о работе, семье и планах
Ханты-МансийскМарк, привет. Безгранично благодарна тебе за то, что сумел уделить время нашему проекту о путешествиях! Расскажи, что произошло раньше: твой первый профессиональный щелчок затвора фотокамеры или первое путешествие?
Привет. Я, на самом деле, телевизионный журналист. Уже 15 лет. А фотография – хобби, которое появилось попозже. Кстати, из-за моей профессиональной деятельности. В начале двухтысячных я много ездил по Чечне. А там тогда было довольно мрачно. Не город, а руины. И мне хотелось как-то это фиксировать для себя. Поэтому по моей просьбе мой приятель привез мне с ярмарки электроники в ОАЭ маленькую 2-мегапиксильную камеру «олимпус». Вот тогда и произошел первый щелчок затвора.
Остров Ольхон, Байкал.Признаюсь честно, не сумела сосчитать, сколько за твоими плечами стран. Наверное, проще сказать, где ты еще не побывал. Ты сам пытался произвести подсчет своих передвижений по миру? Есть приблизительные цифры?
Никогда не считал. Сначала казалось такими, простите за выражение, понтами. Потом стало по-спортивному азартно – «ездить и не считать», это такие понты еще более высокого порядка. Ну и, естественно, есть ощущение, что подсчитаешь, а их окажется не так уж и много. Так как стран, в которых не был, намного больше, чем тех, в которых был.
Рио-Лагартос, Юкатан, Мексика
В какое из посещенных мест тебе непременно хотелось бы вернуться вновь? Почему?
Таких мест полным полно. Люблю Юго-восточную Азию, готов туда возвращаться бесконечно. Очень люблю Тель-Авив. Там в воздухе – свобода, веселье и отвага, это притягивает необыкновенно. Атмосфера – вот причина. Мы всегда возвращаемся за ощущениями.
Есть на земле уголок, попасть в который на данный момент является целью или даже мечтой, пока не сбывшейся?
Мечты, пожалуй, нет. Есть цели. В будущем году из самого интересного – это Шпицберген, на котором мы попытаемся снять солнечное затмение из стратосферы. Есть еще идеи по Южной Америке и Центральной Африке.
Гималаи, Непал.Многие люди мечтают о такой работе, как у тебя. Казалось бы, путешествуй себе, фотографируй, потом пиши передачи. Но на деле, все не так просто и безоблачно, как может показаться. Поэтому, расскажи про трудности и недостатки твоей деятельности.
Как и в любой другой работе, есть плюсы и есть минусы. Но что я буду про это рассказывать. Пусть все и дальше думают, что это работа мечты. В целом, меня такое положение вещей устраивает, хотя, должен сказать, особенно радостные персонажи иногда раздражают.
Пустыня Гуахира, КолумбияКак семья относится к твоей работе? Дочка уже испытала на себе все прелести путешествий?
Немного скучать иногда друг по другу – полезно. Так что с пониманием относится. Дочка гордится, радуется, когда я ей приветы в программах передаю.
Южное побережье Шри-ЛанкиМарк, за все время твоих исследований планеты, испытывал ли ты чувство сильного страха? Были такие ситуации?
Да постоянно. Я вот высоты боюсь, например. И все время придумываю себе что-нибудь, чтобы с этим страхом побороться. То на мачту залезу, то с 40-метровой горы на веревке спущусь. Бороться со страхами – это важно.
Какое самое неожиданное открытие ты сделал для себя, путешествуя по миру?
Сколько у людей общего, учитывая насколько они разные. И еще: есть очень много такого, что мы объяснить не в состоянии.
Монастырь Шаолинь, провинция Хэнань, КитайМарк, наши читатели были бы признательны тебе за несколько советов по travel-фотографии. Есть какие-то лично твои профессиональные фишки?
Снимайте побольше и будет нам всем счастье.
Насколько мне известно, сравнительно недавно у тебя появился новый проект «Отдел кадров. Фотошкола Марка Подрабинека». Как успехи? Какие планы в рамках этого проекта?
Ага, это моя жена название придумала. Все никак не нарадуюсь. Она вообще у меня большая умница. Некоторое время назад сочинила мне слоган для «За кадром». Звучит как «Сниму и покажу». Но руководство «Моей планеты» пока не решается. Мы все-таки семейный канал. А по «Отделу кадров» пока вроде успешно. Мы, правда, не очень вовремя начали, сейчас для старта бизнеса не самое лучшее время. А я хочу построить из этой затеи по-настоящему большое дело. С другой стороны, конкуренция в ближайшее время вырастет. Везде, на рынке всевозможных курсов и школ – в том числе. Люди будут тянуться к тому, что им реально нужно. А меня и моих товарищей по школе это вполне устраивает. В ближайших планах – базовые курсы по фотографии и фототур в Таиланд на фестиваль магической татуировки Сак янт.
