теория международных отношений на Ближнем Востоке и в Северной Африке
1. Abo-Kazleh M. Rethinking International Relations Theory in Islam: Toward a More Adequate Approach // Alternatives: Turkish Journal of International Relations. 2006. (5). C.41-56.
2. Adiong N. M. Possibility of Islamic Theory of International Relations. European International Studies Association’s 3rd European Workshops in International Studies (University of Tübingen, Germany, April 06-08). URL: http://web.isanet.org/Web/Conferences/HKU2017-s/Archive/1ddc8830-ef98-41e3-84da-d2e6f4feac5f.pdf
3. Barnett M. N. Dialogues in Arab politics: negotiations in regional order New York Chichester: Columbia University Press, 1998. 376 c.
4. Bromley S., Rethinking Middle East Politics, Cambridge: Polity Press, 1994. 200 c.
5. Brown C. International Politics and the Middle East: Old Rules, Dangerous Game, London: I. B. Tauris, 1984. 276 c.
6. Capdepuy V.
Proche ou Moyen-Orient? Géohistoire de la notion de Middle East // Espace géographique. 2008. № 3 (37). c. 225-238.
7. Davutoglu A. Alternative paradigms: the impact of Islamic and Western Weltanschauungs on political theory / A. Davutoglu, Lanham: Univ. Press of America, 1994. 261 c.
8. Halliday, Fred. The Middle East in International Relations: Power, Politics and Ideology. Cambridge, UK; New York: Cambridge, 2005. 374 c.
9. Hinnebusch R. A., Ehteshami A. The foreign policies of Middle East states /Colorado, Boulder: Lynne Rienner Publishers, 2014. 400 c.
10. Islam and international relations: contributions to theory and practice под ред. D. Abdelkader, N. M. Adiong, R. Mauriello, Basingstoke, Hampshire New York: Palgrave Macmillan, 2016. 232 c.
11. Islam in International Relations: Politics and Paradigms под ред. N. M. Adiong, R. Mauriello, D. Abdelkader, 1-е изд., Abingdon, Oxon ; New York, NY : Routledge, 2019. 250 c.
12. Islamic political ethics: civil society, pluralism, and conflict под ред.
S. H. Hashmi, Princeton, N.J: Princeton University Press, 2002. 227 c.
13. Kalpakian J. Ibn Khaldun’s influence on current international relations theory // The Journal of North African Studies. 2008. № 3 (13). C. 363–376.
14. Lynch M., State Interests and Public Spheres: the International Politics of Jordan’s Identity, New York: Columbia University Press, 1999. 327 c.
15. McGann J. G. 2019 Global Go To Think Tank Index Report 274 c.
16. Non-Western international relations theory: perspectives on and beyond Asia под ред. A. Acharya, B. Buzan, London: Routledge, 2010. 242 c.
17. Sabet A. G. E. The Islamic Paradigm of Nations: Toward a Neoclassical Approach // Religion, State and Society. 2003. № 2 (31). C. 179–202.
18. Turner J. Religious ideology and the roots of the global Jihad: Salafi Jihadism and international order. In: Religious Ideology and the Roots of the Global Jihad. Palgrave Macmillan, London. 2014. c.63-78.
19. Walt S. M. The Origins of Alliances / S.
M. Walt, Cornell University Press, 2013. 311 c.
20. Yapp M., The Near East since the First World War, London: Longmans, 1991, 616 c.
21. أسس العلاقات الدولية في الإسلام من خلال وثيقة المدينة [The Foundations of International Relations in Islam According to the Medina Constitution] (in Arabic). URL: http://lam.edu.ly/ar/images/acadj/issue3/6.pdf (Accessed: 16.02.2020)
22. سس العلاقات الدولية في الاسلام. [The Foundations of International Relations in Islam, Neelain University, Sudan], 2002. (in Arabic). URL: https://africantheses.org/abstracts/3974-45040 (Accessed: 16.02.2020)
23. العلاقات الدولية في الإسلام مع دراسة خاصة للرسائل النبوية إلى الملوك والزعماء. [Manneh L. The International Relations in Islam With Special Study of The Prophet’s Messages to The Kings and Leaders // Universiti Islam Sultan Sharif Ali], 2019. (in Arabic). URL: http://e-ilami.unissa.edu.bn:8080/jspui/handle/123456789/2195 (Accessed: 16.02.2020)
24. نحو رؤية معاصرة للعلاقات الدولية فى الاسلام [Sancar M.
