Значение Центральной Азии для России – история и современность
В Российской империи или позже в Советском союзе, как бы не назывался наш общий дом, но нам всегда удавалось многое благодаря непрерывности уникального в истории процесса взаимного обогащения и поддержки.
Процесс национально-государственного строительства народов Российской империи проходил примерно в одно и то же время и в нашем регионе, и в Центральной Азии. Это позволило уловить импульсы оформления этнических идентичностей в регионе, обусловленные исторически сложившимися различиями в культуре коренного населения. Положив в основу создания национальных территорий и социальной иерархии национальность, большевики ускорили рост этнического самосознания и оформления в перспективе новых государств.
В действительности советская власть руководствовалась не только национальным принципом, но и экономической целесообразностью. Большевики понимали неравнозначность экономических потенциалов и уровня развития создаваемых национальных республик и старались в отдельных случаях нивелировать эту разницу.
Да, этот процесс протекал довольно болезненно, периодами противоречиво. Тем не менее, несмотря на все сложности, он увенчался возникновением новых государственных образований, в том числе Хорезмской Народной Советской Республики, Бухарской Народной Советской Республики.
Мы все понимаем, сколь велико значение региона, именуемого ныне Центральной Азией, для судеб государств мира. Это и геостратегия, геоэкономика и геокультура. Перекрёстное географическое положение Центральной Азии всегда интересовало внешний мир.
Безусловно, узы дружбы, которые связывают Россию и Центральную Азию имеют многовековую историю. Разумеется, этот факт придаёт отношениям свои особенности. Важно держать в памяти, что за годы существования и развития в рамках единого государства общими усилиями была создана основа для промышленного, аграрного, культурного подъема наших народов.
Если говорить о современности, то Центральная Азия не только сохраняет колоссальное значение для России, но и приобрела особый смысл.
Особенно в контексте тех процессов, которые мы с вами сегодня наблюдаем – это кризис однополярного американоцентричного мира и переход к многополярному мироустройству. Да, это дорога долгая, но вместе мы справимся.
Миропорядок, который после распада СССР пытались построить США, основанный на политической, экономической, идейной гегемонии Запада, оказался предсказуемо нежизнеспособным. Пренебрежение интересами других участников мирового процесса привело к хаосу и деградации международно-переговорных процессов. Особенно то, что сегодня происходит в Европе. Государства ЕС, некогда считавшиеся эталоном экономического развития, стали заложниками политических взглядов из Вашингтона. И потеряли свою политико-экономическую субъектность.
Возможно, кто-то не согласится с таким однозначным и резким тезисом, но посмотрите на эту ситуацию с позиции населения европейских государств, лишающегося нормальной жизни, к которой привыкли.
В этом году мы празднуем 30-летие со дня установления дипломатических отношений между Россией и пятью странами Центральной Азии.
Между нашими государствами эффективно развиваются отношения в самых разных форматах и по самым разным вопросам. Как известно на прошлой неделе в Астане состоялось сразу три саммита. И один из них, который проходил впервые – это саммит в формате «Россия – Центральная Азия». Это в очередной раз подчёркивает важность региона и его государств в судьбе России.
По итогам этого саммита было сделано совместное заявление глав государств, которое коснулось основных сфер сотрудничества: политического диалога, безопасности, торгово-экономической сферы, продовольственной безопасности, транспортной сферы, энергетики, экологии, здравоохранения, гуманитарной сферы и т.д.
Несколько слов об экономике, за последние 5 лет товарооборот России с центрально-азиатскими республиками вырос в два раза и достиг цифры более 37 миллиарда долларов.
Россия оказывает существенную инвестиционную поддержку Центральной Азии и объём только прямых инвестиций составляет порядка пяти миллиардов долларов.
В сфере финансовых институтов мы видим, как происходит «перенастройка» расчётных и платёжных инструментов. Это касается прежде всего расчётов в национальных валютах и исключение посреднических и, в принципе, не нужных западных операторов.
В этом году мы на себе убедились, что SWIFT, рассматриваемая некогда как удобная платёжная система, политизирована и каждое государство может быть просто и легко отключено от неё. Поэтому в рамках взаимоотношений Россия – Центральная Азия сегодня прорабатываются свои технологические решения, и это соответствует финансовому суверенитету наших государств.
Сегодня также обсуждаются вопросы о содействии Россией в восстановлении объединённой энергосистемы Центральной Азии, что, безусловно, повысит энергетическую безопасность всех центральноазиатских республик.
Все эти примеры свидетельствуют о том, что между Россией и государствами Центральной Азии сложился зрелый уровень союзничества, стратегического партнёрства, построенный на принципах уважения, равноправия, учёта интересов друг друга и взаимной помощи.
Да, не секрет, что коллективный Запад предпринимает попытки рассорить Россию и центральноазиатские республики. И в этом смысле мы не одиноки, поскольку ими же в регионе подогреваются и антикитайские настроения.
Но все эти западные стратеги недооценивают важных моментов.
