Территория красноярского края больше саудовской аравии: Правда ли, что Красноярский край по территории больше Саудовской Аравии?

alexxlabОставить комментарий на Территория красноярского края больше саудовской аравии: Правда ли, что Красноярский край по территории больше Саудовской Аравии?Разное

Способна ли Россия возводить новые мегаполисы

Владимир Емельяненко ,

Елена Новоселова

Тренд на «человейники»

По числу солнечных дней Минусинская долина превосходит Крым. Но не в погоде же все дело. Каким должен быть этот новый город мечты, чтобы люди захотели там жить?

Юрий Крупнов, председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития, Москва: Проблема в том, что выросло поколение политиков, неспособных мыслить городами, хотя градостроительство — не обуза, а странообразующая отрасль. Мы перестали строить города к середине 1960-х. Мало кто помнит, что за пятнадцать послевоенных лет на Дальнем Востоке СССР построил 52 города. Потом резкий спад. Исключение — Набережные Челны и Тольятти. С их сооружением в стране остановилось созидание городов как принцип.

Город Брежнев (ныне Набережные Челны). Вид сверху на Автозаводской район города. 1987 год. Фото: Медведев Михаил/Фотохроника ТАСС

Можно упомянуть новую столицу Ингушетии Магас, но он был построен как продолжение Назрани…

Михаил Щукин, писатель, Новосибирск: Чтобы люди захотели переехать, город должен быть новым. Но не в смысле зданий или благоустроенности, а по образу отношений. Когда обсуждают проблему незаселенности Сибири, обычно сначала вспоминают, что это кладовая России с запасами «мягкой рухляди», каменного угля, газа… Но в идее, которую озвучил Сергей Шойгу, заключена более глубокая, чем экономика, мысль. Есть прекрасный пример — Новосибирский академгородок, который возник посреди соснового бора. Здесь не только построили институты, но создали неповторимый стиль жизни, особую атмосферу вольности, таланта, поиска. Мне кажется, что и в строительство новых городов должен быть привнесен особый смысл человеческого общежития, которое стало очень трудно вести в современных условиях.

Здание Правительства Республики Ингушетия в городе Магас. 2017 год. Фото: Михаил Воскресенский / РИА Новости

Ольга Воробьева, главный научный сотрудник Института демографических исследований РАН, Москва: Мировой опыт показывает, что с нуля успешны города, куда сначала приходят экспортно-ориентированные наукоемкие технологи и компании-гиганты, а прицепом за ними идет индустрия недвижимости и банки, а не наоборот, как у нас. Наш человек не против разумного комфорта, но не он определяет качество и смысл жизни, их определяют занятость и доступ к ней. Они — в городах-мегаполисах. Требуется переустройство пространственного мышления элит, стремление к равномерной занятости. И тогда мобильность населения может стать не вынужденной, как сегодня — в поисках работы, а естественной.

Макет города на I международном форуме «Среда для жизни: новые стандарты» в Иннополисе. Фото: РИА Новости

Михаил Щукин: Я разговорился в новом Сочи с таксистом. Оказалось, он сварщик из Челябинска. Утверждает, что его земляков среди сочинских «водил» больше половины. Такие мегаполисы, как пылесосы, высасывают с великих наших пространств человеческие ресурсы. Опустошают страну. Стоит свернуть с благоустроенной федеральной трассы — везде необихоженная пустая земля. Я не экономист и не аналитик, мыслю образами и деталями. Так вот картина: мимо брошенных деревушек подъезжаешь к славному городу Тюмени и вдруг видишь этот огромный лес высоток! Может, не нужно в эти «человейники» впихивать народ, который проживает на необъятных сибирских пространствах? Малые поселения более живучи, да и жить там безопасней. Тут нужно подумать, что мы собираемся строить: только город или еще и жизнь?

Леонид Бляхер, заведующий кафедрой философии и культурологии Тихоокеанского государственного университета, Хабаровск: Мы исследовали огромную опустевшую территорию по реке Лена. Ни власть, ни статистика эти пространства просто не видит. Нет дорог, нет мобильной связи, единственный транспорт — это река. И оказалось, что там много неместных людей. Некоторые строят себе усадьбы, которые недешево им обходятся — надо по воде или по зимнику завозить продукты и строительные материалы. Эти люди юридически и экономически остаются в городах, но живут в другом месте, потому что города теряют свою главную функцию: обеспечивать связи и доверие. В этих новых поселениях завязываются дружбы, которые уже почти невозможны в мегаполисах — они не выдерживают конкурентной среды. В глушь, чтобы дружить и жить, а в города — работать «вахтой». Это такое отходничество наоборот. Речь идет, конечно, не о персонах первого ранга. Если, скажем, Дерипаска уезжает в пустоту, это не он спрятался, а глушь стала знаменитой. Чем крупнее город, тем более некомфортно становится в нем жить. И пандемия с самоизоляцией это еще раз доказала. С дистанционкой неожиданно всплывшая идея мировой деревни, информационного коттеджа.

Хабаровск. Мост через Амур. 2018 год. Фото: Дмитрий Моргулис/ТАСС

Не хочется все время оглядываться назад, но вспоминаются веселые и молодые поезда, которые с комсомольскими песнями ехали на БАМ. А кто будет строить «Русский ковчег»?

Ольга Воробьева: Как СССР, когда Комсомольск-на-Амуре, Академгородок в Новосибирске или БАМ строили и обживали пассионарии, не получится. СССР за тридцать лет сооружения городов вырос на 30 миллионов человек. А Россия за тридцать последних лет уменьшилась на 30 миллионов. Ресурс пассионариев есть, но он не возместит отток населения с Дальнего Востока «на материк». Остаются мигранты. Большой, если не больной вопрос. Даже в мигрантоемких странах — Таджикистане, Узбекистане, Киргизии — новую жизнь и дороги строят … китайцы. Соседи Сибири. Китай имеет опыт инвестирования, сооружения и заселения новых городов по миру.

