Зеленая палочка льва толстого читать: Лев Николаевич Толстой — ЗЕЛЁНАЯ ПАЛОЧКА (Статья 1905 г. Текст + MP3): roman_altuchov — LiveJournal

Лев Николаевич Толстой — ЗЕЛЁНАЯ ПАЛОЧКА (Статья 1905 г. Текст + MP3): roman_altuchov — LiveJournal

(По изданию:
Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 тт.
Т. 36. С. 407 – 415).

1. ССЫЛКА НА АУДИОЗАПИСЬ СТАТЬИ:

https://yadi.sk/d/8sLy3YRrrGrXA


2. ТЕКСТ СТАТЬИ


I.


    Если бы человек после долгого сна, во время которого он забыл всё, что было прежде, проснулся в новом незнакомом ему жилище, обитаемом такими же, как и он, существами, людьми и животными, суетящимися, хлопочущими, что-то, не переставая, делающими, то первое, что сделал бы такой человек, — постарался бы понять, кто и зачем поместил его в это новое странное место и что ему делать в этом месте, как употребить те силы, ту потребность деятельности, которые он чувствует в себе. Ответ на эти вопросы и есть то, что называется религией. И без этих ответов нельзя хорошо жить на свете умному человеку.

    Кто поместил меня в это странное место?

    Не знаю и не могу знать, но наверное знаю, что этот кто-то есть и что он и поместил меня в атом мире. Знаю это наверное, потому что я не мог по своей воле явиться в этот мир, потому что я никогда не хотел этого, да и не мог хотеть, потому что меня до появления в этот мир как будто бы не было или, по крайней мере, я ничего не помню о том, чтобы я был когда-нибудь прежде. Если я спрошу, когда начался я, настоящий я, то я получу ещё менее удовлетворительный ответ. Мне го­ворят, что я появился несколько лет тому назад из утробы моей матери. Но то, что появилось из утробы моей матери, есть моё тело, — то тело, которое очень много времени не знало и не знает о своём существовании и которое очень скоро, может быть, завтра, будет зарыто в землю и станет землёю. То же, что я сознаю своим я, появилось не одновременно с моим телом. Это моё я началось не в утробе матери и не по выходе из неё, когда отрезали пуповину, и не тогда, когда отняли от груди, и не тогда, когда я начал говорить. Я знаю, что это я началось когда-то и вместе с тем я знаю, что это я всегда было. Так что я во времени не могу найти своего настоящего я, буду ли я искать его совсем близко или бесконечно далеко. Я как будто никогда не появлялся, а всегда был и есть и только забыл свою прежнюю жизнь.

    Так что я решительно не могу сказать, что я такое. Знаю только то, что я и моё тело не одно и то же.

    Второй вопрос: что такое тот мир, в котором, входя в разум, застаю себя?

  Мир этот — не моя семья и мой двор, Ермилиных или Тол­стых в Ясной Поляне, и не дом и двор Бауэров в Баварии, или Шмитов в Англии, или Робинзонов в Огайо, Америке, или Фенханги в китайской деревне или в Пекине, а это весь огром­ный мир всех людей, населяющих планету Землю и в Сиаме, и в Исландии, и Мадагаскаре, и во всех местах, которые я знаю и о которых не знаю. И мир этот составляет не только те 1500 миллионов людей, которые, как я слыхал, населяют теперь землю, но ещё и все те миллиарды людей, которые жили до меня во времена известные мне и в продолжение ещё многих тысяч лет, во времена неизвестные мне, а также и те люди, ко­торые теперь рождаются, растут и будут жить ещё бесконеч­ное количество лет, когда от моих костей не останется никакого признака. Вот эти-то все люди, кроме того, ещё бесконечное ко­личество разнообразных пород животных, от микроскопической козявки до слона и бегемотов, и такое же бесконечное количе­ство растений и безжизненных существ не только на планете Земле, но и вне её, на других планетах и на солнцах и миллио­нах звёзд, на бесконечных расстояниях, окружающих Землю и распространяющихся без конца во времени, — вот это-то со­ставляет тот мир, в котором я появился и который я увидал, когда во мне пробудился разум.

    В этом бесконечном со всех сторон и по времени и простран­ству мире я появился вчера или, по нашему счёту, 10, 20, 30, 40, 50 лет тому назад, как я слышал от людей. Поводом моего появления был брак моего отца с моей матерью, и, как я знаю от других людей, я был сначала зародышем, потом младенцем, потом ребёнком, юношей, мужчиной. Появился же я, тот я, которого я сознаю собою, я не могу сказать когда. Мне кажется, что я всегда был. Кончусь же — тоже не знаю когда. По наблю­дению над людьми и по тому, что случается со всеми, я знаю, что умру, наверное, через 70, 80 лет, знаю, что каждый день, каждый час приближаюсь к смерти, знаю, что могу умереть всякую минуту. Но, несмотря на то, что знаю это, вижу это на всех людях, не верю этому, не верю тому, чтобы моё я могло кончиться.

     Но если и так, то в этом-то мире я не всегда был. Зачем же я явился в этот мир? И что мне в нём делать?

    Что мне со своим крошечным телом и крошечным определён­ным сроком жизни делать в этом бесконечном по пространству и времени мире?