— Во-первых, между нашими государствами сложились многолетние историко-культурные связи, что продиктовано общим ходом истории. И их нельзя взять «отключить» по велению Вашингтона.
— Во-вторых, в центральноазиатском регионе есть понимание географического соседства.
Если говорить шире, то понимание «добрососедства». Россия и Китай – это соседи и друзья. США и Европа – партнёры. Поэтому, когда в январе в Казахстане начались беспорядки власти обратились не в ОБСЕ, а в ОДКБ.
— В-третьих, давление Запада на центральноазиатские государства через вторичные санкции и угрозы госпереворотов приводят к обратной реакции. А именно к сужению мновекторности и прагматизма во внешнеполитической деятельности государств.
— В-четвёртых, у России (СНГ в целом) имеются все необходимые ресурсы для отражения любых внешних угроз в Центральной Азии.
Поэтому попытки сформировать антироссийский блок в регионе обречены на провал. Но это не значит, что нужно бездействовать. Полагаю, что нужно совместными усилиями совершенствовать механизмы сотрудничества по самым разным направлениям. А также формировать не только общее политико-экономическое пространство, но и общественное. В этом контексте видится перспективным инициатива президента Казахстана Касым-Жомарт Токаева о создании под эгидой СНГ международной организации по поддержке и продвижению русского языка.
Центральная Азия без России — время делать выбор – DW – 22.11.2022
ПолитикаКазахстан
Иван ПреображенскийКолонка
22 ноября 2022 г.
В ЕС увидели готовность Казахстана, Узбекистана и соседних государств к диверсификации внешнеполитических отношений. Но РФ, КНР а теперь еще и Турция будут мешать развороту к ЕС, считает Иван Преображенский.
https://p.dw.com/p/4Jsy0РекламаФото: picture-alliance/Photoshot/Евросоюз, пользуясь ослаблением Кремля, пытается совершить «разворот на Восток». Политики из Европы едут в Центральную Азию и предлагают сотрудничество в обмен на соблюдение международного права и твердых правил в торговле. Европейцы наступают на пятки России и делают заявку на то, чтобы частично или полностью занять ее место в регионе. Но готовы ли к этому сами центральноазиатские республики?
Три попытки сближения ЕС и Центральной Азии
Запад прямо или косвенно уже пытался как минимум три, а то и четыре раза зайти в Центральную Азию и выстроить со странами региона прямые партнерские отношения в обход России, которая всегда прямо показывала, что дружить с Узбекистаном или, например, Таджикистаном можно только при ее посредничестве и с согласия Кремля.
Первой попыткой можно считать приход в регион военных НАТО, в первую очередь, американцев. После терактов 11 сентября 2001 года и начала военной операции против сил, поддерживавших международных террористов в Афганистане, американцы получили возможность осуществлять транзит туда военных грузов. У них был даже перевалочный пункт в Ульяновске, а в Узбекистане — полноценная военная база. И Россия вначале не возражала. Но к 2005 году Запад стал раздражать местных лидеров своими требования в области прав человека. Начал выдавливать НАТО из региона Центральной Азии и Кремль. Надо сказать, успешно.
Спустя пару лет Франк-Вальтер Штайнмайер (Frank-Walter Steinmeier), ныне президент ФРГ, а тогда — министр иностранных дел, активно продвигал новую центральноазиатскую стратегию для Евросоюза. Но она была, вместе с другими немецкими инициативами того времени, похоронена новыми членами ЕС во главе с Польшей, которые активно тогда показывали, что при их участии можно принимать решения в единой Европе.
Так что Россия тогда даже не успела всерьез испугаться того, что европейцы хотят проникнуть в зону ее влияния.
При этом причина интереса немецких политиков понятна. Регион Центральной Азии — это и богатые сырьем страны, способные быть альтернативой России. И огромный запас трудовых ресурсов, без которых задыхается Евросоюз. Это также кратчайший (мимо России) транзитный торговый путь в Китай.
Неудивительно, что еще одну попытку все тот же Штайнмайер сделал в 2016 году. Тогда Кремль уже был в частичной дипломатической изоляции из-за аннексии Крыма. Однако у самих центральноазиатских лидеров было тогда достаточно мотивации, чтобы переориентироваться на ЕС. Россия казалась достаточно надежным экономическим партнером, причем достаточно влиятельным, чтобы наказать за недостаточную лояльность.
Центральная Азия и ЕС: принуждение к правилам?
Теперь ситуация принципиально иная, о чем и заявил 20 ноября глава европейской дипломатии Жозеп Боррель. Центральноазиатские страны, после полномасштабного нападения России на Украину вынуждены были политически определяться — и никто из их лидеров не поддержал Путина.
Санкции и их последствия для российской экономики принудили руководство тех же Кыргызстана и Узбекистана искать пути «отвязки» своих валют от рубля, а экономик — от российской. Казахстан и вовсе открыто демонстрирует независимый политический и экономический внешний курс. Всем этим странам, ранее во многом ориентировавшимся на Россию, нужны новые торговые партнеры. Опять же в Казахстане, а ранее в Узбекистане начались пусть и ограниченные, но реформы, не лишенные черт либеральности.
