Помещики это дворяне: Дворяне-помещики: рождение нового сословия. Правовые расследования РАПСИ | Российское агентство правовой и судебной информации

Кто такие помещики?

Опубликовано: 13.02.2020Рубрика: История

Среди людей, мало интересующихся историей, бытует мнение, что помещики — это процветающие, богатые дворяне, которые владели огромными поместьями и большим количеством крепостных крестьян. Так ли это на самом деле? Не совсем. В этой статье мы разберемся, кто такие помещики, откуда они взялись, и чем отличались от землевладельцев.

История возникновения русского дворянства начинается в конце 12 века. Тогда появилась прослойка людей, которые целиком и полностью зависели от князя. Они постоянно состояли при княжеском дворе, выполняя различные поручения (административные, судебные и другие). Эти люди буквально «кормились» из рук князя, получая в качестве вознаграждения за свои труды либо постоянно жалование, либо часть собранной дани или военной добычи.

Высшим сословием в то время считались бояре, которые были независимыми от князя, имели большие земельные наделы. У них было гораздо больше прав, чем у других.

К концу 14 века за верную службу дворяне начали получать земельные наделы, так называемые поместья. Отсюда возникло их второе название — помещики. Первоначальное имение выдавалось на срок службы. Его нельзя было продать или передать по наследству. Как только помещик уходил с государственной службы, надел возвращался в казну. Наряду с помещиками в России были вотчинники — люди, получившие землю по наследству.

В начале 18 века Петр I издал указ, согласно которому поместья сравнялись с вотчинами, теперь это было недвижимое имущество.
Чуть позже, в 1762 году, был издан Манифест о вольности дворянства, в котором закреплялось монопольное право на владение землей. С этого времени помещиками стали считать владельцев тех земель, на которых жили и работали крестьяне.

Состояние помещика зависело от количества душ, находящихся в его владении. Крупнейшие помещики имели более 1000 душ, средние — не менее 500. Если у землевладельца было до 100 душ, его относили к мелкопоместным. Были в России и мельчайшие помещики. Им принадлежало не больше 20 человек.

С отменой крепостного права считать души перестали. Теперь главным богатством стала земля. Ее считали десятинами (1,0925 га). Крупнейшие имения насчитывали десятки тысяч десятин. Например, графы Шереметьевы имели 75 тысяч десятин.

У среднепоместного дворянина было от 100 до 500 десятин, а у мелкопоместного — до 100. Количество крупных помещиков было невелико, две трети всех дворян были мелкопоместными и количество их неуклонно возрастало.

Связано это было с тем, что в отличие от Европы, закон о наследовании не запрещал раздел поместья между всеми наследниками. Петр I пытался противостоять подобным традициям и в 1714 году издал Указ о единонаследии, однако действовал он недолго и в 1731 году был отменен Анной Иоановной.

Весь 19 век число помещиков среди дворян неуклонно уменьшалось и перед революцией 1905 года не превышало 30%. Землю они отдавали в аренду.

После Октябрьской революции помещики были ликвидированы как класс, их земля была национализирована.

Аксёненко С.И. Земля или Воля? Как декабристы пытались спасти… дворянство



	Аксёненко С.И. Земля или Воля? Как декабристы пытались спасти… дворянство
2007 г.	СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
 XPOHOC ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ ФОРУМ ХРОНОСА НОВОСТИ ХРОНОСА БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА ЭТНОНИМЫ РЕЛИГИИ МИРА СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ КАРТА САЙТА АВТОРЫ ХРОНОСА Родственные проекты: РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ ПРАВИТЕЛИ МИРА ВОЙНА 1812 ГОДА ПЕРВАЯ МИРОВАЯ СЛАВЯНСТВО ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ АПСУАРА РУССКОЕ ПОЛЕ	Сергей Аксёненко Земля или Воля? Как декабристы пытались спасти. .. дворянство «Первоначальным намерением общества было освобождение крестьян, способом достижения сего — убедить дворянство сему содействовать и от всего сословия нижайше об оном просить Императора». (Показания декабриста П. И. Пестеля) «Необходимо объяснить помещикам, что рано или поздно крестьяне будут свободны, что намного полезнее для помещиков самим освободить их, потому что тогда они могут диктовать выгодные для себя условия, что если помещики будут противиться и не согласятся добровольно на освобождение, то крестьяне смогут вырвать у них свободу, и тогда Отчизна может оказаться на краю пропасти». (Из записок декабриста С. Трубецкого) Помните «Вишневый сад» Чехова, где показано, как пагубно отразилась на многих дворянских родах отмена крепостного права? И это несмотря на то, что ликвидацию крепостного права сделали максимально щадящей для помещиков. Им сохранили большую часть земли (лучшую), сословный статус дворянина и еще множество привилегий. Из речи Александра II в Государственной Думе 28 марта 1861 г.: «Дело про освобождение крестьян, которое поступило на рассмотрение Государственной Думы, я считаю жизненно необходимым вопросом для России, от которого зависит развитие ее силы и могущества… Вот уже четыре года, как оно ведется и вызывает разнообразные опасения и ожидания как среди помещиков, так и крестьян. …Это преобразование не может совершиться без некоторых жертв с их (помещиков — С. К.) стороны. Мое стремление состоит в том, чтобы жертвы эти были как можно менее тяжкими для дворянства». Конечно, приход «дикого» капитализма в Россию разорил не только дворян. Как показали еще в конце XIX в. исследования Струве, крепостное право перед отменой в 1861 г. было в пике своей экономической эффективности. После отмены крепостного права производительность в сельском хозяйстве резко снизилась, а уровень жизни крестьян упал (в 1900 г. крестьяне были в целом беднее, чем в 1800 г.). Мы помним, как недовольны были многие крестьяне отменой своего «рабства» (вернее, не самой отменой, а формой ее проведения и условиями). Ведь для большинства мужиков (кроме дворовых) важно было не крепостное право само по себе, а земля — условие и смысл крестьянского существования. Барина крестьяне могли годами не видеть, а нести повинности, имея при этом плодородные земли, т.е. получать урожай и отдавать его часть было легче, нежели не иметь земель или иметь неплодородные их участки. И это при том, что в 1861 г. правительство, к неудовольствию большинства дворянства, освободило крестьян с землей. Часть земли отдавалась крестьянам, часть — барину, но барин при выборе участка имел приоритет и выбирал, естественно, самую лучшую землю. Когда же вся земля была помещичьей собственностью, то лучшие участки давались и крестьянам — все одно свое. До Петра III и Екатерины II в России не было крепостного права, как рабовладения, подобного тому, какое было, например, в Польше, где дворянин мог даже убить холопа. Суть крепостного права сперва (со времен Бориса Годунова и даже ранее) состояла в следующем: имеется государство, на которое все работают (т.е. работают, по сути дела, на себя) — крестьяне потеют на пашне, дворяне служат и воюют. Именно за службу и получали дворяне имения. Ведь при низком уровне развития денежных отношений (особенно до XVIII века), правительству было легче позволить дворянину кормиться с имения, нежели взимать с этого имения урожай, продавать его и уже после выплачивать жалование (хотя такой способ уже начинал практиковаться, особенно в расчетах с иноземцами). Во второй половине XVIII века, когда дворянам разрешили не служить, крепостное право стало резко антисоциальным и несправедливым. Проще говоря, одних людей заставляли работать на других и кормить дармоедов, которые еще имели право своих кормильцев выпороть, хамить им, называть их на «ты» и т. д. Разумеется, подобную несправедливость дворяне и правительство пытались оправдать тем, что помещики, мол, управляют поместьями и заботятся о крестьянах. Однако, на деле поместьями нередко управляли приказчики, а дворяне либо прожигали «заработанные» денежки в столицах и заграницах (а поместья могли годами не видеть), либо, наподобие известной «душевладелицы» Салтычихи, всячески издевались над своими «душами».   Нечего терять Дом декабриста В. К. Кюхельбекера в Москве. А при чем тут декабристы? Дело в том, что многие из них также высказывались за освобождение крестьян, но освобождение без земли (конечно, были среди них и редкие «радикалы», готовые пожертвовать дворянской землей, например, Пестель). Вот уж, действительно, по меткому ленинскому выражению были «далеки они от народа», не понимали своих крестьян. Декабристы, как и остальные дворяне, нужды не знали (посмотрите хотя бы на двух-трехэтажные дворцы в центре Москвы и Петербурга, где жили эти господа), они думали, что крестьян, как и их самих, беспокоят мысли о Свободе, Равенстве и Братстве. А крестьян тяготили более приземленные мысли — о том же куске хлеба. И тут были исключения — тот же Тарас Шевченко — но как же их было мало! Представьте теперь, как пострадали бы крестьяне (повторимся, во многом недовольные даже щадящим для них освобождением в 1861 г.), если бы их освободили по программе декабристов. Пишется это не для того, чтобы напомнить о наивности пылких юношей-декабристов. Наоборот, вряд ли все они были наивными. Декабрист Н. И. Тургенев (не путать с писателем И. С. Тургеневым) писал, как он убеждал помещиков давать крестьянам волю, приводя разумные аргументы. Мол, дал своим дворовым волю, так они (по сути, за ту же пайку) стали служить ему в два раза вернее. Такие дворяне как Тургенев — редкий пример разумного (для дворян же) подхода к крепостным. Они понимали, что основа могущества дворянского класса не столько в праве владеть «душами», сколько в собственности на землю как средство производства. Поэтому в XIX веке «душевладение» было не основой могущества дворянства, а позорило его и ничего не добавляло к реальной власти этого класса. Напротив, несло огромную угрозу ему в будущем. Вспомните, как после 1917 г. крестьяне уничтожали дворян не только и не столько потому, что конкретный барин плохой или землю хотели забрать (хотя это и главные причины), но и в силу старой ненависти — уничтожали как КЛАСС.   «Мы — ваши, а земля — наша» Борец за волю крестьян И. Д. Якушкин. Был он и членом декабристского Союза Благоденствия, и отходил от декабристов, но свои 20 лет каторги получил. Но и для крестьян возможность иметь землю была важнее формальной крепостной зависимости. Вот почему они так противились попыткам некоторых дворян (скажем, декабриста И. Д. Якушкина) освободить их без земли, чтобы они потом были на ней арендаторами. И это при том, что Якушкин собирался безвозмездно отдать им их дома с приусадебными участками (формально принадлежащими ему) и арендную плату с земли брать не выше крепостного оброка. Вроде бы поведение крестьян нелогично: ведь земля не их, а барская, и в случае принятия условий Якушкина они станут: а) свободными, б) владельцами приусадебных участков. Но крестьяне смотрели глубже: пока земля с «душами» принадлежала барину, барин и крестьяне были как бы совладельцами земли. Крестьяне не хотели «безземельной свободы» и говорили помещикам: «Мы — ваши, а земля — наша». Показательно и то, что когда «прогрессивный» Якушкин попросил у властей разрешения освободить крестьян без земли, ему было отказано. Товарищ Министра (так в то время назывался замминистра) внутренних дел О. П. Козодавлев так обосновывал отказ Якушкину: «Если допустить способ, вами предлагаемый, то другие могут воспользоваться им, чтобы избавиться от ОБЯЗАННОСТЕЙ относительно своих крестьян». (выделено мной — С. А.) Да и куда пойдет освобожденный дворовый (не имея земли, либо своей лавки или мастерской) как не на привычную службу к освободившему его барину? Работать за гроши на фабрике (мануфактуре) 18 часов в сутки, или милостыню просить было гораздо хуже. Крепостное право затрагивало большую часть крестьян (кроме дворовых, которые находились при барине) только экономически (барщина либо оброк) плюс невозможность переехать в другое место — уйти от барина (а многие ли переезжают, даже имея такое право?). То есть, они чувствовали себя защищеннее своих «классовых коллег» из многих европейских стран. Там крестьяне были батраками на барской земле, и если барин сгонял их с земли, им оставалось идти разве что в нищие. Вспомните, хотя бы, известные «огораживания» в Англии, когда для разведения «прибыльных» овец лорды отобрали у крестьян пахоту и пастбища. Нищие бродяги заполонили всю страну. То есть, отношения в России, при всей их бесчеловечности, были все-таки более «семейными», патриархальными, не такими холодно-расчетливыми, как на Западе. Российские крестьяне даже не всегда хотели менять барщину на оброк (пусть даже легкий оброк), так как во втором случае на их плечи ложилась также забота о продаже урожая, выручении денег и отдачи их помещику. А при барщине — отработал лишних два-три дня <1> и ни о чем не думай. Крестьяне долго просили Н. И. Тургенева вернуть им барщину вместо оброка. Но Тургенев этого сделать не мог, так как хотел слыть либералом и уже растрезвонил в столичных салонах, как он своих крепостных «облагодетельствовал». Теперь вернемся к первому тезису статьи о том, как пострадали дворяне от реформы 1861 г. Тогда правительство не могло провести реформу таким способом, как могло бы сделать это в начале XIX века. Уступки пришлось делать и дворянам, и крестьянам. Так что среди декабристов были не только наивные пылкие юноши, но и умные, расчетливые представители своего класса. Они понимали, что освободить сейчас — значит, ничего не потерять. И, с одной стороны, стать «чистыми» в глазах Европы (для того времени — в глазах мирового общественного мнения),<2> с другой, — » чистыми» в глазах, если хотите, своей совести, и при этом обеспечить своим детям, своему классу надежное спокойное будущее. Даже представляющее этот класс правительство во время следствия по делу декабристского восстания не обвиняло подсудимых только в одном «преступлении» — попытке отмены крепостного права.   Посмотрим на рабство с «другой стороны» Н. В. Неврев. «Торг», 1866. Но класс в целом не понял декабристов, не поднялся выше глупых предрассудков и постыдного желания ощущать себя «душевладельцами». И ничего удивительного — на другом конце Земли (как бы в зеркальном отражении) плантаторы-рабовладельцы жили в государстве, в большей и экономически сильнейшей части которого рабство было запрещено. Рабство в Америке (крепостные все-таки не были рабами в полном смысле этого слова) <3> также осуждалось и «просвещенной» Европой. Поэтому южане-плантаторы вполне могли ожидать наступления подогретых антирабовладельческими публицистами северян (к которым бежала самая недовольная, активная и умная часть рабов), могли ожидать восстания самих рабов, но не могли понять самого простого… В городах юга была безработица, то есть, свободному негру работу там найти было невозможно, а если и возможно — то не менее тяжкую, чем на плантации. Для освоения новых земель «вольноотпущенному» рабу денег взять (хотя бы на волов и кибитку) негде, а ведь это были в основном засушливые районы, где переселенцев могли убить индейцы. И главное: большинство людей не срывается с «насиженных» мест, они — домоседы по природе, редко кто из них способен бросить привычный уклад и обжитое место. «Срываются» они чаще всего по причине войны, стихийного бедствия или ввиду крайней нужды (угрожающей жизни). Естественно, среди необразованных негров процент «домоседов» был немал, к тому же многие из них росли уже в неволе и не помнили о «вольных саваннах» африканского континента. «…потому не может долее в России существовать позволено одному человеку иметь и называть другого своим крепостным. …Дворянство должно непременно на веки отречься от гнусного преимущества обладать другими Людьми». (П. И. Пестель «Русская Правда») Следовательно, освободив негров, плантатор бы ничего не потерял — работали бы на него «освобожденные» за ту же пайку, что и при рабстве. А продажу негров можно было бы «прикрыть» так называемым наймом негра к другому владельцу с выплатой «отступного». Как это делалось в России в начале XIX века, когда при еще имеющемся крепостном праве была запрещена открытая продажа крестьян без земли. Также было нельзя при продаже «дробить» крестьянские семьи. Так нет же! Сидели неразумные плантаторы со своим рабством, пока войска северян не освободили рабов насильно.<4> А были бы у плантаторов свои декабристы, убедили бы их в отмене рабства, может не пришлось бы им потом выдумывать «ку-клукс-кланы» и политкорректность.   Если бы… Мне кажется, что если бы в начале XIX века крестьян стали бы освобождать даже по варианту декабристов — без земли (оставив их в качестве батраков на землях помещика), — возможно тогда и удалось бы избежать крестьянских волнений, которые были в 1861 г. (несмотря на то, что в 1861 г. крестьяне получили часть земель). Просто в начале XIX века рабство крепостных еще не было столь обсуждаемой темой в обществе. Вернее, обсуждалась она только в прогрессивных дворянских кругах. К середине же века к отмене крепостного права была психологически готова большая часть общества, в том числе и крестьяне. Правда, каждый класс хотел при этом получить максимальную выгоду: крестьяне надеялись на то, что им отдадут ВСЕ земли, помещики — на то, что вся земля останется у них, а государство даст за крепостных еще и выкуп. В варианте же декабристов, крестьяне получили бы лишь право покинуть помещика, а помещики лишились бы позорного звания «душевладельцев». К тому же, если бы помещики оставили за собой всю землю, возможно, своим крестьянам-арендаторам они и не стали бы отдавать худшие участки. Класс в целом не понял декабристов, не поднялся выше глупых предрассудков. (Фрагмент картины В. Ф. Тима «Восстание 14 декабря»). Другое дело, как пошла бы дальше история России, когда многомиллионное крестьянство оказалось безземельными батраками. Возможно, впоследствии, с развитием социального самосознания, когда свобода стала бы для них привычной, крестьяне ужаснулись бы своему бесправию и потребовали землю себе. А возможно, наоборот, привыкнув к безземелию, они перестали бы ощущать себя владельцами и стали бы пользователями (как после коллективизации 1930-х годов). Но тут в свои права вступает непозволительная в истории неопределенная частица «бы», поэтому предположения останутся всего лишь предположениями. А факты, повторимся, заключаются в следующем: если декабристы и были идеалистами, как привыкли видеть их в нашей истории, то идеалистами, достаточно твердо стоящими ногами на земле — на той самой земле, которую они как разумные представители своего класса хотели оставить за собой. Примечания: 1 — Мы не говорим о тех «зверях»-помещиках, которые заставляли работать больше. Таких было мало. К тому же, Павел I запретил барщину более 3 дней в неделю. 2 — «Тогда-то стали говорить военные: «Для того ли мы освободили Европу, чтобы наложить ее цепи на себя? Для того ли дали конституцию Франции, чтобы не сметь говорить о ней, и купили кровью первенство между народами, чтобы нас унижали дома?» (Из письма декабриста А. Бестужева к Императору Николаю Павловичу из Петропавловской крепости) 3 — Поэтому нельзя считать вполне корректным сравнение Марксом рабов в России и Америке. Крепостные в России не только имели гораздо больше юридических прав, чем негры в Штатах, но были как бы совладельцами земли. 4 — Кстати, война между Северными и Южными штатами совпала по времени с отменой крепостного права в России. Статья предоставлена для публикации в ХРОНОСе автором. Далее читайте: Нечкина М.В. Декабристы. Движение декабристов (Список литературы). Декабристы (биографический справочник). Румянцев В.Б. И вышли на площадь… (Взгляд из XXI века) Садовников Владимир. В преддверии годовщины восстания. Движение декабристов и современность — 12.10.2004
	ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ
	ХРОНОС существует с 20 января 2000 года, Редактор Вячеслав Румянцев При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС

земельных элит | Encyclopedia.

com

Отношения элит к землевладению в Европе с 1789 по 1914 годы были весьма разнообразны, осложнялись разнообразием географических районов, множественностью систем землевладения от крупных поместий площадью более 1000 га до мелких ферм, наличием участки общинных земель и лесов, разнообразие форм владения пашней низшими слоями сельского общества, политические изменения в государствах. На протяжении девятнадцатого века сельское хозяйство было ведущей экономической деятельностью европейцев, за исключением Соединенного Королевства, где в 19 веке 8 процентов занятого мужского населения было занято в сельском хозяйстве.11. После 1914 г. она составляла примерно 24% в Германской империи, 30% во Франции и 52% в России. Историки и географы провели множество местных исследований отдельных регионов, но они настолько разрознены, что невозможно экстраполировать непрерывные ряды статистических данных о социальном происхождении землевладельцев, размерах и стоимости поместий по всей Европе.

Землевладение оставалось важным элементом определения статуса элиты в обществе в течение девятнадцатого века, особенно для аристократов и дворян, а также для богатых простолюдинов. Землевладение было привлекательным для элиты — то есть для 5% самых богатых семей в пределах их наций или территорий — из-за сохраняющегося престижа феодального происхождения европейской знати в Средние века. Многие дворяне заявляли о своем феодальном происхождении от титула, дарованного королем или императором, но другие утверждали, что они незапамятные дворяне, а это означает, что он был настолько стар, что не было никаких записей о его происхождении. Семейное место либо передавалось по первородству, либо приобреталось за счет приданого нового супруга. В Польше до девятнадцатого века монархия избиралась дворянством и потомками этих дворянских семей, 9-го века.0005 шляхта, продолжали избегать смешанных браков с плебеями и заявляли о наследственной военной доблести мужчин.

На европейское понимание желательности сохранения хотя бы части семейного богатства в виде земельной собственности повлияли французские экономисты XVIII века, известные как физиократы (особенно Франсуа Кенэ, 1694–1774), которые учили, что сельское хозяйство приносит чистый доход. излишков при изготовлении не было. Лучше было инвестировать в землю во время роста населения, чем искать денежное вознаграждение, вызванное меркантилизмом. Следствием этого было то, что крупные землевладельцы должны были быть заинтересованы в улучшении сельского хозяйства.

В постнаполеоновской конституционной монархии во Франции, которая была организована в соответствии с Конституционной хартией 1814 года, избирательное право предоставлялось взрослым мужчинам на основе объявленных ими уровней уплаченных налогов. Земельный налог был выше, чем налог на коммерческие помещения. Политические теоретики того времени считали, что землевладельцы несут особую ответственность за сохранение общественного блага. Считалось, что крупные землевладельцы влияют на политику своих арендаторов и рабочих.

Европе в девятнадцатом веке предстояло испытать аспекты промышленной революции, вызванной использованием энергии пара, усовершенствованными металлургическими методами производства железа и стали и, прежде всего, введением сложной железнодорожной системы, пересекавшей континент к 1914 году. и изобретение автомобиля. Эффекты этих нововведений и развития банковской системы и фондовых бирж принесли большое вознаграждение отдельным лицам и семьям, которые использовали новые возможности. Многие из этих людей и их семьи смогли купить городскую недвижимость, а также загородные поместья, что позволило им имитировать образ жизни дворян-землевладельцев. Одной из основных тенденций социальной истории Европы девятнадцатого века был рост урбанизации и увеличение доли населения, проживающего в городах с населением более пяти тысяч человек.

Члены элиты купили землю для рекреационного использования, особенно для охоты, стрельбы и верховой езды, и построили большие загородные дома в парках и садах для своих семей и гостей. Они также предоставили жилье и рабочие места для слуг и рабочих. Владение загородным домом, где гости могли размещаться в приятной обстановке в течение нескольких дней, было одним из признаков принадлежности к элите.

Феодальные повинности — одна из форм собственности, ликвидированная Революцией во Франции на заседании Национального собрания в ночь на 4 августа 1789 г. . Отмена таких платежей и услуг и освобождение сельских рабочих от форм крепостного права, ограничивавших их экономическую независимость, имели место во многих других частях Европы в течение девятнадцатого века. Конфискация некоторых дворянских и духовных владений во Франции во время революции 1789 года означала, что многие горожане смогли купить землю. Передача собственности в основном принесла пользу юристам и среднему классу. В других частях Европы условия менялись медленнее. Конфискация монастырских и некоторых аристократических земель и их последующая продажа имели место в Португалии в 1834 г. и в Испании в 1836 г.

В Восточной Европе представители класса прусских юнкеров более успешно сохраняли свою власть в сельской местности. Октябрьский указ барона Карла фон Штейна (1757–1831) 1807 г. отменил личные юридические обязательства бранденбургско-прусских сельских жителей без компенсации бывшим сюзеренам. Это открыло свободный рынок земли, так что владельцы поместья теперь могли выйти из любого социального класса, если бы у них были необходимые деньги. В других местах дальнейшие меры по земельной реформе привели к освобождению фермеров и крестьян от ограничений их экономической независимости, а также к захвату общинных земель и лесов, ранее находившихся под контролем деревень. В результате были созданы большие поместья, в которых работали рабочие, проживающие в небольших деревнях, а также были созданы деревенские семейные фермы. В девятнадцатом веке произошел переход от неоплачиваемой поместной службы к современному наемному труду сельских рабочих. Однако крепостное право, означающее, что крестьяне были юридически связаны с работами в поместьях, где они жили, продолжалось до 1861 года в России. Хотя прямая юридическая власть дворян-землевладельцев над крестьянством повсюду уменьшалась в течение девятнадцатого века, сохранялся остаточный престиж образа жизни, предполагавшего наличие величественного дома, считавшегося родовым поместьем, расположенного в сельской усадьбе.

Во многих частях Европы большие загородные дома были отремонтированы или перестроены в девятнадцатом веке, чтобы поддержать символизм аристократического образа жизни. Дворянки создавали мощный образ семейной жизни, социальных ролей и межклассовых отношений. Представители элиты держали значительные суммы семейного капитала в землевладении. Некоторые представители элиты были заинтересованы в повышении урожайности сельскохозяйственных угодий, изучая новые методы посева, вспашки и применения химических удобрений и пестицидов. Англия, Нидерланды и северная Франция были первыми регионами, в которых произошла сельскохозяйственная революция, достаточно эффективная для создания избыточного капитала, связанного с промышленной революцией.

Можно утверждать, что по общему правилу в Европе эффективная власть землевладельца зависела от проживания в загородной резиденции по крайней мере часть года. Тысячи богатых титулованных семей

---

уедут из Москвы, чтобы провести лето в своих загородных имениях, и то же самое можно сказать о таких городах, как Вена и Берлин. Семьи, которые исторически не претендовали на дворянские титулы, а также те, кто получил отличия от правителей, которые все еще раздавали их, таких как британские, французские, португальские, испанские, итальянские, немецкие, австро-венгерские, российские и другие монархи, обычно стремились приобрести загородные дома. Их часто называли Schloss, замок или усадьба и имел поместье, которое обрабатывалось либо рабочими под руководством замка, либо его агентами. Часть его можно было сдавать в аренду фермерам-арендаторам.

Европа в 1914 году потеряла одни титульные короны, как во Франции, и приобрела другие, как в Королевстве Италия и Германском Рейхе. В некоторых странах законодательство лишило аристократов привилегий. Изменения в законах о наследовании во многих странах подорвали систему первородства, при которой старший ребенок мужского пола получал несоразмерную долю имущества за счет равной доли своих братьев и сестер. В Британии эта система называлась строгим урегулированием. Отмена в Испании в 1820-х годах собственности, которая переходила к старшему сыну в каждом поколении, привела к распаду дворянских поместий.

Почти во всей Европе были те, кто претендовал на дворянство, даже если некоторые республики были равнодушны. На самом деле преемственность старых элит в девятнадцатом веке оставалась важнейшим элементом европейского прошлого. Дворяне нашли место в понимании Европы века мирового господства, девятнадцатого. Карл Маркс (1818–1883) подтвердил неизбежность классового конфликта между буржуазией, обогащенной современностью и фабриками, и ослабевшей старой аристократией, чье богатство заключалось в основном в земле. Рабочие, которых эксплуатировали, чтобы обеспечить богатство буржуазии, когда они осознают свою эксплуатацию, восстанут против своих угнетателей. С точки зрения тех, кто видел в земледелии основу государства, гармоничные отношения крупных землевладельцев, часто являвшихся аристократами, с крестьянами, обрабатывавшими на них землю, видели основной ценностью.