Towards a Contemporary Vision of International Relations in Islam. Kuala Lumpur: al-Jami’ah al-Islamiyah al-‘Alamiyah Maliziya], 1999 (in Arabic).
25. . مشروعية استعمال القوة في العلاقات الدولية: دراسة مقارنة بين القانون الدولي والشريعة الإسلامية. [Al-Kaabi, L., Sallabi S.The Legality of the Use of Force in International Relations: A Comparative Study of International Law and Islamic Law (in Arabic). URL: https://quspace.qu.edu.qa/handle/10576/15533 (Accessed 16.02.2020)
Ближний и Средний Восток как фокус глобальных трансформаций
Ситуация на Ближнем и Среднем Востоке, в частности вокруг Ирана, остается слабо предсказуемой, а главное — содержит в себе значительный потенциал неконтролируемой эскалации, связанной с высоким уровнем политической риторики и взаимного недоверия.
Этот регион является основным фокусом усилий главных игроков современной мировой политики и экономики, направленных на трансформацию системы мировых экономических и политических отношений.
А главное, эти трансформации будут происходить в многовекторном и многоуровневом режиме.
События конца декабря — начала января сделали очевидным два обстоятельства: и с американской, и с иранской стороны в «большой игре» принимают участие не только государства, но и различного рода «буферные» (КСИР, ЦРУ) и proxy (проиранские «народные» формирования, американские ЧВК, сконструированные политические группы флюидного типа) структуры, действия которых не всегда могут определяться и контролироваться через государственную иерархию. При этом существующие каналы теневых коммуникаций, хотя явно и сыграли свою роль, оказались недостаточными для того, чтобы предотвратить переход к силовым моделям.
Применительно к ситуации в регионе, что особенно проявилось в декабрьско-январском кризисе вокруг Ирана и Ирака, значение «буферных» структур в регионе и систем неформальных связей будет объективно расти. Это в том числе связано с объективным ростом значения теневого и «серого» оборота финансовых и инвестиционых ресурсов, что является естественным следствием нарастания жесткости санкционной политики США в отношении Ирана и его союзников.
В перспективе это может создать принципиально новую экономическую ситуацию в регионе, способную вызвать как новые риски, так и открыть новые возможности.
Слабая предсказуемость процессов в краткосрочной перспективе связана со сложным сочетанием внешне- и внутриполитических факторов у всех участников процессов на Ближнем Востоке и ограниченностью возможностей компромиссов для политического руководства соответствующих стран, оказавшихся втянутыми в многоуровневые взаимоотношения взаимозависимости.
В числе потенциально активных игроков в геоэкономических трансформациях в регионе, помимо США, Ирана, Саудовской Аравии, Турции и России, необходимо назвать еще и Китай, Индию, вероятно, Египет и Великобританию, и в существенно меньшей степени — Францию. Помимо этого, в регионе действует большое количество сетевых субгосударственных структур. Но самое главное: государства, являющиеся сателлитами крупных игроков и не обладающие полноценной самостоятельностью (Ирак, нефтяные монархии Персидского залива), в условиях обострения ситуации получают возможности «точечной самостоятельности», что также усложняет понимание логики событий.
Из всех значимых игроков наибольшую степень операционной свободы на сегодняшний день имеет Россия. США не успели обеспечить себе полноценную свободу маневра.
Ближний и Средний Восток становятся почти идеальной площадкой для возобновления конкуренции государственных, надгосударственных и глобальных сетевых структур, получающих возможность заполнить вакуум, образующийся в результате конкуренции государств и в целом — деструктивной активности внешних сил и активности «буферных» структур. Это будет иметь самые прямые последствия для финансовых потоков в регионе, поскольку первичная конкуренция будет вестись именно за контроль над ними.
Ситуация на Ближнем и Среднем Востоке накануне «новогоднего» обострения могла бы быть охарактеризована как «стратегический пат», ограничивавший возможности геоэкономической трансформации региона, в чем были заинтересованы практически все значимые участники региональных политических и экономических процессов, за исключением, вероятно, Египта, вполне комфортно ощущающего себя и в нынешней геоэкономической конфигурации.
В среднесрочной перспективе мы имеем дело с четырьмя принципиальными процессами, определяющими геоэкономическую картину региона и перспективы развития связанных с ним инвестиционных процессов.