Создается ощущение, что более удачного момента, чтобы налаживать отношения с ЕС, и шире с Западом, представить себе трудно. Один за другим евродипломатия в целом, и отдельные страны Евросоюза высаживают «дипломатический десант» в Центральной Азии. Зашевилились и американцы, причем так активно, что идут слухи о скором восстановлении их военных баз в регионе.
Однако приход ЕС — это всегда игра по правилам. Это более-менее четкие торговые соглашения. Соблюдение трудовых стандартов. Хотя бы минимальное уважение к правам человека, например, отказ от применения оружия против мирных граждан, как это было в 2005 году в Узбекистане или в прошлом году в Казахстане.
В Центральной Азии ЕС нужно действовать
По сути, в очередной раз лидеры стран Центральной Азии стоят перед выбором: оставаться в привычной авторитарной парадигме или попробовать что-то поменять в партнерстве с ЕС. Весьма, кстати, выгодном экономически после попадания России под санкции.
Но проблема в том, что в регионе активно действуют не только Москва и Пекин, упомянутые Боррелем. Туда заходит и еще одна «свежая альтернатива» России — это этнически близкая народам региона эрдогановская авторитарная Турция. Три эти авторитарные силы, скорее, склонны противодействовать ЕС, чем помогать. Даже Китай, которому нужен теперь транзит в обход России, вероятно, предпочтет обеспечить его сам, не попадая в зависимость от европейцев.
Так что задача Евросоюзу предстоит трудная. Где-то явно придется выбирать между выгодным сотрудничеством и правами человека. Радикально важен будет и вопрос безопасности. Но главное, надо будет действовать, а не говорить. Если евробюрократия проявит свою традиционную любовь к громким словам и неповоротливость в делах, то регион Центральной Азии для ЕС будет снова потерян.
Автор: Иван Преображенский, кандидат политических наук, эксперт по Центральной и Восточной Европе, обозреватель ряда СМИ. Автор еженедельной колонки на DW. Иван Преображенский в Facebook.
Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
Смотрите также:
Немцы ищут нефть
To view this video please enable JavaScript, and consider upgrading to a web browser that supports HTML5 video
РекламаПропустить раздел Еще по темеЕще по теме
Пропустить раздел Топ-тема1 стр. из 3Пропустить раздел Другие публикации DWНа главную страницуЦентральная Азия
© Европейский Союз, 2023 (фотограф: Питер Биро)
Центральная Азия
Введение
Центральная Азия — это регион, состоящий из 5 республик: Кыргызстана, Казахстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана. Их жители подвержены стихийным бедствиям, от землетрясений до наводнений, а также хронической нехватке воды.
Кроме того, регион подвержен конфликтам, связанным с климатом, которые часто возникают из-за водных споров. Эти бедствия приводят к гибели людей, разрушению домов и ресурсов и препятствуют долгосрочному развитию.
Помимо сильной весенней засухи 2021 года, ситуация в Афганистане и последствия войны России против Украины привели к новым потокам перемещенных лиц в Среднюю Азию.
Какие потребности?
Этот регион особенно уязвим для стихийных бедствий. Это связано с воздействием изменения климата в сочетании с разнообразной географией Центральной Азии, от гор, степей и пустынь до крупных речных систем.
Хотя некоторые страны оснащены лучше, чем другие, снижение риска бедствий стало приоритетом для всего региона. Хотя в последние годы был достигнут значительный прогресс, Центральной Азии все еще необходимо укреплять свой потенциал управления стихийными бедствиями.
В связи с продолжающейся ситуацией в Афганистане, в Центральной Азии может наблюдаться рост числа прибывающих и заявлений о предоставлении убежища из Афганистана, при этом Таджикистан получает наибольшее количество.
Региональные планы на случай непредвиденных обстоятельств, накопление и пополнение основных средств имеют ключевое значение для удовлетворения потребностей вновь прибывших беженцев.
Чем мы помогаем?
ЕС начал свои гуманитарные операции в Центральной Азии в 1994 году в ответ на потребности, вызванные гражданской войной в Таджикистане. С тех пор ЕС выделил почти 232 миллиона евро на гуманитарную помощь Центральной Азии.
В 2022 году ЕС выделил более 3,1 млн евро на реагирование на чрезвычайные ситуации в Центральной Азии. Это включало:
- реагирование на пограничный конфликт 2022 года между Кыргызстаном и Таджикистаном
- помощь уязвимым сообществам и национальным учреждениям в предвидении и подготовке к различным гуманитарным кризисам, включая чрезвычайные ситуации в области общественного здравоохранения.
В 2021 году ЕС также выделил 1 миллион евро для поддержки пострадавших от различных гуманитарных кризисов.
Ранее в 2020 году Австрия, Литва и Польша предоставили полмиллиона COVID-19доз вакцины в Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан через Механизм гражданской защиты ЕС.
