходящее в холм, колодец с досками, дом. В 1937 году цензор, ставший предметом диссертации Нади, изобразил фигуру грозненского партийного босса возле дачи, как потерянную статую социалистического реализма.Советская догма пронизывала все настоящее, и здесь было напоминание о том, что прошлое не менее поддается пересмотру.

В 1989 году, когда пала Берлинская стена и начали отделяться советские государства-сателлиты, когда у политиков и органов безопасности были более насущные проблемы, чем пейзажи XIX века, я попросил Надю восстановить здание Захарова, и в течение нескольких недель она сделал. Мы не вышли на улицу; мы не свергали правительства и не изгоняли лидеров; наше восстание занимало десять сантиметров холста.

Это одна из наименее амбициозных работ Захарова. Вот художник, который написал портреты царя Николая I, генерала Алексея Ермолова и великой княгини Марии Николаевны, и знаменитое изображение капитуляции имама Шамиля, и это, в моих руках, изображает всю драму, которую предлагает название: Пустое пастбище в После полудня.

Я вырос на южном нагорье, всего в нескольких километрах от пастбища.Хотя технически эта земля была частью совхоза, никогда ничего не сажали, а отарам запрещали выпас скота, потому что никому не нравилась идея, что овцы пересаживаются на землю Захарова. В средней школе, во время классной поездки в Грозненский областной художественный музей, я наконец увидел холст, который с большей живостью присутствовал в деревенских преданиях, чем когда-либо на стене галереи.

Больше всего именно эта живопись побудила меня изучать искусство в университете, где я познакомился и женился на Лиане.Мы жили с моими родителями в тесноте до двадцати пяти лет и находили уединение, чтобы открыто говорить только в безлюдных общественных местах: на крыше деревенской школы, в приемной закрытой больницы, на пастбище Захарова. После того, как я получил докторскую степень и место в музее, мы переехали в квартиру в Грозном, где научились разговаривать в постели.

СССР пал. У нас родился сын. С помощью министра внутренних дел я купил дачу на пастбище Захарова в период лихорадочной приватизации постсоветских, предвоенных лет.Когда началась Первая война, я остался в Грозном, чтобы защитить музей от попеременных наступлений иностранных солдат и местных повстанцев. Жена и сын сбежали на дачу, подальше от конфликта.

В своем исследовании для туристического бюро я узнал, что Первая и Вторая чеченские войны превратили республику в один из самых густо заминированных регионов в истории человечества. По оценкам Организации Объединенных Наций, было посажено пятьсот тысяч человек, примерно по одному на каждые два гражданина.Я не знал этой статистики, когда посетил дачу во время Первой войны, взяв все, что смог из разрушенной столицы, несколько угощений, за которые я дорого заплатил — чайные листья для моей жены, листы свежей бумаги для рисования для моего сына … но я знал достаточно, чтобы предупредить мою семью, чтобы они никогда не выходили на пастбище. Сначала они прислушались к моим словам.

Я не знаю, как это произошло в тот майский день 1996 года, преследовали ли они развратные люди, если опасное поле было относительным убежищем, если они боялись, если они звали о помощи, если они взывали ко мне .Мне хочется верить, что это был такой прекрасный день, что они не могли устоять перед гребнем холма, открытым небом, этим сиянием. Мне хочется верить, что моя жена предложила устроить пикник, что их предпоследний момент был одним из прихоти и очарования. Я хотел бы верить во что угодно, чтобы противостоять более вероятным реальностям, находящимся на грани моего воображения. С ужасом или радостью, с унижением или восторгом они оставались моими женой и ребенком до конца — я должен напомнить себе об этом, потому что в тайне, заключающей в себе эти последние мгновения, они мне незнакомы.Я был в Грозном, в музее, и ни разу не слышал взрыва.