В «человейниках» не будет больших семей с детьми. Это не дома для жизни, это капсулы для ночевки. Фото: metamorworks / iStock

«Народишко — дрянь: бедняков совсем нет»

Логичен вопрос, кем будем заселять новые города? Откуда возьмем людей? Как их заинтересовать?

Ольга Воробьева: С точки зрения национальной безопасности, появление новых городов в Сибири оправдано. Гигантские земли за Уралом обезлюжены. Москва видит эту проблему, обозначенную еще царями и Сталиным. Да, проектом строительства новых городов два года занимались в федеральном правительстве и регионах. Да, еще в 2019 году на Петербургском экономическом форуме президент Путин поручил правительству и РАН проработать вопрос использования Минусинской долины. Есть план, пока похожий на идею. А идея без тщательной проработки — утопия.

С точки зрения национальной безопасности появление новых городов в Сибири оправданно. Гигантские земли за Уралом обезлюжены

Михаил Щукин: Думаю, народ для новых городов найдется. Тысячи наших соотечественников остаются за рубежом. Если мы позовем: «Ребята, давайте на новое место — строить новую жизнь!», — люди откликнутся. Кстати, откликнутся и те, кто живет в переполненных человейниках. Но чтобы услышали, нужна своего рода пропагандистская компания… Уже слышу свист банных шаек, которыми в меня будет кидаться передовая общественность, но, убежден, что именно это и стоит делать. У меня на полке стоит замечательная книга, которая называется «Азиатская Россия», год издания 1914. Том с тиснением в прекрасной обложке. А кто издатель? Переселенческое управление. То самое, которое в период Столыпинской реформы занималось переселением в Сибирь. И эта книга не единственная. Необходим некий медиапроект. И мое глубокое убеждение, что этим должны заниматься те, кто живет в Сибири. Ничего не получится, если в это впрягутся люди, для которых российская биография завершается за пределами МКАД.

Портовый город Дудинка — это крупнейший в Сибири и самый северный международный морской порт в России. Фото: Владимир Астапкович/РИА Новости

В дореволюционной России была мощная издательская программа, агитирующая за переселение, от маленьких брошюрок для переселенцев про то, куда они должны обратиться, до солидных научных трудов. Но ведь только этим не обойдешься?

Михаил Щукин: Но, послушайте, Новониколаевск, будущий славный город Новосибирск, не предусматривался как город. Здесь строили поселок, который должен был обслуживать только депо и мост. Но на голое место, еще ничем не занятое, первыми устремились купцы из богатого села Колывань, поставили магазины. Почему пришли? Здесь была свобода, не было связывающих отношений. То же самое произойдет и на новом месте, где нет еще своих элит, которые все уже поделили и распределили. Здесь должна начаться новая жизнь по новым правилам. Это важно и привлекательно.

Бугринский мост в Новосибирске. Фото: Кирилл Кухмарь/ТАСС

Леонид Бляхер: Уверен, какие-то обещанные льготы решают далеко не все. В истории есть такой пример. После введения льгот в 1861 году еще 20 лет желающих переселиться в Приамурье почти не было. Пока не наладили регулярное сообщение из Одесского порта сначала в Николаевск-на-Амуре, а потом и во Владивосток. Мало того, важно было и то, что власти в тех местах практически не было: большая часть войск Приамурского военного округа, большая часть полицейских числилось только на бумаге. Не было ни чиновников, ни землемеров — главных выразителей власти на краю империи. А крестьяне прибывали. Включилась самоорганизация, предприимчивость. И льготы были фантастические. Что там «дальневосточный гектар», давали сто девять гектаров на одну семью (сто десятин). 20-летнее освобождение от налогов и освобождение от двадцати рекрутских наборов. Возникло супер-богатое крестьянство.

И льготы были фантастические. Что там «дальневосточный гектар», давали сто девять гектаров на одну семью. 20-летнее освобождение от налогов и освобождение от двадцати рекрутских наборов

Один из первых советских руководителей Дальнего Востока господин Гамарник писал возмущенное письмо в ЦК, мол, народишко здесь дрянь, опереться не на кого, бедняков совсем нет.

Здесь был самый высокий по стране процент иностранцев. Причем большая часть из них пыталась попасть в статус крестьян, потому что все эти льготы распространялись только на них.

Николаевск-на-Амуре. Причалы морского порта. 1975 год. Фото: Муравин Юрий/Фотохроника ТАСС

Все в сад и на дачу!

Ольга Воробьева: Мы строим много, но народ метко называет пустующие, якобы элитные высотки, «Припятями». С этим не поспоришь: декларируемые 20 квадратных метров на человека — это не для России, обладающей огромными пространствами. В «человейниках» не будет больших семей с детьми. Это не дома для жизни, это капсулы для ночёвки. Если так застраивать и новые города, то проект точно станет утопией. Тем более, города Сибири не перенаселены. Может, параллельно в них и селах рядом надо создать такие условия, чтобы туда люди потянулись?

Есть интересный опыт Японии, которая тоже перезапускает свои города и изучает опыт русских дач…

Константин Малофеев, заместитель главы Всемирного русского народного собора: 70 лет назад, выбираясь из Великой депрессии, США провозгласили «беби-бум». Там в 40-60-е годы шло переселение людей из городских квартир в частные загородные дома. Это была одна из составляющих роста рождаемости: собственнику, у которого есть дом и сад, не до революций, он трудился и рожал под аккомпанемент всеобщей автомобилизации страны. По тому же пути пошли программа пригородного строительства «Китайская мечта», рассчитанная до 2050 года, и программа королевства Саудовской Аравии NEOM. Шейхи строят малоэтажный аналог Кремниевой долины для многодетных семей, вложив в него свыше 500 миллиардов долларов и считая, что это дает шанс слезть с «нефтяной иглы».