В период с 2003 по 2018 год ЕС наращивал свою поддержку деятельности по обеспечению готовности к стихийным бедствиям в регионе, включая свою флагманскую программу под названием DIPECHO. В общей сложности ЕС профинансировал более 110 проектов на сумму около 47 миллионов евро, уделяя особое внимание людям, живущим в районах, крайне уязвимых перед стихийными бедствиями.
ЕС также оказал помощь в создании регионального центра по снижению риска бедствий в Алматы, Казахстан, включая обучение его персонала. Цель заключалась в содействии сотрудничеству между странами Центральной Азии и другими учреждениями, включая Координационный центр реагирования на чрезвычайные ситуации ЕС в Брюсселе.
Программа DIPECHO также способствовала интеграции мер по снижению риска бедствий в местные и национальные планы и бюджеты развития, поощряя партнеров по развитию сделать снижение риска бедствий одним из своих приоритетов.
Последнее обновление: 05.10.2023
Факты и цифры
Гуманитарное финансирование ЕС:
Почти 232 миллиона евро с 1994 года
- Внешнее действие ЕС
Демократия в республиках Центральной Азии
Центральноазиатский регион оказался разочаровывающим с точки зрения строительства демократии.
На самом деле ситуация с каждым годом ухудшается. Поначалу казалось, что Казахстан и Кыргызстан неуклонно продвигаются к развитию демократического или квазидемократического строя, но за последние два года режимы в каждой стране стали более авторитарными. В Узбекистане и Туркменистане с самого начала были сильные правители. Надежды на политическое открытие в первом случае в значительной степени рухнули после событий 19 февраля.99 взрывов в Ташкенте. Единственным «ярким светом» является Таджикистан, где часть оппозиции была приведена к власти, а роль неправительственных групп в последние годы возросла. Однако правительство в Душанбе еще не контролирует эту раздираемую войной страну, а лидеры соседних государств видят в «победах» демократии в Таджикистане дальнейшую дестабилизацию ситуации в своих странах.
Основная причина, по которой в Центральной Азии не развилась демократия, заключается в том, что лидеры региона этого не хотят. Однако правители региона хотели бы, чтобы мы верили, что неудача в построении демократии в регионе — это хорошо, а не плохо.
Самое главное, они утверждают, что их район слишком опасен, чтобы позволить им рискнуть расширить возможности людей. Последнее объяснение со временем стало более популярным, учитывая явно ухудшающуюся ситуацию с безопасностью в странах региона и вокруг него. Все лидеры региона утверждают, что вопросы безопасности имеют первостепенное значение и что первая задача, стоящая перед государством, — это поддержание стабильности и общественного порядка. Решения об экономической реформе и создании политических институтов регулярно подвергаются лакмусовой бумажке, способной помочь правительству в поддержании мира политическими инициативами.
Тем не менее, те, кто находится у власти, неизменно рассматривают свое пребывание на посту как неотделимое от дела стабильности.
Однако пока население области в целом терпимо относится к действиям своих лидеров, за исключением периода гражданской войны в Таджикистане (1991-1993 гг.). Это не означает, что население было не готово к демократии или что оно навсегда примет нынешнюю ситуацию.
Во времена независимости вовсе не было предопределено, что этот регион останется недемократическим.
Уровень готовности к построению демократических институтов и уровень участия общественности в вопросах гражданского общества резко различались от страны к стране. К сожалению, многие из структур поддержки, необходимых для построения демократии, исчезают в этих странах с каждым годом, включая преданную элиту и институты, необходимые для поддержания плюралистических или демократических обществ. Последствия этого решения пока неясны, но свое испытание они получат, когда каждый из нынешних лидеров неизбежно уйдет с политической сцены. Ответы каждой страны на этот вызов, вероятно, будут совершенно разными.
Состояние строительства демократии в Центральной Азии
Со временем каждая из этих пяти стран становится все более уникальной. Во многом это связано с различным выбором, который делается в отношении политических, экономических и социальных реформ. Решения об ограничении демократизации уменьшили количество политических заинтересованных сторон в каждом из этих обществ.
Существует также неявная связь между политическими и экономическими реформами. Экономическая реформа также создает новых политических заинтересованных сторон, и модель экономической реструктуризации значительно изменилась. То же самое касается и решений о расширении прав и возможностей традиционных институтов и органов местного самоуправления. Таким образом, потенциальные последствия нынешних неудач в построении демократических институтов варьируются от страны к стране. Вообще то, что происходит внутри страны, важнее событий за ее пределами. Однако во всем регионе также существуют важные взаимозависимости, и неудачи в одном государстве могут создать новые риски в соседних странах.
Узбекистан
Эти модели взаимозависимости делают Узбекистан критической страной, за которой нужно следить. События в Узбекистане повлияют на события в соседних государствах. По иронии судьбы, события в соседнем государстве сыграли несоразмерную роль в формировании политических институтов в Узбекистане.
