Читать онлайн «Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее», Кларк Говард – Литрес, страница 9
14
Сентябрь 1966 года – май 1968 года
Патрисия сидела прямо на пассажирском сиденье конфетного фургона, глядя прямо перед собой в лобовое стекло.
– Как дела, дорогая? – спросил дядя Гас.
– Хорошо, – чуть слышно пробормотала Патрисия.
– Ты скучала по поездкам со своим старым дядей Гасом? – он взглянул на нее и улыбнулся.
Патрисия просто пожала плечами.
– Я по тебе точно скучал, – мгновение спустя сказал дядя Гас. – Все это время мне было очень одиноко.
Патрисия сидела невозмутимо, решив не отвечать. Она знала, чего он от нее хочет, она отчаянно пыталась придумать, как это предотвратить.
– Ты знаешь, многие на нашем маршруте тоже по тебе скучали, – сказал он, голос у него был заискивающим, почти раболепным. – Они постоянно спрашивали меня: «Эй, Гас, где твоя хорошенькая маленькая помощница? Как ты можешь работать без нее?»
Патрисия снова промолчала.
Когда они ехали по улице, идущей мимо лесных заповедников, дядя Гас сказал:
– Боже, как здесь хорошо, а, Патти? Конечно, лучше бросить город, со всем его шумом и грязью. Ты только посмотри на лес. Ты когда-нибудь ходила играть в лес?
Это был прямой вопрос, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как ответить.
– Нет.
– Ты знаешь, что, мне кажется, было бы весело? – воодушевленно сказал дядя Гас. – Давай прокатимся по лесу. времени у нас много, твоя тетя Джанет будет на работе еще пару часов…
Патрисия стиснула зубы и сморгнула слезы. Она точно знала, что будет дальше.
В фургоне дядя Гас снял брюки и шорты.
– Помнишь это? – лаская себя и вверх-вниз размахивая, точно шлангом, твердеющим пенисом, спросил он.
Патрисия отвернулась и ничего не сказала. Дядя Гас сел на одеяло и взял ее за руку.
– Эй, давай, в чем дело? Это твой дядя Гас! Разве ты меня больше не любишь?
Она не ответила.
– Я спросил, ты больше не любишь меня? – повторил он.
На этот раз в его тоне послышался легчайший намек на резкость.
– Да, я все еще люблю тебя, – робко и нехотя сказала Патрисия.
– Эй, вот это моя девочка! – радостно сказал дядя Гас. Он усадил ее рядом с собой. Небрежно положил левую руку ей на ногу, чуть выше колена, там, где кончалась юбка.
– Знаешь, Патти Энн, я знал, что могу на тебя рассчитывать. Я имею в виду, почему нет, после всего, через что мы прошли вместе? Я всегда был рядом с тобой, каждый раз, когда ты нуждалась во мне.
С этими словами Гас принялся одной рукой гладить ногу Патрисии, а другой – свой уже твердый член.
– Ты хочешь помочь дяде Гасу почувствовать себя хорошо? Показать мне, что ты меня все еще любишь?
– Наверное, – допустила Патрисия.
– Тогда давай и поцелуй меня крепко.
Он наклонился к ней, протянул руку, сжал ее бедро, и поцеловал ее в губы. Потом он сказал:
– Как насчет того, чтобы позволить мне поцеловать тебя и в другом местечке…
– Сегодня я не хочу, – сказала Патрисия, изо всех сил стараясь говорить тем же тоном, которым всегда говорили ее учительницы и она сама, когда проводила на Брэнтвуд «уроки» с малышами.
– Может быть, я разрешу тебе поцеловать меня там в следующий раз.
– Ой, милая, – сказал Гас с вытянувшимся от ужасного разочарования лицом. – Я всю неделю этого ждал. Все, о чем я думал, это просто побыть с моей маленькой возлюбленной, которую я так люблю, и поцеловать ее нашим тайным поцелуем. А ты хочешь меня подвести.
Для вящего эффекта он сделал паузу и добавил:
– Я думаю, ты вообще меня не любишь.
– Дядя Гас, это не так!
– Ну, тогда позволь мне поцеловать тебя там, – уговаривал он. Его ладонь плавно скользнула по ее платью, пока его пальцы не дотянулись до ее трусиков и не спустили их вниз. Он уткнулся лицом в ее лоно.
– О, это хорошо, Патти, – говорил он между движениями губ и языка, – это так сладко, так вкусно, Патти – о, дорогая, скажи дяде Гасу, что любишь его…
– Я люблю тебя, дядя Гас, – послушно ответила она.
Когда она это сказала, Гас крепко прижал ее плоть к своему лицу и застонал. Он напрягся, дернулся и, наконец, замер. Патрисия поняла, что все кончено.