    Самый обыкновенный ответ на этот вопрос, представляющийся человеку, жившему до пробуждения своего разума животной жизнью, в том, что живёт он затем, чтобы есть, пить, спать, веселиться, затем вообще, чтобы наслаждаться всеми теми плот­скими наслаждениями, которые даёт жизнь. Но стоит человеку только оглянуться вокруг себя и подумать о том, что ожидает его, чтобы убедиться в том, что назначением жизни не может быть плотское счастье, потому что такого счастья не может быть для существа, обречённого на борьбу, всякого рода бедст­вия, болезни и неотвратимую смерть. Какое же может быть счастье при жизни, неизбежно ведущей к слабости, старости, смерти? И потому ни наслаждение, ни совершенствование своих способнос-тей, ни совершение великого дела, ни даже содействие благу общества не может быть назначением жизни. Всё это могло бы быть, если бы не было бесконечного по времени и пространству мира и не было бы смерти. При той же ограничен­ности и краткости моей жизни среди бесконечного мира по вре­мени и пространству нет и не может быть никакого смысла в делах человеческих. Для чего человеку трудиться ради улучше­ния жизни, когда вся его деятельность есть незаметная точка среди бесконечного мира и когда самая жизнь — только мгно­вение между двух вечностей? И зачем трудиться для улучше­ния жизни других людей, когда он наверное умрёт и не увидит ни этой лучшей жизни, ни благодарности за то, что он сделал для людей? Да и те, для которых он делал благо, исчезнут так же бесследно.

    Так что ответы на мои вопросы, если я серьёзно буду спра­шивать и серьёзно буду отвечать на них, — такие:

    1) На первый вопрос: что такое я ответ тот, что это что-то такое, как будто недавно начавшееся, временное, уничтожаю­щееся и долженствующее совсем скоро уничтожиться, а между тем одно несомненно существующее, одно то, без чего ничего не существовало бы. И выходит, что я не знаю, что такое я, и вместе с тем это одно, что я несомненно и лучше всего знаю.

    2) Ответ на второй вопрос: что такое тот мир, в котором я застаю себя живущим? — что-то бессмысленное по своей бесконеч­ности и во времени и в пространстве, что-то такое, что непременно по времени когда-нибудь да началось и когда-нибудь кончится, а между тем никогда не могло начаться и никогда не может кончиться и при этом по месту тоже непременно где-нибудь кончается, а вместе с тем нигде не может кончиться. Одним словом, что-то или бессмысленное или для меня недопустимое, т. е. я совершенно не знаю, что такое мир, а между тем окружён им, живу в нём и в нём должен действовать. Это на второй вопрос.

    3) На третий вопрос, — что мне делать, — ответ тот, что всё, что мне хочется делать для блага того, начавшегося в этом мире и имеющего кончиться в нём существа, которое я считаю собою, — всё это напрасно и не имеет никакого смысла. Для того же существа, которое никогда не начиналось и всегда есть и не одно и то же с моим телом, с которым оно связано, — для этого существа ничего не нужно. Так что жизнь моя для меня — для того, что я считаю своим я, не имеет и не может иметь никакого смысла; не может иметь смысла и для того мира, в котором я живу, и делать мне ни для себя ни для мира ни­чего не нужно и нельзя сделать ничего полезного.

    Ведь если только забыть своё звание царя, работника, судьи, фабриканта, профессора, учёного, художника, члена семейства, a помнить одно — что я человек, недавно появившийся в этом непонятном мире и очень скоро долженствующий из него исчезнуть, то нет никакой разумной цели в этой жизни, и не стоит ничего делать. Всё ничтожно, всё не нужно. Всё, что будешь делать, всё будет бессмысленно, a между тем пока жив, необходимо нужно что-то делать. Вся жизнь есть деятельность человека в мире, как лошади на колесе. Лошади нельзя не идти, этим самым ходом не двигать колеса. И человеку нельзя не делать чего-нибудь и этой самой деятельностью не участвовать в движении всего мира. Так что, несмотря на то, что для меня, для человека, и для всего мира, как ни поверни, жизнь моя бессмысленна, мне всё-таки надо действовать. Какая-то сила поставила меня в такое положение, что я должен действовать не для себя и не для мира, a для чего-то мне непонятного. В этом сознании сущность всякой истинной религии.

    Сознание это говорит то, что есть какая-то сила, пославшая меня в мир. В этом сущность истинной религии. И вот это-то признание той силы, которая послала меня в мир и которую называют Богом, и распутывает всё дело и даёт смысл человеческой жизни. Жизнь моя сама по себе непонятна, так же непонятна мне и жизнь всего мира. Но я живу и должен действовать по воле какой-то высшей силы. И если для меня жизнь моя непонятна и все цели, которые я могу ставить себе или миру, для меня бессмысленны, то жизнь моя и того мира, в котором я живу, не может и не должна быть бессмысленна для той высшей силы, которая послала непонятного себе меня в мир и руководит непонятной мне жизнью мира.

    Стоит только признать эту высшую силу, и всё становится ясно: конечные цели моей жизни и жизни мира скрыты от меня, недоступны мне (они не могут быть доступны ограниченному существу). Я и весь мир суть только орудия достижения недоступных мне целей. И смысл моей жизни уже не в конечных, недоступных мне целях, a в исполнении той неизвестной мне цели, для которой я существую: в признании этой высшей силы и в служении ей, в признании Бога и в исполнении воли Его.

II.


   В чём исполнение воли Бога? Учат, что Бог открылся людям или через Моисея или через Христа, через Будду. Это неправда: иногда это заблуждение, иногда обман, но всегда неправда.

    Бог нигде сразу не открывал Своей воли, Своего закона одному человеку или собранию людей. Бог открывается всегда всем людям, всем тем, которые ищут Его. Он открывается каждому человеку в его сердце. Всякий человек чувствует в себе Бога, то начало жизни, которое не есть тело, но живет в теле человека и которое не имеет ни веса, ни меры, ни цвета, ни вкуса, ни запаха и которое никогда не начиналось и никогда не кончится. Это начало жизни в человеке ограничено его телом и есть только часть всего. Ho по этой части человек может знать всё. Всё это и есть Бог. Человек чувствует в себе часть этого Всего и потому знает Бога, не может не знать Его.