Первое. Фактор стабильности поставок энергоносителей. Любой кризис на Ближнем и Среднем Востоке, даже в ограниченном режиме, но с неизбежными политическими ограничениями (санкционного или административного характера), если он будет продолжаться относительно длительное время, приведет к глубокой перестройке всей системы глобальных энергопоставок. С учетом конфигурации логистики наибольшие риски — у Китая и отчасти Индии, что может поставить под вопрос перспективы сохранения относительно высоких темпов экономического роста в Южной и Юго-Восточной Азии.
В случае «взрывного» развития процессов политической трансформации в Иране, а это сейчас является вполне реальным сценарием развития ситуации, наиболее значимые риски возникнут для Индии, у которой существенно меньшая свобода в выборе источника получения углеводородов.
Потенциальный кризис на Среднем Востоке и агрессивный маркетинг, осуществляемый Дональдом Трампом в отношении американских сланцевых углеводородов (меняющих принципы ценообразования на рынке углеводородов, а также структуру инвестиционных процессов в отрасли), обостряет вопрос о перспективах развития атомной энергетики в развивающемся мире, а применительно к развитому — вопрос необходимости ускорения развития новых технологических платформ в энергетике.
Потенциальный кризис на Среднем Востоке и агрессивный маркетинг, осуществляемый Дональдом Трампом в отношении американских сланцевых углеводородов (меняющих принципы ценообразования на рынке углеводородов, а также структуру инвестиционных процессов в отрасли), обостряет вопрос о перспективах развития атомной энергетики в развивающемся мире, а применительно к развитому — вопрос необходимости ускорения развития новых технологических платформ в энергетике.Второе. Фактор нефтедолларов. Вымывание инвестиционных ресурсов традиционно было одной из главных целей практически любых управляемых конфликтов на Ближнем и Среднем Востоке. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что эта цель является приоритетной и на данном этапе геополитических и геоэкономических трансформаций в регионе. Для США остро встает вопрос об управлении процессами бегства капитала с Ближнего и Среднего Востока, поскольку впервые эти процессы будут происходить в условиях относительной эрозии американской монополии в финансово-расчетных системах, что уже отражается на ситуации в инвестиционном пространстве.
На Ближнем и Среднем Востоке в последние 10 лет, в том числе в ходе поиска различных механизмов обхода международных санкций, а также деятельности различных субгосударственных игроков, в частности радикальных исламистских структур, возникла конкуренция «серых» и «черных» механизмов финансового оборота, дополненная криптовалютными системами. Ситуация усложнилась присутствием китайских финансовых институтов. Для США впервые возникает конкуренция за нефтедоллары, и неочевидно, что они к ней полностью готовы.
В среднесрочной перспективе речь идет о возможности возникновения на Среднем Востоке как минимум одного, а возможно, и двух глобально значимых финансовых центров, ориентированных на работу с различными, в том числе — «серыми», финансовыми инструментами. Задача США — не дать возможности таким центрам возникнуть, задача России — встроиться в том или ином виде, возможно, в качестве гарантов безопасности, в систему обеспечения деятельности подобных центров.
Третье. Аспект безопасности газовых проектов в Средиземноморье. В Восточном Средиземноморье в последние 3–5 лет происходит бурное развитие углеводородных проектов, связанных с добычей и поставками на европейские рынки природного газа. Безопасность подобных проектов является важнейшим приоритетом для европейских стран и компаний, включая инвестиционные, получающие возможность запустить инвестмеханизмы, относительно свободные от американского контроля. Это создает главный ограничитель трансформаций в регионе с точки зрения интересов европейцев. Но этот ограничитель не существует для США, не заинтересованных в реализации подобных проектов, поскольку они будут во многом конкурентны американскому сланцевому газу на рынке южной и юго-восточной Европы. Важность данного аспекта связана еще и с тем, что месторождения находятся в зоне высоких неэкономических рисков и неразрешенных военно-политических конфликтов.
Четвертое. Перспективы новой волны радикального исламизма.
Пока перспективы и, что самое важное, локализация новой волны исламизма остаются неясны. Но если трансформации на Ближнем и Среднем Востоке будут сопровождаться распадом государственных систем существующих ныне стран, с абсолютной долей уверенности можно будет предположить, что фокус внимания радикальных исламистов, в последние 3 года смещавшийся в Северную Африку и Южную Азию, вновь вернется на Ближний Восток.