Провинция Шонла, ВьетнамМарк, спасибо тебе за интервью! Напоследок, наш традиционный вопрос. Что ты можешь посоветовать или пожелать тем, кто планирует отправиться в путешествие?
Смотрите по сторонам, ловите моменты, жмите на спуск и наслаждайтесь жизнью. А, и перед путешествием заглядывайте ко мне в школу. Извините, я в этом деле недавно, не мог не сказать.
Путешествие по Сене: эксклюзивные фото
07 июня 2010 19:53
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Марк Подрабинек
Автор и ведущий телеканала «Моя планета» Марк Подрабинек вернулся из путешествия по реке Сена (Франция). Фильм «Максимальное приближение. Секреты нормандской кухни» смотрите в июле на телеканале «Моя Планета». Вести.Ru публикуют некоторые фотографии, сделанные Марком во время путешествия.
Автор и ведущий телеканала «Моя планета» Марк Подрабинек вернулся из путешествия по реке Сена (Франция). Прошел более 200 км по реке от Парижа до Ла-Манша, посетил все портовые города Нормандии, попробовал все блюда национальной кухни.
Фильм «Максимальное приближение. Секреты нормандской кухни» смотрите в июле на телеканале «Моя Планета».
Вести.Ru публикуют некоторые фотографии, сделанные Марком во время путешествия.
Фотографировать Сену в Париже — благодарное занятие. Сотни точек съемки обеспечивают многочисленные мосты, которые, помимо того, что с них удобно фотографировать, и сами выглядят очень красиво.
Ночная Сена выглядит совершенно иначе. Все эти средневековые дворцы вкупе с почти праздничной иллюминацией, отражения на воде превращают картинку в абсолютно сказочную.
Десятки снующих во все стороны корабликов придают Сене вид «игрушечной» реки.
Онфлер, самый близкий к Ла Маншу и самый красивый город в Нормандии.
общество новости
ДИСИДЕНТ С ШИКАРНОСТЬЮ – Chicago Tribune
МОСКВА — Когда Александру Подрабинеку было 13 лет, отец взял его на акцию протеста в защиту прав человека. Они прибыли не в то время и пропустили важное событие, но мальчик, пусть и неуверенно, приступил к тому, что должно было стать делом всей его жизни.
В течение десяти лет он стал самым молодым лидером советского диссидентского движения, работая вместе с Андреем Сахаровым и другими смелыми активистами, чтобы привлечь внимание внешнего мира к бедственному положению тысяч угнетенных неизвестных.
Реклама
В 23 года он заслужил широкую известность, собрав доказательства того, что политзаключенные, запертые в советских психиатрических больницах, подвергались как физическим, так и психическим пыткам. Он собрал материал в книгу, которая была контрабандой доставлена на Запад в 1977 году и опубликована Amnesty International под названием «Карательная медицина».
В следующем году Подрабинека арестовали и осудили за клевету на Советский Союз. Его приговорили к заключению и отправили в одно из самых холодных мест в мире — Оймяканский район Якутии. Когда он продолжал протестовать против политики Кремля, включая вторжение в Афганистан, его снова привлекли к суду и на этот раз посадили в лагерь.
Реклама
Сегодня, после краха коммунизма и распада Советского Союза, подобные истории могут кому-то показаться древней историей. Россия изо всех сил пытается удержаться вместе, создавая новые политические и экономические системы, а проблемы с правами человека отошли на второй план.
Большинство участников правозащитного движения в советское время переехали на Запад или занялись другими делами, включая собственную политическую карьеру. Но Александр Подрабинек, которому скоро исполнится 40, остается верным делу.
«Сегодня Россия пытается стать демократической страной, но как может быть настоящая демократия, если не уважаются права человека?» — пояснил Подрабинек. «Проблемы с правами человека сегодня другие, но они все еще существуют, и их необходимо решать, если мы не хотим вернуться к ошибкам прошлого».
Подрабинек, который когда-то работал врачом скорой помощи, основал еженедельную газету «Экспресс-хроника», которая тщательно отслеживает нарушения прав человека на территории бывшей советской империи. Особое внимание уделяется тем областям, где меньшинства уязвимы для жестокого обращения или где уже бушует межэтническое насилие.