    Ежели же знает Бога, то знает и закон Его. Закон Бога написан не в книге какой-нибудь, a в самой жизни, в судьбе человека; Людям кажется, что они не знают закона или ошибаются в знании закона Бога (одни считают одно, другие другое законом Бога), и только потому, что люди закрывают глаза на свое положение, не хотят видеть его или хотят видеть его не таким, какое оно есть. Если человек придет на станцию железной дороги и, увидав стоящий вагон, войдет в него и, вообразив, что это дом, станет устраивать его для удобного жилья, намереваясь провести в нем жизнь, то он, наверное, будет удивлен и огорчён, когда вагон тронется и доедет до следующей станции и ему велят выйти со всем его устройством и вещами. Человек мог видеть и знать, что вагон не дом, a только средство для переезда и что за переезд надо исполнять положенные условия: платить и вести себя соответственно правилам железной дороги. Большинство людей так же ложно или совсем не понимают своего положения в жизни. И всё дело в том, что люди не донимают своего положения.

    В Евангелии есть притча о виноградарях, в которой рассказывается о том, что один хозяин насадил сад и огородил его, вырыл в нём колодец, построил башню, отдал сад виноградарям (садовникам) с тем, чтобы они давали ему плоды сада. Садовники же, владея садом, вообразили себе, что сад их собственность и они ни перед кем ничем не обязаны, и выгнали и даже убили тех послов, которых хозяин послал за плодами. Когда хозяин узнал об этом, он выгнал садовников, так что садовники погубили свою жизнь тем, что не поняли своего положения. To же и с людьми. Только не кто-либо другой, a они сами губят себя. Только ясное понимание своего положения в жизни открывает людям закон Бога. Человек может сказать, что он не знает Бога, но не может сказать, что он не знает закона Бога, потому что закон Бога управляет его жизнью, как жизнью всякого существа, и человек, если и может умом не знать этого закона, не может не чувствовать его.

III.


  Всем людям хочется жить радостно, в любви и согласии, не болеть, не страдать, не умирать, и все живут в разделении, во вражде друг с другом, все болеют, все страдают и умирают. Отчего это? Зачем Бог сотворил людей так, что все они желают добра, a всё мучатся? Отчего это?

    Учение Христа отвечает на это: Христос говорил, что Ему жалко людей за то, что они изнурены и разъединены, как овцы без пастуха, и Он призывает их к себе и всем обещает благо. Он говорит: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас. Возьмите иго Моё на себя и научитесь от Меня все, что Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим». Христос говорит людям, что все их бедствия оттого, что они не понимают своего положения, воображают себе не то, что есть, забывают, кто они такие, и что если бы они понимали свое положение и помнили его, то жизнь их была бы не мучение, a радость.

     Это высказано в Евангелии много раз, это сказано особенно ясно в притче о виноградарях: хозяин насадил сад, всё устроил в нём (сад — это мир, хозяин — это Бог) и отдал сад виноградарям с тем, чтобы они, работая в саду, отдавали ему плоды. Но виноградари забыли то, что сад не их собственный и что они могут пользоваться плодами его только с тем, чтобы отдавать уговорённое хозяину. И когда хозяин потребовал плодов сада, виноградари не дали плодов, a выгнали послов. Тогда хозяин выгнал их. И они стали несчастны.

    Так же несчастны становятся люди, когда они вообразят себе, что жизнь их собственность и каждый может делать с ней что хочет, не исполняя того, что от него хотел Бог, давший ему жизнь.

    Таланты, так же как и жизнь, даны только затем, чтобы на них работать. Тот, кто не работает в жизни, лишается всего того, что хочет хозяин; тот же, кто работает для Бога, тот получает всё больше и больше.

    To же сказано в притче об управляющем, которого хозяин оставил в своём доме. Управляющий, вместо того чтобы заботиться о доме хозяина, стал веселиться и тратить на себя хозяйское добро, и хозяин наказал и выгнал его.

     В этих притчах сказано то, чем не до́лжно понимать себя человеку; в притче же о рабе, вернувшемся с поля, показано, как и чем должен себя понимать всякий человек в мире.

    «Кто из вас,— сказано в этой притче, — имея раба, пашущего или пасущего, по возвращении его с поля скажет ему: Пойди скорее, садись за стол?
Напротив, не скажет ли ему: Приготовь мне поужинать и, подпоясавшись, служи мне, пока буду есть и пить, и потом ешь и пей сам.    

   Станет ли он благодарить раба сего за то, то он исполнил приказание? — He думаю.

     Так и вы, когда исполните всё повеленное вам, говорите: Мы рабы, ничего не стоящие, потому что сделали что должны были сделать» (Лука ХVІІ, 7, 8, 9, 10).

     Всё учение Христа в том, чтобы человек понимал своё положение.

    He понимает его человек, и что бы он ни делал, как бы ни старался устроить своё счастье, ему не может быть хорошо, так же как не может быть хорошо работнику, не исполняющему условий своего найма.

    Только когда человек понимает своё положение, понимает, что он не хозяин своей жизни, a и раб и сын Божий потому должен исполнять свои обязанности перед Богом, ему может быть хорошо и в жизни.

    Это же самое сказано в словах Евангелия: «Ищите царствия Божия и правды Его (т. е. того, чего хочет Бог) и всё остальное приложится вам» (т. е. всё то, что нужно людям для блага их, всё получится ими).

    Для того чтобы человек получил то благо, которое возможно для него, нужно, чтобы человек не обманывал сам себя и понимал бы своё положение.

    В чём же истинное положение человека в мире и в чём тот обман? который делает человека несчастным?

    Обман в том, что люди забывают о смерти, о том, что они в этом мире не живут, a проходят. В этом обмане находятся дети и очень часто взрослые люди. Очень часто взрослые люди даже до старости не думают о смерти, живут так, как будто нет смерти, как будто уверены, что будут жить вечно.

    Такие люди только в минуту смерти понимают своё положение и с ужасом, но уже поздно, видят непоправимую ошибку всей своей жизни. Об этом обмане сказано в Евангелии Луки ХІI, 16, 17, 18, 19, 20:

    «И сказал им притчу: У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать, некуда мне собрать плодов моих, и сказал: вот это сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро моё, и скажу душе моей: душа! Много добра лежит y тебя на многие годы, покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: Безумный, в сию ночь душу возьмут y тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?»