Патрисия начала ходить в начальную школу Солт-Крик, кварталах в трех от своего нового дома. Это была типичная, и более новая и более привлекательная, чем Тэлкотт, школа – здание из серого бетона и красного кирпича. Раньше здесь была фабрика с модульной архитектурой, классы трансформировались, расширялись, окна пропускали много света, коридоры были широкими и незахламленными.
Патрисии школа понравилась. Благодаря выработавшимся летом читательским привычкам она намного опережала сверстников, и почти сразу стало ясно, что она оказалась самой способной ученицей в классе. Вскоре после начала занятий учительница задала вопрос:
– Патрисия, в чикагской школе ты училась на класс старше?
Дальше учительница спросила, не посещала ли Патрисия специальных занятий. Патрисия ответила отрицательно, но сказала, что с одобрения предыдущей учительницы помогала отстающим ученикам после выполнения своих заданий. Ее нынешняя учительница сочла это очень интересным. Несколько дней спустя Патрисии предложили на пару часов в день, при условии, что она сделала свои уроки, стать помощницей воспитательницы в группе дошколят.
Патрисия приняла предложение с энтузиазмом.
Новый распорядок начался сразу. Теперь в собственном классе она не ждала, скучая, пока другие закончат задание, а сдав свое, сразу получала следующее, и у нее накапливалось до часа свободного времени, которое она проводила в детском саду, помогая воспитателям. Но сколь бы замечательной ни казалась идея, на самом деле девушку снова изъяли из компании сверстников и поместили в другую среду, – и на другой уровень ответственности, от нее требовалось действовать почти как взрослая – потому что для детсадовцев она и была взрослая.
Ни Патрисия, ни учителя не видели в этом ничего плохого, Патрисии эта работа очень понравилась. В одиннадцать лет она была идеальной наседкой, обучала своих маленьких цыпляток цифрам, буквам, цветам и фигурам, гладила по головкам, заправляла рубашки, завязывала шнурки. Но по факту она росла не так, как должна бы расти девочка ее возраста.
На протяжении первого учебного года в Элк-Гроув Мэри Коломбо продолжала настаивать на том, чтобы один выходной в месяц Патрисия проводила с тетей Джанет в городе.
– Это хорошо для Патти, – говорила Мэри мужу. – Она отвлекается от привычных занятий.
Как же мало Мэри знала. Визит означал поездку с дядей Гасом, который всегда приезжал за ней на фургоне с конфетами в назначенный полдень пятницы. И всегда останавливался где-нибудь по дороге в город. Со временем Патрисии уже начало казаться, что это просто дань, которую она обязана платить, и изменить что-либо не в ее силах…
Патрисия знала, что начинает меняться физически. Там, где вчера грудь у нее была такой же плоской, как у Майкла, теперь появились два бутона, они набухали и росли, зеркало в ванной говорило ей, что скоро у нее появятся «сиськи», как у некоторых девочек из старших классов.
Конечно, заметил их и дядя Гас.
– Милая, у тебя будут отличные груди, – говорил он ей. – Они будут хорошие, большие и круглые, а сосочки твердые и мило торчащие. Никогда никому не говори, что я тебе такое сказал, это часть нашего общего секрета, твоего и моего. Но в один прекрасный день, дорогая, у тебя будет парочка чудесных «буферов».
И дядя Гас заговорил с ней, почти как со взрослой, он задавал ей много смущающих Патрисию вопросов, в основном о мальчиках и девочках.
Однажды дядя Гас спросил:
– Ты знаешь, что для мальчика и девочки означает дойти до конца?
– Я не знаю, – очень тихо ответила Патрисия. Она полагала, что знает, но идея обсуждать это с дядей Гасом ей не нравилась.
– Когда ты подрастешь, мы с тобой дойдем до конца, – сказал он, словно обещая ей какой-то особенный подарок. – Тебе это действительно понравится.
Патрисия сидела на пассажирском сиденье, глядя прямо перед собой, не говоря ни слова, замерев. Она ощущала страх и тошноту.
Негодование было крошечной точкой, которая расширялась, точно зрачок, компенсирующий недостаток света во внезапно наступившей темноте. Сначала всего лишь крохотное пятнышко в сознании, нечто смутно беспокоившее время от времени, оно росло и расширялось – и превратилось в бедствие, от которого разум Патрисии не мог избавиться.
«Почему они допустили, чтобы это с ней произошло?»
Мать.
Отец.
Тетя Джанет.
Дядя Фил, крестный.
Почему никто не понял, что происходит, и ничего с этим не сделал?
Каждый раз, после каждого месячного инцидента Патрисия будет по несколько дней пытаться придумать, как рассказать хоть кому-нибудь.
Начинала она всегда с матери. Считалось, что девочки могут разговаривать с матерями, в школе на лекциях по гигиене для девочек им проповедовали:
«Поделись своими проблемами с матерью, получи от матери совет, помни о том, что мать может быть твоим лучшим другом – и все, через что ты сейчас проходишь, она уже прошла».