Две недели Надя в Петербурге, вечера у меня застаиваются. Российские высокопоставленные лица, потенциальные инвесторы, утвержденные государством журналисты, вездесущие нефтяники заполняют меня утром и днем, но когда я возвращаюсь в свою квартиру, мне напоминают, что в конце дня я один. Дважды хожу в квартиру Нади убирать шкаф в спальне, задние углы полок, за унитазом, те маленькие места, по которым она скучает даже из-за своей брезгливости.Мне неловко из-за необходимости, которая лежит в основе моего вмешательства в ее жизнь под предлогом беспокойства. Я, конечно, обеспокоен. Иногда по ночам я просыпаюсь от кошмаров, что она споткнулась о стул, туфлю или метлу, которую я мог бы переместить. Тем не менее, в редких случаях — например, сейчас, когда я вычищаю плесень с ее плитки в ванной — прозрачность просачивается сквозь мутный суп повседневной жизни, и я знаю, что намеренно превратил себя в костыль, от которого она не может рискнуть отказаться. Я не знаю, сделал ли я это из-за любви или одиночества, или же в этом перевернутом мире, где крыши лежат на улицах, намерения вообще потеряли свой моральный вес.

Однажды в среду вечером, чувствуя себя необычайно настороженным в этот час, я созерцаю пастбище Захарова. Это наименее разрушенный из холстов, основной ущерб — помимо пятен пепла и сажи — это горящая дыра в ее центре, на холме, которую я считаю следствием не музейного пожара, а взрыва мины. кратер, в котором все исчезло. Несколько лет назад Надя могла восстановить его за считанные дни.

Идея.Я позволил себе вернуться в ее квартиру, чтобы забрать ее комплект для восстановления. Оно стоит на столе среди фотографий. Я останавливаюсь на одном, в котором партийный босс — всего лишь мальчик, с пухлым лицом и серыми глазами под акцентом, едва заметным в толпе. Я чувствую, как он смотрит на меня с интенсивностью, приближающейся к разуму, и на мгновение я обездвижен. Как он умер? Я никогда раньше не задавал такого вопроса о ребенке, который не был моим сыном.

Вернувшись домой, поставил комплект рядом с Захаровым.Пластиковые флаконы с очистителем эмульсии, нейтрализатором, глянцевым лаком, кондиционером, жидкостью для снятия лака. Банка замазки. Подкладка из парусины восемь метров. Пустой пакет ватных тампонов. Дюжина одноразовых хлоропреновых перчаток. Я прошел годичный курс консервации в университете, но настоящее образование я получил от Нади, когда через несколько месяцев после смерти моей семьи я пренебрегал своими обязанностями заместителя директора и проводил большую часть дня в ее офисе, наблюдая за ее работой.

Каждый вечер на следующей неделе я надеваю хлоропреновые перчатки и смываю грязь с поверхности ватными тампонами, смоченными в нейтрализаторе.Эмульсионный очиститель пахнет ферментированным арбузом, и я наношу его тампонами плотными кругами, пока кончики не станут серыми и не проявится чистый цвет палитры Захарова. Используя ремонтную шпатлевку в качестве герметика, я заделываю прожарочную дыру квадратом свежего холста. Потом рисую.

Все мое внимание сосредоточено на области размером с половину игральной карты. Трава, ставшая изумрудной на солнце, должна быть безупречной, и я провожу несколько часов, тестируя разные смеси масел.Нанося их тонкими мазками, я понимаю, что даже в его изображении далекого поля Захаров не подражает, и что если бы Надя была здесь, чтобы засвидетельствовать мою последнюю измену, она никогда бы мне не простила.

Я рисую четкими четкими линиями в виде силуэтов. Руки мальчика подняты, его тело вытянуто, когда он приближается к гребню, его голова запрокинута назад в восторге. Женщина спешит на шаг позади, воодушевленная его ожиданием.Их спиной ко мне. Солнце грабит траву, а спелые абрикосы гнут ветки. За ними никто не гонится. Они бегут из ничего.

Надя вернулась, и белый чай в наших чашках остыл, а петербургских глазных хирургов до сих пор не упомянула.

«Хорошие новости», — говорит она и нащупывает на полу свой чемодан, затем протягивает мне две видеокассеты. «Это те, которые вы хотели, верно?»

Рассматриваю дела.Как ни печально, советские комедии. «Да, это именно те».

«Я боялся, что уличный торговец меня обманул».

«Что сказали врачи, Надя?»

Пауза достаточна, чтобы очистить сливу.

Она отвечает, хмурясь.«Реконструктивная хирургия возможна».

Я заставляю себя поздравлять с максимальным энтузиазмом, хлопая ладонью по столу, в то время как мой позвоночник увядает. Что я буду, если Надя перестанет нуждаться во мне? Это действительно хорошие новости, хотя, конечно, это так, но ее лицо безрадостное. «Что не так? Долго ждать операции? »

«Не будет».