     Животные могут жить так, не думая о смерти, но человек имеет разум и не может жить так. Если он имеет разума настолько, чтобы предвидеть то, что ему придётся кормиться, и для этого собирает хлеб и строит житницу, то он мог подумать и дальше и предвидеть то, что его наверное ожидает смерть в старости и, кроме старости, может постигнуть каждую минуту.   

    Человек, помнящий о смерти, не может уже жить для блага своего отдельного «я».

   Единственный смысл, который может придать жизни человек, не забывающий свою смертность, — тот, что он не самостоятельное существо, a только орудие воли Бога. По воле Его появился в этот мир с его бесконечностью во времени и пространстве и должен пробыть в нём некоторое время и навсегда исчезнуть. Если же это так, то очевидно, что жить для устройства своей жизни безумно, и имеет смысл только одно — исполнять волю Того, Кто послал в этот мир для целей этой воли. Какая же это цель? Конечной цели я знать не могу, так как она скрывается от меня в бесконечности, но средство достижения её я могу знать. Средство достижения есть то самое стремление к благу, которое составляет сущность моей жизни, но благо не моё, a благо всего мира. Цель, доступная мне, есть благо всего мира, моё же стремление к благу есть только указание того, что я должен искать для мира.

     Так что только ясное понимание положения человека в мире и открывает ему истинную веру в Бога и в закон Его. Из этого сознания своего положения само собою вытекает покорность воле Бога, признание равенства всех людей, любовь к ним и служение им и основные законы жизни: делание другим того, то хочешь чтобы тебе делали.

    Весь закон Бога, вытекающий из сознания своего положения, — в покорности воле Божией и в любви к ближнему и служении ему. В этом основа всякой веры. Это не значит то, что не может быть других многих нужных религиозных правил, которые определяют приложение этого закона к разным случаям жизни. Такие правила есть в книгах Вед, и в буддизме, и в древнееврейских, и в Евангелии, и в последующих нравственных учениях. Таковы заповеди и Моисея, не все, a заповеди: не убий, не прелюбодействуй; таковы заповеди Ману: не лги, не предавайся пьянству; таковы заповеди буддизма о сострадании к животным; таковы великие пять заповедей Христа, охватывающие всю жизнь людей: 1) не гневайся, 2) не предавайся похоти, 3) не клянись, 4) не делай насилия, 5) люби врагов.

     Приложение заповедей, вытекающих из основного закона покорности воле Божьей и любви к ближнему, может быть большое, постоянно увеличивающееся по обстоятельствам количество. Тот, кто понял своё положение и усвоил основной закон, вытекающий из этого положения, владеет ключом к религиозно-нравственной истине и сам будет выводить из этого начала нужные ему для его жизни правила — заповеди.

     Всё дело в том, чтобы не обманывать себя, a знать своё положение в мире. Если только знаешь, понимаешь это положение, знаешь, что нельзя жить для своего блага, a жизнь есть жизнь, только когда принимаешь её как данную тебе от Бога для служения Ему, что ты слуга, раб, орудие Бога и вместе с тем сын Его, то жизнь перестаёт быть бессмысленной, перестаёт быть страданием, a становится благом и для себя и для всего мира. Всё в этом признании своего положения. Из него и покорность воле Бога, и признание равенства, братства, и любви к ближним, и служение им, и взаимная помощь и радость.

    Только бы поняли люди, что смысл их жизни — в служении Богу, и вместо ужаса и страданий теперешней жизни людей установилась бы радость и благо наступающего царства Божия. И всё только оттого, что люди перестали заблуждаться и поняли своё настоящее положение.

     Братья и сёстры, ради своей жизни (важнее её ведь нет ничего) подумайте об этом. Остановитесь жить. Подумайте о том, что́ вы, где вы и что вас ожидает. Ведь жизнь, какую мы знаем, — одна. За что же, зачем же погубить её? Поймите, что всё, что представляется нам важным: удовольствия, радости и богатства, отечество, приличие, привычки, слава, — всё это ничто в сравнении с главным, истинным назначением жизни, с исполнением воли Бога. Измените свою жизнь, и не потому, что это велит кто-нибудь, a потому, что в этом благо ваше и всего мира.

    И не верьте ни тем, которые будут говорить вам, что это невозможно, что люди неисправимы, потому что они пали, ни тем, ещё худшим, обманщикам, которые скажут, что это невозможно, что люди изменяются и улучшают свою жизнь по законам историческим, социологическим, которые они знают или изучают. He верьте ни тем, ни другим, a живите во всю силу своей жизни и своего разума, a остальное предоставьте Богу.

     Я жил дурно, безумно, так, как все; но потом, почти 30 лет тому назад, мне открылась истина, и с тех пор жизнь моя стала другая, спокойная, счастливая, радостная и что дальше, что ближе к смерти, то лучше.

    И поверьте, что то же будет и с вами. He может не быть, потому что жить трудно только противно закону жизни, закону Бога. Жизнь же, согласная с ним, есть неперестающая радость до самой смерти и в самой смерти, как Он и хочет этого. Смерть страшна ведь только тому, кто не верит в Бога или верит в злого Бога, что то же самое. Для того же, кто верит в Бога, в благость Его, и живёт в этой жизни по Его закону, кто испытал благость Его, для того смерть есть только переход из одного определённого Им состояния (оказавшегося благом) в другое, неизвестное состояние, но Им же определённое и потому долженствующее быть таким же благом.

___

Читать книгу «Жизнь Льва Толстого.

Опыт прочтения» онлайн полностью📖 — Андрея Зорина — MyBook.