В стратегическом плане речь идет о существовании некоей геоэкономической развилки между взрывной трансформацией региона и относительно быстрой, но управляемой трансформацией, когда геоэкономическая картина будет определяться отношениями региональных сил с крупнейшими внешними игроками, а отчасти — управляться внешними игроками.
Главный вопрос современного развития Ближнего и Среднего Востока — это модель геоэкономической регионализации: взрывная с распадом существующей системы региональных политических и экономических связей в результате военно-силового противостояния и трансформационной.
Или эволюционная, предполагающая постепенное, хотя и относительно быстрое оформление новых центров консолидации экономических интересов и последующую конкуренцию между ними, потенциально с использованием военно-силовых инструментов. От этого будет зависеть не столько характер политических процессов, предсказать которые на данном этапе почти невозможно, сколько возможности геоэкономического конструирования и потенциал влияния внешних игроков в регионе, не исключая Россию.
«Взрывной» сценарий предполагает возникновение не только межгосударственного противостояния, но и внутреннего распада целого ряда государств. Это сформирует политическую основу для существенно более глубоких трансформаций региона, чем просто постепенное формирование новых макрорегионов вокруг ядер новой индустриализации. Центральным фактором, определяющим потенциал «взрывного» сценария, становится ситуация в Иране, претендующим на роль «ядра» нового макрорегиона, но он может пережить государственный распад в результате внутренних противоречий.
Неясен и срок, на который Ближний и Средний Восток, как минимум значительная его часть, будет «выключен» из важнейших геоэкономических процессов. Иными словами, будет ли регион претендовать на статус самостоятельного центра экономической и инвестиционной консолидации или же станет объектом политики других игроков. Но в любом случае мы в обозримой перспективе столкнемся с ситуацией, когда при продолжении генерации сырьевой ренты в регионе инвестиционная привлекательность Ближнего и Среднего Востока будет падать, а инвестиционные потоки окажутся направлены на вывод монетизированной ренты из региона.
Одним из важнейших индикаторов развития инвестиционных процессов станет ситуация вокруг программы экономической модернизации и индустриализации Саудовской Аравии, на 2017–2018 год выглядевшей наиболее проработанной и обеспеченной инвестиционными ресурсами, но одновременно — и наиболее подверженной политической и военно-силовой «волатильности». Если программа будет окончательно заморожена, вероятно, придется констатировать, что поток инвестиционных ресурсов из региона ориентируется на сценарий глубокого кризиса.
Осуществление в обозримой перспективе масштабных проектов экономической модернизации в регионе маловероятно, за исключением Египта, при большинстве сценариев развития ситуации остающегося вне «зоны турбулентности», центром которой с высокой степенью вероятности станет северная часть Персидского залива.
Египет успешно формирует все условия для того, чтобы претендовать на роль доминирующей силы в североафриканском сегменте Ближнего Востока, включая военно-силовой компонент. Но превращение Египта в консолидирующий центр субрегиона будет означать быстрое движение к распаду традиционного «большого Ближнего востока» на малые субрегионы, где начнет действовать самостоятельная логика развития.
Россия в этой связи поставлена перед задачей переосмысления политики в отношении южного, юго-восточного и отчасти — юго-западного направления, осложненного, с одной стороны, откровенной демонстрацией России слабости ее позиций и возможностей на европейском направлении, а с другой — явной нецелесообразностью брать на себя дополнительные военно-силовые обязательства на ближневосточном направлении.
Но Россия должна осознавать ограниченность возможностей классической дипломатии в регионе на данном этапе: политические усилия могут быть эффективными только при условии, что они синхронизированы не только с военно-политической составляющей, но и с процессами выстраивания в регионе новых экономических систем, способных начать замещать созданные в 1970-е годы (период первой промышленной модернизации региона) и начале 2000-х годов (во время подготовки ко второй промышленной модернизации). Возникают четыре принципиальных фактора, определяющих важнейшие направления переосмысления и подготовки.
Первое. Необходимость сохранения Россией устойчивого присутствия в регионе при любом сценарии развития ситуации. Любая трансформация Среднего и Ближнего Востока (зоны Восточного Средиземноморья) неизбежно примет силовую форму, но самое главное — уже сейчас становится очевидной нацеленность США на осуществление территориальной перекройки региона и его долгосрочной геоэкономической хаотизации.