Гражданская война в Таджикистане нанесла критический удар по демократическому строительству в Узбекистане. В последние годы правления Горбачева в Узбекистане было много признаков политического брожения, и режим испытывал давление как со стороны светских националистов, так и со стороны религиозных активистов. Узбекистан (и особенно Ферганская долина) был центром исламского возрождения для всего региона. Существовало две крупные политические группировки, «Эрк» и «Бирлик», каждая из которых была зарождающейся политической партией. Кроме того, в высших эшелонах коммунистической партийной элиты было много разногласий, причем большинство группировок отражали региональные разногласия.
В этом отношении политическая карта Узбекистана была очень похожа на карту Таджикистана, хотя экономическая, политическая и социальная структура узбеков была более сложной, чем у таджиков. Однако наиболее важно то, что качество лидерства Ислама Каримова, который уже был президентом Узбекистана во время обретения независимости, намного превосходило качество его коллеги в Таджикистане (Хахара Махкамова), который ушел в отставку в сентябре 1991 г.
политические протесты парализовали политическую жизнь в столице страны. Политические волнения в Узбекистане никогда не достигали такого же лихорадочного апогея. В то же время правительство проводит целенаправленную кампанию против светских и религиозных политических активистов, начиная с 19 века.92-1993.
Узбекистан имеет во многом наиболее продуманную модель государственного строительства в регионе, хотя далеко не ясно, сможет ли он ответить на вызовы, стоящие перед этим государством. Каримов стремился институционализировать систему, в которой во главе стоит сильный человек, который выбирает региональных правителей, но затем допускает определенный диапазон автономных действий и наделяет полномочиями традиционные институты. Эта модель предназначена для создания широкого круга заинтересованных сторон режима, особенно на местном уровне. Ключом к модели является поддержка Каримовым поддержания сильной сети социального обеспечения, которая предназначена для стимулирования массовой политической лояльности.
Местные учреждения (махалле) несут большую часть ответственности за надзор за платежами и выплатами из системы социального обеспечения, что делает этих местных чиновников важными заинтересованными сторонами. В то же время, это позволяет режиму Каримова возлагать вину на региональных и местных чиновников, когда система социального обеспечения дает сбой.
Однако система зависит от государства, поддерживающего определенный порог экономической производительности. Хотя официальные узбекские данные о ВВП позволяют предположить, что эта страна не пережила такого резкого экономического спада, который пережили многие соседние государства, условия на местах говорят о другом. Правительству Узбекистана удалось поддерживать минимальный уровень жизни в обществе за счет резкого ограничения конвертируемости национальной валюты, узбекского сома, и сохранения цен на стратегические товары намного дольше, чем они действовали в большинстве соседних стран.
Эти решения об экономической реформе создают собственную форму политического риска.
На момент обретения независимости Узбекистан был одним из самых предприимчивых постсоветских государств с процветающей «черной» или «второй» экономикой. Однако экономические условия в стране в последние годы привели к тому, что многим тысячам этих потенциальных предпринимателей, начиная от владельцев малого бизнеса и заканчивая влиятельными экономическими и политическими деятелями, пришлось помешать работе многих тысяч этих потенциальных предпринимателей. Другими словами, количество потенциальных экономических стейкхолдеров в стране резко сократилось, а вместе с ними и количество потенциальных политических стейкхолдеров.
Приостановив экономическую реформу, правительство увеличило недовольство элиты в пользу удовлетворения предполагаемого массового спроса. Они также затруднили достижение экономической власти альтернативными политическими элитами, что усилило их разочарование. Неясно также, создали ли они предпосылки, необходимые для удовлетворения массового спроса в будущем, а если нет, то просто перенесли период максимального политического риска с лет сразу после обретения независимости на более отдаленный период.
В какой-то момент Узбекистану придется сделать свою валюту конвертируемой и провести систематические экономические реформы. Они обещали сделать первое в 2000 году, хотя маловероятно, что они это сделают. Однако Узбекистан не может бесконечно продолжать свою экономическую изоляцию, так как золотовалютные резервы сокращаются, а привлекать иностранные инвестиции в страну становится все труднее. Процесс реформ обязательно создаст новые трудности для узбекского народа и подпитает сторонников оппозиции режиму.
Формы, которые примет эта оппозиция, скорее всего, будут сильно отличаться от методов, принятых оппозиционными группами в предыдущее десятилетие. Светские националисты пострадали от ограничений, наложенных на развитие независимых гражданских и политических институтов. Независимые СМИ существуют по названию, но не по факту, поскольку сочетание формальной и самоцензуры ограничивает осуществление существующих прав на самовыражение. Многокандидатные и даже многопартийные выборы в парламент проводились в 1919 г.
99, но к участию допущены только провластные силы, а круг политических дебатов резко ограничен.
Группы исламской оппозиции были вынуждены уйти в подполье или покинуть страну. Узбекистан имеет давнюю и богатую традицию религиозных дебатов между исламскими радикалами, модернистами и традиционалистами, которые режим сейчас подавляет. Природа религиозной оппозиции такова, что группы, выступающие против режима, смогли занять более выгодное положение, чем их светские коллеги. Число мусульманских последователей фундаменталистских идеологий увеличилось за последние несколько лет, поскольку первая волна возрожденцев уже подготовила своих преемников, что позволило увеличить число набожных верующих в географическом прогрессии. Не следует предполагать, что все исламские активисты являются потенциальными террористами, очевидно, что это не так, но в настоящее время в Узбекистане существует серьезная исламская угроза, которой раньше не было. Отчасти это соседство; Исламские активисты смогли пройти формальную подготовку по поддержанию подпольных организаций в Пакистане и Афганистане.