«Что? Почему нет?»

«Слишком дорого.Она смотрит на пустой стул напротив стола, думая, что я все еще сижу там. «Сто пятнадцать тысяч».

Сто пятнадцать тысяч рублей. Огромная, но не невозможная сумма. Годы откладывать, но в пределах возможного, как отдых в Беларуси. Я уже придумываю способы обмануть Министерство внутренних дел, когда она говорит: «Доллары».

Мое сердце закручивается по спирали и падает где-то глубоко в животе.Тридцать три рубля за доллар — это непреодолимая цифра. Надя тянется к сумочке и достает конверт.

«Что я тебе должен за поездку. Помогите мне это сосчитать, — говорит она. На мгновение ее инстинкт доверять кому-либо, даже мне, приводит в бешенство. Разве подозрение не является естественным состоянием слепого? Разве я не предупреждал ее, говорил ей быть осторожной, предупреждал, что она ни на кого не может полагаться? Но из-за какого-то извращения она стала более доверчивой, более склонной верить, что люди от природы не торгаши и негодяи, поэтому, я полагаю, мою коллекцию видеокассет пополнили «Джентльмены удачи».

«Ничего подобного, — говорю я.

«Я плачу вам обратно».

«Если хочешь стать мучеником, пойди к ним в лес».

«Помогите мне пересчитать», — настаивает она суровым, спокойным, серьезным голосом. «У меня еще остались деньги из кассы по инвалидности.Я не благотворительная организация.

Конечно, нет больничной кассы. Конечно, правительство не предоставляет ей стипендию и не субсидирует квартиру рядом с моей. Денежные средства, доставленные в конверте МВД первого числа месяца, поступают от меня, как и ее квартплата.

«Я жду», — говорит она. Мы оба знаем, что это фарс. Но я сижу рядом с ней. Я играю свою роль во лжи, которая сохраняет иллюзию того, что наша дружба, наш роман, что бы это ни было, основаны на привязанности, а не на зависимости.Я считаю счета, которые верну ей, и мы обмениваемся рукопожатием, как будто наши дела завершены, как будто не осталось ничего, что мы должны друг другу.

В постели я провожу пальцами по остаткам ее волос, прижимаю кончики пальцев к ее щекам, медленно прокручивая, чтобы расшифровать плотный шрифт Брайля, нацарапанный на ее лице. Я провожу рукой по ее торсу, по выпуклости ее левой груди, по изгибу ее бедра, к бедрам, таким гладким и незамеченным, что они принадлежат ей только в темноте.Она отворачивается.

Лежа здесь, я почти забываю падающие ракеты, рушащийся музей, шлакоблоки, движущиеся, как кубики льда в стакане, воздух чистого неба, невероятно далекого. «Захарова» была у меня в руках, когда я нашел ее, ее лицо было уменьшено вдвое, ее зубы стучали. Я почти забываю, как я приподнял ее щеку, чтобы охладить дыхание, как ее разбитые глаза искали меня, когда я держал ее. Так много раз я предупреждал ее о монстрах, готовых напасть на уязвимых, и когда она поворачивается, я почти забываю спросить себя: каким монстром я стал сегодня?

Утром я возвращаюсь в свою квартиру и нахожу картины на полу, где я их оставил.Дневной свет придает ожогам и обугливанию странную красоту, как будто пожары не уничтожили произведения, а превратили их в выражение жестокого настоящего. Я беру ближайший — семейный портрет, сделанный по заказу дворянина в качестве свадебного подарка своему второму сыну. Верхняя треть полотна была сожжена, забрав с собой головы дворянина, его жены, первого сына и новобрачного, но их тела остались, одетые в запачканные сажей бриджи и нижние юбки, и у их ног сидит Такса настолько толстая, что ее маленькие ножки едва касаются земли, единственная фигура — на картине, призванной передать бессмертную честь семьи — выжить в целости и сохранности.

Я вешаю холст на стену на загнутом гвозде и отступаю назад, удивляясь тому, что здесь, впервые в моей карьере, я выставил произведение современного искусства. Вытащив мебель на кухню, развешиваю оставшиеся полотна по всей гостиной, наконец, подхожу к отреставрированному Захарову, который считаю возвращением в кладовку, где он будет существовать в темноте для меня одного, но мои кураторские инстинкты побеждают, и я устанавливаю его рядом с другими, где он должен быть.Нарисовываю еще одну табличку на картонной плитке и прибиваю к двери: Грозненский областной художественный музей.

Теперь о страже. Кидаю с лестницы мятую сторублевую купюру, думая, что молодые обитатели приземления, как сунженская форель, слишком голодны, чтобы пропустить наживку. Маленькая рука тянется из-за угла, я выскакиваю и хватаю ее, дергая за тонкую руку, чтобы втянуть остальную часть ребенка. Он дико извивается, кусая мои запястья, пока я не заставляю его подчиняться и предлагаю ему работу в службе безопасности музея.

Его тело успокаивается, возможно, от шока, и я сжимаю его руку вокруг банкноты. Его ногти выглядят ржавыми. Его рубашка не толще шитой пыли.

«Бандиты крадут таблички с моей двери», — говорю я ему. «Я буду платить тебе и твоим друзьям триста рублей в неделю за вахту».

В течение следующих недель я провожу все свои туры по музею.Делегация Красного Креста. Еще китайские нефтяники. Чемпион по боксу в супертяжелом весе. Британский журналист. Это то, что осталось, полотна плачут. Вы не можете сжигать пепел! Вы не можете разрушить щебень! Как единственный музейный работник, помимо беспризорников, я даю себе давно назревшее повышение. Отныне я директор.

Однажды утром звонит только что установленный телефон, и меня приветствует мрачный министр внутренних дел. «Нас как следует трахнули.”

«Приятно слышать от вас, сэр», — отвечаю я. Я до сих пор в своей спальной одежде, и даже для телефонного разговора чувствую себя непригодной.

«Китайцы вышли. Они обменяли право бурения на «Роснефть» на несколько десятков российских истребителей ».

Я киваю, понимая, почему Пекин не прислал своих самых проницательных или самых трезвых представителей.«Значит,« Роснефть »будет бурить?»

«Да, и становится еще хуже», — вздыхает он. «Я вполне могу быть понижен в должности до заместителя министра».

«Я был депутатом много лет. Все не так плохо, как вы думаете.

«Когда мир берет свалку, она падает на лоб депутата».

Я не мог этого отрицать.«Что это значит для туристического бюро?»

«Тебе следует найти новую работу. Но сначала у вас будет последний тур. Олег Воронов. От Роснефти ».

Требуется доля, чтобы имя зарегистрировалось. «Четырнадцатый самый богатый человек в России?»

«Тринадцатый сейчас».

«С уважением, сэр, я провожу экскурсии по активистам прав человека, журналистам печатных изданий, государственным и корпоративным подчиненным — людям, не имеющим власти или значения.Что хочет от меня человек его роста? »

«Мой вопрос точно! Тем не менее, его жена, актриса Галина Нечто-или-другая-ова, видимо, слышала об этом художественном музее, который вы построили. Чем ты занимался? »

«Это долгая история, сэр».

«Вы знаете, я ненавижу рассказы, но покажите ему наше знаменитое чеченское гостеприимство — возможно, со стаканом некипяченой воды из-под крана.Давайте подарим тринадцатому богатейшему человеку России кишечного паразита! »

«Я понимаю, сэр. Я водитель лимузина.

Проходит три недели, и вот он, Олег Воронов, на заднем сиденье «Мерседеса» с женой, актрисой Галиной Ивановой. Впереди сидит его помощник, белоснежный работник продуктивности, который делает заметки, даже когда никто не говорит. И все же, как бы я ни старался, я не могу по-настоящему ненавидеть Воронова.Пока что он был невозмутим, невнимателен и нелюбопытен — короче говоря, идеальный турист. Галина же, напротив, читала «Истоки чеченской цивилизации» Хасана Гешилова и рассказывает мне незнакомые исторические факты. Когда под нами грохочут двери офиса мертвых администраторов, она задает вдумчивые вопросы, обращаясь со мной не как со слугой или даже как с гидом, а как с ученым. Я вскользь упоминаю фугасы, беспризорных детей, изнасилования, пытки и неизбирательные страдания, а Воронов и его жена сочувственно качают головами.Ничто из того, что я скажу, не превратит их в маски зла, которыми я хочу, чтобы они были; и когда олигарх смотрит на свои часы, дешевый кусок пластикового дерьма, я чувствую влечение к человеку, который заслуживает своей противоположности.

Экскурсия заканчивается у меня на квартире. Открывая дверь, я говорю: «Это то, что осталось от Грозненского краеведческого музея».

Воронов и Галина выносят на пастбище сгоревшие рамы.»Это тот?» — спрашивает он ее. Она кивает.

«А Захаров, а?» — спрашивает он, поворачиваясь ко мне, перебирая лацкан. «В Третьяковке была его выставка, если не изменяет память».

Только теперь я отчетливо узнаю животных, которых пригласил в свой дом. «Когда музей подвергся бомбардировке, пожары уничтожили большую часть оригинальной коллекции. То, что было спасено, мы отправили в Третьяковку.”

«Но не это?»

«Не это».

«Как вы думаете, безрассудно оставлять такое сокровище на стене квартиры, которую охраняют только беспризорники?»

«Это мелкая работа».

«Вы не поверите, но моя жена искала эту картину.Она собирает произведения искусства из всех регионов, где я добываю нефть ».

«Могу я предложить вам стакан воды?»

«Вы можете предложить мне картину».

Я заставляю смеяться. Он тоже смеется. Мы смеемся. Ха-ха!

«Картина не продается», — говорю я.

Его веселье исчезает. «Это если я хочу его купить».

«Это музей. У вас не может быть картины только потому, что вы этого хотите. Директор Третьяковки не стал бы продавать вам картины со своих стен только потому, что вы можете себе это позволить ».

«Вы всего лишь заместитель директора, а это не Третьяковка.В его голосе звучит настоящая жалость, когда он смотрит на пепел, отслаивающийся с холстов, на грязную посуду, сложенную в раковину; и да, теперь, наконец, я его ненавижу. «У меня в Москве есть пентхаус-галерея. С контролем температуры и влажности. Первоклассная безопасность. Никто, кроме нас с Галиной и нескольких гостей, его никогда не увидит. Вы должны понять, что я более чем разумный. В менее чем тонкой угрозе он кивает в окно на улицу внизу, где три его вооруженных Голиафа крадутся рядом со своим Land Rover.«Сколько стоит картина?»

«Стоит», — начинаю я, но как я могу закончить? Какую цену я могу назначить последнему Захарову в Чечне, последнему снимку моего дома? На ум приходит одна сумма, но она меня пугает. Разве это не худший из всех исходов — потерять и Захарова, и Надю в одной сделке? «Просто возьми», — говорю я. «Вы забрали все остальное. Возьми и это тоже.

Вороновская щетина.«Я не вор. Скажи мне, сколько это стоит.

Мой взгляд скользит по наклейке на бампере: WWJCD? Что бы он сделал? Джим Керри был бы храбрым. Как бы ни было трудно, Джим Керри поступил правильно. Я закрываю глаза. «Сто пятнадцать тысяч долларов. НАС.»

«Один пятнадцать?»

Я киваю.

«Вот что — 3,7, 3,8 миллиона рублей?» Воронов смотрит на меня ядовитым взглядом, затем поворачивается к своей жене, которая все еще не отводила взгляда от картины. Я тоже смотрю в него, на его удаляющиеся фигуры, гадая, не сможем ли мы скоро воссоединиться.

Одинокий мясистый хлопок пугает меня, как выстрел, и я оборачиваюсь и вижу, что Воронов снова улыбается. «Давай сделаем еще четыре», — широко говорит он.

Ассистент отцепляется от огромного кошелька и бросает на пол восемь стопок перевязанных пятитысячных купюр.

«Никогда не доверяйте банкам», — говорит Воронов. «Вы можете получить этот совет бесплатно. Было приятно.» Он хлопает меня по спине, приказывает ассистенту принести холст и направляется к двери. Потом он ушел.

Галина остается у Захарова.Даже когда я теряю его, я горжусь, что моя картина может вызывать такое постоянное внимание. Она вытирает глаза, касается моего плеча и выходит за мужем.

Я остаюсь с ассистентом, от которого сахаристые духи пахнут испарившимися херувимами. «И вы должны дать нам кураторское описание», — говорит она.