Памяти Бориса (Баруха) Бермана


От автора

Эта книга представляет собой переработанную версию английской биографии Толстого, написанной для серии «Critical Lives» издательства «Reaktion Books». Предлагая книгу вниманию российского читателя, я иcходил прежде всего из двух соображений. Толстому исключительно везло на биографов, посвятивших его насыщенной трудами и днями жизни, подробные и глубокие исследования. Мне представлялось важным уместить этот объемный и разнообразный материал в сжатый текст, попытавшись одновременно сохранить основные линии судьбы героя. Кроме того, русская биографическая традиция часто разделяет жизнь и творчество, выводя анализ художественного или философского наследия за пределы биографического жанра. Между тем произведения великих писателей и мыслителей не столько «отражают» жизнь их создателей, сколько составляют ее. «Война и мир», «В чем моя вера?» или «Круг чтения» не менее важные факты биографии Толстого, чем его военный опыт, крестьянский труд или семейная трагедия.

На мой взгляд, такой интегративный подход позволяет говорить о Толстом вне набивших оскомину рассуждений о «противоречиях» и яснее разглядеть уникальные последовательность и цельность его жизненного пути. Насколько эта книга помогает приблизиться к этой цели, судить, разумеется, не автору.

Английская версия биографии не могла бы быть написана без постоянной дружеской помощи Алекса Уилбрэхема и Аркадия Островского. Я благодарен Михаилу Долбилову, взявшему на себя труд прочитать рукопись и сделать ценные замечания, и всем рецензентам. Подготовка русской версии была осуществлена по инициативе Ирины Прохоровой, которой я искренне признателен. Большую помощь в моей работе оказали сотрудники Музея Толстого в Москве и Ясной Поляне. Как всегда, я многим обязан поддержке и критическим замечаниям моей жены Ирины Зориной.

В молодости мне доводилось много говорить о Толстом со своим близким другом Борисом Берманом (1957–1992). Новые интересы отвлекли его от толстовских занятий, его книга о Толстом не была завершена, а статьи появились в печати только после его трагической гибели. Я сомневаюсь, что он согласился бы со всем, что я здесь пишу. Но память о наших разговорах, а еще больше обаяние его личности и страстность его интеллектуального поиска были для меня важной опорой в работе. С искренней благодарностью я посвящаю эту книгу его памяти.

Глава первая


Честолюбивый сирота

В мае 1878 года, завершая работу над «Анной Карениной» и уже находясь на раннем этапе самого глубокого духовного кризиса, который ему доводилось переживать, Толстой начал набрасывать мемуары, предварительно озаглавленные «Моя жизнь». В течение одного дня он написал несколько разрозненных фрагментов, содержащих воспоминания о годах его раннего детства. Дальше работа не пошла. В первом из этих отрывков Толстой писал:

Вот первые мои воспоминания <такие, которые я не умею поставить по порядку, не зная, что было прежде, что после. О некоторых даже не знаю, было ли то во сне, или наяву. Вот они.> Я связан, мне хочется выпростать руки, и я не могу этого сделать. Я кричу и плачу, и мне самому неприятен мой крик, но я не могу остановиться. Надо мною стоят нагнувшись кто-то, я не помню кто, и всё это в полутьме, но я помню, что двое, и крик мой действует на них: они тревожатся от моего крика, но не развязывают меня, чего я хочу, и я кричу еще громче. Им кажется, что это нужно (т. е. то, чтобы я был связан), тогда как я знаю, что это не нужно, и хочу доказать им это, и я заливаюсь криком противным для самого меня, но неудержимым. Я чувствую несправедливость и жестокость не людей, потому что они жалеют меня, но судьбы и жалость над самим собою. Я не знаю и никогда не узнаю, что такое это было: пеленали ли меня, когда я был грудной, и я выдирал руки, или это пеленали меня, уже когда мне было больше года, чтобы я не расчесывал лишаи, собрал ли я в одно это воспоминание, как то бывает во сне, много впечатлений, но верно то, что это было первое и самое сильное мое впечатление жизни. И памятно мне не крик мой, не страданье, но сложность, противуречивость впечатления.

Мне хочется свободы, она никому не мешает, и меня мучают. Им меня жалко, и они завязывают меня, и я, кому всё нужно, я слаб, а они сильны. (ПСС, XXIII, 469–470)[1]

Нет смысла искать здесь материал для психоаналитических упражнений. «Первое и самое сильное» впечатление жизни мемуариста не было извлечено из глубин его подсознания на кушетке психоаналитика, но представляет собой вполне сознательную и отрефлектированную (ре)конструкцию, сделанную пятидесятилетним писателем. Толстой видит себя младенцем, но ему «памятны» сложность и противоречивость его переживания, сутью которого оказывается чувство связанности и несвободы. Он специально обращает внимание на то, что стоящие рядом люди любят и жалеют его, их жестокость – это жестокость заботы. Маленький Лев пытается вырваться из тисков этого ласкового деспотизма, но он слишком слаб, чтобы освободить себя от власти тех, кто, желая ему добра, не позволяет ему шелохнуться. Эта мучительная борьба будет пронизывать всю его жизнь вплоть до самых последних мгновений.

* * *

Традиционную биографию принято начинать с рассказа о семье, в которой родился герой. В случае с Львом Николаевичем Толстым такой рассказ оказывается столь же необходимым, сколь и избыточным. С одной стороны, семья писателя описана в «Войне и мире» с такой выразительностью, что любая реальность обречена померкнуть на этом фоне. С другой, генеалогия Толстого важна для понимания его великого романа и во многом определила его собственную судьбу. В своем повествовании Толстой характерным для него образом затушевал границу между вымыслом и историей, слегка изменив фамилии героев. Так, Волконские, предки писателя с материнской стороны, стали Болконскими, а Толстые – сначала Простыми (Простовыми), а потом Ростовыми. Вероятно, фамилия Простой слишком отдавала моралистической комедией XVIII века. Отбросив первую букву, Толстой связал отцовскую линию своей семьи с названием древнерусского города, как бы подчеркнув свои национальные корни.

Для современного читателя графский титул плохо вяжется с идеей простоты. Однако в России его стали жаловать только с петровских времен. Рядом с Рюриковичами Волконскими Толстые выглядели как парвеню. Недаром в романе старый князь Николай Андреевич Болконский рассматривает намерение сына жениться на «графинюшке» как мезальянс.