Кандидатура Мэри Коломбо снималась почти так же быстро, как и выдвигалась. Во-первых, Патрисия знала, что ее мать не прошла через то, через что проходила она. Во-вторых, она инстинктивно чувствовала, что Мэри Коломбо ей не поверит.
– Я вижу тебя насквозь, юная леди, – слышала она воображаемый ответ матери.
– Ты просто пытаешься увильнуть от того, что тебе не нравится. Как тебе не стыдно говорить такие ужасные вещи о своем дяде Гасе!
Далее отец. Патрисия знала вспыльчивый нрав Фрэнка Коломбо, его склонность к насилию. Если он ей поверит, а она полагала, что скорее всего поверит, он просто пойдет и убьет дядю Гаса, забьет до смерти голыми руками, частенько он именно так грозил расправиться с Лео Дюроше. Нет, об отце не могло быть и речи, это вызовет больше проблем, чем решит.
Фил Капоне, ее крестный? Патрисия не считала его покровителем или защитником. Высокий, дородный, симпатичный итальянец, работавший в ресторанном бизнесе, он довольно часто приходил к ним в гости. Точно не рыцарь в сияющих доспехах.
Наперсницей Патрисии могла стать тетя Джанет. Но рассказать крестной о ситуации с дядей Гасом ей мешал страх того, что Джанет Гауэр уже знает – или, по крайней мере, подозревает. Патрисия не понимала, как тетя Джанет могла не знать. Джанет всегда первой видела ее после этого.
Конечно, она могла сказать по лицу, по наружности, что творится у Патрисии в душе. Понятно, родители, которые не видели ее, пока Джанет не привозила ее домой в воскресенье, или дядя Фил, которого она не так часто встречала, могли не распознать никаких примет, не уловить никаких подсказок – но почему ничего не заметила тетя Джанет?
Смущенный, но быстро взрослеющий ум Патрисия метался от одного вывода к другому. Джанет знала – и ничего не предпринимала. Джанет не знала, но обязана была знать.
Это сводило с ума.
Прошли месяцы.
Учебный год закончился. Пришло и миновало еще одно лето. Начался еще один учебный год.
Патрисия продолжала развиваться физически: грудь, ягодицы, бедра. На лобке появились пушистые волоски. С телом начали происходить странные вещи, проявились новые чувства. Ей было двенадцать, почти подросток. В средней школе ее ждали яркая, захватывающая жизнь и новые знания… Но она смотрела вперед не с радостью, а со страхом.
Патрисия понимала, что с каждым днем она все ближе и ближе подходит к тому времени, когда дядя Гас пройдет весь путь «до конца».
– Тогда я впервые подумала о самоубийстве, – вспоминала Патрисия в тюрьме два десятилетия спустя. – Я подумала, что если этот мужчина введет в меня свой член, я никогда не смогу спокойно смотреть в глаза другому человеку. По непонятной причине у меня в голове засела мысль, что люди узнают, что они смогут посмотреть на меня и сказать. Это как мои глаза поменяют цвет, или я покроюсь сыпью, или я просто знала, что не выдержу этого. Я должна была убить себя.
– Несмотря на растущий страх, – спросила сестра Берк, – ты все еще не могла заставить себя кому-то рассказать о Гасе?
– Нет, не могла. Я старалась даже не думать об этом. Мне приходилось терпеть это всего раз в месяц, поэтому я просто покорялась. Я возвращалась домой с этого ежемесячного уикэнда и просто пыталась забыться – в школе и в другом. Впереди же еще целый месяц… Прежде чем мне придется снова пройти через это. Думаю, так продолжалось бы до бесконечности, если бы Гас не начал заговаривать про настоящий половой акт.
До конца. Это было то, что меня смертельно напугало, что заставило меня задуматься о самоубийстве.
– Насколько далеко ты зашла в своих мыслях? – спросила сестра Берк. – Ты думала о том, как убить себя?
– Я думала перерезать себе запястья лезвием бритвы в ванне с водой. Это был единственный известный мне способ, о нем я читала в книге. Я собиралась сделать это в один из выходных у тети Джанет. Я боялась, что дома Майкл увидит меня мертвой. Его бы это напугало.
– Тебе было двенадцать лет, – сказала сестра Берк. – Ты собиралась оставить кому-нибудь предсмертную записку?
Патрисия пожала плечами.
– Думаю, нет. Если и собиралась, то не помню.
– Оглядываясь назад, если бы ты решила оставить записку, кому бы ты ее написала?
– Тете Джанет, – без раздумий ответила Патрисия. – Я думаю, что она была единственной, кроме Майкла, кто бы опечалился и кто не злился бы на меня за это.
«Господи, какие порой чудовищные выводы мы заставляем делать наших детей», – сказала сестра Берк после этого визита одному из коллег.