«Большая сделка», предложенная Дональдом Трампом и Беньямином Натаньяху палестинцам, а вместе с ними и арабским странам, является в среднесрочной перспективе не столько попыткой разрешения арабо-израильского конфликта, сколько инструментом инициирования перекройки границ и в целом — политического пространства региона, но в политически легитимном режиме. «Большая сделка» интересна тем, что, во-первых, не основывается на консенсусе участников процесса и не нацелена на его формирование, а во-вторых, изначально предполагает наличие военно-силового компонента для обеспечения «сделки». Очевидно, что «сделка» рассматривается как потенциальная модель для перекройки региона.
Прямое присутствие России в Сирии и влияние на политику ключевых государств региона, не исключая Израиль, является хорошей стартовой позицией в конкуренции за пространственное влияние. Однако они требуют надстройки не только финансово-инвестиционными инструментами, но и возможностями принуждения к миру и нейтрализации возможных военно-силовых угроз ценным в геоэкономическом плане пространствам и за пределами территории «Большого Леванта».
Второе. Необходимость пересмотра отношения к интеграционным процессам в Евразии, прежде всего геоэкономической консолидации прикаспийского экономического пространства. В условиях, когда доминирующим вектором развития российской геоэкономики был условно «западный», слегка сбалансированный политическим «разворотом на Восток», евразийский контур российской геоэкономической системы неуклонно утрачивал свою значимость. Это было терпимо, даже когда Средний Восток превратился в приоритетное для России направление экономической экспансии. Но при возникновении кризиса или даже просто высокого уровня военно-политической напряженности Новая Евразия становится подверженной широкому спектру слабоуправляемых рисков. Масштабы этих рисков критически сокращают возможности экономического взаимодействия в том числе в пространстве индустриально-логистического коридора «Север-Юг». Важной проблемой становится разновекторность геоэкономического развития в Евразии, а главное — возникновение эффекта «анклавности» развития в ряде государств Евразии.
Социально-экономическая анклавность в Новой Евразии является продолжением традиционной модели «оазисного» развития, когда относительно продвинутые в социальном и экономическом плане, но ограниченные по пространству цивилизационные ядра становились инкубатором новых социальных систем, «вырванных» из традиционных обществ в соответствующих государствах и регионах. В нынешних условиях основным пространством для проявления новых анклавов подобного типа станут новые логистические коридоры, особенно если в них возникнут элементы экстерриториальности, даже экономической.
Третье. Необходимость формирования эффективных адресных, но национально контролируемых инвестиционных инструментов и платформ, поскольку главной задачей будет постановка под контроль хотя бы части инвестиционных потоков на Ближнем и Среднем Востоке. В противном случае возникают риски неэквивалентности в экономическом взаимодействии, недопустимые в нынешних условиях.
Процесс формирования «инвестиционных пылесосов», вытягивающих финансовые ресурсы как из Среднего Востока, так и из Евразии, серьезно облегчен транзитами власти в ряде стран и общим ослаблением национальных инвестиционных процессов. Россия вполне может, защитив себя от такого рода негативных манипуляций, попытаться поставить под контроль часть региональных и трансрегиональных финансовых потоков.
В рамках экономических манипуляций, неизбежных как на Среднем Востоке, так и в сопредельных пространствах Евразии, не исключены попытки управляемо сформировать региональный финансовый сектор, играющий манипулятивную роль и создающий псевдоконкуренцию России. На этапе борьбы за перехват ресурсных и инвестиционных потоков, уходящих из региона в случае значимой нестабильности, такие возможности, оформленные именно в «оазисном» формате (возможно, с элементами виртуализированных финансовых коммуникаций), выглядят более чем вероятными.
Наконец, необходимо понимание идеологической основы для выстраивания долгосрочного взаимодействия с ведущими силами в регионе, которое на среднесрочную перспективу может быть выстроено на базе совпадения экономических интересов (пусть даже ситуативных), но в более долгосрочном формате потребует более глубокого, в чем-то «идеологического», понимания процессов в регионе и его наиболее желательного будущего.
Для современной России это может оказаться одним из самых тяжелых вызовов, поскольку потребует отхода от проповедуемой Москвой концепции «ситуативного прагматизма» и демонстрации некоей стратегической линии поведения, обусловленной некими идеологическими рамками. Активное продвижение со стороны США «сделки века» с Израилем в действительности заставит Москву ускорить принятие соответствующих решений.