В сущности, брак родителей Толстого и был мезальянсом. Кроме всего прочего, княжна Мария Николаевна Волконская была богатой наследницей, в то время как ее муж, граф Николай Ильич Толстой, был из-за расточительного образа жизни своего отца полностью разорен и обременен долгами. Их свадьба состоялась в 1822-м, через год после смерти отца невесты. Марии Николаевне было 32 года, в ту эпоху она уже вполне могла считаться старой девой, к тому же, как вспоминал Толстой, она была «нехороша собой». Николай Ильич был на четыре года моложе невесты.

В «Войне и мире» Толстой не скрывает от читателей прагматическую сторону брака героев, что, однако, ни в малейшей мере не противоречит любви и согласию в этом заключенном на небесах союзе. Неизвестно, в какой мере семейная жизнь родителей Толстого походила на идиллическую картину, описанную в эпилоге романа. Даже если слухи о любовных похождениях графа не соответствуют действительности, мы знаем, что он проводил очень много времени вдали от дома, охотясь или занимаясь своими бесчисленными тяжбами в судебных присутствиях. Его жена построила в фамильном парке специальную беседку, где по заведенной привычке дожидалась возвращения мужа.

Толстой писал, что его мать была идеальной женой, которая на самом деле не любила мужа. Ее сердце безраздельно принадлежало детям, особенно старшему Николаю и Льву, ее четвертому и младшему сыну. Льву, родившемуся 28 августа 1828 года, было всего два, когда умерла его мать – через несколько месяцев после появления на свет единственной дочери Марии.

Эта утрата произвела неизгладимое впечатление на Толстого. Он поклонялся памяти матери и любил проводить время в ее любимом уголке родового парка. Позже он настаивал на том, чтобы его жена рожала на том же диване, на котором появился на свет он сам, а главное, бесконечно тосковал по материнской любви, которой был лишен. Он не помнил матери и радовался тому, что в доме не сохранилось ее портретов за исключением вырезанного из черной бумаги силуэта. Образ самого дорогого человека, который он хранил в душе, не нуждался в материальных подтверждениях. Толстой вспоминал: «…в средний период моей жизни, во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала мне» (ПСС, XXXIV, 354).

В 1906 году, 77-летним стариком, Толстой записал в дневнике:

Целый день тупое, тоскливое состояние. К вечеру состояние это перешло в умиление – желание ласки – любви. Хотелось, как в детстве, прильнуть к любящему, жалеющему существу и умиленно плакать и быть утешаемым. Но кто такое существо, к к[оторому] бы я мог прильнуть так? Перебираю всех любимых мною людей – ни один не годится. К кому же прильнуть? Сделаться маленьким и к матери, как я представляю ее себе.

Да, да, маменька, к[отор]ую я никогда не называл еще, не умея говорить. Да, она, высшее мое представление о чистой любви, но не холодной божеской, а земной, теплой, материнской. К этой тянулась моя лучшая, уставшая душа. Ты, маменька, ты приласкай меня. – Все это безумно, но все это правда. (ПСС, LV, 374)

Сознание сиротства не оставляло Толстого. По его словам, когда он стал помнить себя, «уже смерть матери наложила свою печать на жизнь» семьи (ПСС, XXXIV, 354). К этому ощущению добавилась и ранняя смерть отца. В июне 1837 года, когда Льву еще не исполнилось девяти лет, граф внезапно умер от удара во время своего пребывания в Туле. Были подозрения, что Николая Ильича отравили сопровождавшие его в город крестьяне. Позднее Толстой говорил, что никогда не верил этим слухам, но знал о них, – можно себе представить, какое воздействие должны были оказать подобные разговоры на впечатлительного мальчика.

Вероятно, эти потери способствовали тому, что юный Лев рос застенчивым и чувствительным ребенком, родственники называли его «Лёва-рёва». Кроме того, он отставал от братьев в учебе и исключительно тяжело переживал свою физическую непривлекательность. Эти переживания преследовали его всю молодость; вплоть до женитьбы Толстой не мог поверить, что какая-нибудь женщина может увлечься столь некрасивым человеком, как он.

Идиллический мир первых лет его жизни, описанный в «Детстве», был порожден не столько реальным опытом, сколько литературным воображением писателя. Это изысканное и трогательное повествование о мыслях и чувствах дворянского мальчика переполнено автобиографическими деталями и до сих пор во многом определяет наши представления о среде, в которой рос Толстой в яснополянском имении князей Волконских.

Идиллия обрывается внезапной смертью матери рассказчика. «Отрочество» и «Юность», две следующие части автобиографической трилогии Толстого, посвящены истории психологических проблем и мучительных сомнений, обуревающих героя.

В «Детстве» Толстой перенес первую и главную утрату своей жизни с двух на одиннадцать лет, и это хронологическое смещение позволило ему изобразить радостное детство героя, не осложненное чувствами одиночества и сиротства, которые он сам испытывал ребенком. Идиллический мир «Детства» – такой же семейный миф, как и идиллическая семья, возникающая на страницах «Войны и мира».