Но ведь устойчивый демографический рост невозможно обеспечить только переселением в комфортные усадьбы-пригороды?

Константин Малофеев: Конечно, надо не механически перенимать чужой опыт, а, развивая новую русскую усадьбу, культивировать традиционные семейные ценности. Но не камлать о них, а поучиться у Израиля, где у обывателя глубоко в сознании: «Быть не то что холостым, однодетным неприлично». Там такими категориями мыслит и «средний класс». У нас в стране он до 30 процентов перешел на дистант и вполне может, переехав в пригороды-усадьбы, стать драйвером усадебной жизни и политики устойчивого демографического роста.

52 города построил СССР за пятнадцать послевоенных лет

Ольга Воробьева: В 90-е годы я работала в ФМС (Федеральная миграционная служба — прим. ред. 1994 год). На миллион 100 тысяч убыли населения более 920 тысяч человек миграционного прироста. Для кризисной полуголодной страны просто подарок: большего прироста уже не было. И куда в основном ехали? В деревни и моногорода центральной части страны. Люди обустроили свои «избушки» и хотели в них жить…Но за пять-семь лет почти все переселились туда, где есть главное — работа. Объективности ради, замечу: это глобальная проблема. В США люди оставляют малоэтажные города, когда там исчерпывается ресурс занятости. Тут уж не до любви к месту. Не стоит идеализировать «дачность» или «усадебность». Хотя любить свое место жизни — часть нравственной осудлости человека. Человек по природе не перекати-поле, которое ветер гонит по степи.

Заброшенный частный дом в Детройте, США. Фото: REUTERS / Rebecca Cook

Перекати-город

За строительством новых и перезапуском старых городов не последует ли перенос столицы?

Ольга Воробьева: Прекрасная идея. Ее смысл в создании новых точек роста и переноса национальной энергетики элит и материальных ресурсов на дремлющие территории. Москва не даст им шанса роста. Она, как супермегаполис, все замыкает на себя, и как, феодал «Московского княжества», не видит смысла делиться. Хотя «подросли» до уровня столиц Екатеринбург, Томск, Омск. Особенно перспективен, с точки зрения инноваций и наукоемких технологий, Новосибирск. Эти города являются готовыми мульти-инфраструктурными плацдармами, объединяющим опорные магистрали — железнодорожную, трансполярную, авиационную, речную. Хотя все надо тщательно считать.

Юрий Крупнов: Дело и в приоритетах. Или мы встроимся в управление глобальными процессами, идущими в Северо-восточной Азии, и создадим в Сибири и Приморье один из центров мирового развития, или Россия отстанет, а то и потеряет часть Дальнего Востока. Нет, не территориально, но ментально и экономически Дальний Восток, если продолжится оттуда отток населения, будет поглощён центрами мирового развития, которые перемещаются к Тихому океану — Китаем, Кореей, Тайванем, Японией, Канадой и США. Перенос столицы ближе к берегу Тихого океана позволит стране превратиться в океаническую державу. Но столица на Дальнем Востоке удалит ее от европейской части и Урала. Мне одним из мест новой столицы видится Красноярск — город в центре Сибири и России. Или упомянутый Омск. По оценкам стратегического ресурса «Стратфор» (США), именно Омск задает «Русскую перспективу XXI века». Это определяется и его расположением на 73-м меридиане по оси Нур-Султан — Омск — Карачи, что сопрягает Арктику и Севморпуть, Западную Сибирь и Центральную Азию с Индийским океаном, что складывает макрорегион — Новый Средний Восток, стабилизирует мир, дает заработать на генерации его богатств.

Вид на Омск. Фото: Алексей Мальгавко/РИА Новости

Другая ось развития — Красноярск — Владивосток — о. Русский — Тихий океан (газ, высокие технологии, наука, транспортная артерия, рыбный промыслы).

Пока опыт строительства столиц — Бразилиа в Бразилии и Астаны (Нур-Султан) в Казахстане — показывает, что элиты на выходные самолетами «вырываются» в Рио-де-Жанейро и Алма-Ату «пожить по-человечески», а потом возвращаются «тянуть лямку» на «домик у моря»… По-другому бывает?

Ольга Воробьева: Кстати, есть и обратный вектор: из «сельского» Вашингтона на выходные чиновники едут «оторваться» в Нью-Йорк, где ближе к пенсии открывают свой «маленький свечной заводик».

Но строительство столиц на пустом месте имеет другие цели. И они с издержками, но достигаются: власть «освежает кровь» и мозги, она концентрируется в другой географической точке, более стратегически значимой. Вспомните успешный опыт со столичностью Санкт-Петербурга, ставшего городом мира. Впрочем, города «с нуля», как это было с нашей северной столицей, очень долго оформляются в привлекательные поселения.

Казахстан. Нур-Султан (бывшая Астана). Бульвар Нуржол. Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

Ключевой вопрос

В мире строят около 150 новых городов. Относительно успешно — Кейк (King Abdullah Economic City) или KAEC (араб. — Экономический город короля Абдаллы) в Саудовской Аравии и Путраджая — «интеллектуальный город-сад Малайзии». Последний сумел привлечь чуть более 90 тысяч жителей вместо заявленных 350 тысяч, Кейк еще меньше. В Китае пустыми стоят города-призраки. Как нам избежать их?