Они также нашли новые способы самофинансирования за счет иностранной помощи и принятия предложений от наркоторговцев.
Это не означает, что в Узбекистане произойдет религиозная революция или что нужно подавлять религиозную оппозицию. На самом деле верно как раз обратное. Одной из главных потерь репрессивных мер в отношении несанкционированных политических группировок в Узбекистане является отсутствие естественного соответствия между светскими и религиозными традициями страны. Теоретически они могут существовать в относительно комфортном и близком соседстве, но на практике усилия правительства по регулированию религиозной жизни делают отношения между ними еще более натянутыми.
В результате религиозные темы гораздо чаще используются для мобилизации народной оппозиции режиму, чем в противном случае. Не исключено, что светские и религиозные оппоненты могут объединиться, поскольку ослабление позиций первых увеличивает вероятность того, что последние будут доминировать.
Вот почему в Узбекистане так остро стоит вопрос экономической реформы.
Чем дольше он будет откладываться, тем сложнее альтернативной светской политической элите будет развивать независимую экономическую базу. Отсрочка экономической реформы не устраняет риск социальных волнений, а просто отсрочивает его, а слабая история создания институтов гражданского общества в Узбекистане делает маловероятным то, что этот протест будет направлен мирным и легко управляемым путем, если он разовьется. Многое будет зависеть от местных и традиционных политических заинтересованных сторон и от того, как они отреагируют на любой будущий политический кризис. Этот кризис не обязательно надвигается, но он обязательно материализуется по мере того, как президент Каримов физически ослабевает, учитывая неспособность узбекского правительства институционализировать какие-либо механизмы вербовки и преемственности национальной элиты. Что делает ситуацию в Узбекистане наиболее нестабильной, так это невозможность предсказать, когда это произойдет, поскольку социальный ландшафт страны далеко не так статичен, как состояние строительства политических институтов.
Кыргызстан
Ситуация в Узбекистане оказала очевидное влияние на события в соседнем Кыргызстане. Южный Кыргызстан очень проницаем, он граничит как с Узбекистаном, так и с Таджикистаном. Риски, связанные с такой проницаемостью, были наглядно продемонстрированы во время баткенского кризиса с заложниками летом и осенью 1999 года, когда группа узбекских боевиков несколько месяцев удерживала кыргызских и японских заложников в отдаленном горном районе.
Эти действия произошли в то время, когда правительство Кыргызстана отступало от своей приверженности демократическим принципам, и послужили дополнительным оправданием для них. Реальные мотивы действий кыргызского правительства на самом деле более сложны. Как и в большинстве его соседей, в Кыргызстане на момент обретения независимости зарождалось демократическое движение, которое в дальнейшем усиливалось сторонниками путча внутри коммунистической партии, поскольку оно служило их целям в подрыве роли лидера киргизской коммунистической партии Абсамата Масалиева.
Как только он пришел к власти (голосованием Верховного Совета 19 октября90), Акаев стал поборником этих группировок, а еще более активным после неудавшегося августовского путча 1991 года. страна будет работать как в национальных, так и в своих личных интересах. Эта стратегия работала в течение первых нескольких лет. Кыргызстан считался образцом в регионе, государством, приверженным демократизации и экономическим реформам. Это привело к гораздо более высокой, чем в среднем, иностранной помощи стране на душу населения и привлекло некоторые иностранные инвестиции, которые в противном случае могли бы не попасть в страну.
В контексте Кыргызстана политика политических и экономических реформ значительно увеличила число заинтересованных сторон режима. Политика экономической реструктуризации в Кыргызстане оказала положительное влияние, помогая стимулировать некоторую новую деловую активность. Наиболее перспективными являются реформы в сельском хозяйстве, так как они создают возможность того, что беднейшая часть населения станет экономически самодостаточной.
Однако уровень жизни большинства кыргызов продолжает ухудшаться, что способствует росту непопулярности президента Акаева в стране. Эта непопулярность делает его уязвимым для поражения (хотя и не неизбираемым по определению). Он также стал больше бояться поражения. Одной из причин этого является растущая коррупция в официальных кругах. В то время как многие кыргызы обеднели, члены официальной семьи разбогатели, стали доминировать в некоторых ключевых секторах экономики, а также быть монополистами в торговле. Им удалось использовать суды и, в частности, налоговые суды, чтобы получить контроль над желаемыми активами.
В то же время жаловаться на эти нарушения стало сложнее. Формальные и неформальные ограничения на прессу ужесточились, и были введены новые ограничения на публичные протесты. Наиболее серьезными, однако, являются злоупотребления избирательной системой и, в частности, обращение с оппозиционными политиками. В течение последних нескольких лет налоговые суды использовались в политических целях, но случаи такого злоупотребления резко возросли в период недавних парламентских выборов.