Ясная Поляна была связана для Толстого и с мечтой о всеобщем счастье. Ни один биограф писателя не пропускает знаменитую историю зеленой палочки, сыгравшую столь важную роль в его жизни. Во время их детских игр Николай, старший из братьев Толстых, как-то рассказал младшим, что где-то в их имении зарыта зеленая палочка и тот, кому посчастливится ее найти, сможет принести счастье всему человечеству. Маленький Лев был глубоко потрясен. Вера в существование зеленой палочки и стремление отыскать ее руководили им всю жизнь. За несколько лет до смерти он дал статье, посвященной изложению его религиозных взглядов, название «Зеленая палочка» и завещал похоронить себя около того места, где он мальчиком искал этот клад. В своих воспоминаниях Толстой писал:

И как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить всё зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает. (ПСС, XXXIV, 386)

Осиротевшие дети остались на попечении многочисленных тетушек. Одна из них, Татьяна Александровна Ергольская, которую Лев называл Туанет, стала для него душой Ясной Поляны. Выросшая на положении бедной родственницы в семье деда Толстого, Туанет была влюблена в своего троюродного брата Николая, отца писателя. Принеся в жертву собственные чувства, она предоставила возможность возлюбленному жениться на богатой наследнице. В 1836 году, стремясь дать детям любящую мачеху, которая никогда их не оставит, овдовевший граф сделал ей предложение. Ергольская отказала, но с готовностью приняла на себя заботы о детях. Лев был ее любимцем. Двусмысленный статус Туанет в семействе Толстых отразился в «Войне и мире» – в весьма нелестном описании положения, которое занимает Соня в доме Николая Ростова и княжны Марьи. Ергольская прожила достаточно долго, чтобы прочесть роман, но сведений о ее реакции не сохранилось.

Отказавшись от возможности стать мачехой младшим Толстым, Ергольская потеряла также право быть их опекуном. Сестры покойного Николая Ильича были признаны более близкими родственниками. Когда в 1841 году умерла одна из них, Александра Ильинична Остен-Сакен, детей передали под надзор другой сестры, Пелагеи Ильиничны Юшковой, которая жила с мужем в Казани. Город, где находился один из шести существовавших тогда в Российской империи университетов, казался вполне подходящим местом для братьев, которым настало время получать образование. В силу своего местоположения Казанский университет был естественным центром для исследований Востока. После первой неудачной попытки Лев в 1844 году со второго захода поступил на факультет восточных языков.

На пять с половиной лет, которые он провел в Казани, пришелся весь тинейджерский период жизни Толстого. Самой главной проблемой, с которой он здесь столкнулся, стал конфликт между обуревавшими его сексуальными влечениями и мечтой о физической и моральной чистоте. Он очень хорошо помнил, что именно первородный грех стал причиной изгнания человечества из рая. В «Детстве» Толстой с нежной снисходительностью умудренного жизнью человека изобразил детский эротизм, пробуждающийся в десятилетнем мальчике, неожиданно для себя целующем ровесницу в обнаженное плечо. Покинув яснополянский Эдем, он вынужден был теперь иметь дело с куда менее тонкими чувствами.

Казанские родственники не особенно строго следили за Толстым-подростком. Он был совсем не богат, но кое-какие деньги у него водились. В то же время он отличался крайней застенчивостью и неуверенностью в себе, особенно в присутствии женщин своего социального круга. Почти неизбежно это сочетание обстоятельств должно было сделать из него посетителя публичных домов. Позднее Толстой вспоминал, как, в пятнадцать лет посвященный старшим братом в тайны платного секса, он, потеряв невинность, плакал у кровати незнакомой проститутки. Столкновение невыносимой похоти и отвращения к собственной животной природе стало темой, к которой Толстой регулярно возвращался сначала в дневниках, а потом и в прозе. Герой его раннего рассказа «Записки маркера» после первого похода в бордель кончает с собой от ужаса и омерзения.

Именно лечась в университетской клинике от гонореи, Толстой начал свой дневник, который с перерывами вел на протяжении более чем шестидесяти лет. Самый большой интервал пришелся на те годы, когда он писал два своих главных романа. В дневнике автор подвергал суровому суду не только свои поступки, но и самые тайные мысли и желания. Пытаясь жить в согласии с высочайшими моральными критериями, которые он сам себе задает, Толстой вновь и вновь осуждает себя за неспособность им соответствовать. Читая этот документ, имеет смысл вспомнить предостережение Филиппа Лежёна: «…дневник очень редко может быть автопортретом, а те, кто его там ищет, обычно обнаруживают карикатуру»[2].

В дневнике Толстого мы не встретим того веселого, насмешливого, щедрого и великодушного человека, которого знаем по его письмам и по воспоминаниям родных и друзей. На современного читателя дневник может порой производить неприятное впечатление – не столько своим содержанием (ничего особенно компрометирующего Толстой о себе не рассказывает), сколько почти маниакальной погруженностью в себя и непрекращающимся самоистязанием. В первой же записи мы можем увидеть примерную схему борьбы с собой, которую Толстой будет вести всю свою жизнь:

Weaving Wand — Etsy Turkey

Etsy больше не поддерживает старые версии вашего веб-браузера, чтобы обеспечить безопасность пользовательских данных. Пожалуйста, обновите до последней версии.

Воспользуйтесь всеми преимуществами нашего сайта, включив JavaScript.

Найдите что-нибудь памятное, присоединяйтесь к сообществу, делающему добро.

( 132 релевантных результата, с рекламой Продавцы, желающие расширить свой бизнес и привлечь больше заинтересованных покупателей, могут использовать рекламную платформу Etsy для продвижения своих товаров. Вы увидите результаты объявлений, основанные на таких факторах, как релевантность и сумма, которую продавцы платят за клик. Узнать больше. )

  • Почему Король Красных Львов — лучший компаньон в Zelda

    «Я посеял семена будущего».

    СПОЙЛЕРЫ ДЛЯ THE WIND WAKER FOLLOW

    Хорошо это или плохо, но у каждой 3D-игры в серии Zelda есть компаньон, который сопровождает Линка в его путешествии, помогая ему на этом пути. С этими компаньонами обращались очень и очень по-разному, и спектр их вовлеченности варьируется от вездесущего Фи до почти несуществующего Татла. Король красных львов, на мой взгляд, лучший компаньон с точки зрения как истории, так и игрового процесса, и я считаю, что будущие компаньоны в серии, если они появятся, должны взять несколько страниц из его сборника игр.

    В игровом плане Король Красных Львов представляет собой идеальный компромисс между помощью игроку и возможностью свободно перемещаться без помех. Хотя он очень редко выражал возможности и ограничения игрока, Король Красных Львов всегда был доступен, чтобы напомнить игроку об их текущей цели. В таком огромном мире, как The Wind Waker , это было важной особенностью игры; если игрок решит выполнять побочные квесты или часами охотиться за кусочками сердца, не касаясь основного сюжета, он может легко забыть, в чем заключалась настоящая задача.