– Когда ты перестала думать о самоубийстве?
– Когда меня спасли от дяди Гаса во второй раз. Спасла меня, даже не подозревая об этом, тетя Джанет…
15
Май 1976 года
В 7:00 утра в субботу, 15 мая, под прохладным моросящим дождем четыре полицейские машины тихо подъехали к многоэтажному жилому дому 2015 по Саут-Финли-роуд в Ломбарде. Это было через одиннадцать дней после убийства семьи Коломбо.
Технически полицейскими руководил Рэй Роуз, потому что он вел дело Коломбо, хотя в группу входили заместитель начальника полиции Уильям Конке и лейтенант Фрэнк Браун из Департамента шерифа округа Кук, а также заместители прокурора штата Колин Симпсон и Терри Салливан. Еще в группе были заместители шерифа Джин Гаргано, Рой Фиске и Гленн Гейбл, следователи Майкл Северенс и Джон Ландерс, а также криминалисты Крис Маркуссен и Роберт Сальваторе, все из полицейского управления Элк-Гроув-Виллидж. К ним также присоединились несколько полицейских из Ломбарда.
Один из прокуроров, Симпсон, остался у входных дверей дома, внизу также остались Джин Гаргано и Джон Ландерс.
Роуз и другие поднялись на девятый этаж.
– Я бы хотел, чтобы она жила в другой квартире, – пробурчал один из мужчин. Раздался тихий смешок. У Патти Коломбо была квартира номер 911, телефон федеральной службы экстренной помощи.
На девятом этаже полицейские подошли к дверям квартиры. Лейтенанту Брауну пришлось стучать в двери несколько раз, прежде чем наконец ответили. Мужской голос изнутри спросил:
– Да? Кто там?
– Полиция, – сказал Браун. – У нас есть ордер на обыск. Пожалуйста, откройте двери.
Реакции не последовало. Браун постучал снова.
– Пожалуйста, откройте двери. У нас есть ордер на обыск.
– Подождите минутку, – сказал мужской голос. – Я хочу позвонить, прежде чем открою.
– Мы полицейские, – сказал Браун. – Я поднесу к глазку в дверях свое удостоверение, чтобы вы могли его увидеть. У нас есть ордер на обыск, и вы обязаны немедленно открыть двери.
Теперь изнутри раздался женский голос:
– Ублюдки, вы сюда не зайдете!
– Если вы не откроете двери, – предупредил Браун, – нам придется их выбить.
– Вы гребаные животные! – крикнула женщина.
Рэй Роуз сделал знак двум своим людям, Майку Северенсу и Бобу Сальваторе.
– Выбивайте!
Остальные отошли в сторону, и Северенс и Сальваторе принялись выбивать двери квартиры ногами. Минут пять они поочередно пинали двери, двери не поддавались.
– Проверьте коридор и лестницу, – сказал Роуз нескольким полицейским. – Посмотрите, есть ли тут пожарный топор. Будем рубить.
Топор не нашли, только огнетушители. Роуз повернулся к полицейским из Ломбарда.
– Сможете вызвать пару пожарных? С топорами?
– Конечно, – один из полицейских принялся вызывать пожарную охрану по рации. Тем временем Северенс и Сальваторе продолжали бить по дверям ногами.
Наконец мужской голос в квартире сдался.
– Ладно, ладно. Погодите, черт побери! Я открою!
На пороге предстал Фрэнк Делука, босиком, с голым торсом и в одних брюках. За ним стояла Патти Коломбо, тоже босая, в черном комбинезоне, она держала за ошейник большую щерившуюся черную немецкую овчарку.
Рэй Роуз вошел в квартиру и протянул Делуке сложенный лист бумаги.
– Это копия нашего официального ордера на обыск, – сказал он ему.
Заместитель шерифа Рой Фиске прошел мимо Роуза к Патти.
– Эту собаку вам лучше куда-нибудь увести, чтобы она не пострадала, – сказал Фиске.
Патти потащила собаку в спальню:
– Давай, Дьюк, давай!
– Не туда, – сказал Фиске. – Обыскивается и спальня. Вытащите ее на балкон.
Роуз прошел в квартиру. И сразу увидел на столе раскрый блокнот. Его листы выглядели точно так же, как листы бумаги, полученные им от Лэнни Митчелла, на которых были записаны распорядки дня Фрэнка, Мэри и Майкла Коломбо, а также от руки нарисован эскиз дома 55 по Брэнтвуд. Роуз жестом попросил одного из криминалистов положить блокнот в мешок.
Лейтенант Браун внимательно осмотрел маленькую гостиную. На ближайшем столике – пепельница с несколькими окурками, он сразу опознал коричневые сигареты марки «More». Похожие окурки были обнаружены в брошенном «Олдсмобиле» Мэри Коломбо, с которым работал один из людей Брауна, Джин Гаргано.