Главные истории, конечно же, подробно освещены. Зверства, совершенные обеими сторонами в гражданской войне Абхазии против Грузии, например, или утверждения о том, что российские солдаты убивали мирных жителей ингушей-мусульман в Северо-Кавказском регионе.
Газета Подрабинека также уделяет внимание гораздо менее драматическим событиям, которые в противном случае могли бы остаться незамеченными. В Узбекистане арестован активист, в Молдове избит журналист, в Азербайджане убит чиновник, борющийся с преступностью, — обо всем этом сообщает «Экспресс-хроника». Газета стала жизненно важным источником новостей для активистов в нашей стране и за рубежом.
«Он сообщает всем, что происходит на местах, и он единственный, кто делает это в таких масштабах», — сказала Памела Коэн, сопредседатель Чикагского движения за советское еврейство в Хайленд-парке. Каждую неделю Коэн получает один из нескольких сотен экземпляров газеты, опубликованной на английском языке. Другой отправляется к изгнанному русскому писателю Александру Солженицыну в Вермонт.
Подрабинек «один из немногих, кто понимает важность прав человека сегодня», — сказал Коэн, который также является национальным президентом Союза советов советских евреев. «Он понимает важную связь между демократией и правами человека».
Advertisement
В полиэтничной России и других бывших республиках, где этническая ненависть и антисемитизм были историческими проблемами, «Еврейское движение и движение за права человека стали одним целым», — сказал Коэн. «Широкая политика в области прав человека — лучшая гарантия для евреев и других меньшинств. Всем этим группам необходимо найти общий язык, и «Экспресс-хроника» помогает создать этот язык».
Бумага производится в переполненном подвальном помещении здания, используемого женщинами-строителями в качестве общежития. На стене у своего стола Подрабинек держит фотографию Василя Стуса, украинского правозащитника, погибшего в лагере для военнопленных в 1919 году.85 в 47.
«Были времена, когда я думал, что никогда не выберусь из лагеря живым», — сказал Подрабинек. «Однажды меня четыре месяца держали в специальной холодной камере, практически голой, и получая каждый день лишь немного хлеба».
Когда его вывели из карцера, он весил меньше 100 фунтов, вспоминает Подрабинек. «Я был просто костями, близок к смерти», — сказал он. «У меня тоже в лагере туберкулез заболел, и у меня до сих пор легкий случай».
Несмотря на все это, Подрабинек сохранил щегольство, которое отличало его от других диссидентских лидеров конца XIX века. 70-е годы. Даже в те последние, отчаянные месяцы, когда он знал, что его скоро арестуют, способность веселиться не покидала его.
Однажды агенты секретных служб, назначенные следить за ним, не позволили ему покататься на беговых лыжах. Он накатал письмо Юрию Андропову, тогдашнему главе КГБ, с требованием предоставить агентам собственные лыжи. Таким образом, он мог продолжить свой отдых, а агенты могли хорошо потренироваться.
Реклама
Подрабинек родился в Москве, вырос в соседнем промышленном городе Электросталь. Его мать умерла от рака, когда он был молод, и его и его старшего брата Кирилла воспитывал их отец Пинхас.
Диссидентские настроения у двух мальчиков впервые проявились дома. Их дед, старый большевик, погиб во время сталинских чисток, а отец провел несколько месяцев в тюрьме в 1939 году, прежде чем его освободили и разрешили вернуться в медицинский институт.
«Мой отец понимал, что на самом деле означают коммунизм и советская власть, — объяснил однажды Подрабинек. «Он передал это мне и моему брату».
Первая публичная акция протеста семьи произошла в 1966 году и закончилась своего рода фиаско. Из передачи «Голоса Америки» они узнали, что на Пушкинской площади в Москве пройдет демонстрация в защиту прав человека.
Акция протеста была назначена на 18:00. но по причинам, которые Подрабинек не может вспомнить, семья решила, что все начнется в полдень. Неудивительно, что они оказались одни под нависшей статуей Александра Пушкина, почитаемого как величайший русский поэт.
«Мы были так наивны, что думали, что приедем только мы», — вспоминал он. «Мы положили цветы на землю, сняли шляпы и несколько минут соблюдали молчание. Мы ожидали, что нас немедленно арестуют, но нас даже не заметили».
Объявление
`Я должен увидеть Старчика!’
В 18 лет Подрабинек начал собирать информацию о злоупотреблении психиатрическими препаратами. Он только начал изучать медицину, когда прочитал статью на эту тему в «Хронике текущих событий», подпольном журнале, который стал библией осажденного движения за права человека.
«Статья произвела на меня большое впечатление, потому что это злоупотребление имело место в выбранной мной профессии», — сказал Подрабинек. «Я решил, что должен расследовать это».
Он продолжил свое пятилетнее расследование со своей обычной безрассудностью. Одетый в форму врача, он однажды заговорил о своем пути в психиатрическую лечебницу, где был заключен музыкант-диссидент Петр Старчик за сочинение и исполнение песен протеста.
«Я сказала медсестрам: «Откройте дверь. Мне надо к Старчику!» — вспоминал Подрабинек. Но как только он получил доступ к заключенному, он был так рад его видеть, что сделал оплошность, пожав Старчику руку, и был быстро выслан из больницы.
Подрабинек называет свое изгнание и заключение «честью» и «наградой», дарованной тираническим режимом за его добродетельное поведение. Помимо этого, однако, трудно заставить его говорить о днях, проведенных в заточении.
Advertisement
«Люди, которые сидели, — сказал он, используя разговорный термин, обозначающий отбывание срока в тюрьме, — делятся на две категории. Они либо все время рассказывают о своем опыте, либо не хотят говорить о это вообще. Я во второй категории «.
Больше воли, чем денег
Находясь в изгнании, он женился на своей жене Але, которая также была вовлечена в диссидентскую деятельность. Она поехала на восток, чтобы быть с ним, и их первый сын Марк родился как раз перед тем, как Подрабинека отправили в лагерь.
Ссылка не помешала Подрабинеку заниматься политической деятельностью. После советского вторжения в Афганистан он направил обращение в Сенат США с призывом не ратифицировать недавно подписанное соглашение об оружии ОСВ-2. Вновь обвиненный в антисоветской клевете, он был приговорен к трем с половиной годам заключения в якутском лагере.
После освобождения из лагеря в начале 1984 года у Подрабинеков появилось еще двое детей. До прошлого года семье не разрешали жить в Москве.
Основанная в 1987 году, «Экспресс-хроника» сначала представляла собой просто машинописную рукопись, похожую на самиздатовские издания брежневских диссидентов. В прошлом году, после того как Национальный фонд за демократию предоставил трехлетний грант в размере 35 000 долларов в год, были закуплены компьютеры, и «Экспресс-хроника» приобрела свой нынешний шестистраничный широкоформатный вид.
Реклама
«Наша цель не в деньгах, а в том, чтобы остаться в живых», — сказал Подрабинек. «Я не знаю, как мы будем продолжать, когда он закончится. Мы найдем способ, потому что наша работа очень важна. Мы должны продолжать, насколько это возможно».
советских психотюрьм, Харви Файрсайд; «Институт дураков» Виктора Некипелова; Карательная медицина, Александр Подрабинек
Советская психиатрия
Советские психотюрьмы.
Харви Файрсайд.
Нортон. 201 стр. 12,95 долл. США.
Институт Дураков.
Виктор Некипелев.
Отредактировали и перевели Марко Каринник и Марта Хорбан. Фаррар, Штраус и Жиру. 292 стр. 15 долларов США.
Карательная медицина.
Александра Подрабинека.
Перевод Александра Лермана. Карома. 223 стр. 12,95 долл. США.
Леонид Плющ, математик из Киева, активный деятель советского правозащитного движения, почти четыре года провел в психиатрических больницах. Он описал свое лечение в своих мемуарах,
Транквилизаторы и ежедневные зрелища отупили меня интеллектуально, морально и эмоционально. Лечение и правила. . . были предназначены для того, чтобы сразу же сломить заключенного и подавить его волю к борьбе. . . . Хотя я пытался выплюнуть наркотики, когда мог, они убивали мое желание читать или думать, а политика вызывала у меня отвращение. Память у меня ускользала, а речь становилась отрывистой и отрывистой. Появились аутизм и мизантропия, и я целыми днями лежала на кровати и пыталась уснуть. Оставались только мысли о курении и подкупе санитаров за лишний поход в уборную. Я боялся даже свиданий, которых так отчаянно желал, потому что боялся, что [жена] Таня может заговорить о новых арестах, и не хотел, чтобы она видела мою апатию и сонливость или отечную припухлость и судороги, которые вызывали наркотики. . Визиты детей были особенно болезненными. Пришлось выдавить из себя улыбку и попытаться пошутить.
Я все больше боялся, что мое ухудшение необратимо и что я могу помочь своим мучителям, сойдя с ума. Отчаяние при мысли о том, что этому аду может не быть конца, приводило многих здоровых пациентов к мысли о самоубийстве. Я тоже терял волю к жизни. Я держал себя в руках только тем, что повторял снова и снова: я не должен озлобиться, я не должен забывать, я не должен сдаваться!
Плющ попал в число счастливчиков. В январе 1976 года власти посадили его с матерью, женой и двумя детьми в поезд и отправили в Вену. Там врачи обнаружили в его крови следы наркотиков, которыми его пытали.
Плющ был не одинокой жертвой. Политических нонконформистов в СССР помещали в психиатрические больницы со времен Сталина. Но в те годы, как мы теперь знаем из выживших заключенных, больницы рассматривались как гуманная альтернатива исправительно-трудовым лагерям и тюрьмам, пожиравшим миллионы.
Ситуация ухудшилась при Хрущеве. В своей часто цитируемой речи в конце 1950-х годов Хрущев заявил, что в СССР больше нет политических заключенных. Следуя его примеру, функционеры режима сочли удобным характеризовать инакомыслие как психиатрическую проблему, тем самым отрицая любую социальную или политическую основу для недовольства властью. «Правда » объяснила обоснование этой политики 24 мая 1959 г.:
Преступление – это отклонение от общепризнанной нормы поведения, часто вызванное психическим расстройством. Могут ли быть болезни, нервные расстройства у некоторых людей в коммунистическом обществе [будущего]? Видно может быть. Если это так, то будут и проступки, свойственные людям с ненормальным сознанием. . . . Тем, кто может начать призывать к оппозиции коммунизму на этом «основании», мы можем сказать, что и теперь есть люди, борющиеся против коммунизма.
. . но ясно, что психическое состояние таких людей не является нормальным.
С тех пор группа врачей режима во главе с академиком Андреем Снежневским разработала сложную теорию шизофрении. Как разъясняет Александр Подрабинек в своей книге « Карательная медицина », «в советской психиатрической практике основным критерием психиатрической патологии является отсутствие социальной адаптации». Именно из-за своей неспособности адекватно приспособиться к жизни страны диссиденты протестуют против закрытых судебных процессов, условий трудовых лагерей, цензуры, обращения с национальностями, антисемитизма — всего спектра злоупотреблений, лежащих в основе политики режима.
Советские психиатры придумывают полезные диагнозы для диссидентов. У Майкла Кукобаки, по их словам, была «мания переустройства общества»; У Виктора Файнберга были «шизоразногласия» и «мания реформ». Наталья Горбаневская, основавшая неофициальную «Хронику текущих событий » , а затем участвовавшая в демонстрации на Красной площади против вторжения в Чехословакию, почти два года провела в психиатрических больницах. На суде в 1970 году, на который ее не пустили, психиатр Даниил Лунц объяснил свой диагноз «вялотекущей шизофренией». Как он сообщил суду, состояние Горбаневской «не характеризовалось грубыми, четко выраженными психотическими явлениями типа бреда, галлюцинаций и т. п. Болезнь протекает без ущерба для трудоспособности, прежнего интеллектуального уровня и способностей».
_____________
В книге «Советские психотюрьмы » Харви Файрсайд дает полезный отчет о борьбе диссидентов за разоблачение психиатрического насилия и позор для режима. Его главы «Пациенты», «Врачи» и «Сопротивляющиеся» особенно подходят для читателей, мало знакомых с советским инакомыслием. Неповиновение таких активистов, как Владимир Буковский, Семен Глузман и Александр Подрабинек, во многом подорвало всемогущество правительства.
Буковский собрал официальные диагнозы и отправил их на Запад, надеясь, что тамошние психиатры оценят их и осудят режим. Глузман был молодым киевским психиатром, предложившим помощь Буковскому, а также написавшим контр-диагноз генералу Петру Григоренко (отправленному в сумасшедший дом за свои взгляды) и распространившему его в самиздат . Глузман был арестован и только что отбыл семилетний срок в трудовом лагере.
История Подрабинека самая удивительная из всех. Молодой фельдшер в Москве, он взял на себя ответственность посещать психиатрические больницы и расспрашивать о находящихся в заключении диссидентах. Как объясняет Файрсайд, Подрабинека «побудил опыт работы в московских машинах скорой помощи, тайно доставляющих инакомыслящих в больницы».
Fireside хорошо описывает их деятельность. Он также собрал важный первичный материал. Эти документы, в том числе Руководство по психиатрии для диссидентов , которое Буковский и Глузман написали в трудовом лагере, найти непросто, и Fireside оказала услугу, сделав их доступными.
_____________
Виктор Некипелев стал активным участником правозащитного движения в начале 1970-х годов. Фармацевт по профессии, он также писал стихи. После серии обысков у него дома и в офисе Некипелев был арестован в 1973 году, затем доставлен в Институт судебной психиатрии имени Сербского в Москве, где пробыл два месяца. В то время на Западе поднялся значительный шум по поводу злоупотребления советской психиатрией, и врачи, всегда чувствительные к огласке, объявили его ответственным за свои действия. По обвинению в распространении «антисоветской литературы», в том числе копий собственных стихов, Некипелев был осужден и провел два года в исправительно-трудовых колониях.
Институт дураков , в отличие от двух других обсуждаемых книг, не содержит исторического или медицинского анализа психиатрического насилия. Основанная на дневнике Некипелева о его пребывании в Сербском, книга представляет собой серию характерных этюдов и виньеток. Его портреты врачей и пациентов добавляют человеческое измерение к нашему пониманию их ситуации. Врачи кажутся скучающими и равнодушными к своей работе. Осужденные преступники симулируют психическое заболевание, чтобы их признали невменяемыми. (Они ошибочно полагают, что в психиатрических тюрьмах предложат более легкие схемы лечения.) Пациенты получают большие дозы транквилизаторов без надлежащего медицинского наблюдения. Люмбальная пункция является распространенной диагностической процедурой.
Некипелев отказался сотрудничать с врачами, зная, что его поведение не имеет никакого отношения к их диагнозу. Когда с ним заговорил небезызвестный доктор Лунц, Некипелев оборвал его. «Когда я смотрю на вас, — сказал он Лунцу, — я вижу детей Леонида Плюща».
После двух лет лагеря Некипелев вернулся в борьбу. Он стал членом Московской Хельсинкской группы и особенно активно защищал диссидентов в психиатрических больницах. Его призывы, некоторые из которых получили широкое распространение в самиздат — приложение к настоящему тому. Некипелев подготовил в этот период институт дураков и тоже подал заявление на эмиграцию. Но он попал в ловушку недавнего подавления инакомыслия и был арестован в декабре 1979 года. Суд над ним в июне этого года закончился предсказуемо: Некипелев получил семь лет лишения свободы плюс пять лет «внутренней ссылки».
_____________
История Карательная медицина соперничает с самой книгой. Александр Подрабинек начал собирать материал в 1973. Он спокойно работал сам по себе. Только в ноябре 1976 года, когда он впервые попал в психиатрическую больницу, он стал заметной фигурой. К январю он помог организовать Рабочую комиссию по расследованию использования психиатрии в политических целях, орган при Московской Хельсинкской группе. Его члены переняли прямолинейный стиль Подрабинека. Они посещали больницы, представлялись членами Рабочей комиссии и расспрашивали об отдельных заключенных. Они написали обращения на групповых бланках врачам больниц, предупредив их о своей обеспокоенности. Иногда врачи думали, что представляют официальную организацию, и спешно отпускали пациентов. Используя Хельсинкские соглашения, Подрабинек и его коллеги смогли организовать массовое сопротивление «полицейским в белых халатах».
В марте 1977 года КГБ провел обыск в квартире Подрабинека. Была изъята рукопись Карательная медицина , а также его досье на более чем двести политических заключенных психиатрических больниц. Тем не менее Подрабинек продолжал свою работу. Он снова составил свою рукопись и успел отправить ее на Запад до того, как его самого арестовали в мае 1978 года. Подрабинек сделал больше, чем собрал неофициальные доказательства нечестного диагноза и лечения. В самых сложных обстоятельствах он собрал воедино юридический, медицинский и исторический анализ практики, предоставив новые и полезные подробности того, как власти осуществляют принудительное заключение.
Исследования Подрабинека, усилия Буковского и Глузмана, показания Виктора Некипелева неопровержимо свидетельствуют о жестоком и циничном использовании психиатрии советскими властями. Все диссиденты понимают коварство заключения в больницах. Как замечает Подрабинек: «Вы не можете защитить себя, потому что вас признали сумасшедшим; вы не можете подать официальный протест властям, потому что вас не арестовывали; вы не можете подать апелляцию, потому что вам не вынесли приговор».
На суде в августе 1978 года, после трех месяцев заключения, Подрабинека обвинили в «антисоветской клевете».