Ольга Воробьева: Мировой опыт, как и свой — советский, проскочить не удастся. Его издержки: в городах «с нуля» часто участки под строительство за копейки куплены лицами, аффилированными с чиновничеством. Затем они перепродаются государству и девелоперам по спекулятивным ценам. Бизнес упирается, не идет туда, люди неохотно едут — дорого, не всегда есть работа или нужная квалификация. России не удастся избежать этих издержек. А вот чтобы снизить их нагрузку, нужно быть Канадой, где, как и у нас, холодный климат, но миграционный прирост квалифицированной рабочей силы составляет 200-250 тысяч человек в год. России не получится быть Саудовской Аравией, где есть проблема перенаселения, но надо учитывать ее демографический опыт. Там в новых городах создаются благоприятные условия по жилищной ипотеке, есть малоэтажное жилье, но в местах новых поселений падает рождаемость. Раньше она составляла более трех детей семье, в новых городах — до двух. Одна их причин — высокая конкуренция на рынке труда. Ее пока выигрывают как мигранты из стран ЕС и США — на наукоемком рынке, так и рабочие из стран Юго-восточной Азии. И тех, и других саудиты держат в ежовых рукавицах вахт и контрактов, не допуская их укоренения, но и местные не укореняются и не плодятся. Выходит, надо всем миром искать: как в центр мироздания поставить человека и найти тот самый заветный Ковчег, где человеку захочется вернуться к ветхозаветному укладу бытия.

Фото: kaec.net

Как это было

Леонид Бляхер: Можно посмотреть и на исторический опыт собственной страны. Я бы напомнил, что в Российской империи сложилась особая ситуация периферии, когда у власти, кроме как обеспечивать безопасность, больше ни на что реально сил не хватало. И для того чтобы управлять страной из центра, были построены так называемые имперские города. Они возникают не как естественный результат агломерационных процессов, то есть стягивания людей, производственных мощностей и т.д, а как политические центры. Образно это выглядит так: есть некая мощная ГЭС в столице, но страна огромная, поэтому строятся подстанции передачи энергии власти. По существу Хабаровск, Владивосток, Харбин, Иркутск, Томск, Омск, а если брать южнее, то это Фергана, Усть-Каменогорск, это и есть имперские города. Элите этих городов предоставляется довольно большая свобода в обмен на полнейшую лояльность. Так же был организован и Советский Союз. Структура, которая стягивала империю, тоже была городская. Столицы нацреспублик, столицы краев и областей выполняли ту же самую функцию имперских городов. Хозяйственная функция там была вторичной. Как правило, города связывались в пары: имперский город и хозяйственно-имперский город. Для нашего края — это Хабаровск и Комсомольск-на-Амуре. Для Приморского края — Владивосток и Находка.

Вопрос, зачем строить новый город, если есть уже готовый, населенный, приспособленный, который строился как имперский? Скажем, Хабаровск или Владивосток не являются де-факто миллионниками. Но на своей территории они выполняют функцию мегаполиса. То же самое с Иркутском. Миллионники — Красноярск, Новосибирск, Омск, крупный центр Томск.

Россия. Красноярск. 2021 год. Фото: Андрей Самсонов/ТАСС

Новониколаевск, будущий славный город Новосибирск, не предусматривался как город. Здесь строили поселок, который должен был обслуживать только депо и мост.

Уже в 1893-й, первый год существования поселка в российской печати, появилось сообщение о том, что в районе строительства железнодорожного моста через Обь вырос с невероятной быстротой населенный пункт, который, по-видимому, должен иметь солидное будущее как крупный торговый центр. Поселок получил имя императора Александра III (Александровский), а в 1895 году поселок переименовали в честь нового царя в Новониколаевский.

В 1902 году появились первые открытки с видами поселка на русском и французском языках, выпущенные московской фонотипией Шерера и Набгольца, а в 1904-м подготовлен первый альбом видов города.

В этот период поселок претендует на выделение в самостоятельную административную единицу, на ранг посада или города. К 1903 году ему удается получить права безуездного города в упрощенном виде, затем, через пять лет, добиться полного городового положения. В эти годы в городе появляются отделения крупнейших российских банков — государственного, русско-азиатского, имевшего отделения не только в России, но и в Париже, Пекине, Тянь-Цзине, Иокогаме и Нагасаки, русского для внешней торговли банка, сибирского и др. Открывается главная сибирская контора «Международной компании жатвенных машин», созданной Морганом (США).

В 1905 году Новониколаевск являлся безуездным городом Томской губернии. Численность его населения, согласно данным первой однодневной переписи, проведенной 23.10.1905 года составляла 26 028 человек, из которых 10 769 являлись домохозяевами и членами их семей и 11 949 человек — квартиросъемщиками. К производственным зданиям города относились 4 паровых и 11 водяных мельниц, лесопильный, пивоваренный, кожевенный и 10 маслобойных заводов, 12 прядильных и 2 шубные мастерские, 35 кирпичных сараев, 22 прачечные. Кроме того, действовало около 200 столярных, слесарных, кузнечных, сапожных, пошивочных, хлебопекарных мастерских, 212 торговых заведений, 5 трактиров и 11 постоялых дворов, до десятка винных и пивных складов. Внутригородские перевозки осуществляли 250 легковых и 400 ломовых извозчика. Обыватели имели свыше 4 тысяч голов скота, в основном лошадей. На ситуацию в городе повлияла начавшаяся в 1904 году русско-японская война, следствием которой стали массовый призыв в армию части горожан и появление в городе гарнизона численностью в 1182 человека.

В первый же год своего существования, по инициативе инженера-строителя железнодорожного моста Будагова, в городе открываются школа и народный театр, а 22 мая 1897 года закладывается добротный каменный собор Александра Невского. В 1898 году по инициативе Янкелевич-Чариной создается музыкально-драматический кружок, через два года предпринимателем Литвиновым открывается типография.

В 1902 году открыто детское учреждение для подготовки девочек и мальчиков (начиная с семилетнего возраста) к поступлению в иногородние гимназии. В 1905 году оно преобразовано в женскую прогимназию с четырехлетним сроком обучения (в 1916 году преобразуется в первую Новониколаевскую женскую гимназию).

В 1906 году начинает работать библиотека, основу которой составили 700 книг классиков художественной литературы, подаренных купцом Руниным. Редактор Курский и издатель Литвинов начинают издавать городскую газету «Народная летопись» В этом же году открывается частное мужское училище, готовящее юношей для поступления в технические вузы, а также детский сад.

В 1912 году Новониколаевск становится первым городом России, в котором вводится всеобщее начальное образование. В следующем году создается оркестр в составе 25 балалаечников, скрипачей, свирельщиков и других музыкантов. В 1916 году открывается первая музыкальная школа Заводовского по обучению игры на фортепиано, скрипке, виолончели и других оркестровых инструментах.

Инфографика «РГ» / Антон Переплетчиков / Елена Новоселова / Владимир Емельяненко

Сырьевой фактор роста | shafranik.ru

Роль нефтегазового комплекса в экономике России, ее зависимость от «нефтяного фактора», проблема освоения новых месторождений и целых регионов, государство, собственность и нефть, перспективы российских компаний на Ближнем Востоке — все это темы беседы главного редактора журнала «Экономические стратегии» Александра Агеева с Юрием Шафраником, в 1993-1996 годах министром топлива и энергетики России, ныне руководителем межгосударственной нефтяной компании «Союзнефтегаз».

В любой сфере, будь то национальный бюджет, внешнеторговый баланс или формирование валютных резервов России, отечественный нефтегазовый комплекс играет огромную, можно сказать, критическую роль. Вы же ратуете за открытие и освоение все новых нефтегазовых месторождений. Не означает ли это, что зависимость российской экономики от нефтегазового комплекса еще возрастет, хотя больше уже, кажется, некуда?

Ю.Ш.: Можно ответить твердо и ясно: не возрастет. Но поскольку в обществе действительно ведется активная дискуссия по поводу сырьевой направленности и сырьевой зависимости нашей экономики, обсуждается вектор нашего движения, я постараюсь обосновать свой ответ.

С начала 1990-х такая зависимость, безусловно, повысилась. Хорошо это или плохо? Плохо, поскольку означает, что смежные отрасли работают недостаточно, взаимодействие между ними не налаживается, а их продукция замещается товарами и оборудованием, технологиями, сервисом из-за рубежа. Но, говоря о возрастании роли нефтегазовой индустрии, надо брать слово «рост» в кавычки, поскольку в реальности мы имеем не рост, а восстановление добычи нефти, конденсата, газа. Мы не вернулись еще на позиции конца 1980-х, когда Россия добывала до 570 млн тонн нефти в год.

Вы говорите о Советском Союзе?

Ю. Ш.: Только о России. Советский Союз тогда добывал 625 млн тонн. Итак, Россия добывала раньше 570 млн тонн, в прошлом году — 375, а в этом году выйдет на 400 млн тонн. То есть мы лишь возвращаемся на утраченные позиции, только восстанавливаем их. Почему я акцентирую это? Потому что возврат на прежние позиции за счет «старых» месторождений, прекрасных месторождений, уже обустроенных, со сложившейся инфраструктурой — это, скажем так, копейки, небольшие вложения. Речь идет о месторождениях, разрабатываемых сегодня или взятых в разработку в конце 1980-х — начале 1990-х годов, где еще десятки лет можно жить и работать. Но если говорить о восстановлении, о выходе на прежние позиции, то за счет данного потенциала можно расти всего лишь несколько лет, может, два-три года. И за это время мы просто обязаны выйти на новые площади, новые месторождения, развить там инфраструктуру. На это уйдет от пяти до десяти лет в зависимости от ценовой конъюнктуры, региона, масштабов необходимых вложений. Нужно обязательно осуществить этот «перехват» — переход от старых площадей к новым, чтобы не то что обеспечить большой рост, но хотя бы «не упасть» при плохой ценовой конъюнктуре, а затем действительно выйти на уровень 450-480 млн тонн и даже 500 млн тонн добычи. К тому же, если затраты на восстановление за счет старых месторождений принять за единицу, то для пуска новых потребуется в пять-восемь раз больше. По оценкам специалистов, в прошлом году в нефтегазовый сектор было сделано восемь, максимум десять млрд долларов прямых инвестиций. Умножайте на пять — не ошибетесь; в результате получится, что для обеспечения роста в новые месторождения нужно вкладывать минимум 30-35 млрд долларов в год.

Но почему Вы считаете, что это не повысит и так уже гипертрофированную роль нефтегазового сектора?

Ю.Ш.: С чьей-то точки зрения, возможно, повысит, а с моей — наоборот. Хотя бы потому, что мы обязаны направить эти ресурсы на заказы нашей промышленности. Не так давно в Перми состоялось заседание Высшего горного совета, оно готовилось более полугода, его тематика согласовывалась и обсуждалась многими министерствами, ведомствами, горным сообществом, оборонщиками, машиностроителями. Вывод был один: «сырьевой» фактор должен сработать на подъем национальной промышленности. Конечно, можно много говорить об инновациях, но самое главное из того, что предложено в Перми, — это перечень мер государственного влияния, которые заставили бы сырьевой фактор работать на оживление индустрии. В мире такие примеры были и есть.

Когда упомянутые 30 млрд долларов, необходимые ежегодно для освоения новых месторождений, пойдут в виде заказов и прямых инвестиций в нашу промышленность, это и станет серьезным фактором ее оживления, изменит положение в несырьевых отраслях экономики.

То есть сам по себе российский ТЖ может стать источником инвестиций для подъема отечественной промышленности?

Ю.Ш.: Конечно, хотя я не отрицаю и той роли, которую способны сыграть в развитии нашей экономики, например, внешние заимствования. Приход денег из-за рубежа, если они идут напрямую в инвестиционные проекты, а не для поддержания, допустим, курса рубля, чем мы «баловались» в прошлом, — это нормально. Однако главный фактор роста находится в нас самих: мы обладаем огромным сырьевым потенциалом, причем он востребован рынком, а раз так, то он и является фактором роста. Надо только правильно распорядиться средствами. А что касается нефтяной зависимости, то вот еще один пример. Кувейт добывает 49 тонн нефти на человека, Норвегия — 34 тонны. Саудовская Аравия — 18 тонн, а Россия в целом — 2,6 тонны. Сами по себе эти показатели вовсе не свидетельствуют о сырьевой зависимости перечисленных стран. Ту же Норвегию можно считать «сырьевой» лишь с жуткой натяжкой, поскольку там огромные финансовые ресурсы вкладываются в развитие новых технологий, машиностроения, в создание морских платформ для добычи, которые они сегодня делают лучше всех в мире, и так далее. При реализации проектов, естественно, возникает потребность в новых высоких наукоемких технологиях.

Если мы говорим о необходимости освоения в России новых месторождений, то о каких регионах идет речь? Я спрашиваю потому, что и Вы сами, и возглавляемый Вами «Союзнефтегаз» активно участвовали в запуске проекта по Ванкорскому месторождению в Восточной Сибири, а конкретнее — на севере Красноярского края.

Ю.Ш.: Мне кажется, мы подошли к рубежу, когда страна должна сконцентрировать усилия на пусковых регионах и пусковых проектах. Запуская эти проекты, создавая там необходимую инфраструктуру, — не только хозяйственную, но и законодательную, нормативную, — мы обеспечим координацию усилий в интересах всех собственников, а также в интересах развития территорий. К каким регионам я это отношу? Это, безусловно, Сахалин, Прикаспий. Тимано-Печора, Ямало-Ненецкий округ, и пятым я бы назвал север Красноярского края.

На севере Красноярского края, на стыке с Ямалом, как раз сегодня просматривается сразу десяток проектов. Инфраструктура, созданная в Тюменской области (города, дороги, трубы, ЛЭП), может уже в ближайшие несколько лет использоваться с учетом нужд Красноярского края, тем самым помогая снижать затраты на освоение этого огромного по территории региона и хороших, но разбросанных иногда на тысячи километров друг от друга месторождений края. Запуск таких проектов в подобных регионах — это некая сверхзадача для государства. Не случайно мы как инвестиционно-финансовая группа, два года назад раздумывая, куда привлечь средства, видели перед собой просто нетронутый район. Ни одна крупная компания до зимы этого года не проявляла никакого серьезного интереса к данному региону.

За восемь лет на этом месторождении не пробурили ни одной скважины. Мы поставили перед собой цель: показать значимость инвестиционного проекта, привлечь инвесторов, раскрутить его, и это удалось. Сейчас, правда, существуют проблемы между рядом собственников, есть и спорные моменты, но уже к зиме этого года «Тоталь», «ЮКОС», «Роснефть» пожелали участвовать в этом серьезном пусковом проекте. Проект «Ванкора» может оживить весь север Красноярского края, хотя не только он один, поскольку тут речь вдет примерно о 150 млн тонн извлекаемых запасов, а для освоения такого крупного региона и оправданных затрат на инфраструктуру нужно 300-500 млн тонн. И они на севере Красноярского края имеются. Нужно их доразведать, а на это понадобится еще несколько лет. Есть и соседние месторождения, которые нужно, скоординировав усилия, запустить в одном проекте. Собственники могут быть разные, важно, чтобы они, включая государство в лице федеральных властей и особенно администрации Красноярского края, имели ясную программ}’ действий и, выдавая лицензии, обсуждая с компаниями проекты освоения того или иного месторождения, делали все это синхронно, одновременно сооружая трубопроводы, дороги, базовые поселки. И тогда, поверьте мне, край очень быстро оживет.

Коль скоро мы говорим об освоении нефтяного потенциала Восточной Сибири, то как бы Вы прокомментировали недавнее сообщение о том, что японские власти высказались в пользу сотрудничества с Россией в разработке одного из нефтяных месторождений в этом регионе? Еще раньше японцы заявили о своей готовности участвовать в строительстве экспортного трубопровода к тихоокеанскому побережью России, к Находке.

Ю.Ш.: Еще в начале 1990-х годов и Япония, и Корея, и Китай рассматривали возможность освоения ресурсов и сооружения трубопроводов на Дальнем Востоке и в Красноярском крае. Сам по себе возврат к этой проблеме — факт положительный. Тем не менее я бы сформулировал вопрос так: спорить о трубах можно сколь угодно долго, но если их нечем наполнить, то они останутся предметом теоретического рассмотрения для аналитиков и политологов. Что касается практики, безусловно, уже есть оконтуренные месторождения, но нужно дополнительно вкладывать огромные ресурсы в доразведку. Потому что разведанных, извлекаемых и экономически выгодных запасов у нас сегодня на всей этой огромной территории недостаточно. Поэтому главный упор — на до-разведку силами государства ли, компаний ли, а может быть, за счет средств, привлеченных из Японии. И только затем — определение наиболее выгодных и правильных путей транспортировки.

В настоящее время между Китаем и Японией разворачивается серьезное соперничество за доступ к нефтегазовым ресурсам России. В первую очередь, это соперничество касается возможной трассы экспортного нефтепровода, который должен начинаться в Ангарске. Китай поддерживает проект нефтяной компании «ЮКОС», согласно которому экспортный нефтепровод пройдет по трассе «Ангарск — Забайкальск — Дацин». Объем экспорта нефти при выходе проекта на полную мощность — 30 млн тонн в год. Японцы предпочитают проект АК «Транснефть», предусматривающий прохождение нефтепровода по трассе «Ангарск — Казачинское — Тында — Находка». Объем экспорта нефти, при котором этот нефтепровод будет рентабельным, составляет 50 млн тонн в год.

Каждый из проектов имеет свои сильные и слабые стороны. Так, проект «Ангарск — Дацин» проработан более детально, под него имеются соответствующие договоренности сторон. Проект «Ангарск — Находка» обеспечивает диверсификацию экспортных поставок, снижает зависимость нашей страны от определенных импортеров.

В рамках энергетической стратегии России на период до 2020 года рассматривается возможность совмещения этих двух проектов путем строительства нефтепровода «Ангарск — Находка с ответвлением на Дацин». Однако для эффективной работы нефтепровода при одновременном экспорте и через Дацин, и через Находку ежегодно потребуется не менее 80 млн тонн нефти. В настоящее время на территории Восточной Сибири и прилегающих к возможной трассе районов Дальнего Востока нет разведанных запасов нефти, которые позволили бы обеспечить необходимый уровень добычи, хотя прогнозные ресурсы углеводородов здесь оцениваются весьма высоко. К тому же не стоит рассчитывать на большие объемы нефти из Западной Сибири, поскольку нам нельзя уходить с освоенных европейских рынков сбыта.

Конечно, государство должно поддерживать подобные инфраструктурные проекты. Но не надо целиком и полностью полагаться на бюджет, основную массу средств необходимо привлекать напрямую в качестве инвестиций. Если японские компании проявляют заинтересованность, нужно уже сегодня предложить им осваивать то или иное месторождение в партнерстве с российскими коллегами. Когда начнутся работы по доразведке месторождений, будет больше ясности и по вопросу о трубопроводах.

Перейдем от регионов к российскому ТЭКу в целом. Пик Вашей деятельности на посту министра пришелся на период формирования нынешней модели российского ТЭК, которая предполагала среди прочего создание шести-семи крупных нефтяных компаний, контрольный пакет каждой из которых должен был принадлежать государству. Почему этот план не был осуществлен в полной мере?

Ю. Ш.: Первая половина 1990-х годов — это период проведения серьезных преобразований в топливно-энергетическом комплексе страны. Тогда были заложены базовые принципы работы отрасли, осуществлено реформирование нефтяной и угольной промышленности, разработаны основные направления реформы электроэнергетики.

Рис.1

Время показало, что замысел структурных преобразований, в частности, в нефтегазовом секторе, был абсолютно верным, хотя концепция реформирования нефтяной промышленности России отражала компромисс между различными силами — от тех, кто хотел полной и мгновенной приватизации, до тех, кто предлагал все оставить в ведении государства.

Как Вы верно заметили, предполагалось сформировать максимум шесть-семь мощных вертикально интегрированных нефтяных компаний, способных не только обеспечить внутренние потребности, но и конкурировать с ведущими компаниями мира. Контрольные пакеты акций этих компаний должны были принадлежать государству, Но акционирование и создание компаний — это одно, а стремление продать за полтора года все предприятия нефтяной промышленности за смешные деньги — другое.

В свое время Минтопэнерго РФ, которое я возглавлял, было против форсированных темпов приватизации, против проведения залоговых аукционов. Стоимость продажи акций нефтяных компаний и их реальная рыночная стоимость отличались кратно. Пожалуй, деньги здесь не самое главное, гораздо важнее, что была задана тенденция раздела и передела собственности, но не было создано условий для развития новых частных предприятий, для защиты частных инвестиций. Почему в странах со 100-летней историей рыночных отношений сама приватизация и подготовка к ней занимают годы, а мы избавились от государственной собственности за месяцы?!

Государству следовало сохранить свой контроль над нефтяными компаниями в первозданном виде как минимум до 2000 года, что позволило бы управлять ими на переходном этапе. Наряду с этим должны были появиться тысячи акционерных обществ, которые бы за счет частного капитала при поддержке государства разрабатывали малые и средние месторождения. Получилось же все не совсем так, как задумывалось. Началась форсированная приватизация нефтедобывающих предприятий. В результате столкновения олигархических, региональных и иных интересов мы получили 15 компаний.

О накале и остроте борьбы вокруг топливно-энергетического комплекса страны говорит тот факт, что Указ Президента РФ о проведении залоговых аукционов был подписан без виз и согласия Минтопэнерго. Залоговые аукционы прошли. Это была не просто приватизация, а распродажа контрольных пакетов акций, принадлежащих государству.

Стержнем нефтегазового комплекса России, проводником интересов государства, согласно концепции реформирования нефтегазового комплекса, должна была стать, пусть и не самая большая, национальная нефтяная компания, через которую государство реализует, защищает, стимулирует особые проекты и интересы. Национальная нефтяная компания нужна государству, президенту и, по большому счету, людям. Для всех остальных она, конечно, конкурент. Вот так, с плюсами и минусами была реализована та часть стратегии развития энергетики, о которой вы спрашиваете.

Вам не кажется, что немало российских граждан недовольно тем, что государство уже не контролирует многие нефтяные компании, а отсюда и призывы к национализации, пересмотру итогов приватизации в нефтяном секторе?

Ю.Ш.: Я бы не хотел, тем более сейчас, перед выборами, заниматься спекуляциями на эту тему. Скажу только, что недра по-прежнему находятся в ведении государства, а через недра можно управлять всем, чем пожелаешь. Главное, избегать волюнтаризма, иначе инвестор просто не придет. Ресурсы, вложенные в месторождения, окупаются лишь через пять-шесть лет, поэтому надо любить инвестора. Но любить того, кто вкладывает в новые месторождения, а не занимается дележом созданного до него. Если вспомнить ту же энергетическую стратегию, то тогда мы задумывали привлечь частный капитал именно в новые проекты. В таком случае наряду с компаниями, созданными на базе вчерашней госсобственности, появились бы сотни, а может, и тысячи компаний с участием частного капитала. Это позволило бы государству осуществлять взвешенный контроль, через лицензионные соглашения воздействовать на игроков, особенно поощряя тех, кто занимается новыми проектами. Средних и мелких компаний должно быть много. Ведь это новые рабочие места. Повторюсь: самое главное — это инвестиции. Небольшая частная компания всегда найдет кредит под конкретный проект и сумеет расплатиться, безусловно, если ей это позволит налоговая система. Хочу подчеркнуть один принципиально важный факт — малый бизнес в нефтедобывающей промышленности занят не переделом старой государственной, а созданием новой собственности. Это надо приветствовать и пропагандировать.