Браун поручил криминалисту собрать содержимое пепельницы.
На кухонном столе Браун нашел небольшую стопку фотографий. На верхней была обнаженная Патти Коломбо, выполняющая фелляцию обнаженного мужчины, голова мужчины в кадр не попала. Фотографии Браун тоже забрал как улики.
– Мы забираем вас, мисс Коломбо, – сказал Гейбл. – Вы хотите взять обувь и верхнюю одежду?
Патти Коломбо ждал серьезный допрос. Приказ об этом получили Гленн Гейбл и Рой Фиске.
Гейбл пошел с ней в спальню, она взяла пару черных туфель с ремешком и розовый плащ. Затем Гейбл сковал ее запястья наручниками за спиной, и они с Фиске повезли ее вниз на лифте.
На улице продолжало моросить. Патти не надела туфли, а просто несла их, держа за спиной, плащ был накинут на одно плечо. Гейбл зачитал ей ее права и посадил на заднее сиденье полицейской машины. Он сел с ней, а Фиске – за руль.
Последний раз Патти была в полицейской машине, когда ее несовершеннолетней арестовали за использование чужой кредитной карты.
Тогда она заплакала и попросила позвонить папе.
На этот раз папы, чтобы ему позвонить, у нее не было.
16
Май 1968 года – май 1971 года
Джанет Гауэр, которая, по мнению Патрисии, должна была спасти ее от Гаса Латини, наконец-то это сделала – да так, как Патрисия никогда и вообразить себе не могла. Джанет Гауэр вышла замуж.
Ее жених, Билл Морган, как и Джанет, был ветераном «Иллинойс Белл». Для Патрисии этот брак был совершенно неожиданным, она даже не знала мистера Моргана – и вдруг он стал «дядей Биллом». В тот момент почетный титул «дядя» вполне мог по весьма понятным причинам вызвать у нее к Биллу Моргану неприязнь. Однако этого не произошло. Во всяком случае, новый муж тети Джанет выступил почти как сказочный рыцарь, просто забрав Джанет с Огайо-стрит. Они перебрались в дальний Вест-Сайд, гораздо ближе к Элк-Гроув-Виллидж. Патрисия думала, что никогда не забудет слова Мэри Коломбо: «Что ж, теперь, когда тетя Джанет будет жить ближе, ты сможешь видеться с ней гораздо чаще одного раз в месяц.
А твоему дяде Гасу не потребуется съезжать с маршрута, чтобы тебя подвезти».
Все было кончено.
Ей никогда, ни при каких обстоятельствах, больше не придется снова садиться в этот ужасный фургон для доставки конфет.
Все было кончено. Точка.
И Гас Латини так и не дошел с ней до конца. Какая жалость, дядя Гас, втайне съязвила Патрисия. В ту ночь в постели она зажала ладони между ног и тихонько плакала слезами счастья.
У Патрисии Коломбо началось отрочество без болезни сознания. Когда она перешла в среднюю школу Гроув, она впервые почувствовала себя хорошо, как будто избавилась от какой-то нечистоты. Она была такой же, как все, не было никакой скрытой заразы, никакого маленького грязного секрета, который она обязана хранить. Теперь, разговаривая, она больше не смотрела в пол.
В средней школе она училась хорошо. Еще так много предстояло сделать. Помимо основной учебы, в школе кипела активность: учебные группы по интересам, клубы, команды, кружки – у каждого междусобойчика было название.
Были незапланированные, но регулярные «тусовки» перед школой, во время обеда, после школы, в любое время, бесконечный обмен записками, разговоры на бегу между занятиями, непрерывные планы – в особенности у девочек; это было похоже на улей. Большая часть встреч превращалась в обсуждение, где и когда они встретятся в следующий раз, это было так весело.
А потом стали заметны мальчики.
В подростковом возрасте мальчики вытянулись, у них на лицах появлялся пушок, некоторые ходили с красным лицом, они были слишком шумные, слишком неловкие, грубили, вечно глазели на едва проклевывавшиеся девичьи груди. Большинство мальчиков – по мнению девочек – не были классными. Хотя имелись и исключения: капитан футбольной и центровой баскетбольной команды, президент класса, владелец мотоцикла, старшеклассник, переживший короткий «роман» с «пожилой женщиной». Это были аномалии, за ними тайком наблюдали, их изучали, обсуждали, анализировали. Все остальные мальчишки были «задротами» с большой буквы «З».
Патрисия мальчиками совершенно не интересовалась, но доказать это Мэри Коломбо было невозможно.
– Патти, почему бы тебе не приходить из школы прямо домой, как Майкл? – подозрительно спрашивала она.
Патрисия пожимала плечами.
– У меня просто кое-какие дела.
– Какие дела?
– Ну, я не знаю. Просто дела.