    Король Красных Львов был наименее навязчивым компаньоном, но при этом выполнял свою задачу. Как упоминалось в предыдущем абзаце, он давал игроку подсказки относительно того, куда идти дальше в мире, а также раскрывал важную для сюжета экспозицию. Однако он очень редко прерывал игрока в подземельях, чтобы предложить решения. В отличие от тех компаньонов, которые постоянно следуют за Линком, Король Красных Львов был доволен тем, что привел игрока в подземелье и отправил его в одиночку. Кроме того, из-за его неподвижного характера я не могу не чувствовать, что Король Красных Львов держал вас за руку гораздо меньше, чем значительная часть компаньонов Zelda. Никогда не казалось, что Король Красных Львов показывает вам, как что-то делать или выполняет ваши задачи за вас; он служил в своей роли  компаньон и больше ничего. В отличие от всех других компаньонов в серии, таких как Фай и Мидна, у Короля Красных Львов не было другого выбора, кроме как бросить вас в подземельях. Он мог отвести вас туда, но вы были предоставлены сами себе, начиная с очень стильного фойе и дальше. В силу этого и отсутствия особых способностей у Короля Красного Льва никогда не было ощущения, что Линк привязан к своему союзнику. Это отличается от компаньонов как предыдущих, так и последующих; Navi был предлогом для Z-нацеливания, Midna превратилась в странную третью руку для Link, а Fi разрешил биолокацию. Сравните это с Королем Красных Львов, который всего лишь лодка. Даже фирменная способность героя, направление ветра, не может быть получена от его компаньона.

    Однако я бы солгал, если бы сказал, что это единственная причина, по которой он был лучшим компаньоном Zelda. На самом деле, его история и роль, которую она играет в общем сюжете The Wind Waker , безусловно, являются самой веской причиной для его включения в игру.

    Каждый компаньон сыграл свою роль в повествовании своей игры Zelda, но некоторые сделали больше, чем другие. Король Красных Львов почти полностью отсутствует в первой половине истории, но он начинает больше участвовать в действиях после того, как узнает, что он на самом деле Дафнес Нохансен Хайрул, последний король Хайрула до того, как богини наводнили землю. Разбуженный богинями после возвышения Ганондорфа, Дафнес получает задание положить конец планам Ганондорфа. Теперь Король Красных Львов, ранее окутанный густыми облаками тайн, лично заинтересован в судьбе Героя Ветров; у него есть причина вести мальчика, одетого в зеленое, через его приключения. Однако позже выяснилось, что эта причина поверхностна. Заключение игры ясно дало понять, что отношения между Королем Красных Львов и детьми стали явно отцовскими. Как упоминалось ранее, Линк не прикован к Королю Красных Львов. Он мог легко доставить пиратский корабль Тетры туда, куда ему нужно. Это в сочетании с диалогом между Линком и королем дает нам достаточно доказательств того, что эти двое путешествуют вместе не потому, что судьба связала их вместе, а потому, что они этого хотят. Связь между ними трогательна; Я, например, не могу не задохнуться, когда Зельда предлагает королю шанс жить с ними на новой земле, только для того, чтобы он остался с Хайрулом, поскольку его поглотил океан. Эта эмоциональная связь была чем-то уникальным для Пробудитель Ветра ; Хотя были попытки воссоздать эту магию как в Принцесса Сумерек , так и в Меч Небес , есть некий нематериальный элемент, благодаря которому эта арка так хорошо работает в Пробуждение Ветра , и, несмотря на все мои попытки рационализировать это, я Не могу понять, что делает связь между и персонажами The Wind Waker такой невероятно убедительной.

    Хотя все вышеперечисленные факторы способствуют его достоинству, Король Красных Львов играет наиболее важную роль в The Wind Waker является контрапунктом Ганондорфа. На поверхностном уровне Король Красных Львов поддерживает двух главных героев игры, в то время как Ганондорф ненавидит этих назойливых детей . Однако помимо целей игрока, Король Красных Львов предлагает совершенно другую философию и точку зрения, чем главный антагонист. Чтобы продемонстрировать это, я буду использовать одну из самых знаковых сцен игры. Это все здорово, но я буду иметь в виду в первую очередь первые три минуты или около того сцены, а также то, что происходит между 5:30 и 6:55.

    В диалоге мы видим, как Ганондорф тоскует по прошлому, по тому, что у него когда-то было. Король Красных Львов разделяет подобные чувства, говоря, что «не проходит и дня», чтобы он не думал о том, каким был Хайрул. Однако, в то время как Ганондорф хотел бы вернуть все это, Король Красных Львов использует свое желание, чтобы «смыть эту древнюю землю Хайрула», позволяя детям начать все заново в своем собственном мире. Ганондорф и Король Красных Львов предлагают нам взглянуть на две очень разные реакции на одни и те же эмоции; один эгоистичен и зациклен на прошлом, другой бескорыстен и надеется на будущее. Подобно благородному капитану, решившему не покидать свое судно, Король Красных Львов отвергает предложение Зельды сбежать из проклятой земли, решив вместо этого исчезнуть вместе со своими владениями. Через Короля красных львов игроки видят дихотомию между стремлением восстановить вещи такими, какими они были когда-то, и началом заново, между личным стремлением и общим благом. Намерения как Ганондорфа, так и Короля Красных Львов родились из одних и тех же обстоятельств, но их мировоззрение изменило их реакцию. Что касается тематики, то Король красных львов выделяет одни из самых важных моментов игры. Последний акт жертвоприношения Короля Красного Льва подчеркивает подлость желания Ганондорфа воскресить прошлое; хотя сам король страдает от того же желания, вместо этого он решает дать детям и всем другим, кто населяет Великое море, шанс на будущее.

  • Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *