Грязный и обмелевший. Как изменился Дон в Воронежской области – Новости Воронежа и Воронежской области – Вести Воронеж
- Вести Воронеж
- Истории
- Грязный и обмелевший. Как изменился Дон в Воронежской области
Анна Авдеева Вести Воронеж 43578
Реку Дон в Воронежской области проверяют на содержание в воде микропластика. Это не разлагаемые частицы пластиковых отходов. Исследование проводит фонд «Без рек как без рук». В ходе экспедиции на Цимлянском водохранилище в Ростове-на-Дону этим летом экологи выяснили, что общее содержание микропластика там сейчас не превышает 750 кг. Это сравнительно немного – например, Дунай выносит в Черное море до 50 т микропластика в год. Впрочем, Дон и без этого сейчас довольно сильно меняется. Как и почему – узнала корреспондент «Вести Воронеж» Анна Авдеева.
Двое в лодке, не считая оборудования. Так экологи выходят в свои экспедиции. Пробы воды на нескольких участках отбирают с помощью особого устройства – специальной сети, а также датчика гидрохимических показателей. Сильное внимание уделяют местам у очистных сооружений. Самая «бурая» вода именно оттуда, говорят учёные.
Руководитель экспедиции Максим Платонов рассказывает, это – уже второй их визит в Воронеж. В прошлый раз, говорит, обнаружили аномально большое содержание опасных частиц микропластика. Теперь решили убедиться, что это были не последствия одиночного сброса.
– Во многих пробах, где мы находили микропластик – он был представлен совершенно разными частицами различного происхождения. Это были волокна, гранулы, какие-то осколки. А здесь 99% загрязнения представляет собой плёнка. И мы пытаемся разобраться в этом.
Есть подозрения, что это какой-то один источник, который наносит, на наш взгляд, существенный ущерб экологическому состоянию реки Дон, – прокомментировал научный консультант некоммерческого фонда «Без рек как без рук» Максим Платонов.Микропластик – это частицы, которые образуются при гниении твёрдых бытовых отходов, использовании косметики и бытовой химии, отслоении краски и стирании шин. Учёные предполагают, что к этому списку относительно скоро присоединится и разложение, например, пластиковых бутылок.
Насколько опасны частицы, экологи пока точно не знают. Но они уверены, это будет понятно уже через несколько десятков лет. Даже самые современные очистные сооружения задерживают только до 70% микропластика. Остатки поглощает планктон и рыба. А ещё частицы попадают в системы водоснабжения. Как их много в Дону, теперь будут выяснять в столичной лаборатории.
Но это всё то, что без специального оборудования не рассмотреть. Между тем, Дон меняется внешне. Масштабного половодья в регионе не наблюдают уже лет 10, говорят в Гидрометцентре. Виной тому – изменения климата, глобальное потепление на уровне области. Зимы стали теплее, осадки по большей степени выпадают в форме дождя и остаются в почве.
– Раньше, когда зимы были холоднее, это приводило к тому, что в эти периоды накапливалось какое-то определённое количество снега. Было снегонакопление, и весной при таянии в половодье это всё стекало в реки. И это было своего рода как работа бульдозера, что прочищала русло рек. То есть это было благоприятным моментом в жизни реки, – отмечает начальник Воронежского гидрометцентра Александр Сушков.
Помогали реке и люди. Когда в регионе было развито судоходство, каждую весну русло чистили земснарядом. Но со временем потребность в путешествиях и в перевозках грузов по воде исчезла, ил и песок на дне стали накапливаться. Из-за этого, говорят эксперты, начали появляться целые острова. Теперь Дон в Воронежской области считается, по сути, не пригодным для судоходства – слишком мелкий.
Становится в Дону и меньше воды – в основном из-за обмеления притоков. Исследования гидрологов ещё десять лет назад показали, что в регионе исчезла 31 малая река, протяженностью от 10 километров – меньше просто не считали. Из-за отсутствия половодья рушится, в первую очередь, сеть ручьёв, говорят эксперты. Это основной источник воды для небольших рек.
– Почти у устья реки Сосна, исчез приток – река Корытина, 33 км длиной. Его сейчас вообще в водном реестре нет, в государственном водном реестре нет. Река Сосна – она в верховье Дона является самым значимым по водности его притоком в устье. И объём стока составляет около 2 км кубических. Это даже больше, чем река Воронеж приносит в Дон, – отмечает доктор географических наук, профессор ВГУ Вера Дмитриева.
И, конечно, на реку влияет человек. На территории области 15 крупных предприятий имеют разрешение на сброс в Дон отходов. За их качеством следят, как это ни парадоксально, самостоятельно – отчитываются ежеквартально. Впрочем, в случае нарушений, штрафы для них незначительны. В региональном Донском управлении считают, что состояние воды в реке последние несколько лет не меняется, и его оценивают как загрязнённое.
– Мы же сами, жители нашей области, и наши сельхозники, и наши производители, которые непосредственно работают на этих водных объектах, тоже привносят большую лепту именно в заиление нашей артерии – реки Дон. Распашка русла реки до уреза воды – это категорически запрещено, но в погоне за большими площадями всё-таки это продолжается, – говорит начальник отдела водных ресурсов Донского бассейнового управления Юрий Долгополов.
Экономика региона, впрочем, одной из первых и пострадает от маловодности реки. Уже это почувствовали в Ростовской области, поэтому там предложили разработать программу оздоровления донского бассейна. Аналогичный проект в России уже действует для Волги.
Ещё по теме
Новости СМИ2
Читайте также
Ростовчанин обратился к президенту России с просьбой запретить вылов раков в реке Дон на пять лет
IT-предприниматель из Ростова-на-Дону Михаил Марцинюк обратился к президенту России с просьбой ввести запрет на вылов донского рака на пять лет. При этом ростовчанин подчеркнул, что мораторий должен быть круглогодичным, поскольку временные запреты не смогут спасти ситуацию с сокращением популяции рака в регионе. Так, согласно приказу Минсельхоза страны, который вступил в законную силу в 2020 году, ограничения для любителей вылавливать речную живность действуют только в определенный период времени года. Михаил отметил, что такие меры малоэффективны, а из-за большого количества случаев, связанных с браконьерством, главный гастрономический символ региона может вовсе исчезнуть.
На данный момент запрет на вылов раков в регионе введен министерством сельского хозяйства в Цимлянском водохранилище (с 1 января по 15 сентября), на зимовальных ямах в некоторых районах Ростовской области (с 15 ноября до 31 марта), также повсеместно запрещена подводная охота на внутренних водных объектах (с 15 ноября по 31 марта). Организованный промысел раков разрешен лишь в водохранилищах Манычского каскада, в реках Дон и Сал (с притоками Большая Куберле, Джурак-Сал, Кара-Сал, Акшибай).
Даже несмотря на столь серьезные ограничения, еще в 2021 году в министерстве природы региона отметили, что большинство раков в водоемах заметно уменьшились в размерах. Так, к мелким и средним пресноводным стали относить тех, кто вырос до 10-12 см. При этом на них приходится до 55% улова, а средние и крупные раки составляют не более 25% от улова. Длина же крупных раков начала достигать чуть больше 14 см, при этом они попадались в единичных экземплярах.
Вот и Михаил Марцинюк обратил, в первую очередь, внимание на размер донского рака. Он отметил, что еще из детства помнит, как отец приносил домой пресноводных, которые были огромных размеров. Кроме того, он выяснил, что популяция раков на Дону в 2020 году сократилась на 19 процентов.
— В 2019 году прочитал статью о том, что раки на Дону начали вымирать.
Михаил также привел в пример Китай, где ближе к 1960-му году правительство предприняло попытку истребить воробьев и это привело к неурожаю и голоду среди населения.
— Никто не знает до конца, что будет, если у нас на Дону исчезнут раки. А по оценкам разных специалистов, если не ввести мораторий, примерно через пять лет пресноводных и правда может не быть, — отметил ростовчанин.
На случай исчезновения пресноводных, Михаил создал NFT-коллекцию с раками (их электронный экземпляр — прим. ред). Она представляет из себя статичные GIF-картинки.
— Это 3D модель рака в глянцевом переливающемся цвете. На картинках изображен герб Ростовской области. Прибыль от этих картинок я хотел бы направить на развитие IT-отрасли в Ростове-на-Дону, — пояснил ростовчанин.
Михаил отметил, что для решения проблемы нужно также увеличить количество очистных сооружений. Однако ростовчанин понимает, что такое оборудование стоит больших денег, поэтому он решил предложить альтернативу.
— На сокращение популяции также влияет плохая экология — это и выбросы из промышленных предприятий, и слив сточных вод. Я понимаю, что у правительства региона не так много средств есть для того, чтобы приобрести очистные сооружения. Поэтому я предложил губернатору альтернативу — нейронные сети для борьбы с браконьерами. Мы уже обговорили этот момент. Я считаю, что в принципе возможно сделать, — рассказал Михаил.
IT-предприниматель подчеркнул, что раки — это гастрономический символ Ростовской области и им нужно гордиться и использовать как визитную карточку Ростова. Поэтому он и обратился к президенту с просьбой ввести круглогодичный запрет на вылов раков на пять лет. Ответ Михаилу пришел 5 апреля, где было сказано о том, что его обращение перенаправили в Минсельхоз Ростовской области. Дальнейших ответов пока не поступало.
Обращение Михаила
Ответ от правительства Ростовской области
Григорий Мелихов
Присылайте свои новости, фото и видео на номер +7 (938) 107-87-80 (Telegram, WhatsApp). Звоните, если попали в сложную ситуацию и не получили помощи от чиновников.
Наш сайт в соцсетях: Одноклассники, ВКонтакте, Telegram, Дзен.
Новости на Блoкнoт-Ростов-на-Дону
Контрольный список водоразделов реки Дон · iNaturalist
Просмотр Простой Таксономический Фото
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Trichotria pocillum
0 комментариев
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Бореальная сова (Эголий погребальный)
0 комментариев
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Добавить наблюдение
Член сети iNaturalist | Работает на программном обеспечении iNaturalist с открытым исходным кодом | Документация для разработчиков
Когда Долина Дона была дачным поселком
Цикады гудели почти так же громко, как машины, когда потомки Чарльза Сауриоля ищут признаки своего бывшего королевства между Восточным Доном и Бульваром Долины Дона.
Сауриол — мифическая фигура, чья жизнь следовала тем же извилистым изгибам, что и ущелье, которое он так любил. Его отец приехал в Торонто для работы по спрямлению нижней части реки Дон в 1880-х годах, а Сауриол влюбился в пустыню в городе, будучи бойскаутом в 1920 году. Позже он купил коттедж на развилке Дона. и проводил там каждое лето, пока его не экспроприировали для ДВП. Он провел последние десятилетия своей жизни, приобретая земли в Онтарио для сохранения.
Его внук Жан-Поль Флайс и его правнучка, 8-летняя Шелби, стоят на гребне, спускающемся к шоссе, в стороне от одинокой подъездной дороги к городу возле Дон Миллс Роуд.
Это приблизительное место, где Сауриол стоял в 1958 году, наблюдая, как бригады сносят его коттедж, стоявший на пути новой скоростной автомагистрали. «Бедняжка, — писал он позже в Донских тропах . «Мы прожили вместе тридцать лет, и теперь я буду держать тебя за руку, пока ты умрешь».
СВЯЗАННЫЙ: Город под Торонто
«Было бы очень здорово, если бы мы могли найти доказательства этого, но это было бы именно здесь», — говорит восторженный Арлен Лиминг, руководитель проекта TRCA по водоразделам Дона и Хайленда. который ссылался на старые фотографии, документы на землю и актуальные карты. Сауриол видел здесь красоту и боролся за ее защиту, но он также понимал силы развития, говорит Лиминг. «Он так усердно работал в рамках этого, чтобы найти баланс».
Мы идем по берегу Восточного Дона, где густая туча комаров наслаждается редким присутствием человеческой плоти. Летняя растительность густая, из-за чего трудно смотреть вперед. Мы поворачиваем за угол и находим железнодорожные пути, поднимающиеся вертикально из земли.
— Бинго, — говорит Лиминг.
Имя Сауриола есть на табличках, на школе и в заповедных зонах, но эти ржавые следы рассказывают историю, которая стерлась из памяти.
Кажется, он знал, что однажды мы можем прийти на поиски.
«Эти рельсы когда-то служили для поддержки опор моего вантового моста через Дон», — писал он в 1984 году в « Донских рассказах ». — Они вполне могут остаться там навсегда.
Когда в 1793 году лейтенант-губернатор Джон Грейвс Симко оценивал прибрежную полосу Торонто для столицы Верхней Канады, он увидел «пейзаж возможностей» в защищенной восточной гавани, где река Дон встречается с озером Онтарио, пишет Дженнифер Боннелл в Освоение Дона .
До прихода европейцев река Хамбер или «Место перевозки» была предпочтительным маршрутом на север для первых наций — и более преобладающей рекой, хотя аборигены использовали Дон в качестве коридора для путешествий и источника пищи. Решение Симко разместить город Йорк недалеко от Дона «поставило две речные долины на разные исторические траектории», пишет она.
Дон был богат густыми лесами, глиной и дикой природой. К 1860 году в водоразделе было более 50 мельниц, поставлявших бумагу, муку, шерсть и древесину, а также загрязняющих окружающую среду. По словам Боннелла, из-за небольшого запаса воды мельницы были эфемерными созданиями, закрывавшимися из-за засух и наводнений. В нижнем течении Дона открылись фабрики и кожевенные заводы, а железные дороги протянулись через набережную.
К 1880-м годам цена роста Торонто была сказана в реке. Промышленные стоки, вырубка лесов и сточные воды превратили извилистый нижний Дон в гнойный поток загрязнений. По словам Боннелла, политикам и промышленникам пришла в голову идея выпрямить, расширить и углубить реку. Это сделало бы реку более удобной для промышленности и предоставило бы место для восточного железнодорожного подъезда к городу.
Сильное наводнение 1878 года разрушило мосты и предприятия вдоль Дона, и «они думали, что смогут более эффективно смывать паводковые воды в озеро», — говорит она.
Молодой человек по имени Джозеф Сауриол переехал из восточного Онтарио, чтобы работать над проектом. В первые годы нового века родился самый младший из его семи детей. Его звали Чарльз, и он станет важным защитником реки, которую его отец пытался укротить.
Коттедж в аренду, $5 в месяц
Будучи подростком, Чарльз Сауриол сильно влюбился в верховья долины Дона, все еще отдаленные, буколические и дикие.
«Духи, которые мне нравились, были запахом дров. Сажать семена или деревья было предпочтительнее, чем безрассудно разбрасывать семена», — писал он в неопубликованной рукописи. «Танцпол, который я знал лучше всего, представлял собой длинный ковер из сосновых иголок».
Сауриол вырос в центре города, у низовьев Дона, никогда особо не задумываясь о реке, окруженной заводами. К 19В 20 лет его семья переехала в Восточный Йорк, и он присоединился к отряду скаутов. Разведчики шли по усеянным лютиками лугам верхнего Дона мимо сосновых и кедровых зарослей и странной уединенной фермы или коттеджа.
К концу 1920-х Сауриол начал свою карьеру в издательской индустрии, когда он спросил об аренде старого коттеджа на развилке Дона, недалеко от Дон Миллс Роуд. CNR согласилась сдать его ему в аренду за 5 долларов в месяц.
Он написал белыми чернилами в альбоме для вырезок, который отмечает его первый год: « Вздыхающая сосна/ Неглубокий ручей/ Обстановка в лесном сне/ Сэкономленные часы/ из «закулисных» жизни/ Перелистни сейчас страницы, жизнь, чтобы увидеть».
Долина Дона не была известна как коттеджное место. Были люди, которые жили грубо в долине, фермеры на сельской окраине растущего города, и горстка других людей, которые арендовали или владели домами, как Сауриол.
Его семья помогла ему улучшить ветхое жилище, покрасив, посадив деревья и построив веранду. Люди называли его Ловцом и Райли Райли.
Ранние романы были «отмороженными», но он находил молодую женщину, которая была «богатством здравого смысла, трудолюбия и ума».
Он сделал предложение Симонне Менар в Монреале в 1931 году, сказав ей, что они «хорошо поладят вместе».
Семья, в которой выросло четверо детей, проводила лето вместе с утками, козой и домашним енотом по имени Дэви.
Енот преследовал Сауриола, как собака, и когда семья была готова уехать в город, Дэви спрятался под коттедж, вспоминает его дочь Дениз.
Симонн заботилась о детях, готовила и консервировала. Сауриоль был двуязычным, а Симонна изначально говорила только по-французски. Она выучила английский, читая словарь, и никогда не избавилась от акцента.
Жизнь в долине состояла не только из полевых цветов и солнечных дней. Один соседний фермер позволил своим коровам и лошадям гулять, и Сауриолу не нравилось, как они топтали его сады. Он поставил забор, который был подозрительно сломан.
Потом была ферма Скелхорн через реку, где в загоне жили 300 свиней. Мухи были ужасны, и «злобно выглядящие крысы заполонили банк», — писал он.
Когда шторм разрушил часть свинарника, Скелхорн залатал дыру старыми автомобильными деталями.
«Я пытался забыть об этом, утешая себя мыслью, что когда-нибудь закрою вид на Скелхорна рядком ивы», — писал Сауриол.
Сауриолу нравилось исследовать Дон с карандашом и бумагой в руке. В своих прогулках Сауриол узнал о пчеловодстве от интеллектуального отшельника по имени Мерф. Это стало страстью на всю жизнь, традицию, которую его внук продолжает в Ноблтоне, производя мед с тем же названием, которое использовал его дед: Pioneer Brand.
Лицо Сауриола на брошюре в магазине, и Андре Флайс задается вопросом, согласен ли он с этим.
«Вы шутите?» — говорит Дениз Флайс, старшая дочь Сауриола.
Сауриолам часто говорят, что они выглядят моложе, чем они есть на самом деле, и ее отец любил спрашивать людей: «Вы знаете, сколько мне лет?»
Он редко страдал от приступов застенчивости.
Пункт назначения Депрессия
«Чернильно-черной» ночью в сентябре 1931 года репортер Star покинул Данфорт-авеню, чтобы отправиться в «бродячие джунгли» долины Дона. Репортер интересовался реакцией бездомных на новость о том, что контрольный совет счел долину непригодным для них домом.
«Летом жить под открытым небом намного полезнее, чем на какой-нибудь городской свалке», — сказал мужчина Star. Когда репортер покидал «грубые жилища», он услышал, как 40 человек у костра распевают песню: « Дом, милый дом».
В течение сотен лет Дон был «пограничным пространством», которое давало приют людям, у которых не было другого выбора, — говорит Дженнифер Боннелл. Существует долгая история, от американского ветерана войны за независимость Джозефа Тайлера в 1820-х годах до цыган, разбивших лагерь вдоль реки в первые десятилетия 20-го века. «Я думаю, что мы все еще видим это в том, кто живет там сейчас», — говорит она.
Летом 1931 года мэр Торонто Уильям Стюарт назвал скваттеров — в основном мужчин, потерявших работу во время Великой депрессии — «позорными».
Их число постоянно менялось, и мужчины приходили и уезжали на грузовых поездах, которые грохотали по долине.
Многие смогли устроиться на неполный рабочий день, но большинство из них жили в долине, потому что не могли позволить себе жизнь в городе. В конце концов, в октябре 1931 года их отправили на север для работы на Трансканадском шоссе.
«У меня есть дом в Торонто уже 22 года», — сказал один мужчина, отказываясь от фотографии. «Я бы не хотел, чтобы мои друзья знали, что я здесь».
Чарльз Сауриол тоже испытал на себе стресс Великой депрессии, но он был жителем долины по своему выбору.
«В трудные минуты мысль об этом укрепляла мой дух», — писал он о тяжелых 1930-х годах.
Большую часть своей взрослой жизни Сауриоль был менеджером по рекламе — «чертовски продавцом» — в издательстве франкоязычных журналов, базирующемся в Монреале. К 19 января30, «карточный домик начал рушиться вокруг меня», — пишет Сауриол в одной из своих рукописей, правда, не уточняя, на какой работе он работал в это время. Ожидаемые отчеты не были получены, и Сауриол делал «постоянные резкие замечания» своему брату и коллеге Джину.
Он купил справочник по полевым цветам в книжном магазине Yonge St. Он смог назвать цветы, которые видел во время прогулок по долине: Hepatica, Trout Lily, Bloodroot, Blue Cohosh, Phlox, Jack-in-the-Pulpits. Они напомнили ему о днях пионеров Онтарио. Это был «поток солнечного света в затемненной комнате».
Сауриол не жил в коттедже круглый год, хотя посещал его в любое время года. Зимой 1932 года во время одного из его длительных отсутствий в дом вломились, и Сауриол предложил коттедж двум безработным, живущим на близлежащем болоте. Он думал, что постоянный дым от огня в печи будет отпугивать людей.
Пока люди пытались свести концы с концами, сосед спилил несколько деревьев. Сауриол поклялся, что аренда этого человека будет расторгнута, если он сделает это снова: «С тех пор я внимательно следил за его передвижениями».
У него было достаточно денег, чтобы купить коттедж — они с отцом скинулись на него по 100 долларов каждый в 1931 году. В 1939 году он купил у CNR еще земли, включая акры, на которых раньше жил его сосед-свиновод. Теперь у него был второй коттедж — он назвал его коттедж де Грасси в честь ветерана наполеоновских войн, который когда-то жил в том же районе.
«Акры, которые я преобразовал, земли, которые я так любил, должны были стать моими», — писал он в одной из своих неопубликованных рукописей.
Депрессия со временем закончится, но город менялся, а угроза земле, которую он любил, только возрастала.
Разбитое сердце Долины Дона
После Второй мировой войны наступила эпоха пригородов и скоростных автомагистралей. Слухи о предполагаемом шоссе обеспокоили Сауриола.
Однажды летним днем 1955 года, когда он пил чай в своем первом коттедже, к нему подошли двое мужчин с картами предполагаемого маршрута ДВП. «Все изменилось за меньшее время, чем чашка чая остыла», — писал он в Донские тропы .
Прагматичный, но убитый горем, он перевез мебель и ульи в свой второй коттедж в 1958 году. «Я думал, что это сильно ударит по нему, но он никогда не подавал вида», — говорит его дочь. «Он был реалистом».
До его первого коттеджа добраться непросто. Вы должны пересечь ручей Тейлор-Месси, прыгая с камня на камень, а затем идти на север по гравийной дорожке, подъездной к городу, между рекой Восточный Дон и бульваром. В 1999 году, до того, как был построен подъездной путь, археологи обнаружили остатки коттеджа Сауриолов с артефактами, «указывающими на принадлежность к социально-экономическому классу от низкого до среднего», включая «фрагменты кирпича, керамику, фрагменты бутылок, предметы фауны и гвозди». Маршрут доступа был изменен, чтобы избежать коттеджного участка.
Тропа Восточный Дон, которую планируется построить в 2017 году, когда она будет построена, привлечет сюда больше людей. Проект все еще находится на стадии экологической оценки, но жизнь Сауриола в долине, вероятно, будет учитываться при разработке указателей. (Оживление истории ущелья является частью стратегии города в отношении ущелья. )
Флайз вспоминает, как шла со своей семьей по DVP незадолго до его открытия в 1961 году. отделение ЦБК. Ей было около 25 лет, детство на Дону позади, впереди бурлила жизнь. Она не осознавала печали этого момента до тех пор, пока годы спустя.
Она не была на бульваре с тех пор, как 15 лет назад ее ударили сзади. Она не любит эту бетонную ленту.
Второй акт
В 1957 году председатель Metro Фредерик Гардинер, движущая сила DVP, во второй раз изменил жизнь Сауриола. Местные природоохранные органы сливались, и Гардинер хотел, чтобы Сауриол стал частью столичного Торонто и регионального управления по охране природы. После войны Сауриол и группа его друзей создали Ассоциацию охраны природы долины Дона, но его никогда не просили войти в местный орган охраны природы, что его раздражало.
Это была неоплачиваемая должность, но у Сауриола был бюджет на сбор земли для заповедных зон по всему региону. Он согласился.
«Чарли приложил большие усилия, особенно в верховьях Даффинс-Крик (между Аяксом и Аксбриджем)», — говорит Кен Хиггс, в то время старший полевой офицер с полномочиями, а сейчас на пенсии.
Сауриол бродил по заболоченным местам, оврагам и фермерским полям, оценивая землю и убеждая людей продать или подарить ее властям, а не застройщикам. Он написал, что за время его пребывания в должности правление одобрило 74 проекта и приобрело 25 000 акров заповедных и пойменных земель. Он также был человеком, который предложил MTRCA однажды приобрести кирпичный завод Don Valley, вспоминает Хиггс.
«Он не продвигал приобретение земель, чтобы прославить Чарли Сауриола, он делал это, потому что это было необходимо», — говорит Хиггс.
Стремление к сохранению стало важным для всех уровней правительства после того, как ураган Хейзел опустошил город в 1954 году. Дома, построенные вдоль поймы, были смыты, десятки людей погибли, дороги размыты, мосты разрушены. Сауриол, видевший опасность внезапных наводнений на Дону, был рад, что эти меры спасут больше земли, но имелись и личные последствия: в конце 1960-х годов его выселили со второй его дачи в Долине Дона.