– Ты после школы встречаешься с мальчиками?
– Нет, – Патрисия отвечала с явным раздражением, – с мальчиками я не встречаюсь.
Не нравилась Мэри и одежда Патрисии.
– Боже мой, будь эта юбка чуть короче, тебя бы арестовали за непристойное поведение! Где ты вообще взяла эту юбку?
Патрисия отвечала терпеливым тоном:
– В торговом центре «Йорктаун», мама. Мы купили ее вместе с тобой.
– Я не поняла, что она такая короткая. Думаю, тебе стоит носить подлиннее.
Патрисия закатила большие карие глаза.
– Подлиннее больше не шьют, мама. Это мода.
– Мода. Лучше молись, чтобы отец не увидел тебя в этом.
Патрисия чувствовала, что мать ее не понимает. И она была не одинока в этом, то же самое чувствовала большая часть девочек в школе.
– Матери, – сказала однажды одна ее подруга, – не любят, когда мы начинаем расти. Они привыкли обращаться с нами как с детьми. А теперь им приходится общаться с нами, как с молодыми женщинами. Они не знают, как к этому подступиться.
Патрисию это поразило. Она много об этом думала. В конце концов она решила, что подруга абсолютно права.
Годы спустя Патрисия сказала сестре Берк:
– Я думаю, что отношения с мамой на тот момент были скорее всего вполне нормальными. По крайней мере, казались нормальными на фоне того, что подруги рассказывали о своих матерях. А вообще они были так похожи, наши матери. Одна из нас начинает что-то рассказывать о своей матери, другие тут же кивают, типа, да, мы тоже через это прошли.
– Итак, вы считаете, – заметила сестра Берк, – что в этот момент ваша жизнь в значительной степени успокоилась?
– Точно.
Когда я стала уверена – я имею в виду, абсолютно уверена, – что история с Гасом завершилась, что с ней покончено, я решила полностью об этом забыть. Оглядываясь назад, я думаю, что на самом деле я себя на это запрограммировала. Всякий раз, когда у меня в голове всплывали мысли или воспоминание о том, что он сделал со мной, я начинала петь песню «Raindrops Keep Falling on My Head», ее исполнял Би Джей Томаса. Когда могла, я пела ее вслух – дома это сводило Майкла с ума. Когда вслух петь нельзя (в школе, например), я пела про себя. Это был такой трюк, он помог мне избавиться от Гаса Латини.
– Ты имеешь в виду, вытеснить его в подсознание, – поправила сестра Берк. – К сожалению, мы никогда не можем полностью избавиться от нежелательных мыслей и воспоминаний. Будь это возможно, не было бы нужды в таких людях, как я.
Маленькая монахиня-психолог улыбнулась одной из своих редких мимолетных улыбок:
– Я полагаю, ты думаешь: какое это было бы счастье!
Патрисия улыбнулась в ответ:
– Наконец вы в чем-то ошиблись, сестра.
Какими бы трудными ни были эти занятия, я действительно очень рада, что познакомилась с вами.
Она перестала улыбаться и смущенно отвернулась.
– Вы первый за долгое время человек из свободного мира, который в моей жизни что-то значит… – она сглотнула. – Я… я не уверена, что когда-нибудь пойму себя, но все, что я пойму, я пойму благодаря вам.
– Лишь отчасти, Триш, – сказала монахиня. – Тут мы в одной лодке. Я ничем не смогла бы тебе помочь, если бы ты не захотела, чтобы тебе помогли, и если бы ты не захотела помочь себе сама. Познавать себя, начать осознавать свои сильные и слабые стороны, напрямую устранять собственные недостатки – вот настоящая реабилитация.
Сестра Берк снова улыбнулась – дважды за одно занятие.
– Итак, на сегодня хватит взаимных похвал, давай вернемся к работе…
Теперь сестра Берк сместила фокус на то, чтобы узнать, как жизнь Патрисии снова пошла под откос – та самая жизнь, в которой больше не было домогательств Гаса Латини и которую Патрисия назвала «нормальной».
Психолог считала, что причиной мог быть кошмарный сон Патрисии, который, как они теперь выяснили, был о дяде Гасе, однако Патрисия думала, что он об отце.
– Твоя песня «Raindrops» явно тебе помогла, – сказала сестра Берк через пять или шесть месяцев после начала их сессий.
Было лето, и им разрешили гулять по территории, а не сидеть в маленькой комнате для свиданий.
– Фактически песня так хорошо помогла, что когда тебе приснилось, что к тебе домогаются в твоей собственной спальне, ты не знала, кто этот мужчина во сне. То, что с тобой сделал Гас, к тому времени было так глубоко похоронено в твоем подсознании, что растлителя во сне ты не узнала. Ты не смотрела на него, пока не проснулась и не увидела лицо отца. Крайне прискорбно, что ты также увидела пенис отца и он тебя коснулся. Все это соединилось и убедило тебя, что мужчиной во сне был отец. А поскольку мужчина во сне был связан с приставанием к тебе в прошлом, твой разум просто обвинил во всем отца.