Высказывались мнения о постоянном влиянии аристократов на политику и войну в Европе. Дворянский мир как образец хорошей жизни постепенно отделялся от политического языка роялизма, легитимизма или бонапартизма. Довольно скоро после Французской революции к вопросу о существовании дворянства в обществе обратились различные социальные теоретики. По крайней мере, некоторые дворяне пытались привнести в свое существование божественную цель. Один пример был опубликован в Лондоне на французском языке неизвестным èmigrè в 1812 году: Письмо о дворянстве, или Эмиль, исправленный о характере, ранге, достоинстве и необходимости дворянства в каждой стране; происхождение его земель, титулов, поместий и владений. Прискорбная слепота в отношении этого порядка. Безумие мятежников, стремящихся его уничтожить. Деструктивная система, которая расстраивает мир. Плодородный источник бедствий для народов и т. д. и т. д. , в котором автор указывает, что происходило с испанской знатью во время его публикации, и что французская революционная враждебность к поглотил бы их, если бы они не поспешили осознать опасность». К концу девятнадцатого века никто не издавал книг, претендующих на божественную защиту дворянства. Вместо этого аргумент был бы в пользу служилой знати, которая передала особенно ценные традиции в своих семейных формированиях. Это может проявиться в дипломатии или банковском деле; со временем дворянство проявит интерес к искусству, науке и высоким технологиям. Можно утверждать, что элита была более открыта для новобранцев с новыми способами зарабатывать на жизнь до Первой мировой войны, чем в начале Французской революции.

Семья Кавацца из Болоньи, Италия, показала место землевладения в аристократической ассимиляции местной элиты успешным банкиром, получившим дворянство в 1880-х годах за государственную службу и благотворительность. Его сын, граф Франческо Кавацца (1860–1942), много инвестировал в сельскую недвижимость и к 1914 году был вторым по величине землевладельцем в провинции. Он женился на графине из более старшего рода, купил и отремонтировал обнесенный стеной замок пятнадцатого века за пределами Болоньи. . Теперь его деятельность напоминала деятельность землевладельца-аристократа, известного своей благотворительностью, мецената и депутата парламента, впервые избранного в 19 г.13. С изменениями, вызванными местными обстоятельствами, в других странах Европы можно найти аналогичные примеры связи элиты и земли.

См. также Аристократия; Буржуазия; Класс и социальные отношения; Крестьяне.

Гибсон, Ральф и Мартин Блинкхорн, ред. Землевладение и власть в современной Европе. Лондон, 1991.

Жируар, Марк. Жизнь во французском загородном доме . Нью-Йорк, 2000 г.

Годси, Уильям Д., младший Дворяне и нация в Центральной Европе: свободные имперские рыцари в эпоху революции, 1750–1850 гг. . Кембридж, Великобритания, и Нью-Йорк, 2004 г.

Хаген, Уильям В. Простые пруссаки: бранденбургские юнкеры и сельские жители, 1500–1840 гг. Cambridge, UK, and New York, 2002.

Дэвид Хиггс

Энциклопедия современной Европы: Европа 1789-1914: Энциклопедия эпохи промышленности и империи

Половина Англии принадлежит менее чем 1% населения | Свойство

Половина Англии принадлежит менее чем 1% ее населения, согласно новым данным, предоставленным The Guardian, которая стремится проникнуть в тайну, которая традиционно окружает землевладение.

Результаты, описанные как «поразительно неравные», предполагают, что около 25 000 землевладельцев — как правило, представители аристократии и корпораций — контролируют половину страны.

Цифры показывают, что если бы земля была равномерно распределена между населением Англии, каждый человек имел бы чуть более половины акра — площадь примерно в половину площади Парламента в центре Лондона.

Основными владельцами являются герцог Бакклю, королева, несколько крупных поместий тетеревиных болот и предприниматель Джеймс Дайсон.

В то время как земля долгое время была сосредоточена в руках небольшого числа владельцев, точная информация о собственности была общеизвестно труднодоступной. Но сочетание разработки цифровых карт и данных, а также давления со стороны активистов позволило собрать шокирующую статистику.

Джон Трикетт, член парламента от лейбористской партии и теневой министр кабинета министров, приветствовал важность результатов и призвал к всестороннему обсуждению этого вопроса, добавив: «Резкая концентрация собственности на землю является неизбежным напоминанием о том, что наша страна немногие, а не многие.

«Это просто неправильно, что аристократы, семьи которых веками владеют одними и теми же участками земли, и крупные корпорации имеют большее влияние на местные кварталы — как в городских, так и в сельских районах — чем люди, которые там живут.

«Земля является источником богатства, она влияет на цены на жилье, является источником пищи и может доставить удовольствие миллионам людей».

Гай Шрабсоул, автор книги, в которой раскрываются цифры, «Кому принадлежит Англия?», утверждает, что находки показывают картину, которая не менялась веками. «Большинство людей по-прежнему не подозревают о том, как много земли принадлежит столь немногим, — пишет он, добавляя: — Несколько тысяч герцогов, баронетов и землевладельцев владеют гораздо большим количеством земли, чем вся средняя Англия вместе взятая».

«Землевладение в Англии поразительно неравноправно, в значительной степени сосредоточено в руках крошечной элиты».

Графика

Выводы книги основаны на общедоступных картах, данных, опубликованных в соответствии с Законом о свободе информации, и других источниках.

По оценкам Шрабсоля, «аристократия и дворянство по-прежнему владеют примерно 30% Англии». Это может быть даже занижено, поскольку владельцы 17% земель в Англии и Уэльсе остаются незадекларированными в Земельном кадастре. Наиболее вероятными владельцами этой незадекларированной земли являются аристократы, так как многие их поместья веками оставались в их семьях.

Поскольку эти поместья не продавались на открытом рынке, их право собственности не нужно регистрировать в Земельном реестре, государственном органе, отвечающем за ведение базы данных о земле и собственности в Англии и Уэльсе.

По оценкам Shrubsole, 18% территории Англии принадлежит корпорациям, некоторые из которых базируются за границей или в оффшорных юрисдикциях. Он основывал этот расчет на электронной таблице земель, принадлежащих всем зарегистрированным в Великобритании компаниям, опубликованной Земельным кадастром. Из этой таблицы он составил список 100 крупнейших землевладельческих компаний.

Список возглавляет крупная компания по водоснабжению United Utilities, которая заявила, что большая часть ее земель состоит из территорий, непосредственно окружающих ее водохранилища.

Видное место в списке занимает поместье Боутон в Нортгемптоншире, принадлежащее герцогу Бакклю, поместье Вобурн, которым владеет герцог Бедфорд, и поместье Бадминтон в Глостершире, принадлежащее герцогу и герцогине Бофорт. Несколько крупных поместий тетеревиных болот и ферма Beeswax Dyson Farming, принадлежащая бизнесмену, выступающему за Брексит, Джеймсу Дайсону, также занимают первые места в списке.

Shrubsole, который работает в качестве активиста экологической благотворительной организации Friends of the Earth, считает, что «горстка новоиспеченных промышленников, олигархов и городских банкиров» владеет примерно 17% Англии.

Государственный сектор — центральные и местные органы власти, а также университеты — кажется, наиболее открыто говорит о своих владениях землей, по словам Шрабсоле, отчасти для того, чтобы рекламировать землю, которую он хотел продать в последние годы. Он заключает, что государственному сектору принадлежит 8% Англии.

Shrubsole пишет, что основная часть населения владеет очень небольшим количеством земли или вообще не владеет ею. Те, кто владеет домами в Англии, в сумме владеют лишь 5% страны.

Он подсчитал, что земля, находящаяся в собственности королевской семьи, составляет 1,4% территории Англии. Это включает в себя Crown Estate, личное поместье королевы в Сандрингеме, Норфолке и герцогствах Корнуолл и Ланкастер, которые обеспечивают доход членам семьи.

Природоохранные благотворительные организации, такие как National Trust и Woodland Trust, в совокупности владеют 2% территории Англии, а на долю церкви приходится 0,5%.

Небольшое количество сверхбогатых людей традиционно владело обширными участками земли в Шотландии. В прошлом месяце крупная проверка, проведенная Шотландской земельной комиссией, правительственным quango, показала, что крупные землевладельцы ведут себя как монополии на больших территориях сельской Шотландии и имеют слишком много власти над землепользованием, экономическими инвестициями и местными сообществами. Кванго рекомендовал радикальную реформу правил собственности.

Кэрис Робертс, главный экономист левоцентристского аналитического центра Института исследований государственной политики, сказала, что она «шокирована, но не удивлена» выводами Шрабсолла о концентрации собственности на землю. Она сказала, что концентрация земли в руках нескольких человек была серьезной причиной того, что богатство в целом было таким неравным в стране, поскольку те, у кого не было земли, не могли получать больший доход.

Она добавила: «Мы думаем, что структура классов изменилась, так что аристократия уже не так важна, как раньше. Это демонстрирует непреходящее значение аристократии с точки зрения богатства и власти в нашем обществе».

Она сказала, что одним из последствий продажи государственной земли стало то, что общественность утратила демократический контроль над этой землей, и ее нельзя было использовать, например, для строительства жилья или улучшения состояния окружающей среды. «Вы не можете наилучшим образом использовать это в социальных сетях», — добавила она.