Еще до начала кампании популярные деятели оппозиции чувствовали, что их могут арестовать. Их опасения оказались вполне оправданными. Наиболее тревожным является арест Феликса Кулова, бывшего человека номер два в кыргызском правительстве, а в последнее время мэра Бишкека, поскольку он был основным кандидатом в президенты. Кулов и его сторонники обвинили Кулова в фальсификации результатов голосования, когда он не смог получить место на недавних парламентских выборах, и теперь успешное административное или уголовное преследование лишит Кулова права баллотироваться на следующий пост.
Отход Кыргызстана от демократии создает реальные проблемы для иностранного сообщества, поскольку политическая система Кыргызстана действительно была самой искупительной чертой этой маленькой, изолированной и бедной страны. Если не произойдет быстрого поворота политических событий вспять, западному сообществу будет трудно сохранить прежнюю сильную поддержку режима Акаева. Политические репрессии в Кыргызстане не обязательно должны стать рецептом гражданской войны или даже гражданских беспорядков.
Однако это способ гарантировать, что бедная страна просто станет еще беднее и станет более зависимой от могущественных соседей. Кыргызстан может даже стать несостоявшимся государством, тем более, что растущая торговля наркотиками через Центральную Азию ведет к криминализации экономики, особенно на юге Кыргызстана.
Казахстан
Нынешняя модель поведения в Кыргызстане аналогична казахстанской. В 1999 году президент Нурсултан Назарбаев провел очень сомнительные парламентские и президентские выборы. И здесь оппозиция была резко ограничена в своем участии, а главный политический оппонент президента, в данном случае бывший премьер-министр Акежан Кажегельдин, был арестован с целью недопущения его к участию в выборах. В отличие от ареста Кулова, задержание Кажегельдина было недолгим, хотя власти продолжают беспокоить его окружение.
Однако во многих отношениях репрессии в Казахстане вызывают меньше беспокойства, чем в Кыргызстане. Проблема в том, что характер участия в Кыргызстане был напрямую связан с политикой реформ.
Напротив, в Казахстане было несколько источников заинтересованности просто из-за сложности прежнего общества. Казахстан неявно плюралистичен, учитывая огромные размеры страны (примерно две трети континентальной части США), ее экономическую сложность и этническое разнообразие.
Этот неформальный плюрализм не заменяет формальный плюрализм, но помогает сохранить потенциал демократического развития в отсутствие благоприятной среды. Такой благоприятной среды больше нет в Казахстане. Первоначально, примерно до 1995 г., правительство Казахстана проводило политику поощрения развития плюралистических институтов или, по крайней мере, не стремилось активно ограничивать их развитие.
С этого времени правительство заняло оборонительную позицию на политической арене, хотя и значительно расширило масштабы самостоятельной экономической деятельности. Исполнительная власть была усилена, законодательная власть ослабла, а судебная власть служит интересам действующего режима. Казахстанские СМИ также со временем становятся менее свободными.
Экономическая реформа была эпизодической, но в значительной степени линейной, и в настоящее время иностранцам гораздо проще вести бизнес в Казахстане, чем где-либо еще в регионе. Это не означает, что инвестиции безопасны или что игровое поле находится на первом уровне. И здесь президентская семья становится все более могущественной, как и те, кто приближен к «дворцу». Валюта находится в свободном обороте, собственность относительно неприкосновенна, а разнообразие экономики таково, что по всей стране начинают развиваться независимые экономические заинтересованные стороны. Региональные экономики также начинают развиваться. Пока ни регионы, ни независимые политические акторы не имеют большого политического влияния. Они также все еще слишком осторожны, чтобы активно добиваться этого, но они, вероятно, будут силой, с которой придется считаться в то время, когда власть начнет отходить от президента Назарбаева.
Будущая стабильность Казахстана во многом зависит от успеха экономических реформ, а также от того, сможет ли правительство помочь все более обедневшим от нижней трети до половины населения поддерживать минимальный уровень жизни.
Растущая криминализация экономики представляет угрозу и для Казахстана, хотя Казахстан более удален от рисков экстремистских или террористических группировок, чем Кыргызстан. Однако беспорядки в соседних государствах также омрачат перспективы иностранных инвестиций в Казахстан и сделают потенциально диверсифицированную экономику страны более зависимой от разработки нефти и газа, трубопроводов и трубопроводной политики. Это может вызвать беспокойство, поскольку экономическое развитие является для Казахстана лучшим рецептом успеха и возможного развития гражданского и плюралистического общества.
Туркменистан
Во многих отношениях Туркменистан является самым непрозрачным обществом Центральной Азии. Это анахроничная политическая система. Сапармурад Ниязов взял имя Туркменбаши (главный туркмен) в стиле Ататюрка, но создал культ личности, который делает его больше похожим на космическую версию традиционного средневекового хана. 75-футовое золотое подобие его самого восседает на вершине Арки Нейтралитета, которая вращается вместе с солнцем, отбрасывая тень Ниязова на большую часть центра Ашхабада, столицы страны.