– Но твой голос… – сказала снова сестра Берк.
– Он колебался. Ты сама сомневалась, хотя думала, что была уверена. Но когда я тем вечером возвращалась в Чикаго, меня осенило.
– Что именно?
– Когда ты проснулась и обнаружила, что рядом с тобой лежит отец, у него не было эрекции. Он пришел, чтобы тебя утешить. Как отец.
Так они вышли за пределы травмы.
– Давай поговорим, как действовала семья после того, как тебе приснился кошмар, – сказала сестра Берк. – Мать была против того, чтобы ты делила спальню с Майклом, но отец не видел в этом ничего плохого?
– Да. Позже я поняла, что папа разрешил мне только потому, что думал, что это ненадолго, он думал, что мне быстро надоест и я вернусь в свою комнату внизу. Он понятия не имел, насколько он тогда меня напугал или насколько я подозрительно относилась к малейшему его движению. Всякий раз, когда он был рядом, я за ним наблюдала, как ястреб, ища какой-нибудь неприметный знак, чтобы подкрепить свои подозрения о его нечистых намерениях относительно меня.
– Ты помнишь, чтобы в доме было напряжение?
Патрисия покачала головой.
– Думаю, только с моей стороны. Быть может, немного с маминой. Со стороны папы – нет. Майкла – никогда.
– Майкл совсем не обиделся, что ты вторглась в его личную жизнь?
– Нет. – Патрисия чуть заметно улыбнулась. – Время от времени он пытался, но тщетно.
Несмотря на улыбку, глаза у нее наполнились слезами.
– Майкл любил меня больше всех на свете…
Сестра Берк сидела тихо, давая Патрисии возможность прийти в себя. Патрисия впервые прямо упомянула свои отношения с Майклом. До этого она никогда ни слова не сказала о смерти брата или своих чувствах к нему.
– Когда мне было пятнадцать, – сказала она сестре Берк после того, как овладела собой, – а Майклу восемь, мы оба по-настоящему поняли, что значит быть братом и сестрой. Несмотря на то, что он был моложе на семь лет, в том году он помог мне пережить очень тяжелые времена.
– Хочешь мне об этом рассказать? – спросила сестра Берк.
– Ты готова поговорить о Майкле?
На лице у Патрисии было страдание, голос был надломлен:
– Думаю, я готова, как никогда …
«Избранница сына старше его в два раза и весит вдвое больше меня»
Говорят, что женщины, растящие сыновей в одиночку, становятся свекровями-мегерами, которые никому не готовы отдать свою «кровиночку». Сразу уточню – это не про меня. У меня всегда была насыщенная жизнь, центром которой я и не думала делать сына, пусть даже и очень любимого.
Мало того, я всегда знала, что стану хорошей свекровью, а не такой, как моя бывшая. «Вторая мама» делала все, чтобы развести меня с мужем, просто из личной неприязни. И хозяйка я была, по ее мнению, плохая, и мать никудышная, да еще и слишком красивая – такая точно загуляет. Загулял в итоге ее сын, но в этом тоже обвинили меня: плохо забочусь.
Мама или старшая сестричка?
Отец Макса не участвовал в моей жизни, а Максима раз в году поздравлял с днем рождения и переводил деньги на подарок.
От общих знакомых я слышала, что он еще два раза женился, и каждый раз мама была недовольна.
В общем, памятуя о свое опыте, я не хотела того же будущей избраннице сына. Всех его девушек встречала дружелюбно и быстро находила с ними общий язык. С некоторыми вообще становились подружками!
Я родила Макса в 20, плюс профессия фитнес-тренера обязывает хорошо выглядеть.
В свои 43, скажу без преувеличения, выгляжу на 35 максимум! Многие думают, что я старшая сестричка, а не мать!
Всегда считала, что это хороший пример для сына, и он будет ценить стройных, подтянутых, ухоженных девочек. Считается же, что мужчины часто выбирают женщин, похожих на их мать. Но с нынешней, язык не поворачивается назвать ее девушкой, мы похожи, разве что, возрастом.
Знакомься, это Вика
Макс у меня красавчик, с отличной фигурой, спортивный, стильный. Девушек у него всегда было много, но больше, чем полгода, ни с кем не встречался. То характер не тот, то хочет слишком много, то корыстная, то, как он говорил, химии нет, вроде хорошая девчонка, а внутри не екает.
Да я и сама видела – не горят у него глаза, когда приводит очередную подружку.
Переживать не переживала: пусть ищет настоящую любовь. И он нашел!
Что сын влюбился, я заметила сразу – все время торчит в телефоне и улыбается.