Пока ситуация на Ближнем и Среднем Востоке вписывается в большинство не форсмажорных сценариев развития системы геоэкономики для России в условиях нарастания санкционного давления. Россия в целом может как минимум смягчить возникающие в связи с ситуацией на Ближнем и особенно Среднем Востоке риски. Хотя это и потребует существенно более высокого уровня социальной и социально-политической связности и контроля над развитием политических, да и экономических процессов в Нижнем Поволжье. Это делает задачу адаптации системы государственного управления России к новой системе рисков, связанных со Средним Востоком, не только внешне-, но и внутриполитической.
Но для того чтобы трансформировать возникающую в регионе ситуацию из источника рисков в возможность для усиления геоэкономических позиций, необходимо выстраивание принципиальной иной геоэкономической инфраструктуры и пересмотр финансовых стереотипов, ограничивающих свободу маневра России в глобальном финансово-инвестиционном пространстве.
стран, территорий и языков — Коллекции Ближнего Востока: иллюстрированное руководство (Библиотека Конгресса
стран, территорий и языков — Коллекции Ближнего Востока: иллюстрированное Путеводитель (Библиотека Конгресса — Африканский и Ближневосточный отдел)| Библиотека им.
Конгресс >> Африканский
и Ближневосточный читальный зал | Африканские и ближневосточные страницыВсе страницы Библиотеки Конгресса | |||||
| HOME Предисловие Введение Примечание для исследователей Охватываемые страны, регионы и языки Публикации Ближний Восток и Религия Арабский мир Армения и Грузия Центральная Азия Иран Всемирная Турция Ближний Восток Наследие | ||||||
| ||||||
| HOME Предисловие Введение Примечание для исследователей Охватываемые страны, регионы и языки Публикации Ближний Восток и Религия Арабский мир Армения и Грузия Центральная Азия Иран Всемирная Турция Ближний Восток Наследие | ||||||
| Библиотека им.
Конгресс >> Африканский
& Ближневосточный читальный зал ( 15 ноября 2010 г. ) | Юридический | Отказ от ответственности за внешние ссылки | Спросить Библиотекарь | ||||
gif»>
Ближний Восток — The New York Times
Ближний Восток — The New York TimesПерейти к содержимомуПерейти к индексу сайта
Ближний Восток
-
TimesVideo
Митинг протестующих против нового правительства Израиля
люди.
Рейтер и Ассошиэйтед Пресс
Жесткое правительство Израиля вступает в должность, проверяя связи с союзниками
Правая коалиция премьер-министра Биньямина Нетаньяху, вероятно, проверит связи с США и Европой на фоне опасений, что это подорвет демократию и стабильность в стране .
Изабель Кершнер
Алжир расправляется с последним оставшимся независимым СМИ что ведет к тому, что страна становилась все более авторитарной.
Вивиан Йи
Анталия Диспетчер
Москва на Средиземном море: далекая война преображает турецкий курортный город
Десятки тысяч россиян и украинцев поселились в Анталии, надеясь избежать южного побережья Турции последствия войны России в Украине и начало новой жизни.
Бен Хаббард и Сафак Тимур
Законодатели сигнализируют о расследовании использования правительством США иностранных шпионских программ
Изменения произошли после того, как на прошлой неделе Конгресс принял закон, призванный обуздать распространение хакерских инструментов.
Марк Маццетти и Ронен Бергман
Семья великого иранского футболиста стала мишенью после того, как он поддержал протесты перестали покидать Иран.
Вивиан Йи
Новое правительство Израиля, придерживающееся жесткой линии, поднимает тревогу в преддверии инаугурации
Президент страны предупредил ультраправого нового министра национальной безопасности, что он поднимает тревогу внутри страны и за рубежом по поводу расизма, дискриминации и подрыва демократии.
Изабель Кершнер
США изо всех сил пытаются помешать Ирану поставлять беспилотники для России
По мере того, как война на Украине продолжается, некоторые официальные лица пришли к убеждению, что Иран и Россия строят новый удобный союз.
Дэвид Э. Сэнгер, Джулиан Э. Барнс и Эрик Шмитт В понедельник им запретили вылетать из Ирана после того, как их самолет совершил необъявленную остановку на пути в Дубай.