Крупные инвестиционные проекты, как паровоз, двигают экономик)’, дают рабочие места, позволяют осваивать территории. Они могут быть государственными, частными, смешанными. Главное, чтобы они были. Этим необходимо целенаправленно заниматься.

Как Вы относитесь к опасениям, возникающим, в связи со слиянием крупных компаний, переходом акций наших нефтяных компаний к иностранным владельцам. Не произойдет ли смена собственников?

Ю.Ш.: Я думаю, если присмотреться повнимательней, то окажется, что большинство хозяев отечественных компаний уже сегодня не являются российскими гражданами. Однако страшилки на эту тему не имеют под собой оснований. Если западный инвестор изъявляет желание напрямую вложить деньги в пусковой проект, следует создать ему все условия, а не запугивать самих себя. Конечно, надо стремиться к тому, чтобы компании имели российскую юрисдикцию.

Логично перейти к международной тематике. Как вы, считаете, каковы сегодня перспективы российских нефтяных компаний, например, в Ираке?

Ю.Ш.: Речь идет о второй по запасам нефти державе мира — мы просто обязаны работать в Ираке. Усилия, которые предприняты сейчас российским руководством, позволяют достаточно уверенно вести переговоры, готовиться на равных участвовать в осуществлении проектов в этой стране — и строительных, и инфраструктурных, и нефтяных. Вообще эту проблему можно разбить на три составляющие. Прежде всего, надо восстановить в Ираке нормальную жизнь. Здесь, как говорится, по деньгам и счастье. Если это дела-.ется за счет средств бюджета США, значит, американцы имеют полное право делить проекты и тендеры между своими компаниями. Другое дело, что некоторые составляющие этих проектов мы могли бы реализовывать совместно с ними. И по уровню связей, и по опыту вхождения российских компаний в Ирак мы их опережаем. Второе: Россия могла бы на равных участвовать в тех проектах, которые осуществляются на иракские деньги. И третье — это новые проекты. Как только в стране появится легитимное правительство, на поверхность всплывет масса проблем, например, с курдами или шиитами. На мой взгляд, каждая из этих социальных групп должна получать отчисления от тонны нефти. Это позволит сгладить остроту противостояния. Нам, безусловно, необходимо участвовать в совместных проектах в сфере нефти и газа, трубопроводов, восстановления электростанций, портов. Не надо забывать, что у российских предприятий огромный опыт работы в Ираке, многие российские специалисты хорошо знают Ирак и их знают в этой стране.

В последнее время явно оживились попытки Саудовской Аравии наладить контакты с бизнес-элитой России. Можно ли ожидать участия саудовского капитала в конкретных инвестиционных проектах в России?

Ю.Ш.: Для этого нужно прилагать определенные усилия. Мы именно это и сделали. В октябре прошлого года состоялось заседание межправительственной комиссии, встречались саудовские и российские министры. В декабре мы учредили деловой совет Саудовская Аравия — Россия, я стал его председателем, затем — арабско-российский совет под председательством В.П. Евтушенко. Таким образом, за очень короткое время была создана атмосфера, позволяющая надеяться, что от минимальных объемов экономического сотрудничества мы сможем перейти к очень серьезным цифрам. Недавно в России побывала самая большая делегация в истории наших отношений — более 80 бизнесменов из Саудовской Аравии. И я могу с уверенностью сказать, что некоторые направления сотрудничества уже намечены. Во-первых, это наше вхождение в арабский мир через Саудовскую Аравию — одно из самых влиятельных и богатых государств — с проектами, может быть, в меньшей степени нефтяными, а в большей степени связанными с производством оборудования, строительством, бурением, развитием инфраструктуры. Во-вторых, прослеживается явное стремление саудовского капитала войти в проекты, которые, с нашей точки зрения, выгодно осуществить здесь, в России, или в третьих странах. За довольно короткий промежуток времени между нами возник чрезвычайно активный диалог. Саудовская Аравия и Россия являются двумя самыми крупными нефтяными игроками в мире. И оттого, насколько правильно, грамотно и терпеливо они будут координировать свои объемы добычи, влиять на принятие решений ОПЕК, будет многое зависеть.

Ожидаете ли вы резкого падения цен на нефть в связи с ситуацией вокруг Ирака?

Ю.Ш.: Колебания были, есть и, возможно, еще будут. Перед войной и во время войны можно было ожидать как взлета, так и падения. Лучше быть готовым к тому и другому. Восстановление инфраструктуры Ирака идет очень медленно, хотя есть реальная возможность за полгода активной работы восстановить довоенный уровень добычи. Но поскольку ситуация в стране нестабильная, этот процесс затягивается, а значит, не будет и резкого падения цен.

территориальных обзоров ОЭСР: Красноярская агломерация, Российская Федерация | Территориальные обзоры ОЭСР

  1. Дом
  2. Статистика
  3. Территориальные обзоры ОЭСР
  4. Территориальные обзоры ОЭСР: Красноярская агломерация, Российская Федерация

Территориальные обзоры ОЭСР

Эта серия предлагает анализ и руководство по политике для национальных и местных органов власти, стремящихся укрепить политику и управление территориальным развитием. Эти обзоры являются частью более крупной работы ОЭСР по региональному развитию, которая касается территориального аспекта ряда политических проблем, включая управление, инновации, городское развитие и политику в сельских районах. Эта работа включает как тематические отчеты, так и отчеты по конкретным странам или регионам.