Сауриол оставил свою издательскую работу. По словам его дочери, его преданность сохранению была «всепоглощающей». «Для него не имело значения, получал он огромную зарплату или нет». Он работал в органе по сбору средств, а затем в Охране природы Канады. Он написал серию книг о Долине Дона — Звезда назвал их нежными и ностальгическими.
В 1980-х он был постоянным источником средств массовой информации, предлагая репортерам полные ложки меда Долины Дона с их кофе, и писал письма в редакцию в поддержку фиолетового вербейника.
Майк Феннинг, ныне заместитель директора TRCA по управлению имуществом и рисками, познакомился с ним в 1989 году. Сауриол был на пенсии, но все еще помогал с приобретением земли — он считал себя дежурным «старомодным деревенским врачом».
Феннинг возила Сауриола на встречи по сбору средств. Он видел его за два дня до смерти — работающим над приобретением земли.
Феннинг улыбается, вспоминая уверенного в себе пожилого человека, который двигался быстрее, чем мужчины на 50 лет моложе его. «Чтобы сделать то, что сделал он, нужно было быть таким».
Жан-Поль Флайс сказал, что его дедушка мог быть внушительным, серьезным парнем, который «с энтузиазмом относился к Red Bull».
За несколько лет до своей смерти он перевез почти 4000 фотографий, негативов и коробок со своими записями в архивы Торонто. Коллекция показала дикую Долину Дона, которую мало кто помнит.
Боннелл прочитала свою коллекцию и у нее сложились «амбивалентные отношения» с ее субъектом. Временами ее раздражали его утверждения о том, что его работа будет оценена будущими поколениями, — и вот она корпела над его работами.
Его имя связано со школой и заповедными зонами, и он был награжден Орденом Канады, но большинство жителей Торонто не знают, кто он такой и как упорно, хотя и безуспешно, он боролся за то, чтобы долина не превратилась в шоссе, говорит Боннелл.
«Несмотря на то, что у вас есть долинные парки, которые сейчас считаются такими ценными для города, ему было противно… потерять любимые места и общее направление, в котором двигался город».
Насчитал 6 сентября 1989, как самый полезный день в его карьере: открытие заповедника Чарльза Сауриола, простирающегося от развилки Дона до проспекта Лоуренса. В то время Star назвал пейзаж «практически непроницаемым».
«Что касается того, что они назвали его в мою честь, мне все равно», — ранее сказал Сауриол. Но он был удостоен чести.
«В 1927 году Шарль Сауриоль приобрел часть участка де Грасси. С этого дня он посвятил себя сохранению природных богатств долины Дона», — говорится в табличке на памятнике. «Его целеустремленность и мечта о том, чтобы восточная долина Дона была защищена как государственный заповедник, стали реальностью 6 сентября 19 года.89».
Сауриол сам предложил текст.
Вспоминая блаженство на Дону
Дениз Флайс, 81 год, выходит из своего загородного дома к северу от Ноблтона в фланелевой рубашке и джинсах. Это одна из маленьких девочек, купающихся в Дону на тех старых черно-белых фотографиях. У нее белые волосы, и она так похожа на своего отца.
«Все происходит так быстро», — говорит она, просматривая фотографии.
Она живет здесь со своим мужем Джоном уже более 50 лет. Ее акры покрыты деревьями и полевыми цветами. Ее отец старался знать все имена, но она художница и видит их по-другому — «это похоже на хорошее дерево для рисования», — говорит она, улыбаясь. В ее доме у нее есть студия, заполненная красочными холстами, и компьютерный стул с пятнами краски, фотографии ее отца на стене, сцены долины вдоль стен.
Фермерские земли вокруг нее поглощаются большими домами с гранитными столешницами, приборами из нержавеющей стали и полированными кафельными полами. В августе им пришлось трижды вызывать водовоз, потому что колодец пересыхал. Она никогда не думала об охране природы, как ее отец, когда она была моложе, но это всегда было частью ее жизни — и это важнее, чем когда-либо.
«Годы проходят, и ты думаешь: «Что происходит? Мы потеряем все хорошее, что у нас было», — говорит она.
Ее отец любил мелочи, связывающие людей с природой, и боролся за большое — за зеленые насаждения.