Большинство известных учреждений носят имя Ниязова, его фото висят почти на каждом важном перекрестке и на всех туркменских деньгах, кроме самых незначительных. СМИ жестко контролируются, а об интеллектуальной жизни в стране и речи быть не может.
В первые годы независимости, когда казалось, что нефтяные и газовые богатства не за горами и что будет много доходов, чтобы поднять общий уровень жизни этого небольшого малонаселенного народа, особенности туркменского политического строя казалось менее тревожным для потенциальных политических и экономических заинтересованных сторон. В этой стране никогда не было крупной политической оппозиции, и соперники Ниязова из старой коммунистической партийной элиты были вынуждены покинуть страну. Президенту удалось использовать иностранный интерес к нефтегазовым ресурсам Туркменистана, чтобы накопить личное богатство для своей семьи и близких друзей. Однако другие отрасли экономики (особенно хлопковый сектор) позволили ведущим региональным семьям (часто влиятельным из-за их племенного происхождения) продолжать сохранять некоторое экономическое влияние.
Ниязов пытался держать их на расстоянии вытянутой руки, периодически меняя близкие ему кадры (включая представителей этих семей), но эти могущественные региональные семьи наверняка попытаются утвердить свое влияние в любой последующей борьбе за престолонаследие. Однако у них не будет демократических институтов, которые можно было бы использовать в этих усилиях.
Таджикистан
Во многих отношениях Таджикистан добился наибольших успехов в создании гражданского общества, во многом потому, что единственным выходом из кризиса, порожденного гражданской войной, было создание коалиционного правительства. Сама гражданская война отчасти была результатом стремления определенных элитных групп (в том числе тех, что были в окружении действующего президента Имамали Рахмонова) избежать договоренностей о разделе власти, особенно с исламистами. Таджикистан является единственной страной в регионе, где исламистам предоставляется формальная роль руководства обществом, а исламисты входят в парламент и кабинет министров.
Нынешняя коалиция, тем не менее, недостаточно представляет давно доминирующую узбекскую (или ориентированную на узбеков) элиту из северного Таджикистана (Худжандская область). Правительство в Душанбе также очень слабо контролирует памирское население страны (живущее в Бадахшанской области). В Таджикистане также самая криминализированная экономика в регионе, создающая государство в государстве. Наркотики преобладают в приграничных районах с Афганистаном, и, как говорят, мэр Душанбе удовлетворяет свои муниципальные потребности, взимая налог с торговли наркотиками. Всепроникающая атмосфера беззакония заставляет других центральноазиатских лидеров бояться примера Таджикистана, вместо того чтобы стремиться подражать более открытому и инклюзивному политическому стилю страны.
Если США попытаются изменить ситуацию
Этот краткий обзор региона является удручающим с точки зрения построения демократии. Хотя было бы несправедливо сказать, что усилия США в этом отношении не принесли пользы, ясно также, что они еще не дали желаемого эффекта.
За последние два года два государства, показавшие наибольшие надежды на демократические реформы, Казахстан и Кыргызстан, отступили от своих прежних обязательств. Две страны, менее всего заинтересованные в демократических реформах, Узбекистан и Туркменистан, стали все больше действовать как государства безопасности. Границы по всему региону ужесточаются, но эти два государства внимательно следят и за внутренними перемещениями людей. Таджикистан добился определенных успехов в построении демократических институтов, но неясно, сможет ли таджикское государство оправиться от пережитой гражданской войны.
Это не означает, что все усилия США оказались напрасными. В большинстве стран региона существует традиция развития независимых СМИ, даже если то, что они могут транслировать, по-прежнему ограничено. Новое поколение юристов и других экспертов в области права проходит обучение, и со временем они смогут обеспечить более активное лоббирование необходимости правовой реформы. Количество людей с формальным образованием в области бизнеса и экономики также увеличивается, и они, похоже, тоже настаивают на необходимости правовых реформ в области защиты собственности.
Следующее поколение администраторов во всем регионе должно быть лучше подготовлено, чем нынешнее, и они смогут опираться на опыт и участие тех, кто активно работает в растущем секторе неправительственных организаций. Этот сектор растет во всем регионе, хотя его жизнеспособность наиболее высока в неполитических секторах.
В интересах США продолжать наши инвестиции в человеческий капитал Центральной Азии. Тем не менее, нам не следует преувеличивать влияние, которое могут оказать эти учебные программы. Молодые люди со знанием Запада и представлением о том, как работает плюралистическое общество, безусловно, будут более эффективными собеседниками, но они не должны быть лучшими и более надежными партнерами для США. Институты, которые развиваются в Центральной Азии, как правило, не поддерживают демократические ценности, и по мере того, как молодые люди вербуются в них, они скорее склоняются к существующим институциональным моделям поведения, чем реформируют их.
Это не означает, что США не должны заниматься Средней Азией.