Или приходит с прогулки, напевает, шутит, смеется. Единственное, что смущало – на все вопросы отвечал как-то расплывчато. Ну да, гулял. Ну да, с девушкой. Какая разница, как зовут и чем занимается. Приведу, конечно, но как-нибудь в другой раз.
Я немного обижалась, Макс всегда мне доверял, а тут такое. Но не давила: захочет – познакомит. И вот однажды он сообщил, что приведет ее знакомиться. Краснея, предупредил, что она немного старше, но очень хорошая, нежная, заботливая, добрая, умная. Я человек широких взглядов: старше так старше. Да даже если ребенок есть, не очень страшно, если такая любовь. Но такого я не ожидала.
Свекровь больше любит внучку от дочери, чем ребенка своего сына
Жительница Новосибирской области на анонимных условиях рассказала о разном отношении свекрови.
..
15 марта 18:17
Сын, смущаясь, произнес: «Мама, это Вика». Вслед за ним в комнату вошла немолодая неряшливая тетка по габаритам больше меня в два раза, ужасно одетая, с непонятной прической.
Она, как ни в чем не бывало, пила чай, шутила, ела принесенный ею же торт и, кажется, умяла половину.
Стоит признать, что в общении Вика была вполне приятной: вежливой, остроумной. Но при этом она все равно была сорокалетней, почти в два раза старше моего сына, неухоженной теткой! Вес и странная одежда делали ее еще старше, и Макс выглядел как ее сын, причем сын, который явно пошел не в маму.
Я кое-как вытерпела ужасное чаепитие, а на вопрос Макса, как мне Вика, пробормотала что-то неразборчивое. Месяц я отходила, еще месяц надеялась, что это какое-то затмение, не запрещать – и само пройдет. А вчера Макс сообщил, что хочет жить с Викой вместе – в ее квартире.
Тут я не сдержалась и начала рыдать, что сын губит свою молодость с непонятной теткой, когда вокруг столько симпатичных ровесниц. Он предсказуемо обиделся и перестал со мной разговаривать. А я готова пойти к кому угодно – к гадалке, психологу, родителям этой самой Вики – лишь бы он пришел в себя.
вдвое больше, чем старое определение | Английский словарь для учащихся
1 adv Если что-то происходит дважды, это два действия или события одного вида.
Он навещал меня дважды этой осенью и часто звонил мне по телефону…, Тщательно чистите зубы и десны два раза в день…
2 adv Вы используете дважды в выражения, такие как два раза в день и два раза в неделю, чтобы указать, что два события или действия одного и того же типа происходят каждый день или неделю.
ADV a n
Я звонил два раза в день, оставляя сообщения его жене…
3 adv Если одна вещь, например, в два раза больше или старше другой, то первая вещь в два раза больше или старый как второй.
Люди иногда говорят, что одна вещь вдвое лучше или сложнее другой, когда хотят подчеркнуть, что первая вещь намного лучше или сложнее второй.
ADV as adj/adv
Цифра в семьдесят миллионов фунтов оказалась вдвое больше, чем ожидалось.
Twice также является предопределяющим фактором., predet
Безработица в Северной Ирландии вдвое превышает средний показатель по стране…
4 , или решить сделать это по-другому.
♦ дважды подумать фраза V инфлектирует
Ей лучше закрыть рот и с этого момента дважды подумать, прежде чем говорить глупости.
5
→
раз или два
→
один раз
→
вдвое больше
→
более
Перевод английского словаря Cobuild Collins  
Смотрите также:
дважды, раз или два, подумать дважды, дергаться
Collaborative Dictionary English Cobuild
| |||||||||||||||||||||||||||||
, Современное французское sûreté)», от securus (см. безопасный (прил.)).
Они были близки с детства!| Вы хотите отклонить эту запись: дайте нам свои комментарии (неправильный перевод/определение, повторяющиеся записи…) |
Чтобы добавлять слова в свой словарь, станьте участником сообщества Reverso или войдите в систему, если вы уже являетесь его участником. Это просто и занимает всего несколько секунд:
Или зарегистрируйтесь традиционным способом
ПОМОГИТЕ! Латойя в два раза старше, чем ее кузен был 3 года назад. Если сумма их возрастов сейчас равна 15, сколько лет каждому из них?
РЕШЕНИЕ: ПОМОГИТЕ! Латойя в два раза старше, чем ее кузен был 3 года назад. Если сумма их возрастов сейчас равна 15, сколько лет каждому из них? Алгебра ->
Настраиваемые средства решения задач Word
-> Возраст
-> РЕШЕНИЕ: ПОМОГИТЕ!
Латойя в два раза старше, чем ее кузен был 3 года назад.
Если сумма их возрастов сейчас равна 15, сколько лет каждому из них? Войти
|
|
Если сумма их возрастов сейчас равна 15, сколько лет каждому из них? 